В тревоге, пронизывавшей принцессу в самые радостные минуты, в ее опасениях, угрызениях совести, в ее рабстве, словом, в той необъяснимой боли, сжимавшей сердце бедной матери и отравлявшей ей счастье, было нечто детское и вместе с тем нестерпимое.
Она встала рядом с Авророй на колени. Донья Крус осталась у изножия дивана. Принцесса долго вглядывалась в лицо дочери. Ей пришлось сдерживать рыдания, вырывавшиеся у нее из груди. Аврора была бледна. В тревожном сне волосы ее разметались и волною упали на ковер. Закрыв глаза, принцесса взяла их и прижала к губам.
- Анри! - сквозь сон пробормотала Аврора, - Анри, друг мой!
Принцесса так побелела, что донья Крус бросилась вперед, чтобы ее поддержать. Но Аврора де Келюс оттолкнула ее и с тоскливой улыбкой сказала:
- Я привыкну. Ах, если бы она вспомнила во сне и мое имя!
Она прислушалась, но имя ее так и не прозвучало. Губы Авроры были полуоткрыты, девушка тяжело дышала.
- Что ж, наберусь терпения, - проговорила несчастная мать, - быть может, в следующий раз она увидит во сне и меня.
Донья Крус встала перед нею на колени. Госпожа Гонзаго улыбнулась; покорность придавала ее лицу возвышенную красоту.
- Ты знаешь, Флор, - заговорила она, - увидев тебя впервые, я очень удивилась: мое сердце не рванулось тебе навстречу. А ведь ты хороша собою той испанской красотой, какую я ожидала найти у своей дочери. Но взгляни на ее лицо, взгляни же!
Принцесса отодвинула волосы, почти полностью закрывавшие лицо Авроры.
- А вот этого у тебя нет, - продолжала она, прикоснувшись к вискам спящей, - это у нее от Неверов. Когда я увидела ее и этот человек сказал: "Вот ваша дочь!", в сердце моем колебаний не было. Словно с небес послышался голос де Невера: "Это твоя дочь!"
Жадными глазами всматривалась принцесса в черты Авроры. Через несколько секунд она снова заговорила:
- Когда Невер спал, он точно так же смежал веки, я часто видела такую же складку у его губ. И улыбаются они очень похоже. Невер был юн, кое-кто говорил, что красота его несколько женственна. Но более всего меня поразил ее взгляд. О, в нем горит огонь де Неверов! Доказательства? Как мне жалки все эти доказательства! Господь начертал наше имя на лице этого ребенка. Я верю вовсе не Лагардеру, а своему сердцу.
Принцесса Гонзаго говорила полушепотом, однако при имени Лагардера Аврора слегка вздрогнула.
- Она сейчас проснется, - заметила донья Крус.
Охваченная каким-то ужасом, принцесса поспешно поднялась на ноги. Увидев, что дочь ее вот-вот откроет глаза, она быстро попятилась.
- Не сразу! - изменившимся голосом взмолилась она. - Не говори ей сразу, что я здесь. Нужно ее подготовить.
Аврора подняла руки и потянулась всем телом, как это часто бывает при пробуждении. Затем она вдруг широко раскрыла глаза, оглядела комнату, и на лице ее появилось удивление.
- Ах, ты здесь, Флор? - воскликнула она. - Я помню. Значит, это мне не приснилось!
Аврора стиснула руками лоб.
- Но это не та комната, где мы были ночью, - продолжала она. - Неужто мне все приснилось? Я видела свою мать?
- Да, видела, - ответила донья Крус.
На глаза принцессы, стоявшей подле алтаря, навернулись слезы радости. Первая мысль дочери была о ней. О Лагардере девушка пока даже не вспомнила. Всей душой принцесса возблагодарила Господа.
- Но почему меня всю ломает? - спросила Аврора. - Каждое движение причиняет мне боль, дышать тяжело. Я вспоминаю, что в Мадриде, в монастыре, чувствовала себя точно так же, когда оправилась от серьезной болезни и лихорадка у меня прошла. В голове тогда была пустота, а на сердце какая-то тяжесть. Всякий раз, когда я принималась думать о чем-нибудь, перед глазами появлялись огненные круги, а голова, казалось, раскалывается.
- У тебя была горячка, - ответила донья Крус, - ты была очень больна.
Цыганка перевела взгляд на принцессу, словно желая ей сказать: "Теперь очередь за вами, не мешкайте же". Но принцесса, стиснув руки, робко и обожающе следила со своего места за дочерью.
- Не знаю, как лучше выразиться, - прошептала Аврора, - это словно какой-то груз, который гнетет мои мысли. Я как будто вот-вот приоткрою завесу мрака, охватившего мой бедный разум. Но у меня никак не выходит, никак! Девушка бессильно уронила голову на подушку.
- Матушка сердится на меня? - спросила она.
Едва Аврора произнесла это, как взгляд ее вспыхнул. Она почти поняла, что с нею происходит, но лишь на какое-то мгновение. Мысли ее опять затуманились, и огонь, зажегшийся было в ее прекрасных глазах, снова погас.
Услышав последние слова дочери, принцесса вздрогнула. Повелительным жестом она остановила донью Крус, которая хотела что-то сказать. И шагом, легким, как в то время, когда она, молодая мать, подходила к заплакавшему в колыбели младенцу, принцесса подбежала к дочери. Да, сдерживаться и далее было ей не по силам. Она сзади приподняла голову девушки и запечатлела долгий поцелуй у нее на лбу. Аврора улыбнулась. Только теперь можно было догадаться о необычном переломе, который произошел у нее в мыслях. Аврора казалась счастливой, но тем ежедневным спокойным и ясным счастьем, которое длится уже давно. Она поцеловала принцессу, словно ребенок, привыкший каждое утро возвращать материнский поцелуй.
- Матушка, - тихо проговорила она, - ты мне снилась и все время плакала в моем сне. А почему здесь Флор? - вдруг спросила она. - Флор же мне не мать. Но сколько всего может произойти за одну ночь!
Девушка продолжала бороться. Ее рассудок силился разодрать завесу. Но и на сей раз, утомившись от болезненного усилия, она сдалась.
- Я хочу видеть тебя, матушка, - сказала она. - Подойди, возьми меня на колени.
Принцесса, смеясь сквозь слезы, села на диван и обняла Аврору. Как высказать все, что она чувствовала? Есть ли в человеческом языке слова, которыми можно осудить и заклеймить преступление, рожденное на небесах - эгоизм материнского сердца? Наконец-то принцесса вновь обрела свое сокровище: дочь, слабая телом и рассудком, лежала у нее на коленях, это был ее бедный ребенок. Принцесса хорошо видела Флор, которая не могла сдержать слез, но сама она была счастлива и словно не в себе: она укачивала Аврору и, сама того не ведая, напевала какую-то бесконечно нежную мелодию. Аврора положила голову ей на грудь. Прелестное и вместе с тем душераздирающее зрелище.
Донья Крус отвела взгляд.
- Матушка, - проговорила Аврора, - мысли мои кружатся, и я никак не могу их собрать. Мне кажется, что это ты не позволяешь мне прояснить их. И я чувствую, что во мне есть что-то не мое. Должно быть, матушка, я стала подле вас другой.
- Ты в моем сердце, милое мое дитя, - отвечала принцесса с неописуемой мольбою в голосе, - и не думай больше ни о чем. Отдохни у меня на груди. Радуйся счастью, которое ты даришь мне.
- Сударыня, - прошептала ей на ухо донья Крус, - пробуждение будет слишком ужасным!
Принцесса раздраженно отмахнулась от нее. Она хотела забыться в этом всепоглощающем чувстве, которое тем не менее ранило ей душу. Так зачем же напоминать, что все это лишь сон!
- Матушка, - снова начала Аврора, - если ты будешь со мною говорить, я чувствую, пелена спадет с моих глаз. Ах, если бы ты знала, как я страдаю!
- Ты страдаешь! - повторила принцесса Гонзаго, страстно прижимая дочь к своей груди.
- Да, очень. Мне страшно, матушка, невероятно страшно, и я не знаю, не знаю…
В голосе девушки звучали слезы, ее прелестные руки закрыли лицо. Принцесса почувствовала, как вздрогнуло что-то в груди у Авроры, которую она прижимала к своей.
- Ох! - воскликнула Аврора. - Оставьте меня! Я должна любоваться вами, матушка, стоя на коленях. Я начинаю вспоминать. Неслыханное дело! Мне только что показалось, что я никогда не покидала ваших объятий!
Девушка испуганно смотрела на принцессу. Та попыталась улыбнуться, но на лице у нее был написан страх.
- Что с вами? Что с вами, матушка? - проговорила Аврора. - Вы ведь рады, что снова обрели меня, не правда ли?
- Рада ли я, любимое дитя?
- Да, в этом все дело: вы обрели меня, у меня не было матери.
- И Господь, который нас воссоединил, больше не разлучит мать и дочь!
- Господь! - повторила Аврора, уставившись в пустоту расширившимися глазами. - Господь! Я не могу сейчас ему помолиться, я забыла молитву.
- Хочешь, мы повторим ее вместе? - спросила принцесса, ухватившись за возможность отвлечь девушку.
- Хочу, матушка. Нет, погодите, есть еще что-то…
- Отче наш, иже еси на небесех, - начала принцесса, сложив руки Авроры меж своими ладонями.
- Отче наш, иже еси на небесех, - как ребенок, повторила Аврора.
- Да святится имя твое, - продолжала мать.
На сей раз, вместо того чтобы повторить, Аврора вся напряглась.
- Есть еще что-то, - повторила она, сжимая покрытые испариной виски онемевшими пальцами, - еще что-то… Флор, ты знаешь, скажи - что!
- Сестричка… - пробормотала цыганка.
- Ты знаешь! Знаешь! - повторила Аврора, часто мигая повлажневшими глазами. - Ну почему никто не хочет мне помочь?
Внезапно она выпрямилась и посмотрела матери прямо в лицо.
- А этой молитве, - отрывисто заговорила она, - разве вы, матушка, меня научили?
Принцесса опустила голову, из груди ее вырвался стон. Аврора не спускала с нее горящего взгляда.
- Нет, не вы, - прошептала она.
Мозг девушки сделал последнее усилие, и вдруг она громко вскрикнула:
- Анри! Анри! Где Анри?
Аврора уже стояла. Ее суровый и высокомерный взгляд был устремлен на принцессу. Флор пыталась взять девушку за руку, но та оттолкнула ее с неженской силой. Принцесса рыдала, уронив голову на колени.
- Отвечайте! - воскликнула Аврора. - Что стало с Анри?
- Но я ведь думала только о тебе, - пролепетала принцесса Гонзаго.
Аврора резко повернулась к донье Крус.
- Его убили? - с высоко поднятой головой, сверкая очами, спросила она.
Донья Крус молчала. Аврора снова повернулась к матери. Та опустилась на колени и тихо сказала:
- Ты терзаешь мое сердце, дитя мое. Сжалься!
- Его убили? - повторила Аврора.
- Он! Всегда лишь он! - ломая руки, воскликнула принцесса. - В сердце у этого ребенка не осталось места для материнской любви!
Аврора стояла, глядя в пол.
- Они не хотят мне сказать, убили его или нет, - вслух подумала она.
Принцесса протянула к ней руки и вдруг, лишившись чувств, упала навзничь.
Аврора схватила мать за руки, лицо девушки покраснело, во взгляде читалось отчаяние.
- Клянусь собственным спасением, я верю вам, сударыня, - заговорила она, - я верю, что вы ничего дурного ему не сделали, и тем лучше, раз вы любите меня так же, как я вас. Но если вы сделали ему что-нибудь дурное…
- Аврора! Аврора! - воскликнула донья Крус и закрыла ей рот ладонью.
- Я просто говорю, - с высокомерным достоинством отозвалась мадемуазель де Невер, - я никому не угрожаю. Мы с матерью знаем друг друга всего несколько часов, и хорошо, что наши сердца открыты. Моя мать - принцесса, я - бедная девушка, и это дает мне право разговаривать с нею свысока. Будь моя мать бедной, слабой и покинутой женщиной, я разговаривала бы с нею, стоя на коленях.
Она поцеловала принцессе руки; та, придя в чувство, залюбовалась ею. Как хороша ее дочь! Каким чудным ореолом отметила ее лоб девственницы та боль, что терзала ее, но не унижала! Да, мы выразились верно: девственницы, но девственницы-супруги, уже обретшей всю силу и величие женщины.
- Для меня в мире нет никого, кроме тебя, - заговорила принцесса, - и без тебя я чувствую себя слабой и покинутой. Суди меня, но с жалостью: тех, кто страдает, должно жалеть. Ты упрекаешь меня, что я не помогла раздернуть пелену, затемнявшую твой рассудок, но в бреду ты меня так любила, что я - клянусь тебе! - боялась того мига, когда ты придешь в себя.
Аврора бросила взгляд в сторону двери.
- Ты собираешься меня покинуть? - в испуге вскричала мать.
- Так нужно, - ответила девушка. - Я почему-то чувствую, что Анри зовет меня, что я ему нужна.
- Анри! Всегда Анри! - с отчаянием в голосе прошептала принцесса. - Ему все, матери ничего!
Аврора устремила на нее горящий взор своих широко раскрытых глаз.
- Будь он здесь, сударыня, - мягко ответила она, - и будь вы далеко отсюда, в смертельной опасности, я говорила бы с ним только о вас.
- Это правда? - в восторге воскликнула принцесса. - Неужели ты любишь его так же, как меня?
Аврора дала матери обнять себя и прошептала:
- Ах, матушка, если бы вы поняли это раньше! Осыпая дочь поцелуями, принцесса говорила:
- Послушай, я знаю, что значит любить. Мой благородный и милый супруг, который сейчас слышит меня и памятью о котором наполнено это место моего уединения, должно быть, улыбается у Господнего престола, прозревая до самой глубины моего сердца. Да, я люблю тебя сильнее, чем любила Невера, потому что к любви женщины у меня примешивается любовь матери. Я люблю не только тебя, но и его в тебе, Аврора, моя единственная надежда, мое счастье! Послушай, раз ты любишь меня, то и я полюблю его. Я знаю, если я его оттолкну от себя, ты меня разлюбишь, ты писала об этом, Аврора. Что ж, я готова открыть ему свои объятия!
Внезапно принцесса побледнела: взгляд ее упал на донью Крус. Цыганка вышла в кабинет, дверь в который находидась подле дивана.
- Вы откроете ему свои объятия, матушка? - переспросила Аврора.
Принцесса молчала, но сердце ее неистово билось. Аврора вырвалась у нее из рук.
- Вы не умеете лгать! - вскричала она. - Он мертв, вы считаете, что он мертв!
Принцесса опустилась в кресло, и прежде чем она успела ответить, из кабинета вышла донья Крус и преградила путь Авроре, которая бросилась было к двери. Донья Крус была в накидке и вуали.
- Ты доверяешь мне, сестричка? - спросила она. - У тебя есть отвага, но нет сил. Я сделаю за тебя все, что ты хотела сделать.
Затем, обратившись к принцессе Гонзаго, она добавила:
- Прошу вас, сударыня, велите запрягать.
- Ты куда, сестричка? - обмирая, спросила Аврора.
- Госпожа принцесса скажет мне, - твердо ответила цыганка, - куда надо ехать, чтобы его спасти.
6. ПРИГОВОРЕННЫЙ К СМЕРТИ
Донья Крус стояла у дверей и ждала. Мать и дочь стояли друг напротив друга. Принцесса только что велела запрягать.
- Аврора, - проговорила она, - я не ожидала, что твоя подруга станет мне советовать. Она говорила за тебя, и я на нее не сержусь. Но что эта девушка возомнила? Что я стану продлевать сон твоего рассудка, чтобы помешать тебе действовать?
Донья Крус невольно подошла поближе.
- Вчера, - продолжала принцесса, - я была врагом этому человеку. И знаешь почему? Он отнял у меня дочь, и, кроме того, все говорило за то, что Невер погиб от его удара.
Аврора напряглась, но глаз не подняла. Она так побледнела, что мать шагнула вперед и поддержала ее. Аврора сказала:
- Продолжайте, сударыня, я слушаю, По вашему лицу видно, что вам удалось распознать клевету.
- Я прочитала твои записки, дочь моя, - ответила принцесса. - Это очень красноречивая оправдательная речь. Человек, сохранивший в такой чистоте девушку, которая двадцать лет жила у него под крышей, не может быть убийцей. Человек, возвративший мне дочь такою, о какой я не грезила даже в самых честолюбивых материнских мечтах, должен иметь незапятнанную совесть.
- Благодарю вас за него, матушка. А других доказательств у вас нет?
- У меня есть свидетельство одной достойной женщины и ее внука. Анри де Лагардер…
- Мой муж, матушка.
- Твой муж, дочь моя, - понизив голос, продолжала принцесса, - не нападал на Филиппа де Невера, а защищал его.
Аврора бросилась матери на шею и, отбросив всю свою холодность, стала покрывать ей лоб и щеки поцелуями.
- Это ты благодаришь меня за него, - печально улыбнувшись, заметила принцесса.
- Да нет же! - вскричала Аврора, поднося к губам руки матери. - Я рада, что мы снова вместе, дорогая матушка, ведь я тебя люблю и уверена, что ты его тоже полюбишь. Так что же ты сделала?
- У регента, - ответила принцесса, - есть письмо, в котором доказана невиновность Лагардера.
- Благодарю! Благодарю тебя! - воскликнула Аврора. - Но почему же его до сих пор здесь нет?
Принцесса знаком велела Флор подойти.
- Я прощаю тебя, крошка - целуя цыганку в лоб, проговорила она, - карета готова. Ты должна поехать и найти ответ на вопрос моей дочери. Ступай и возвращайся скорее, мы ждем.
Донья Крус выбежала из комнаты.
- Ну, дитя мое, - проговорила принцесса, подводя Аврору к дивану, - скажи: смирила ли я в себе гордыню знатной дамы, которую ты испытала на себе, еще не зная меня? Достаточно ли я покорна высоким повелениям мадемуазель де Невер?
- Матушка, вы так добры… - начала Аврора. Они уселись, и госпожа Гонзаго перебила дочь:
- Я люблю тебя, вот и все. Еще недавно я боялась за тебя, а теперь мне ничего не страшно: у меня есть верное средство.
- Какое средство? - с улыбкой спросила девушка. Принцесса несколько секунд молча смотрела на дочь, потом ответила:
- Любить его, чтобы ты любила меня. Аврора бросилась ей в объятья.
Между тем донья Крус, пройдя через гостиную Гонзаго, оказалась в передней, но тут до ее слуха донесся шум. На лестнице шел громкий спор. Кто-то, чей голос она, как ей показалось, узнала, распекал слуг и камеристок принцессы Гонзаго. Те, собравшись в батальон по ту сторону двери, обороняли вход в святая святых.
- Вы пьяны! - слышались голоса лакеев, а горничные визгливо кричали: - У вас все сапоги в штукатурке, а волосы в соломе! В хорошеньком же виде вы хотите появиться перед принцессой!
- Черт бы вас всех побрал, бездельники! - отвечал им осаждавший. - При чем тут штукатурка, солома и мой вид? Когда выходишь из места, где я был, к себе не приглядываешься!
- Вы, должно быть, из кабачка? - хором осведомились слуги.
- Или из арестантской? - вторили им лакеи. Донья Крус остановилась и стала прислушиваться.
- Вот наглое отродье! - не унимался голос. - Ступайте и доложите своей госпоже, что ее кузен, маркиз де Шаверни, требует, чтобы его приняли, и немедленно!
- Шаверни! - изумленно повторила донья Крус.
Слуги за дверью, похоже, начали совещаться. В конце концов они изволили признать маркиза де Шаверни, несмотря на его необычный наряд и выпачканные штукатуркой сапоги. Все знали, что господин де Шаверни - кузен Гонзаго.
Однако ожидание, по-видимому, показалось маркизу слишком долгим. Послышался шум борьбы, за которым последовал грохот, который издает человек, катящийся вниз по лестнице. Дверь распахнулась, и в ней показалась спина маленького маркиза, обтянутая роскошным кафтаном господина де Пероля.
- Победа! - вскричал он, отбиваясь от нападавших обоего пола, которые вновь на него набросились. - Эти чертовы негодяи чуть было не рассердили меня!