Тон, которым это произнес толстяк, не оставлял сомнений, что он будет бороться за свою посудину до конца, и нищий со смехом заметил:
- Не спорьте о наказах Пророка. Вино выпить нельзя.
- Почему же? - изумленно спросил измиланец.
- Потому что оно уже выпито.
- Что ты себе позволяешь? Кто тебе дал право заявлять такое? - вскричал пекарь.
- Ты сам. Ты ведь его мне отправил. А я разделил его со своими спутниками. Если бы приехал с нами, то выпил бы с нами. Вон валяется пустая бутылка - возьми и понюхай, если твоя душа так стремится к ней.
- Ты, чертово отродье! Чтоб ты еще хоть раз что-то получил от меня!
- Прекратите препираться! - скомандовал кузнец. - Давай рассказывай, Сабах!
Тот, к кому это относилось, внял требованию. Он сказал:
- Чужак подумал, что я сплю. Он подошел ко мне, поздоровался, и я сделал вид, будто проснулся. Он удостоверился, Сабах ли я и знаю ли Бошака. Потом нагнулся надо мной, чтобы распаковать сверток. А я тем временем заметил тех, кто тихо входил в дверь. Я обхватил его руками, притянул к себе, и в этот момент он получил смертельный удар прикладом. Мы раздели его и поделили то, что при нем было.
- Что при нем было?
И было названо все до мелочей, даже иголки, пачка которых всегда имелась при мне. Здесь они были редкостью и потому представляли значительную ценность.
Сквозь полуприкрытые веки я наблюдал за тем, как кузнец из Измилана обследовал мое ружье.
- Это ружье не стоит и десяти пара, - заявил он. - Кому оно нужно? Оно тяжелее пяти турецких ружей, у нас к нему не подберешь патронов, этому ружью все двести лет!
Этот человек никогда не держал в руках "медвеже-боя". Еще больше его озадачила система штуцера "генри". Он вертел его и так и сяк, заходил и с той, и с другой стороны, а затем дал свое заключение:
- У этого чужеземца крысы в голове завелись. Это ружье - игрушка для детей, не более того. Его и зарядить-то нельзя как следует, не то что стрелять. Вот приклад, вот ствол, между ними какая-то железяка с дырками. Куда пулю-то загонять? А курок где? Если бы он был жив, я бы спросил у него, как с ним обращаться. Он бы ничего с ним не сделал. Вот стыд!
Я бы рассмеялся, если бы мне не было так плохо.
Измиланец уже поднялся, чтобы взглянуть на мою лошадь, как вдруг послышался стук копыт. Бандиты повскакали с мест.
- Кто там? - крикнул измиланец.
- Чужой, - последовал ответ. - Человечек, которого вы еще не видели.
И я услышал приветствие:
- Да будут вечны твои дни!
- И твои тоже. Кто ты?
- Путешественник издалека.
- Откуда едешь?
- Из Ассемната.
- А куда?
- В Гюмюрджину, если позволишь.
- Ты очень вежлив, ведь тебе не нужны мои позволения.
- Я вежлив, когда со мной вежливы. У меня просьба.
- Говори!
- Я устал и голоден. Не разрешишь ли ты мне отдохнуть в этом доме и разделить с вами трапезу?
- У меня ничего для тебя не найдется, я беден.
- У меня самого есть хлеб и мясо. Здесь хватит для нас обоих.
Я напрягся, ожидая, что скажет нищий. Можно понять мое волнение, ведь я узнал голос говорящего - то был храбрый хаджи Халеф Омар. Где он прятался ночью? Как узнал, что я здесь? Все это мгновенно пронеслось у меня в голове. Во всяком случае, он знал, что я где-то здесь, ведь моя лошадь стояла возле дома. И наверняка догадывался, что со мной обошлись не совсем по-дружески. К тому же у нищего в руках был мой нож "боуи". Значит, его у меня отняли.
Меня охватило беспокойство о друге, и в то же время я немного успокоился. Халеф не пожалеет жизни, чтобы вызволить меня отсюда.
Измиланец поднялся, подошел к нищему, осмотрел хаджи и удивленно сказал:
- Вах, что я вижу, чужак! У тебя копча!
- А, ты знаешь этот знак?
- Разве ты не видишь, что он и у меня тоже?
- Вижу. Значит, мы друзья?
- Откуда у тебя это?
- Ты думаешь, секреты так легко выдаются?
- Ты прав, слезай с лошади и входи, хотя сейчас у нас в доме траур.
- По кому же вы скорбите?
- По родственнику хозяина этой хижины. Он умер этой ночью от несчастного случая. Тело лежит там, в углу, а мы собрались, чтобы помолиться о нем.
- Да воздаст же ему Аллах почести в ином мире! - С этими словами Халеф вроде бы спрыгнул с лошади.
Потом я услышал, как он сказал:
- Какая красивая лошадь! Чей же это такой вороной?
- Мой! - ответил кузнец-оружейник.
- Тогда тебе можно позавидовать. Эта лошадь родом из конюшни Пророка.
Он вошел, поприветствовал остальных и бросил взгляд в мою сторону. Я увидел, как его рука потянулась к сумке, но он вовремя удержался и не выдал себя.
- Это и есть почивший? - осведомился он, указывая на меня.
- Да.
- Разрешите мне оказать ему последние почести! - И он двинулся ко мне.
Но тут нищий сказал:
- Оставь его в покое, мы уже помолились за него.
- А я не помолился. Я придерживаюсь ортодоксального учения и чту заветы Корана. - И он беспрепятственно приблизился ко мне, молитвенно сложив руки.
Я услышал, как скрипят у него зубы. Я знал, что все взгляды направлены сейчас на нас, поэтому держал глаза плотно закрытыми, но сумел шепнуть сквозь стиснутые зубы:
- Халеф, я жив…
Он перевел дыхание, как будто сбросил тяжесть с плеч, какое-то время побыл в коленопреклоненном состоянии, поднялся снова и воскликнул:
- Но мертвый привязан!
- А почему тебя это удивляет?
- Потому что даже трупы врагов не связывают. Мертвый никому не причинит зла.
- Это верно, но мы вынуждены были его связать, потому что, когда его постигло несчастье, он был как неистовый, угрожал нашим жизням.
- Но сейчас-то он мертв. Почему бы его не развязать?
- Мы об этом еще не думали.
- Это нарушение Корана. Душа не может отлететь. Вы ведь правоверные мусульмане?
- Да.
- Тогда надо освободить ему руки и положить лицом к Мекке.
- Разве ты не знаешь, что можно оскверниться, дотронувшись до трупа?
- Вы уже осквернены, раз находитесь с ним в одном помещении. Вам не надо касаться тела, разрежьте ремни ножом, обвязав его платком, вот мой платок. Может, мне сделать это за вас?
- Что ты так печешься о его душе?
- Только о своей, не более того. Я приверженец учения и ордена Мердифа и исполняю лишь то, что велит Пророк.
- Делай что хочешь!
Он вытащил нож. Два разреза - и мои руки свободны. Потом он обернул свою правую руку платком, чтобы не касаться мнимого трупа, сложил мне руки и повернул меня на бок так, чтобы я смотрел на восток - лицом в комнату, где находились люди. Теперь мне было удобнее за ними наблюдать.
- Так, - сказал он, отбросив от себя оскверненный платок. - Теперь моя душа спокойна, и можно поесть. - И он отошел к лошади.
Бандиты стали шептаться, но тут он вернулся с мясом и хлебом.
- У меня немного, - признался он, - но можно поделиться.
- Ешь сам, мы сыты, - сказал измиланец. - А пока скажи нам, кто ты, собственно, таков и что тебе надо в Гюмюрджине.
- Вы вправе это знать, но я могу первым выяснить, кто вы и у кого я нахожусь?
- У добрых друзей, это ты видишь по знаку.
- В этом я и не сомневаюсь, иначе было бы хуже для вас.
- Почему?
- Потому, что быть моим врагом опасно.
- В самом деле? - Кузнец усмехнулся. - Ты такой страшный человек?
- Да, - гордо ответил Халеф.
- Может, ты возомнил себя великаном?
- Отнюдь, но я еще ни разу не убоялся ни одноговрага. Но вы друзья, и у вас нет оснований опасаться меня.
Вокруг захихикали, и кто-то сказал:
- Ладно, так и быть, мы не станем тебя бояться.
- Тогда скажите, кто вы.
- Я - крестьянин из Кабача, другие - тоже. А ты?
- Моя родина - Курдистан. Я охотник на медведей. Возникла пауза, потом все стали громко хохотать.
- Почему вы смеетесь? - спросил Халеф обиженно. - Вблизи усопшего не пристало так веселиться, если вы, конечно, настоящие верующие.
- Как такое может быть? Ты - и охотник на медведей! - И смех возобновился.
- А почему нет?
- Ты же почти карлик. Медведь же тебя проглотит, едва завидит, но не наестся. Таких, как ты, ему на обед нужен десяток.
- Он закусит моими пулями!
- И что же, это твоя профессия?
- Да, у меня были две тетушки, которых я очень любил. Одна была сестрой отца, другая - матери. Медведь съел их обеих. И я поклялся отомстить медведям и теперь убиваю, как только встречу.
- И многих убил?
- Да, многих.
- Пулями?
- Мои пули не знают промаха.
- Так ты, выходит, знатный стрелок!
- Так обо мне говорят. Я знаю все типы оружия и стреляю из всего без исключения.
Теперь я понял, зачем хитрый хаджи придумал эту историю с охотой на медведей. Он искал возможность заполучить в руки мое ружье. Наверное, он хотел, чтобы его попросили сделать пробный выстрел. В этом случае все должны будут выйти из дома, а я смогу подняться.
- Что ты говоришь! - рассмеялся в очередной раз кузнец. - Так вот и знаешь!
- Да.
- А это знаешь? - И он указал на штуцер "генри". Халеф взял ружье в руки, осмотрел и заявил:
- Очень хорошо знаю. Это многозарядная американская винтовка.
- Мы такой никогда не видывали, думали, что это игрушка. И что, из нее можно стрелять, не заряжая, по нескольку раз?
- Двадцать пять раз.
- Врешь! - воскликнул кузнец.
- Я говорю правду. В стране, которую я назвал, был знаменитый оружейник. Он изобрел это ружье. Но это был особенный человек. Он подумал, что с помощью такого ружья люди быстро истребят всех животных, поэтому никому не продал патента. И изготовил только одно… Вскоре он умер. Кто-то хотел выяснить тайну этого оружия, разобрал винтовку, но собрать так и не смог. И она стала непригодной для пользования. А некоторые копии, которые находились на испытании у отдельных охотников, постепенно пропали, и эта осталась одна. Она называется штуцер "генри", и мне очень интересно, как она попала в ваши руки.
- Я купил ее в Стамбуле у одного американлы, - с ходу придумал кузнец.
- Очень неумно с его стороны было продавать эту вещь! В ней есть особенности, не зная которых, невозможно выстрелить. Показать?
- Будь так добр.
- Как же это американец продал винтовку, не объяснив, как пользоваться?
- Я забыл у него спросить.
- Тогда я тебя не понимаю. Ты что, родился в Аркылыке, где сапоги без подошв, телеги без колес, а горшки без дна? Выходите, я покажу вам, как действует эта винтовка.
- Она заряжена?
- Да, покажите мне цель, и я попаду в нее десять раз подряд. - И он вышел из дома, а они за ним.
Они были так увлечены экспериментом, что не подумали обо мне. Хотя, впрочем, они были убеждены в моей смерти - обо мне можно было не беспокоиться.
- Куда стрелять? - услышал я голос Халефа со двора.
- Стреляй в ворон, вон там, на ветке!
- Нет, они упадут, и мне не в кого будет стрелять. Давайте отойдем вон туда. Я буду стрелять в дом. Видите там, наверху, кровлю, которая сорвана ветром? Вот ее я и прострелю десять раз.
Я слышал, как удаляются их шаги. Халеф увлекал их как можно дальше от хижины, чтобы облегчить мне воскрешение из мертвых.
Рядом лежали моя одежда и ножи, а также патроны, часы, полевая сумка, портмоне, а к стене было прислонено ружье.
Я вскочил и потянулся. Руки и ноги у меня были словно свинцом налиты - они мне не повиновались, но двигаться я мог. Голова болела, и, потрогав место удара, я ощутил под пальцами внушительную шишку. Но на дальнейший осмотр времени не было. Я влез как можно быстрее в одежду, сложил вещи и схватил ружье. Для всего этого мне потребовалось больше времени, чем обычно. Халеф между тем стрелял с большими интервалами, и к пятому выстрелу я был готов.
Когда он закончил, я услышал хлопки одобрения зрителей. Я стоял посреди комнаты и мог видеть Халефа в окно. Он как раз произвел шестой выстрел. Я заметил, как он взглянул не на крышу, а в окно. Надеялся, что я дам ему знак? Я мгновенно среагировал и махнул рукой, это длилось долю секунды, но он заметил мое движение. Едва кивнув, Халеф повернулся к своим зрителям. Я не слышал, что он сказал, но увидел: он забросил винтовку за плечи и направился к дому.
- Десять выстрелов! Десять! - услышал я крик кузнеца. - А ты сделал только шесть.
- Хватит, - ответил Халеф. Он приблизился настолько, что я разобрал его слова. - Вы же видели, что я поразил цель с первого выстрела. Не будем тратить заряды попусту, они могут пригодиться.
- Для чего?
- Чтобы прострелить ваши головы, подонки!
При этих словах он повернулся к ним. Настало время действовать. Нас двое - против этой банды! Но малыш не проявлял страха и нерешительности. Они же оставили оружие в хижине, и в их распоряжении были лишь ножи.
Они остолбенели - как от его слов, так и от действий. Сначала подумали, что он шутит, поскольку измиланец проговорил, смеясь:
- Как, ты нас перестреляешь, малыш? А лучше ничего не придумал? Ты же видишь, как мы близко стоим, ты ведь в нас не попадешь! Может, тебе не следует выходить на охоту одному, а то тебе от скуки еще не то придет в голову!
Халеф сунул пальцы в рот и громко свистнул. Потом сказал:
- Одному? Кто тебе сказал, что я один? Посмотри туда - эти двое покажут тебе, что я не шучу. Он протянул руку в сторону поляны. Я тоже проследил за его пальцами. Там, на некотором расстоянии друг от друга, стояли Оско, черногорец, и Омар бен Садек, и оба целились в бандитов. До того они прятались и ждали только знака Халефа.
- Тысяча чертей! - вырвалось у кузнеца. - Кто эти люди? Что они от нас хотят?
- Они хотя забрать труп, что лежит в доме.
- Зачем им мертвец?
- Затем, что он не родственник этого нищего, а наш предводитель и друг. Вы убили его, а мы пришли заплатить по счету.
Они схватились за ножи, но Халеф крикнул:
- Бросьте ножи, они вам не помогут, у меня в винтовке восемнадцать патронов, и при моем выстреле начнут стрелять и те двое. Вы будете трупами прежде, чем подойдете ко мне.
Он произнес это таким грозным и решительным тоном, что бандиты замерли в нерешительности. Они стояли от него в десяти - пятнадцати шагах. Он же держал винтовку наизготовку. Если бы они сразу бросились на него, то он убил бы только одного, но никто не хотел быть этим первым.
Они хмуро переглянулись. Затем измиланец спросил:
- Кто этот человек, которого вы назвали своим предводителем и другом?
- Он еще более известный стрелок и охотник, чем я. Он бессмертен, и даже, если его убили, душа возвратится к нему. Если не верите, взгляните туда!
Они как один повернулись к дому. Там в дверном проеме стоял я собственной персоной с поднятым ружьем.
Они застыли от ужаса. Оско и Омар испустили радостные крики.
- Поняли, что сопротивление бесполезно? - спросил Халеф
- Если бы у меня было ружье! - крикнул кузнец.
- Но у вас нет ружей. Даже если бы и были, вы бы не смогли их использовать. Они в наших руках. Если сдадитесь добровольно, мы обойдемся с вами милосердно.
- Как ты можешь относиться к нам плохо, если у тебя наш знак?
- Вы угрожали жизни моего спутника, а по поводу копчи мы поговорим в хижине. Заходите.
Измиланец бросил взгляд на дом. Мне показалось, что по лицу его пробежала какая-то тень.
- Да, - произнес он, - зайдем внутрь. Там все прояснится. На мне вины нет. Когда я приехал, чужеземец был уже мертв, как мы думали. Пошли, пошли!
И он стал пропускать перед собой остальных. Халеф опустил ружье, а я быстро зашел внутрь, чтобы завладеть ружьями этих людей. Собрав их, я отнес их в угол. Надо было проследить, чтобы к этому углу никто из них не приближался.
Когда они вошли, я еще занимался оружием, причем пекарь с миной смертника выступал первым. Я еще собирался забрать последние капсулы, когда услышал крик. Снаружи прогрохотали два выстрела, пули ударили в стену, и одновременно Халеф крикнул:
- Сиди, сиди, сюда, сюда!
Я хотел было последовать этому призыву, но тут кузнец крикнул:
- Стой! Не выпускайте его!
Они преградили мне дорогу. Одному из них я ткнул стволом в живот, и он согнулся от боли. Второй получил оглушающий удар кулаком в лицо. Делом трех секунд было оказаться снаружи, но кузнец уже бежал к моему скакуну с винтовкой в руках - он в мгновение ока отнял ее у Халефа, ударив его по голове. Оско и Омар заметили все слишком поздно и выстрелили мимо.
- Оставайтесь здесь! - крикнул я им. - Никого не выпускайте из дверей! Стреляйте при первой опасности!
Осел пекаря и лошади Халефа и измиланца стояли тут же. Последняя оказалась свежей. Я прыгнул в седло, дал коню шпоры с такой силой, что тот взвился на дыбы, развернул его и помчался за вором. То, что происходило позади, мало меня волновало: мне нужно было прежде всего вернуть свою лошадь. С винтовкой в руке я был настроен решительно - выбить негодяя из седла, если ничего другого не останется.
Он избрал дорогу на Кабач. Видеть его я пока не мог, но след вел через лес. Если бы я дал ему фору вначале, жеребец был бы для меня потерян. Поэтому я гнал и гнал эту клячу.
Мне показалось, что я слышу впереди стук копыт, но видеть я по-прежнему ничего не мог. Деревья стояли слишком тесно.
Так я скакал мили три. Да, действительно стук копыт. Но где? Впереди! Нет, сзади. Я оглянулся и увидел… нагонявшего меня Халефа! Его лошадь замедлила ход, и он принялся обрабатывать ее плеткой из гиппопотамовой кожи.
- Вперед, тварь, быстрее! - кричал он на арабском, что означало высшую степень возбуждения.
- Почему ты бросил хижину? - крикнул я ему. - Они не уйдут?
- Так ведь там же Оско и Омар! Больше нам поговорить не удалось.
Лес становился все реже. Наконец мы выехали в поле, и можно было оглядеться. Мы находились на возвышенности. Внизу, в получасе езды, лежала деревня, наверняка Кабач. Слева тек широкий ручей, который за деревней сливался с рекой Сыыдлы. Выше места слияния был деревянный мосток.
Измиланец был перед нами как на ладони, но довольно далеко. Пулей его было не достать. Да, мой жеребец - великолепный скакун. Для него такая езда была только игрой. Будь кузнец поопытнее, он бы оказался от нас в три, нет, в пять раз дальше!
Я заметил, что он выбрал другое направление, убоявшись, видимо, показываться в деревне. Надеялся перепрыгнуть через ручей? Я в это не верил. Ручей был широк, к тому же с высокими берегами.
- Гони его к мосту! - крикнул я Халефу. Сам же поскакал к деревне, через которую был прямой путь к мостику. Может, мне удастся добраться туда быстрее, чем вору. Животное мое было тяжело на скачки. Я пристал в седле, чтобы облегчить вес - ничего не помогало. И я решился на жестокость - вынул нож и сделал лошади надрез на шее. Она громко обиженно заржала и рванула что было сил. Я буквально летел к деревне, но дальше лошадь отказалась повиноваться. Она неслась вперед, не разбирая дороги.