Приблизившись к ущелью, Краг свернул туда, а Бруд с Гувом остановились у его южной оконечности. Схватившись за бычий рог, Гув молил свой тотем, чтобы не погас уголь. К счастью, тот еще теплился, однако раздуть пламя запыхавшимся охотникам оказалось не под силу. Тут им сыграл на руку ветер. Продолжая молить духов о помощи, они бросились навстречу бешено несущемуся гиганту, размахивая перед его носом дымящимися факелами. У них была опасная задача - загнать животное в ловушку.
Учуяв запах дыма, бегущая от огня самка мамонта судорожно бросилась в сторону и через мгновение оказалась в ущелье, Бруд с Гувом прыгнули за ней вслед. Обнаружив ловушку, она дико взвыла.
Охотники настигли ее в мгновение ока. Бруд достал острый, заточенный самим Друком нож и, полоснув им по левой задней ноге, перерезал животному сухожилия. Воздух сотряс страшный крик. Теперь мамонтиха не могла никуда двинуться. Гув, следуя примеру Бруда, треснул ее молотом по правой ноге. Она упала на колени.
Из-за валуна выскочил Краг и вонзил копье прямо в пасть мечущегося в агонии зверя. Инстинктивно защищаясь, тот изрыгнул на безоружного охотника поток крови. В этот момент подоспели и остальные. Бран, Грод и Друк окружили умирающего гиганта со всех сторон и воткнули копья почти одновременно. Бран проткнул ему глаз. Самка мамонта издала последний крик и рухнула наземь.
Осознание случившегося к охотникам пришло не сразу. В неожиданно наступившей тишине шестеро мужчин перекинулись взглядами. От радостного волнения их сердца забились быстрее прежнего, и все разом разразились победным криком. Они сделали это! Они убили огромного мамонта!
Шестеро мужчин, довольно слабые создания природы в сравнении с четвероногими хищниками, применив сноровку и смекалку, убили гигантского мамонта. Каким бы сильным, быстрым или хитрым ни был зверь, он был не способен на такой подвиг. Бруд прыгнул на спину лежащего животного, а за ним Бран. Вождь горячо похлопал молодого охотника по плечу, после чего вытащил свое окровавленное копье и высоко поднял его вверх. Четверо остальных присоединились к ним и заплясали от радости на спине поверженного зверя.
"Ни один человек не ранен, - рассуждал Бран, обходя зверя по кругу, - даже ни одной царапины. Это большая удача. Должно быть, тотемы нами довольны".
- Нам надо отблагодарить духов, - объявил он мужчинам. - Когда мы вернемся в пещеру, Мог-ур проведет особую церемонию. А сейчас мы возьмем внутренности - каждый получит по куску - и столько же принесем Зугу, Дорву и Мог-уру. Остальное причитается Духу Мамонта, так сказал мне Мог-ур. Мы захороним это здесь вместе с неродившимся детенышем. Мог-ур также велел не прикасаться к мозгу - в нем еще обитает Дух. Кто первым нанес удар? Бруд или Гув?
- Бруд, - ответил Гув.
- Тогда тебе, Бруд, первый кусок, хотя успех охоты принадлежит всем.
Бруда с Гувом послали за женщинами. Одним титаническим усилием задача мужчин была выполнена. Теперь наступал черед женщин. На них ложилась утомительная работа по разделке и заготовке мяса. Женщины вытащили из утробы животного почти сформировавшегося мамонтенка. Шкуру же пришлось сдирать с помощью мужчин - она была слишком велика, и справиться с ней можно было лишь общими усилиями. Некоторые части туши отрезались, чтобы позже положить их на хранение в каменные ниши пещеры. Все остальное оградили кольцом костров - с одной стороны, чтобы не заморозилось, а с другой - чтобы оно не стало легкой добычей какого-нибудь хитрого зверя.
Отведав, наконец, свежего мяса, они, уставшие, но счастливые, вскоре погрузились в сон. Наутро, пока мужчины возобновляли в памяти волнующие минуты прошедшей охоты и восхищались доблестью друг друга, женщины трудились не покладая рук. Неподалеку находился ручей, и, разрубив тушу на приемлемые части, они перебрались поближе к воде, оставив на съедение хищникам в основном то, что нельзя было отодрать от костей.
Все части мамонта находили применение в Клане. Из грубой шкуры мастерили добротные башмаки, которые носились лучше и дольше других, а также горшки и ремни. Ее растягивали на распорках, сооружая укрытия, и помещали у входа в пещеру. Мягкий подшерсток использовался вместо подушек, постелей и даже в качестве впитывающего материала для младенцев. Из длинной шерсти плели веревки. Пузыри, желудок и кишки превращались в емкости для хранения воды, суповые горшки и прочую хозяйственную утварь, а порой даже служили непромокаемой одеждой.
Особой ценностью обладал мамонтовый жир. Люди нуждались в нем как в источнике силы, поскольку мясо оленей, лошадей, зубров, бизонов, кроликов и птиц, которыми Клан обычно питался, было, его почти что, лишено. Помимо того, жир служил топливом для каменных ламп, слегка согревавших и освещавших жилище, пропиткой для одежды, основой для всякого рода мазей. Жир помогал поджечь сырое дерево, на нем можно было в случае надобности приготовить пищу. Где только его не применяли!
Каждый день женщины смотрели на небо. При ясной погоде мясо на ветру высыхало за семь дней. В таком случае к копчению не прибегали: было достаточно холодно и оно не успевало испортиться. К тому же в этой местности не так-то просто было отыскать сушняк для костра. В случае облаков, дождя или мокрого снега заготовка мяса продолжалась бы втрое дольше. Поэтому все надеялись на сухую ясную и холодную погоду. Только после того, как гора тонко нарезанного мяса до конца высыхала, можно было трогаться в путь.
Толстая мохнатая кожа очищалась от подкожного жира, кровеносных сосудов, нервов и прочего. Куски сала помещали в огромные кожаные котелки и растапливали над огнем, после чего жир сливали в кишки и завязывали в виде колбас. Шкуру вместе с шерстью разрезали на приемлемые части и, туго свернув в ролики, крепко замораживали, чтобы донести до пещеры. Позже, зимой, ее очистят и выделают. Около лагеря гордо торчали отломанные бивни. Их тоже собирались тащить с собой.
Пока женщины трудились, мужчины охотились на мелкое зверье или охраняли сушеное мясо. Переместившись ближе к воде, они привлекли хищников, падких на чужую добычу. Одна огромная пятнистая гиена повадилась таскать у них мясо по нескольку раз на день, и охотники, как ни старались, не могли ее подстрелить. Это стало раздражать всех.
Эбра с Огой уже заканчивали резать мясо на ломтики для сушки. Ука с Оврой разливали жир в кишки, которые Эйла прежде выполоскала в ледяном ручье. Мужчины стояли возле бивней и размышляли, стоит ли им подбить из пращи тушканчика или нет.
Брак сидел возле матери и Эбры и играл в камешки. Вскоре ему это наскучило, никто из женщин не заметил, как он отправился на поиски приключений. Зато глаз на него нацелил кое-кто другой.
Душераздирающий визг ребенка заставил всех обернуться.
- Мой малыш! - закричала Ога. - Гиена схватила моего мальчика!
Мерзкая хищница, не разборчивая в выборе и не брезгующая мертвечиной, схватив зубами руку ребенка, волоком тащила его за собой.
- Брак! Брак! - Бруд кинулся вдогонку, а за ним все остальные мужчины. Он вытащил пращу - копье было слишком далеко, - зарядил ее камнем и выстрелил. - О нет! - в отчаянии закричал он, промахнувшись. - Брак! Брак!
Вдруг с другой стороны послышались два последовательных удара: твэк, твэк. Оба камня угодили в голову гиены, и та рухнула на землю.
От удивления Бруд остолбенел и, повернувшись, увидел бегущую к мальчику Эйлу. В руках у нее была праща и два камня наготове. Это она убила гиену. Она столь долго изучала повадки зверей, училась на них охотиться, что для нее это стало естественным. Услышав визг Брака, она, не думая о последствиях, схватила пращу, быстро отыскала два камня и выстрелила. Главное для нее было остановить гиену.
Только после того, как она, подбежав к мальчику, высвободила из пасти его руку и обернулась, до нее дошел весь ужас случившегося. Она выдала себя с головой. Все узнали, что она владеет пращой. Ее прошиб холодный пот. "Что со мной будет?" - впервые испугалась она.
С ребенком на руках Эйла побрела к лагерю, стараясь не встретиться взглядом с глазеющими на нее соплеменниками. Первой оправилась от потрясения Ога и побежала к ней навстречу, протягивая руки, чтобы принять мальчика. Вернувшись в лагерь, Эйла принялась осматривать руку Брака, по-прежнему не поднимая на остальных глаз. Рука и плечо мальчика были сильно повреждены и плечевая кость сломана.
Она еще никогда не вправляла кости, но видела, как это делала Иза. К тому же целительница на всякий случай обучала ее этому, полагая, что такое может случиться с охотником. Но кто мог подумать, что пострадает ребенок? Поворошив поленья в костре, Эйла достала сумку с целебными травами и принялась кипятить воду.
Мужчины никак не могли оправиться от изумления и поверить в то, чему только что стали свидетелями. Первый раз в жизни Бруд был благодарен Эйле. Он понял лишь то, что сына его женщины вырвали из рук внезапной страшной смерти, и дальше этого его мысли не шли. Однако Бран углядел в этом деле и другое.
Вождь сразу понял, что ему предстоит принимать невероятное решение. По традиции Клана, ставшей законом, всякую женщину, взявшую в руки оружие, следовало предать смерти. Никаких оговорок, ссылок на особые обстоятельства не было. Обычай был очень древним и не подлежал сомнению, но к нему не обращались уже на протяжении многих поколений. В связи с ним рассказывали легенды о том, что женщины общались с миром духов прежде, чем это право отобрали у них мужчины.
Этот обычай закреплял различия между мужчинами и женщинами Клана. Ни одна женщина, обладавшая несвойственными ее полу наклонностями охотиться, не оставлялась в живых. Таким образом, в течение веков мужские черты в женщинах были истреблены в корне. И поскольку женщины начисто лишились способности защитить себя, это сказалось на выживаемости расы. Но таковы были законы Клана и пути его развития, а Эйла теперь числилась его членом.
Бран любил сына женщины Бруда. Никто так умиротворяюще не действовал на вождя, как Брак. Малыш дергал его за бороду, тыкал любопытными пальчиками в глаза, и Бран все ему позволял. Какую гордость испытывал вождь, когда мальчик мирно засыпал у него на руках! Неизвестно, остался бы ребенок жив, если бы не Эйла. Как мог Бран предать смерти девочку, которая спасла Брака от смерти? Но спасла она его с помощью оружия и должна была умереть.
"Как она это сделала? - удивлялся Бран. - Зверь был от нее дальше, чем от мужчин. - Бран подошел к мертвой гиене и потрогал запекшуюся кровь на смертельных ранах. - Раны? Две раны? - Он не мог поверить глазам, но вспомнил, что видел два камня. - Как ей это удалось? Никто в Клане не умел выпустить два снаряда так быстро, так точно и с такой силой. Чтобы уложить гиену наповал с такого расстояния, нужна немалая сила".
К тому же никто еще не убивал гиену из пращи. С самого начала вождь был уверен, что попытка Бруда обречена на провал. Хотя Зуг говорил, что это возможно, Бран все равно сомневался. Однако никогда не перечил старику, дабы не умалять его достоинств перед Кланом. Однако Зуг оказался прав. "Неужели из пращи можно убить волка или рысь, как утверждал Зуг? - размышлял Бран. Вдруг его глаза расширились, потом сощурились. - Волка или рысь? Или росомаху, или дикую кошку? барсука? хорька? гиену! - Бран вспомнил, сколько мертвых хищников им в последнее время попадалось на пути.
Ну, конечно! - Теперь ему все стало ясно. - Это ее рук дело! Всех их убивала Эйла. Как она добилась такой сноровки? Она женщина и хорошо владеет женским ремеслом, но как она научилась охотиться? И почему избрала хищников? Ведь они очень опасны. И почему вообще взялась за оружие?
Будь она мужчиной, ей бы мог позавидовать любой охотник. Но она не мужчина. А если женщина берет в руки оружие, ее предают смерти, иначе это может разгневать духов. Разгневать духов? Но она слишком давно этим занимается, но почему-то до сих пор не вызвала их гнева. Более того, нам только что удалась охота на мамонта и никто на ней не пострадал. Духи не только не разъярены, а даже довольны нами".
Вождь в недоумении покачал головой. "Духи! Мне вас не понять! Если б здесь был Мог-ур! Друк говорит, Эйла приносит удачу. Думаю, он прав. С тех пор как в Клане появилась она, наши дела пошли на лад. Если духи так ее почитают, их может слишком огорчить ее смерть. Но это же закон Клана! Зачем только она попалась нам на пути! Может, она и приносит счастье, но у меня от нее столько головной боли! Нет, нельзя принимать решение, не посовещавшись с Мог-уром. Вернемся в пещеру, а там видно будет".
Бран пошел к лагерю. Эйла уже дала мальчику болеутоляющее снадобье, промыла раны обеззараживающим раствором, вправила кость на место и укрепила ее с помощью влажной березовой коры, которая должна была высохнуть и держать кость, пока та не срастется. От Эйлы же требовалось следить, чтобы рука не слишком опухала. Девочка видела, как Бран осматривал убитого зверя, и дрожала от страха, когда он приблизился к ней. Однако вождь прошел мимо, не обратив на нее внимания, и она поняла, что не узнает своей судьбы до возвращения в пещеру.
Глава 15
Охотничий отряд двигался на юг, и времена года словно повернули вспять - от зимы к осени. Низко нависшие снежные тучи заставили людей ускорить сборы: они боялись, что их застигнет первый настоящий туман. Но на южном конце полуострова было так тепло, что порой казалось, что природа сделала невероятный поворот и теперь наступает весна. Правда, бутонов и новых побегов было не видать, но высокие травы качались в степи, как золотистые волны, а верхушки лиственных деревьев, еще не успевшие облететь под порывами ветра, выделялись на фоне вечнозеленой хвои багряными и медовыми пятнами. Издалека они казались цветущими, но то было обманчивое впечатление. Большинство лиственных деревьев уже сбросило убор. Зима готовилась к решительному нападению.
Возвращение домой оказалось более долгим, чем путь к пастбищу мамонтов. Люди, обремененные ношей, уже не могли передвигаться быстрым походным шагом. Эйла тоже тащила мясо убитого мамонта, но не поклажа давила ее своей тяжестью. Чувство вины, тревога, страх гнули ее к земле. Никто не упоминал о случившемся, но никто и не забыл о нем. Нередко, вскинув голову, Эйла ловила на себе чей-нибудь любопытный взгляд. Встретившись с ней глазами, глядевший поспешно отворачивался. С Эйлой почти не разговаривали, к ней обращались лишь в случае крайней необходимости. Она ощущала, что окружена отчуждением и всеобщим порицанием, и страх ее все возрастал. За весь путь она обменялась с соплеменниками лишь несколькими словами, но этого было достаточно, чтобы понять, какая кара грозит ей за преступление.
Люди, оставшиеся в пещере, ожидали охотников с нетерпением и беспокойством. С того самого дня, когда, по расчетам, отряд мог уже вернуться, на горном выступе, откуда открывался вид на степи, стоял обычно кто-нибудь из детей.
С утра настала очередь Ворна нести караул. Мальчик занял место на гряде и устремил пристальный взгляд вдаль, но вскоре ему наскучило смотреть на степь. Ворну не хватало его приятеля Борга, чтобы немного развлечься, он принялся в одиночестве играть в охотника и так яростно вонзал в землю свое копье, по размерам лишь немного уступающее взрослому, что его закаленный в огне наконечник затупился. Вдруг, случайно бросив взгляд вниз, к подножию горы, мальчик увидел долгожданных путников.
- Бивни! Бивни! - показал он жестами, влетая в пещеру.
- О чем ты? - переспросила Ага. - Какие бивни?
- Они возвращаются! - вне себя от волнения сообщил Ворн. - Бран, Друк и все остальные. Я видел, они несут огромные бивни.
Все, кто был в пещере, бросились навстречу охотникам. Когда отряд приблизился, стало ясно, что не все обстоит благополучно. Охота принесла удачу, но лица охотников вовсе не светились ликованием и гордостью. Шли они тяжело, понурившись. Иза посмотрела на Эйлу и мгновенно поняла: случилось нечто ужасное и это ужасное связано с ее дочерью.
Охотники передали часть своей ноши встречавшим. Однако причина подавленного настроения все еще оставалась тайной. Эйла, опустив голову, карабкалась вверх по склону, стараясь не обращать внимания на взгляды, которые соплеменники исподтишка бросали в ее сторону. Иза не знала, что и подумать. Она всегда боялась, что ее приемная дочь выкинет что-нибудь непозволительное. Ледяное излучение страха, исходившее от Эйлы, свидетельствовало: самые худшие ожидания Изы подтвердились.
Оказавшись в пещере, Ога и Эбра первым делом отнесли раненого ребенка целительнице. Иза срезала березовую кору, которой была закреплена поврежденная рука мальчика, и тщательно ее осмотрела.
- Вскоре рука станет такой же крепкой, как и прежде, - объявила она. - Правда, рубцы у него останутся на всю жизнь. Но раны уже затягиваются, и кость вправлена как следует. Думаю, сейчас лучше вновь закрепить ее березовой корой.
Женщины вздохнули с облегчением. Они знали, Эйла еще неопытна в делах врачевания, и тревожились, доверив ей Брака. Охотнику необходимы две руки, сильные и здоровые. Если Брак станет калекой, ему не быть вождем, как было уготовано ему от рождения. Если он не сможет охотиться, ему не быть и настоящим мужчиной. Ему придется влачить жалкое существование вечного недоросля, достигшего телесной зрелости, но так и не принесшего в Клан своей первой добычи.
Бран и Бруд тоже радовались, что с мальчиком все в порядке. Однако вождь принял это известие со смешанным чувством. Ему предстояло принять нелегкое решение. Эйла не только спасла мальчика от смерти, благодаря ей он сможет вести полноценную жизнь. Но оставить ее проступок без последствий было невозможно. Бран сделал знак Мог-уру, и они вместе вышли из пещеры.
Рассказ Брана встревожил и опечалил Креба. Он сознавал свою ответственность за Эйлу и не сомневался, что в случившемся есть и его вина. Было и еще одно обстоятельство, заставлявшее старого шамана упрекать себя. Узнав об убитых хищниках, которых находили охотники, он сразу понял: духи здесь ни при чем. Ему даже пришло в голову, что это проделки Зуга или кого-нибудь другого. Несомненно, все это было странно. Но Креб был уверен: хищников убивает человек, а не дух. Не ускользнули от него и перемены, происшедшие с Эйлой. Теперь-то он хорошо понимал их причину. Женщины, все до одной, не способны передвигаться неслышной поступью охотников, при ходьбе они неизменно поднимают шум. А Эйла множество раз приближалась к нему потихоньку, настолько незаметно, что он вздрагивал от неожиданности. Но хотя он замечал в ее поведении много необычного, все это не возбудило в нем подозрений.
Сейчас он корил себя за то, что его ослепила привязанность к Эйле. Он и представить себе не мог, что она дерзнет охотиться. Способен ли он теперь выполнить свой долг, спрашивал себя старый шаман, достаточно ли он безупречен? Ведь его чувство к этой девочке оказалось сильнее забот о безопасности Клана, о расположении духов-защитников. Заслуживает ли он по-прежнему доверия соплеменников? Достоин ли своего Великого Покровителя Урсуса? Следует ли ему оставаться Мог-уром?