- Когда целительница нашла эту девочку, мы скитались по лесу, лишенные пещеры. Духи тогда разгневались на нас, они раскачали землю и разрушили наше жилище. Но что, если они не были злы? Что, если они просто хотели переселить нас в лучшее место? Хотели, чтобы в пути мы нашли эту девочку? Вид у нее диковинный. Она не похожа на нас. Вдруг это знамение, посланное духами-защитниками? С тех пор как она с нами, Клану сопутствует удача. Думаю, она приносит счастье, она и ее могущественный покровитель. Да, она необычна, и то, что ее избрал Пещерный Лев, необычно тоже. Мы сочли ее странной, когда она без страха вошла в морскую воду. Но не будь Эйла столь странной, Оуна ушла бы в мир духов. Эйла всего лишь девочка, она рождена не у моего очага, но я чувствую к ней расположение. Лишившись ее, я был бы опечален. И я благодарен Эйле, что она не дала Оуне утонуть. Эйла не похожа на нас. Она родилась среди Других. Мы мало знаем о ней. Теперь Эйла принадлежит Клану, но не Клан дал ей жизнь. Не знаю, почему ей захотелось охотиться. Женщинам Клана запрещено охотиться, но, возможно, женщинам других племен это позволено. Конечно, это не оправдывает проступка Эйлы. Однако, не возьмись она за пращу, Брак был бы сейчас мертв. Его ожидала ужасная смерть. Одно дело, когда от зубов хищника погибает охотник, другое - ребенок. Смерть Брака была бы потерей для всего Клана, не только для Брана и Бруда. Если бы гиена свершила то, что намеревалась, мы не сидели бы здесь, размышляя, как покарать преступницу. Мы оплакивали бы мальчика, который в будущем мог бы стать вождем. Думаю, Эйла заслужила наказание. Но мы не вправе предать ее смертельному проклятию. Я все сказал.
- Зуг хочет говорить, Бран.
- Зуг может говорить.
- Друк прав. Мы не должны обрекать на смерть того, кто только что спас чужую жизнь. Эйла не похожа на нас. Она родилась среди Других, и она думает иначе, чем женщины Клана. Поэтому она дерзнула взяться за пращу. Во всем же остальном она вела себя так, как положено женщине Клана. Эйла всегда была послушна, почтительна и всем могла служить примером.
- Это ложь! Она дерзкая, своевольная девчонка! - не вытерпел Бруд.
- Сейчас говорю я, Бруд! - гневно оборвал его Зуг.
Бран сверкнул глазами в сторону молодого охотника, и Бруду пришлось сдержать переполнявшую его злобу.
- Да, - продолжал Зуг, - когда Эйла была младше, она не всегда относилась к тебе должным образом, Бруд. Но ты сам тому виной, недаром ты был единственным, кому она отказывалась подчиняться. Ты вел себя с ней, как неразумный ребенок. Неудивительно, что она не питала к тебе уважения, которого заслуживают лишь взрослые мужчины. Что до меня, она всегда беспрекословно выполняла все мои распоряжения. Никто из других охотников тоже не может упрекнуть ее в дерзости или лености.
Бруд был готов испепелить старого охотника на месте, но сдержался и промолчал.
- Спору нет, она не имела права браться за пращу, - продолжал Зуг. - Но, признаюсь, за всю жизнь мне не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь обращался с этим оружием столь же ловко, как она. Она сказала, что обучалась у меня. Я не знал об этом. Скажу откровенно, каждый наставник может гордиться таким способным учеником. Теперь я и сам могу у нее учиться. Она хотела охотиться, чтобы помогать Клану. Зная, что ей нельзя приносить свою добычу в пещеру, она нашла другой способ приносить пользу. Она родилась среди Других. Но сердцем и помыслами она принадлежит Клану. Ради Клана она забывает о себе. Бросившись в воду за Оуной, она не думала об опасности. Да, она умеет передвигаться по воде, но я видел сам: ей нелегко было вытащить ребенка. Море могло забрать их обеих. Она знала, ей, как женщине, запрещено охотиться. В течение трех лет ей удавалось делать это тайно. Но когда хищник схватил Брака, она пустила в ход оружие, забыв о том, что ее может постигнуть суровая кара. Эйла владеет пращой искуснее любого охотника. По моему разумению, пренебречь ее умением - непростительная глупость. Я считаю, если мы разрешим ей охотиться, это пойдет на благо всему Клану.
- Нет! Нет! - Бруд даже подпрыгнул от ярости. - Она женщина! Женщины не должны охотиться!
- Бруд! - с достоинством произнес старый охотник. - Я еще не закончил. Ты будешь говорить после меня.
- Не смей перебивать Зуга, Бруд! - предупредил вождь. - Если ты не знаешь, как подобает вести себя на совете, тебе лучше покинуть его.
Бруд, собрав всю свою выдержку, опустился на место.
- Праща далеко не самое грозное оружие, - вновь заговорил Зуг. - Лишь после того как старость лишила меня сил и я уже не мог охотиться с копьем, я взялся за пращу. Настоящим охотникам больше пристало другое оружие. Я полагаю, мы можем позволить Эйле охотиться, но только с пращой. Пусть праща станет оружием стариков и женщин, по крайней мере, этой женщины.
- Зуг, тебе, как и всем нам, известно, что овладеть пращой куда труднее, чем копьем, - возразил Бран. - Много раз, когда охота не приносила удачи, ты со своей пращой добывал для Клана мясо. Ни к чему ради спасения девочки принижать славное оружие. Для того чтобы овладеть копьем, нужны лишь сильные руки, - добавил вождь.
- Не только. Еще нужны быстрые ноги, крепкая грудь и много смелости, - возразил Зуг.
- Еще больше смелости потребовалось Эйле для того, чтобы пойти с пращой на рысь, - вступил в разговор Друк. - Слова Зуга кажутся мне справедливыми и разумными. Пусть Эйла охотится, но только с пращой. Думаю, духи не будут этому противиться. До сих пор Эйла приносила нам удачу. Вспомните охоту на мамонта!
- Я не уверен, что это решение будет благоразумным, - веско произнес Бран. - Я не знаю, можем ли мы оставить ее в живых, не говоря уже о позволении охотиться. Тебе известны законы Клана, Зуг. От веку ни одна из наших женщин не бралась за оружие. Почему ты решил, что духи не будут разгневаны, если мы нарушим древний закон?
- Ни одна из женщин Клана не бралась за оружие, ни одна, кроме этой. Думаю, неспроста духи позволили ей стать столь искусной охотницей. Пусть же теперь с нашего позволения делает то, что в течение трех лет она делала втайне.
- Что ты скажешь, Мог-ур? - повернулся к шаману Бран.
- Что он может сказать? Ты забыл, что она выросла у его очага? - вновь не утерпел Бруд.
- Бруд! - взревел Бран. - Неужели ты дерзнул обвинить Мог-ура в несправедливости? Значит, ты полагаешь, что он мало заботится о Клане? Как смеешь ты не доверять шаману? Великому Мог-уру?
- Не надо, Бран, - остановил вождя Мог-ур. - Бруд прав. Все знают, как я привязан к Эйле. Мне непросто быть справедливым. Да, это так, хотя я постараюсь забыть о своем чувстве к ней. Но я не уверен, что у меня хватит на это сил. С тех самых пор, как вы вернулись с охоты, я в уединении предавался размышлениям. И прошлой ночью мне открылись знания, которых я не ведал раньше, возможно, потому, что в них не было нужды. Давным-давно, еще до того, как люди объединились в Клан, женщины помогали мужчинам охотиться. - Слова шамана были встречены недоверчивым ропотом. - Верьте мне, это правда. Мы устроим обряд, и знания эти откроются всем вам. Так вот, когда люди только учились изготовлять необходимые орудия, и всякий вновь родившийся еще не был наделен памятью, сходной с нашей, женщины охотились на зверей наравне с мужчинами. Тогда мужчины не делились с женщинами своей добычей. Подобно матерям-медведицам, женщина сама добывала пропитание для себя и своих детей. Лишь спустя годы мужчины начали охотиться не только для себя, но и для женщин с детьми. С той поры, когда мужчины стали заботиться о детях и делиться с ними мясом, берет свое начало Клан. С той поры он растет и приумножается. Раньше, если мать погибала на охоте, ребенок ее умирал от голода. Но так было лишь до того, как вражда между людьми прекратилась и они объединились, чтобы охотиться вместе. Так возник Клан. Но даже тогда некоторые женщины продолжали охотиться - то были избранницы духов. Ты говоришь, Бран, что женщины Клана никогда не прикасались к оружию. Ты не прав. В прежние времена женщины охотились, и духи одобряли это. Но то были иные, древние духи, не те, что покровительствуют Клану ныне. Не знаю, будет ли верно назвать их духами Клана. То были могущественные духи, но они давно уже удалились на покой. Их почитали, благоговели перед ними, но и страшились их. Они не были злыми, хотя и обладали великой силой.
Мужчины оцепенели от изумления. Шаман говорил о временах древних, забытых и неведомых. И рассказ его разбудил дремавшие в душах страхи, так что многие невольно содрогнулись.
- Думаю, что ныне никто из женщин, рожденных в Клане, не возымеет желания охотиться, - продолжал Мог-ур. - Думаю, никто из них не сумеет овладеть оружием. Теперь, спустя много лет, женщины изменились, и мужчины тоже. Но Эйла не похожа на женщин Клана. Другие отличаются от нас больше, чем это открыто взору. Если мы позволим ей охотиться, уверен, никто из женщин не захочет последовать ее примеру. То, что она взялась за оружие, удивило их так же сильно, как и нас. Я все сказал.
- Кто еще хочет говорить? - осведомился Бран.
Впрочем, вождь не был уверен, что действительно готов выслушать новые суждения. Слишком много неожиданного уже было сказано, вполне достаточно, чтобы сбиться с толку.
- Гув хочет говорить, Бран.
- Гув может говорить.
- Я лишь помощник шамана, мне неведомо все, что открыто Мог-уру. Но, думаю, он учел не все обстоятельства. Возможно, он напряг все силы, чтобы подавить свою привязанность к Эйле. Он ушел в воспоминания о далеких днях, позабыв о девочке, потому что опасался: устами его заговорит любовь, а не разум. И он ничего не сказал о ее покровителе. Подумайте, почему эту девочку избрал столь могущественный дух, которому пристало покровительствовать лишь мужчине? - спросил Гув и продолжал, не дожидаясь ответа: - Пещерный Лев уступает в силе только Великому Урсусу. Он превосходит в могуществе мамонта. Пещерный Лев охотится на мамонтов, правда, только на старых или детенышей. Но он способен победить мамонта. Однако не лев убивает его.
- Ты противоречишь сам себе, Гув, - сделал нетерпеливый жест Бран. - То ты говоришь, что лев убивает мамонта, то - нет.
- Мамонта убивает не лев. Его убивает львица. Мы забыли об этом, когда говорили о духах-покровителях. Пещерный лев-самец обычно охраняет свое логово и детенышей. Кто же добывает пищу? Самый крупный из хищников, самый свирепый из всех охотников - Пещерная Львица! Самка! Разве вам неизвестно, что она приносит добычу самцу и детенышам? Лев тоже способен охотиться, но все же главное его дело - охрана. Все мы поразились, когда Пещерный Лев избрал девочку. Но никому не пришло в голову, что покровитель Эйлы не Пещерный Лев, а Пещерная Львица. Самка-охотница! Поэтому Эйлу и обуяло столь странное для женщины желание! Вы помните, ей было знамение? И это знамение послала ей Львица. Львица оставила отметины на ее левой ноге. Да, это необычно, когда женщина охотится. Но еще более необычно, когда она имеет подобного покровителя. Не уверен, что суждение мое истинно, и все же примите его в расчет. Охотиться Эйле позволил ее покровитель, будь то Лев или Львица. Посмеем ли мы противоречить столь могущественному духу? Дерзнем ли покарать ее за то, что она следовала велениям своего покровителя?
У Брана голова шла кругом. Еще одно неожиданное мнение. Вождю нужно было время, чтобы собраться с мыслями. "Конечно, Пещерная Львица охотится, - рассуждал он про себя. - Но разве покровитель может быть самкой? Разве не все духи принадлежат к мужскому роду? Но помощник шамана, который проводит свои дни, размышляя об обычаях духов, решил: девочка пожелала охотиться, потому что так принято у породы, к которой принадлежит ее покровитель. И лучше бы Гув не упоминал о том, что они могут рассердить столь могущественного духа, воспротивившись его желанию".
Женщина, осмелившаяся охотиться, - поразительное, невероятное явление. И мужчинам приходилось ломать голову, приходилось волей-неволей раздвигать границы своего понятного, привычного, знакомого мира. Каждый говорил о своем, о том, что его заботило и волновало, каждый делал лишь небольшой шаг за пределы старых представлений. Но Брану предстояла почти невыполнимая задача - учесть все. Долг повелевал ему выслушать все суждения охотников и принять единственно верное решение. Если бы он мог спокойно поразмыслить и сделать вывод! Но дело не терпело отлагательств.
- Кто еще хочет говорить? - изрек вождь.
- Бруд хочет говорить, Бран.
- Бруд может говорить.
- Все эти выдумки очень занятны. Но, по моему разумению, они годятся только для того, чтобы развеять скуку в холодные зимние вечера. Законы Клана незыблемы. Не нам изменять их. Пусть эта девочка родилась среди Других. Ныне она принадлежит Клану. А женщинам Клана запрещено охотиться. Они не имеют права прикасаться не только к оружию, но и к инструментам, которыми изготовляют оружие. Все мы знаем, какой кары достойны те, кто нарушил закон. Эйла должна умереть. Возможно, в давние времена женщины действительно охотились, но это ничего не меняет. Самка пещерного льва ходит на добычу, но это не оправдывает преступления Эйлы. Медведицы и львицы могут охотиться, женщины - никогда. Мы люди Клана, а не львы и не медведи. У Эйлы могучий покровитель. Кое-кто считает, до сих пор она приносила нам удачу. Но закон един для всех, и это не должно спасти ее от кары. Даже то, что она спасла сына моей женщины, не должно смягчить ее участь. Нам следует чтить и блюсти традиции. Женщина, взявшаяся за оружие, обречена на смертельное проклятие. Так повелось издревле, так будет теперь. К чему тратить время в пустых спорах? Ты можешь принять лишь одно решение, Бран. Я все сказал.
- Бруд прав, - произнес Дорв. - Не нам менять древние законы Клана. Одно отступление повлечет за собой другое, и вскоре мы утратим опору. Нарушение закона карается смертью. Эта девочка должна умереть.
Кое-кто из охотников закивал головой в знак согласия. Бран не спешил с ответом. "Бруду трудно возразить, - думал он. - Тот, кто нарушил закон, заслужил смерть. Но Эйла спасла жизнь ребенка, жизнь Брака. Однако чтобы спасти его, она взялась за оружие". Мнений было высказано немало, но вождя по-прежнему терзали сомнения, так же как и в тот злополучный день, когда Эйла выхватила пращу и убила гиену.
- Прежде чем я скажу свое слово, я учту каждое слово, сказанное вами, - произнес вождь. - А теперь все вы должны дать мне ответ - ясный и определенный.
Мужчины, сидевшие вокруг огня, сжали одну руку в кулак и выставили перед грудью. Движение сверху вниз означало утвердительный ответ, движение из стороны в сторону - отрицательный.
- Грод, - обратился вождь ко второму охотнику в Клане, - считаешь ли ты, что девочка по имени Эйла должна умереть?
Грод замешкался. Он понимал, как трудно сейчас вождю. В течение многих лет он был ближайшим помощником Брана, и из года в год его уважение к вождю возрастало. По лицу Брана он видел, что его обуревают противоречивые чувства. Наконец Грод решился. Кулак его взлетел вверх и опустился.
- Грод говорит "да". Что скажет Друк? - повернулся Бран к мастеру-оружейнику.
Друк без колебания сделал жест из стороны в сторону.
- Друк говорит "нет". Что скажет Краг?
Краг поочередно взглянул на Брана, Мог-ура и на Бруда и поднял кулак вверх.
- Краг говорит "да", - оповестил вождь. - Что скажет Гув?
Молодой помощник шамана, не медля ни мгновения, сделал кулаком широкий жест перед грудью.
- Гув говорит "нет". Что скажет Бруд?
Прежде чем вождь успел произнести его имя, Бруд взмахнул кулаком вверх-вниз. Бран едва взглянул в его сторону. Он не сомневался в ответе Бруда.
- Бруд говорит "да". Что скажет Зуг?
Старый охотник гордо выпрямился и сделал решительный жест из стороны в сторону.
- Зуг говорит "нет". Что скажет Дорв?
Кулак второго старейшины Клана устремился вверх, и, прежде чем он опустился, все уставились на Мог-ура.
- Дорв говорит "да". Что скажет Мог-ур? - вопросил Бран. Мнение всех собравшихся было известно вождю заранее. Всех, кроме Мог-ура.
Душу Креба раздирали сомнения. Он чтил законы Клана и корил себя за поступок, который совершила Эйла, за то, что не уследил за ней. Вина его в том, что он слишком любил Эйлу. Вдруг сейчас любовь затуманит его рассудок, вдруг чувства окажутся сильнее долга по отношению к Клану? Кулак шамана медленно двинулся вверх. Да, подсказывал ему разум, за то, что она совершила, есть только одна расплата - смертельное проклятие. Но прежде чем Мог-ур закончил утвердительное движение, кулак его, словно повинуясь чьей-то неведомой воле, дернулся в сторону. Обречь Эйлу на смерть было выше его сил. Но если решение будет принято, он беспрекословно выполнит то, что повелевает ему долг. К счастью, выбирать не ему. Выбор - дело вождя. Только вождя.
- Охотники не пришли к согласию, - провозгласил Бран. - Мне одному предстоит принять решение. Теперь мне известно, что думает каждый из вас. Я буду размышлять о том, что вы сказали сегодня. Мог-ур сказал, вечером мы устроим обряд. Тем лучше. Мне необходима помощь духов. Всем нам нужна их защита. Завтра утром вы узнаете, что я решил. Завтра утром это станет известно Эйле. А теперь ступайте, готовьтесь к обряду.
Мужчины ушли, и Бран остался у костра в одиночестве. Тучи, подгоняемые холодным ветром, проносились по небу. Зарядил ледяной дождь, но Бран обращал на него внимания не больше, чем на гаснущие в костре огоньки. В сумерках он поднялся и, тяжело ступая, направился к пещере. Эйла недвижно сидела на том же месте, что и утром. "Она ожидает худшего, - заметил про себя вождь. - Чего еще она может ожидать?"
Глава 16
Ранним утром Клан собрался на поляне перед пещерой. Резкие порывы восточного ветра обдавали пронизывающим холодом, но небо сияло яркой голубизной. Однако лучи солнца, показавшегося над горным хребтом, не могли разогнать царившее в Клане уныние.
Люди избегали смотреть друг другу в глаза. Руки праздно висели вдоль тел, никто не заводил разговора. Понурившись, люди разбредались по своим местам, страшась узнать участь необычной девочки, ставшей для них своей.
Уба ощущала, что мать ее вся дрожит. Порой Иза так крепко сжимала ручонку дочери, что причиняла ей боль. Уба понимала, не только холодный ветер виной тому, что мать бьет озноб. Креб приблизился к проему пещеры. Никогда еще великий шаман не производил столь устрашающего и внушительного впечатления. Его изборожденное глубокими шрамами лицо казалось высеченным из гранита, а единственный глаз хранил ледяную непроницаемость. Бран сделал знак, и шаман вошел в пещеру медленно, словно изнемогая под тяжестью невидимого бремени. Он подошел к своему очагу, взглянул на девочку, застывшую на подстилке, и, собрав всю свою волю, приблизился к ней.
- Эйла, Эйла, - тихонько окликнул он. Девочка вскинула на него глаза. - Время настало. Ты должна идти.
Ни проблеска чувств не светилось во взгляде Креба.
- Ты должна идти, Эйла, - повторил он. - Бран принял решение.