Остров затерянных душ - Джоан Друэтт 13 стр.


Даже Холдинг, наиболее прагматичный человек в компании, давал себя увлечь этой иллюзии. Пришла кошка, полудикая, но явно в прошлом домашняя. Второй помощник прогнал ее, запустив в нее кирпич, и, хотя она больше ни разу не появилась снова, они еще больше преисполнились глупого оптимизма, надеясь, что вернется ее хозяин. В конце концов именно Эндрю Смит признал тщетность этих ожиданий, "хотя здесь, вне всякого сомнения, в свое время был проделан большой объем работ".

Несмотря на крушение надежд, условия их существования значительно улучшились. В первую очередь у них появилась возможность как следует обустроить лагерь. Капитану Далгарно вновь представился шанс взять на себя обязанности начальника и организовать людей в рабочие и охотничьи бригады. Однако паралич воли, который овладел им с тех пор, как он лишился "Инверколда", продолжал оказывать на него свое пагубное воздействие. Судя по тому, что капитан сообщил журналистам впоследствии о том периоде времени, он, по всей видимости, запомнил лишь то, что его люди несколько месяцев провели в Порт-Россе, "ночуя под стволами деревьев подобно диким зверям", и питались "блюдечками и другими моллюсками". Это настолько далеко от действительного положения вещей, что представляется возможной полная потеря у него связи с реальностью.

Невзирая на тот жалкий пример, который он собой являл, некоторые из его бывших подчиненных стали проявлять больше инициативы. Эндрю Смит сообщает, что, найдя на берегу длинную балку с погибшего корабля, они ее порубили на более короткие куски и, связав их вместе, изготовили плот. Отталкиваясь ото дна шестом, столяр Хендерсон и Джеймс Махони, второй помощник капитана, обходили на нем прибрежные камни и наткнулись на другого тюленя, пятнистого, в отличие от первого, имевшего ровный темно-коричневый окрас. Шкура этого второго, равно как и предыдущего, была без промедления порезана на куски, из которых сделали некое подобие мокасин для тех, кто остался без обуви, чтобы хоть как-то защитить босые израненные ноги. Последнее, как впоследствии признавал Холдинг, "в некоторой степени объясняет то, что они не стремились лучше исследовать окрестности".

Потом их постигла неудача: они лишились своего плота. Он был пришвартован куском тюленьей шкуры, но узел развязался, и плот унесло в море. То была тяжелая утрата, поскольку на камнях окрест поселения уже не осталось моллюсков и плот давал им возможность заниматься собирательством на более отдаленных берегах. Само собой напрашивающимся решением было снова переместить лагерь, но Холдинг не нашел желающих оставить теплую печь в развалинах дома и пойти с ним на поиски другого подходящего места.

"К тому времени все мы снова ослабли, – пишет в свое оправдание Эндрю Смит. – Уже долгое время у нас не было тюленьего мяса, и мы стали настолько немощны, что даже ползать могли с большим трудом".

Таким образом, Роберт Холдинг, такой же самостоятельный, как и прежде, ушел один. Если бы он двинулся на юг, преодолел горы, по пути жег костры, эта история могла бы сложиться совсем по-другому. Учитывая нравственные качества Масгрейва и его подчиненных, можно сказать, что они, узнав о его существовании, несомненно, сделали бы все, что было в их силах, чтобы оказать ему помощь, пусть даже это стоило бы им собственных жизней. Однако им не пришлось подвергать себя столь рискованным испытаниям, потому что Холдинг направился вдоль берега к востоку, а затем стал пробираться на север к северо-западному мысу Порт-Росс.

Глава 13
Охота

Девятнадцатого июня, воодушевленный установившейся хорошей погодой, Масгрейв предпринял очередную разведывательную экспедицию. Оставив Энри на хозяйстве в Эпигуайтте, он вместе с Райналем, Аликом и Джорджем взобрался на вершину высокой горы, на которую в одиночку поднимался пять месяцев назад, повторив тот же маршрут, по которому шел 24 января.

Восхождение прошло настолько гладко, что они двинулись дальше, пока не дошли до огромной каменной плиты, которую назвали "могилой великана" за ее внешнее сходство с гробом. Поскольку то была самая высокая часть острова (около восьмисот или даже тысячи футов, согласно измерениям Масгрейва) и воздух в тот день был особенно чист, им был виден весь архипелаг от острова Адамс на юге до острова Эндерби далеко на севере. Как обычно, Масгрейв зарисовал контуры местности и сделал развернутые описания.

"Общая протяженность архипелага, я полагаю, составляет 30–35 миль, а расстояние с запада на восток в самом широком месте – около 15 миль", – записал он.

Высокие обрывистые утесы на далеком северо-западном берегу, там, где, хотя Масгрейв и не знал этого, "Инверколд" прекратил свое существование, производили особенно глубокое впечатление, а на восточном побережье оказалось "множество опасных подводных рифов, над которыми бурно разбивались волны".

Земли, простирающиеся в сторону северо-восточной оконечности острова, казались намного ниже, чем их южный край, и волнистыми гребнями сбегали к глубоко изрезанному побережью.

"Судя по виду той части острова, она, несомненно, кишит тюленями, – писал он, не подозревая, что изучает область, которую в это же время исследовал Роберт Холдинг. – Берега покрыты кустарником и низкорослыми деревьями".

Прямо перед ними раскинулся величественный, но вызывающий трепет ландшафт.

"Узкие ущелья и отвесные обрывы высотой в сотни футов, вглубь которых страшно смотреть". Океан, как всегда, был удручающе пуст, но море тем не менее "услаждало взор своим прекрасным видом". Приятно также было взглянуть на свой дом позади.

"Мы были от него в семи часах ходу", – завершает повествование Масгрейв.

Мороз сковал болота, поэтому идти было легко. На обратном пути они поймали птицу наподобие камышовой курочки и обнаружили деревья с маленькими красными ягодами, имевшими великолепный вкус.

Что еще лучше, они нашли растение, широко распространенное на острове Кэмпбелл, которое, однако, на острове Окленд до тех пор им не встречалось. Речь идет о Pleurophyllum speciosum, как и Stilbocarpa, принадлежащем к группе мегатрав, только еще более внушительном – розетка его рубчатых изумрудно-зеленых листьев достигает двадцати дюймов в поперечнике. Прихватив растение с собой, мужчины дома мелко порубили его и, сварив, убедились, что оно вполне съедобно и может стать желанной и полезной добавкой в суп, который они варили из соленого тюленьего мяса. До сих пор они недолюбливали бульон из тюленины, потому что от него страдали поносом, но Pleurophyllum, обладая закрепляющим свойством, нейтрализовало этот неприятный побочный эффект. Причина, по которой они не находили его поблизости Эпигуайтта, заключалась в том, что дикие свиньи, выпущенные на остров капитаном Бристоу в 1807 году и участниками последующих экспедиций, охотно поедали это растение, почти полностью истребив Pleurophyllum. Даже сейчас Pleurophyllum speciosum на острове Окленд растет в изобилии только кое-где на каменистых участках и на прибрежных скалах.

В последующие несколько дней Масгрейв, еще более приободренный поимкой тюленя и хорошим уловом мидий, стал с надеждой подумывать о весне и долгожданном корабле, высланном для их спасения. Он заговорил об устройстве наблюдательного пункта, опасаясь, что судно может пройти мимо, поскольку на нем не узнают, что они находятся здесь, и 14 июля вместе с Райналем стал обходить на лодке бухту в поисках подходящего места. Однако удача в тот день им не сопутствовала. Мало того что они не смогли найти достаточно близко расположенного от Эпигуайтта удобного места, чтобы можно было регулярно его посещать, так их к тому же застиг встречный ветер.

Сняв с лодки парус, мужчины соорудили из него навес и разожгли костер, но хлынул проливной дождь, а парус был весь в дырах. Как с горькой усмешкой отмечает Масгрейв, "нетрудно понять, мало приятного оказаться в таком положении на 51 градусе южной широты посреди зимы". Средняя температура в тот период времени равнялась 30° по Фаренгейту около полудня, а проливной дождь и порывистый ветер усугубляли ощущение холода. Вдобавок ко всем неприятностям им нечего было есть, так как холодное тюленье мясо и корневища, которые они брали с собой, были съедены еще днем.

К следующему утру неблагоприятный ветер только усилился, а ливень не утихал целый день. К счастью, им удалось подстрелить двух уток.

"Одну мы зажарили, а другую по частям тушили в котелке емкостью в кварту, который служил в лодке черпаком", – записал Масгрейв, все более волновавшийся по поводу оставшегося дома хронометра, который нужно было завести, чтобы он не стал. В итоге он решил идти пешком. Райналь не захотел оставаться один, поэтому они вытащили лодку на берег, настолько высоко, насколько смогли, хотя, по мнению Масгрейва, и недостаточно, чтобы обеспечить ее сохранность, после чего отправились в путь.

"Нет нужды подробно останавливаться на трудностях, которые мы испытали, пробираясь по кустарнику и траве под проливным дождем, – пишет Масгрейв. – Достаточно будет сказать, что нам потребовалось шесть часов, чтобы одолеть расстояние в пять миль, и домой мы добрались только через час после того, как стемнело. За это время во рту у нас не было ни крошки, и мы буквально валились с ног от голода и усталости".

Также нет необходимости говорить о том, что остальные трое, волновавшиеся, что их товарищей унесло в море, были чрезвычайно рады их видеть.

Джорджу и Алику в то утро несказанно повезло поймать молодого тюленя, и это было, по словам Масгрейва, настоящим пиршеством, ведь они давно уже не ели мяса молодого тюленя. Капитан пишет: "После того как мы в полной мере воздали ему должное, мы немедля улеглись, и не нужно было петь колыбельную, чтобы нас убаюкать".

На следующее утро Масгрейв с радостью обнаружил, что дождь прекратился, и они с Райналем отправились за лодкой. И снова удача отвернулась от них: дождь хлынул прежде, чем они прошли полмили. Однако они продолжили путь, беспокоясь о лодке, которую ни в коем случае нельзя было терять. Как пишет Масгрейв, "лишись ее, мы потеряли бы средство поддержания наших жизней". К счастью, они нашли ее в точности там же, где и оставили, наполовину залитую водой, но невредимую.

"Вычерпав из нее воду, мы разожгли костер и одну за другой как-то умудрились высушить наши одежки и перекусили".

После этого они стали ждать благоприятной погоды. В полночь ветер наконец переменился на попутный и они смогли отправиться домой под парусом.

Масгрейв оставил идею обустроить наблюдательный пункт у самого берега, удовлетворившись высоким местом на холме в двух милях от их дома, откуда было далеко видно воды гавани и можно было оповестить обитателей Эпигуайтта, чтобы они спускали лодку на воду в том случае, если будет замечен парус.

"А он, несомненно, появится. С начала октября я намерен самостоятельно ходить туда и вести наблюдение, – заявил он. – Я буду оставаться там до тех пор, пока мы не оставим последнюю надежду на его появление".

Впрочем, до октября было пока далеко, ведь шла только середина июля, и самая суровая часть зимы была еще впереди. Тем временем Масгрейв вернулся к своей привычке пускаться в долгие одиночные походы, а также, что стало его навязчивой идеей, к тщательному контролю показаний барометра и сравнению их с действительными погодными условиями, считая, что между первыми и вторыми связь совсем мала.

Когда стрелка барометра поднималась, что обычно является признаком ясной погоды, он, проснувшись, чаще всего обнаруживал, что за окном "темно, мрачно и туманно" и что поднимается жуткая буря. "Очередное подтверждение лживости и почти полной бесполезности барометра в этой местности, – констатирует капитан и прибавляет иронично: – А по существу лучшим барометром, как выяснилось, служат назойливые падальные мухи, которые по-прежнему с нами. Они роятся, когда собирается дождь, и тем самым даже предсказывают бурю". В последнюю неделю июля температура опустилась до 22 градусов по Фаренгейту, но падальные мухи были живы и портили мясо, одежду и одеяла практически так же омерзительно, как и в самый разгар лета, а мошки кусали их столь же яростно, как и всегда.

"Я могу здесь в точности описать наше жалкое существование в эти дни, – пишет Масгрейв. – На завтрак – тушенное до полужидкого состояния тюленье мясо, жареные коренья, вареная или жареная тюленина и вода. Обед – то же самое. Ужин – еще раз то же самое. И все это повторяется двадцать один раз в неделю. Мидии и рыба стали большой редкостью, мы уже давно не можем их добыть".

Восемнадцатого июля они наткнулись на стаю морских львов и смогли убить трех шестимесячных детенышей и беременную самку, но избегшие их дубинок животные ушли в другое место, и найти их еще раз не удалось.

К концу июля Райналь записал, что их рацион ограничился одним только соленым мясом, ставшим прогорклым и почти несъедобным, несмотря на их усилия сохранить его. Хотя охотники проводили в походах столько времени, сколько было возможно, возвращались они с пустыми руками и понуро опущенными головами. После трех дней неудач кряду все пятеро были столь подавлены, что вместо вечерних занятий валились спать сразу же после прочтения молитв, пытаясь сном облегчить муки голода. "Поскольку мы были постоянно уставшими, мы спали", – отмечает в своем журнале капитан.

Затем произошло природное явление, которое отчаявшиеся люди истолковали как добрый знак. Вышедший по нужде из дому Джордж ворвался внутрь, восклицая:

– Скорее, идите и посмотрите!

Все они опрометью бросились в холодную тьму и увидели то, что Райналь описал как "сполохи разноцветного огня". Они метались и извивались по небесному своду, затмевая звезды своим призрачным сиянием, подобно грандиозному фейерверку, происходящему в абсолютной тишине. Отшельники стояли и, благоговея, созерцали полярное сияние, ошеломленные демонстрацией "величия природы и могущества Творца", пока холод не загнал их в помещение.

Ранним утром следующего дня Райналь и Алик отправились на охоту, разойдясь в разных направлениях. Райналь вернулся в Эпигуайтт с парой маленьких бакланов, которых подстрелил из своего ружья, но к тому времени, как их ощипали и приготовили, Алика все еще не было. Только после того, как все остальные пообедали, предусмотрительно отложив долю норвежца, они увидели, как он спускается со скалы. К их радости, его спину обременяла тяжелая ноша.

"Мы побежали ему навстречу, – пишет Райналь и далее восклицает: – Ах, какое счастье!"

Алик нес целую тушу молодого морского льва весом более сотни фунтов.

"С этим грузом он прошел от входа в бухту по самому сложному маршруту, какой только можно представить! Наш норвежец – крепкий и неустрашимый парень; пусть он мало говорит, но зато знает свое дело".

Алик выследил тюленя и его мать по следам, оставленным ими на снегу, и смог убить их обоих. Теперь он настаивал на том, чтобы они отправились с ним за тушей самки, опасаясь, что ночью могут ее лишиться, так как в последнее время их не раз будил собачий лай.

Оставив Энри разделывать годовалого тюленя и готовить жаркое, остальные ушли за норвежцем. Масгрейв шел сразу за Аликом, а Райналь и Джордж отстали от них более чем на сотню ярдов. Желая догнать их, Райналь решил, что сможет сократить путь через лес, и очутился над озерцом, в которое вливался низвергающийся в расщелину сбоку скалы поток воды. А потом он замер, услыхав лай тюленя. В следующую секунду он увидел животное – молодого самца морского льва.

"С дубиной в руке, – пишет он, – я пустился за ним вдогонку".

Тюлень двигался быстро. Неожиданно он исчез из-под самого носа преследующего его Райналя. Прямо перед ним зияла расщелина, и Райналя уберегло только то, что он ухватился за папоротник, который, слава богу, выдержал Райналя даже тогда, когда тот упал, поскользнувшись. Поднимаясь на ноги, он услышал, как морской лев внизу плюхнулся в воду. Он крикнул Джорджу, который, как оказалось, уже спустился с другой стороны на дно ущелья, чтобы там, притаившись, подстеречь тюленя. Он слышал ответ англичанина, слышал, как тот устроился в засаде. А после – тишина. Прошло десять минут, и ни звука.

Намереваясь выгнать тюленя из воды, Райналь за ремешок повесил дубинку на шею и ногами вперед полез в темную расщелину, все быстрее скользя вниз, пока не бултыхнулся по колено в ледяную воду. Тут он замер, не шевелясь. Хотя он и слышал зверя, но не видел его ясно, так как был по другую от него сторону завесы из корней и лиан, свисающих сверху. Осторожно нырнув под нее, Райналь очутился в объятой полумраком пещере. Посередине падал поток сверху, а в стороне притаился тюлень, тревожно переводя взгляд с Райналя на Джорджа, чей силуэт выделялся против входа.

В конце концов морской лев решился на атаку, с ревом бросившись на француза. Райналь поднял дубину на высоту плеча, прочно удерживая ее двумя руками, понимая, что у него есть всего один шанс.

"И вот, распахнув пасть, он на меня прыгнул! Я ударил – моя дубина просвистела в воздухе и обрушилась прямо ему на голову".

Добив зверя ножом, Райналь перекатил тушу под водопад, где течение понесло ее к Джорджу.

К сожалению, выбраться из пещеры можно было только тем же путем. Полностью погрузившись в подернувшуюся льдом воду, Райналь выполз из ущелья и поднялся, "весь дрожа и стуча зубами на пронизывающем ветру, прилепившим к телу мокрую одежду, с которой, как с бога Тритона, струилась вода".

Торопливо разрезав большую тушу морского льва на четыре части, они две четверти подвесили на дереве, остальное, взвалив на плечи, отнесли в Эпигуайтт, где Райналь переоделся в сухую одежду. Стемнело, но Масгрейв с Аликом все не возвращались – очевидно, ждали, когда они подойдут. С каждой минутой тревога усиливалась, и охотники, взяв с собой фонарь, снова вышли из дому. На этот раз они пошли по тому же пути, что и их товарищи. Когда Райналь и его спутник нашли Масгрейва с норвежцем, они опять продрогли до костей, и, чтобы всем четверым согреться, было решено разжечь костер. Когда дрова прогорели, они отправились домой сквозь морозную ночную тьму.

"Мы открыли дверь, переступили порог, и что за пленительная картина предстала перед нашими глазами! – пишет Райналь. – Полная противоположность тому, где мы только что были! Снаружи – ночь, лютый холод, свистящий ледяной ветер, внутри – свет и тепло".

В очаге, потрескивая, горели дрова, все лампы лили яркий свет, на столе были аккуратно расставлены их тарелки, а посередине источал пар огромный вкусный кусок мяса. Энри Форжес, в ту неделю дежуривший на кухне, действительно выполнил обязанности повара как следует. Возблагодарив Творца "за то, что услышал молитвы и столь зримо на них ответил", члены экипажа "Графтона" энергично приступили к делу.

В двадцати милях севернее Роберт Холдинг, преодолевая пронизывающий холод, пересекал полуостров в направлении к северо-западному мысу Порт-Росс. Он знал, что остальные, выжившие из команды "Инверколда", которых он оставил в разрушенном поселении Хардвик, в это время сидят у огня, разожженного им в печи единственного частично уцелевшего дома. Им, должно быть, намного теплее, чем ему, но он был уверен в том, что они сами подписали себе смертный приговор.

Назад Дальше