Все это сопровождалось невероятными трудностями. Райналь сообщает, что они надеялись использовать доски обшивки "Графтона" для наращивания бортов лодки, но "оказалось, что они не выдерживают сгибания, даже будучи хорошо распаренными". Поэтому им пришлось самим добывать материал, рубить лес, что с учетом кривизны деревьев представляло собой трудновыполнимую задачу: "прямые стволы длиной хотя бы в шесть футов и шести дюймов в диаметре были редкостью". Масгрейв стал у них дровосеком; бродя в снегу выше колена в поисках подходящих деревьев, он валил их и стаскивал на берег, где они устроили лесопилку, оснащенную пилой, которую Райналь с большими трудностями сделал из куска листового железа.
"Каждый ствол сначала пилили на квадратный брус, а потом, в зависимости от его толщины, распускали на три или четыре доски толщиной в один дюйм и шириной пять дюймов", – пишет Райналь.
"Чрезвычайно утомительная операция", – отмечает Масгрейв, поскольку их примитивную пилу приходилось точить каждые полчаса.
К тому же убывающий световой день ограничивал работу на стапеле до семи-восьми часов в сутки, да и то, если позволяла погода.
"С другой стороны, – оптимистично продолжает Райналь, – у нас были долгие вечера", что позволяло им проводить больше времени в кузнице, изготовляя гвозди.
"Молот мистера Райналя по-прежнему звенит в кузнице, – констатирует Масгрейв в той же записи в своем журнале от 23 июня, отмечая, что делает он это в час ночи. – Эта маленькая лодка требует невероятного объема кузнечных работ, которые он производит с поразительным мастерством и трудится в поте лица".
Что касается самого Масгрейва, то он уверен, что никогда прежде в своей жизни не работал так много, как в последние шесть месяцев: "Мы должны сделать паруса, мачты и все прочее". Затем возникло очередное препятствие: их всех сразила тяжелая форма дизентерии. Они выздоровели, но у Масгрейва остались ревматические боли и судороги, которые, как он считал, не оставят его до конца жизни".
Нехватка пищи проявлялась острее, чем когда-либо раньше. Для поддержания жизни они по большей части довольствовались водой и корневищами Stilbocarpa, хотя иногда удавалось подстрелить чайку, а однажды они наткнулись на жутко израненного морского льва.
"Один его ласт был полностью оторван от тела", – рассказывает Масгрейв и далее описывает иные страшные увечья.
То была беременная самка, и он объясняет ее состояние дракой с другим тюленем, не подумав о диких собаках, морских леопардах и акулах. Избавленная от мучений, она пополнила их столь скудный рацион.
"Но, слава богу, – продолжает Масгрейв свою запись в журнале под конец июня, – теперь мы действительно подошли вплотную к преодолению или окончанию наших несчастий и страданий. Лодка закончена, оснащена, паруса привязаны, и она готова к спуску на воду".
Грот-рей "Графтона" превратился в отличную мачту, сделали они также и бушприт. Борта обшили распаренными и согнутыми досками, настелили палубу, а все стыки зашпаклевали.
"Вооружившись киянкой и очень тонкой стамеской, – описывает Райналь, – я набил в них паклю, которую Энри и Джордж заготовили накануне из старой веревки".
Не имея смолы, он сделал густую смесь из тюленьего жира и извести. Немало хлопот ему доставил руль, особенно разработка и изготовление подходящих петель. Тем не менее теперь он был надежно закреплен на ахтерштевне и послушно поворачивался от легкого прикосновения. Еще одной непростой задачей стало оснащение лодки помпой. Выйти в море без нее было бы равносильно самоубийству, и Райналь, припоминая, что видел одну из помп шхуны, выброшенную на берег, отправился на ее поиски.
"Я не ошибся, – пишет он. – Я нашел помпу на том же самом месте. Она была сильно повреждена, но, поскольку была десяти футов в длину, я отрубил от нее кусок примерно в четыре фута, который еще мог послужить".
Он укоротил ее топором на нужную длину – у ее основания приладил клапан; еще один поставил наверху поршня, к железному штоку которого приделал крестообразную ручку; и в результате, по словам француза, у них "появилась отличная помпа, которую установили на лодке сразу позади мачты".
Затем он осуществил еще одну идею, которая, вполне вероятно, всем им спасла жизнь. В палубе он прорубил три маленьких лаза площадью около квадратного фута каждый, затем, сшив из парусины чехлы длиной в пять футов, прибил их к краям лазов. Мысль состояла в том, чтобы три человека, которые будут управлять лодкой, влезли в них ногами, а остаток тканевого чехла натянули вверх на туловище, надев на плечи специально для этого пришитые лямки.
"Этим мы надеялись решить две задачи: во-первых, обезопасить себя от смывания волной за борт и, во-вторых, предотвратить затопление водой трюма нашего маленького корабля".
"Кроме того, – продолжает Райналь, – время от времени нам нужно было бы меняться местами, чтобы дать отдохнуть рулевому", поэтому им нужно было за что-то держаться. С этой целью они установили на палубе восемь стоек, каждая в фут высотой, со сквозными отверстиями наверху, чтобы пропустить сквозь них веревку. В трюме поставили большую бочку с пресной водой, закрытую хорошо притертой крышкой с маленьким отверстием в ней, и закрепили четырьмя досками. Наконец, на палубе поместили компас с "Графтона" между двумя лазами, рядом с рулем, и закрепили таким же образом.
"Итак, работа окончена, и ее результат, по крайней мере тем, кто ее выполнил, казался весьма грандиозным", – пишет Райналь. Теперь у них была "лодка с палубой, семнадцати футов в длину, шести футов в ширину и трех футов в глубину, грузоподъемностью в две с половиной тонны и вооруженная двумя кливерами и гротом, на котором можно было трижды взять рифы".
Оставалось только спустить ее на воду, для чего они должны были дождаться более спокойной погоды. И все же, как отмечает Масгрейв, они "были в прекрасном настроении, несмотря на все невзгоды нашей жизни".
Было еще одно относительно несложное дело, которому следовало уделить внимание. Чтобы обезопасить плод своих тяжких трудов от разрушения, мужчины из досок соорудили слип – гладкий желоб, нисходящий к берегу к линии воды при отливе.
И вот наконец наступил этот знаменательный день.
"27 июня, – записал Масгрейв, – мы спустили лодку на воду и взяли с собой все то, что нам могло понадобиться, пока мы будем стоять в Привальной бухте" – бухточке, где они собирались провести окончательные приготовления. "Прилив затопил конец нашего слипа", – пишет Райналь.
Масгрейв и Энри взялись за один борт, Алик и Джордж – за другой, Райналь поддел корму длинным рычагом, и все вместе они подняли лодку, с тем чтобы одну за другой выбить из-под нее все подпорки.
"И так, неспешно и спокойно, шаг за шагом, ее спустили в водную стихию, которая тут же подхватила ее и понесла на себе", – повествует Райналь.
Настало время дать ей имя, и они с достойным восхищения оптимизмом нарекли ее "Спасением".
Оказавшись в воде, лодка, будучи очень легкой, стала раскачиваться самым неподобающим образом, поэтому "нельзя было терять ни секунды и требовалось побыстрее загрузить ее балластом". Это и сделал Райналь, спустившись в трюм в один из лазов в палубе. Стопка старых железяк, что служили балластом на "Графтоне", лежала наготове на берегу, и остальные, кусок за куском, передали ему на борт.
После того как Райналь распределил их вдоль киля от кормы к носу, лодка стала значительно более остойчивой.
"Когда лодку загрузили в достаточной степени – требовалось около тонны веса, – мы накрыли балласт досками, которые прибили к новому остову".
Это должно было удерживать балласт на своем месте, как на "Графтоне", и уберечь судно от переворачивания. Затем погрузили просоленные тюленьи шкуры.
"С балластом наш корабль погрузился в воду на два с половиной фута", так что на виду осталась только новая часть корпуса лодки, а старая обшивка скрылась под водой.
Масгрейв считал, что в Новую Зеландию они должны отправиться вместе, поэтому все пятеро были на борту по пути от верфи в бухту, и вот тогда у него появились первые сомнения. Им повезло, что погода стояла чрезвычайно тихая, признает он, ведь, спустив лодку на воду, они выяснили, что она "очень чувствительна – от малейшего движения сильно кренилась". Капитан отметил: "Право же, кое-кто был так напуган, что захотел вернуться на берег".
Он успокоил всех, уверив, что им ничего не грозит, так как вес балласта достаточен, но, честно говоря, был и сам разочарован.
До Привальной бухты было всего семь миль, но они пришли туда, когда уже стемнело, и были вынуждены стать лагерем на берегу под парой запасных парусов. Погода заставила их там задержаться на две недели, до 11 июля. За это время Масгрейв перераспределил балласт, а также поменял оснастку, присущую куттеру, на рейковый парус и кливер. "Такое вооружение я счел наиболее подходящим", – констатировал он.
Вместе с тем Масгрейв осознал, что было бы безумием идти в море с таким количеством людей на борту, поэтому в итоге предложил, чтобы двое остались на острове. Он же с двумя помощниками постарается дойти до Новой Зеландии и в случае благополучного завершения похода (в чем он сильно сомневался) незамедлительно изыщет возможность послать за оставшимися.
Остальные это не одобрили, заявив: "Что ж, если кому-то из нас суждено утонуть, то пусть мы утонем все вместе". Правда, Энри не стал скрывать, что совсем не в восторге от плавания в такой "скорлупке" и что он, пожалуй, предпочел бы остаться, если бы с ним был еще кто-то. Пока длилось это обсуждение, они отправлялись на лодке к лежбищу тюленей за добычей, и Масгрейв, делая очередную запись, признался: "Чем больше я на ней ходил, тем больше укреплялся во мнении, что лодка не способна взять всех нас на борт".
Споры не утихали.
"Похоже, у меня с ними возникнут определенные трудности. Они боятся отправиться в путь, но вместе с тем отказываются остаться на острове".
В итоге 13 июля Масгрейв решил, что двое должны остаться в Эпигуайтте, а именно Джордж Харрис и Энри Форжес. Энри был выбран потому, что все время говорил о своем страхе пускаться в дальнее плавание в такой маленькой и утлой лодке, а Джордж всегда хорошо ладил с ним. "Поэтому я решил, что лучше всего остаться этим двоим, снабдив их всем, что мы можем им предоставить".
Они вернулись в Эпигуайтт, чтобы там ждать благоприятной погоды.
"19 июля подул юго-западный ветер, – пишет Райналь. – Погода стояла ясная, хотя и холодная (была середина зимы). Пришло время отправиться в путь".
Близился час, когда он, Масгрейв и Алик расстанутся с Энри и Джорджем.
Они сердечно распрощались. Все они были друг другу товарищами последние двадцать месяцев. С 12 ноября, дня, когда они вышли из Сиднея, они вместе терпели лишения, преодолевали трудности, плечом к плечу, как братья, работали для общего блага. Благодаря добросовестному руководству, изобретательности в технических решениях, самоотверженному труду и несокрушимому товарищескому духу они выжили в невероятно сложных условиях. Теперь, так или иначе, их удивительное приключение подходило к концу.
"Все мы были глубоко взволнованы", – пишет Райналь.
Собравшись в Эпигуайтте в последний раз, они "объединили свои молитвы Богу о помощи тем, кому предстояло бросить вызов бурному океану в хрупком суденышке, и тем, кто оставался на скалистом острове бороться с нуждой и отчаянием".
Затем, сжав напоследок друг друга в объятиях, они расстались у стапеля. Масгрейв, Райналь и Алик подняли парус. Наконец скрылся из виду Эпигуайтт, осталось лишь облачко дыма от печи, поднимающееся в небо позади разбросанных остатков шхуны. Это было утро 19 июля 1865 года. Члены экипажа "Графтона" были узниками архипелага Окленд один год, шесть месяцев и шестнадцать дней.
Глава 19
Избавление
К одиннадцати часам утра маленькое судно "Спасение" шло между двумя высокими утесами, что стояли по обе стороны входа в бухту Карнли, а перед ними простирался открытый океан. Тут же их парус наполнил ледяной ветер, и они помчались по волнам.
Масгрейв этому ветру не доверял, зная по собственному опыту, что его направление может непредсказуемо меняться на любое другое в пределах западной половины розы ветров, поэтому торопился уйти подальше от коварного, изобилующего рифами северо-восточного берега острова Окленд до того, как налетит первый сильный порыв.
"Мы, однако, отошли не больше чем на двадцать миль от острова, прежде чем испытали на себе всю ярость юго-западного штормового ветра", – записал он.
Но двадцати миль было достаточно.
"К трем часам пополудни мы находились севернее архипелага Окленд, – пишет Райналь, – без происшествий миновав пояс рифов, которые в этой части побережья представляют собой препятствие чрезвычайной опасности".
Далее им оставалось только идти под этим ветром, сделав поправку на восточные течения, северо-северо-западным курсом, надеясь достичь берегов Новой Зеландии прежде, чем погода покажет себя с худшей стороны.
"Шли мы со скоростью шесть узлов", – пишет Райналь.
Тогда он был настроен оптимистически. До их цели оставалось около сотни лиг (то есть триста морских миль), и при попутном ветре они должны были пройти это расстояние за пятьдесят – шестьдесят часов. "Спасение" проявляло отличные ходовые качества, правда, набирало в трюм довольно много воды, и им приходилось постоянно держать одного человека работающим с помпой, в то время как остальные двое рулили и управлялись с парусами, но "во всех остальных отношениях оно оказалась превосходным судном, что наполняло нас уверенностью". От них требовалось лишь терпеливо идти к цели с надеждой на то, что ветер не будет усиливаться.
Но как только сгустились сумерки, ветер стал нарастать, очень скоро достигнув ураганной силы. "Огромные волны, вздымаясь, поднимали нас на свои гигантские гребни, чтобы тут же уйти вниз, обрушив нас в образовавшуюся бездну", – вспоминает Райналь.
Лодка металась то вверх, то вниз на множество футов за раз, вызывая у всех троих членов команды головокружение и тошноту.
"О еде не было сил даже думать. Все, на что мы были способны, это несколько глотков воды".
"Наступила ночь, – продолжает Райналь. – Ураган, становясь все сильнее и сильнее, усугублял наше кошмарное положение, а затем и вовсе принес ливень, секущий град и снегопад".
Они уже дважды зарифили большой парус и теперь еще более уменьшили площадь парусов.
"Следующий день оказался не лучше", – пишет он далее.
Горизонт заволакивали сизо-черные тучи, волны достигали чудовищной высоты. Когда "Спасение" проваливалось в пропасть между ними, они видели вокруг только серую воду, вздымающуюся намного выше мачты, и им оставалось лишь ждать скрепя сердце, когда их снова вынесет наверх. Когда они почувствовали себя в чуть лучшем состоянии и решили немного поесть жареного мяса тюленя, которое они взяли с собой в дорогу, оно оказалось таким прогорклым, что они с отвращением выбросили его за борт.
К шести часам вечера условия ухудшились настолько, что стало опасно держать маленькое судно под парусами.
"Вокруг нас грохотали волны чудовищной величины, осыпая нас брызгами тускло-белой пены", – повествует Райналь.
Капитан Масгрейв был вынужден распорядиться свернуть паруса и держать маленькое судно носом к набегающим волнам, чтобы не быть опрокинутым. Однако не прошло и получаса, как высоко над ними поднялся огромный вал и обрушил на лодку свой гребень, заставив ее завертеться подобно волчку. Как пишет Райналь, все трое панически завопили, объятые ужасом.
"Мы решили, что наступила последняя минута нашей жизни. И мы бы действительно погибли, – размышляет он, – если бы нас не держали наши парусиновые чехлы".
К счастью, железный балласт, закрепленный на дне лодки, остался на своем месте, и, когда огромная волна отступила, "Спасение" снова стало ровно на киле. Освободив свои желудки от выпитой воды, они упорно продолжили плавание.
"21 июля, – пишет Райналь. – Погода скверная, шторм не прекращается".
Тем не менее им удавалось в периоды затишья ставить паруса, возобновляя курс. Третья ночь была даже еще более ужасной, чем обе предыдущие. Дважды в течение получаса их захватывали и крутили до головокружения огромные волны. К рассвету четвертого дня состояние всех троих было критическим. Непрерывный ливень не оставил на них ни одной сухой нитки. Окоченевшие от холода, мужчины едва не теряли сознание от голода, а руки и лица воспалились от ветра и соли. Они до боли в глазах вглядывались в водные просторы на севере, "снова и снова, в надежде увидеть землю", но там не было ничего, кроме серого вздыбленного океана, покрытого кипящей пеной.
Затем, на пятое утро, они заметили у горизонта далекий бугорок. Они приближались к острову Стьюарт, самому южному и самому малому из трех островов, составляющих Новую Зеландию, и теперь их плавание подходило к концу, как пишет об этом Масгрейв, "после тяжелого перехода в пять дней и ночей". Сам он все это время провел на ногах, "в одной руке сжимая веревку, в другой – помпу", пока остальные двое управляли парусами и сменяли друг друга на руле.
"Ветер, хотя и попутный, дул с такой силой, что почти половину всего времени нам приходилось лежать в дрейфе с убранными парусами. Волны постоянно заливали маленькое судно, и как оно при этом уцелело, я даже не знаю".
Физически все трое были крайне измотаны.
"За все время пути я не съел ни крошки, – писал Масгрейв. – И выпил всего лишь полпинты воды".
Как ни странно, но вплоть до того дня, когда они увидели землю, он не чувствовал усталости, а когда они подошли к острову ближе, капитан внезапно повалился на палубу в изнеможении. Он пролежал так полчаса, собираясь с силами, чтобы привести их к берегу.
"Если бы мы остались в море хоть еще немного, я уверен, что больше мне никогда не пришлось бы сойти на землю своими ногами".
Что касается Райналя, то он был так изможден, что вид суши вызвал в нем лишь мимолетный отблеск радости, прежде чем он снова впал в состояние бесчувственной терпеливости. Ветер утих, но море по-прежнему было неспокойно, и они продвигались вперед крайне медленно. У них были весла, но не было сил грести. "Спасение", раскачиваясь и переваливаясь на волнах, почти что стояло на месте, и так можно было погибнуть, глядя на спасительную землю. К вечеру поднялся легкий ветерок и погнал их к берегу, но, поскольку уже смеркалось, им пришлось снова лечь в дрейф и пережить еще одну ночь в море.
Та ночь показалась им бесконечной, но в конце концов наступило утро, и, как пишет Райналь, "мы, собрав все наши силы, снова поставили парус и в одиннадцать утра подошли к Порт-Адвенчеру. Это было 24 июля 1865 года".
Поначалу они испытали страшное разочарование. Их окружали холмы острова Стьюарт, покрытые первобытным лесом и явно необитаемые. Волны с силой разбивались о берег, а течение отлива было столь мощным, что им пришлось лавировать против ветра, чтобы его избежать. Райналь пишет о том, как тяжело им было управляться с канатами едва поднимающимися от усталости руками с опухшими от холода и соли ладонями.
"Еще несколько часов, и мы бы не были способны ни на что большее, чем лечь на палубу нашей лодки и ожидать прихода смерти".