* * *
Тем временем нищий шел по направлению к одному из маяков. Когда ему на пути встречались люди, в особенности служивые, он сразу преображался - горбатился, прихрамывал и тяжело опирался на палку. Наверное, многие удивились бы, рассмотрев ее поближе. Клюка выполняла функцию ножен, где покоился добрый клинок. А в мешке за плечами калеки лежали две заряженных пистоли.
Неподалеку от маяка находилась тощая рощица. Она не давала никакой прохлады в жаркое летнее время, зато среди ее кустов можно было преспокойно расположиться для трапезы. Благо лужайка, облюбованная нищим, с дороги не просматривалась. Он уселся прямо на траву. Потом открыл котомку, достал лепешки с солидным куском поджаренной свинины, и с аппетитом начал уплетать свой обед за обе щеки, запивая прямо с горлышка дорогим итальянским вином.
Насытившись, малый лег, подложив отощавший мешок под голову, и почти мгновенно уснул. Так он проспал до самого заката. Но едва солнечный диск коснулся горизонта, нищий, будто его ужалили, резко вскочил на ноги, раздвинул ветки кустарника и стал наблюдать за дорогой. Спустя считанные минуты на дороге показался человек, в котором без труда можно было узнать моряка. Из оружия у него был лишь нож с широким лезвием в простых кожаных ножнах. Он вертел головой со стороны в сторону, явно пытаясь кого-то высмотреть. Похоже, ему было немного не по себе.
Убедившись, что вслед за моряком никто не идет, нищий приподнялся повыше и окликнул его:
- Густав! Я здесь. Иди сюда.
Увидев бородатую, словно у лешего, физиономию, выглядывающую из-за кустов, моряк испуганно вздрогнул и резко остановился. Его рука потянулась за ножом.
- С каких это пор ты стал таким пугливым, Табаш? - насмешливо спросил "нищий" и снял свой маскарад.
Под ним оказалось вполне симпатичное лицо, обрамленное короткой бородкой. Оно было изрядно загоревшим и обветренным, а появившееся на нем добродушное выражение несколько подпортили глаза - неподвижные и холодные, а от того слегка отталкивающие.
- Голштинец! - облегченно выдохнул моряк. - Ну и напугал ты меня, образина.
Он быстро нырнул в заросли, и вскоре оба уже сидели на поляне, допивая остатки вина - за встречу.
- Я сильно удивился, получив твою весточку, - рассказывал Табаш. - Ты рискуешь. Наш капитан Ендрих Асмус подковы рвет на ходу, все пытается достать тебя. За голову Роде, между прочим, обещано пятьсот гульденов. Не боишься, что я сдам тебя властям? А лучше Асмусу. Он точно выдаст премию, а власти могут и зажилить.
- Не боюсь.
- Почему? Или думаешь, что годы меня перековали и я стал ангелом?
- Я не настолько наивен. Ты как был, Табаш, сукиным сыном, так им и остался. Между прочим, это комплимен. Собираясь на встречу со мной, ты точно знал, что я предложу тебе гораздо БОЛЬШЕ, чем какие-то паршивые полтысячи гульденов.
- Неужто разбогатею? - Табаш скептически ухмыльнулся.
- Я не спрашиваю, сколько тебе нужно для полного счастья. Я знаю. Добрая мыза с большим земельным наделом стоит примерно пять тысяч талеров. У тебя, насколько мне известно, была мечта жениться на хорошенькой шведке, завести хозяйство и наплодить детишек. Должен сказать тебе из личного опыта, что это весьма непросто; симпатичных шведок днем с огнем не сыщешь. Поэтому для начала я предлагаю аванс в две с половиной тысячи серебряных кружочков, а когда дело сладится, ты получишь еще столько же.
- Врешь! - От волнения Густав Табаш едва не задохнулся.
- Я когда-нибудь врал своим людям?
- Н-нет... но сейчас ты не свой. Можно сказать, враг.
- Только не тебе. Ты как был моим товарищем, так им и останешься.
- Это верно... Прости.
- Да ладно... - Карстен Роде порылся в котомке и достал оттуда тяжелый кошель. - Здесь тысяча талеров. Если согласишься, то возьмешь и эти деньги, и остальные у одного ростовщика в Данциге. Я скажу, как его найти. Держи. - Он бросил кошелек на колени Табаша. - Можешь пересчитать. Потом, когда сделаешь свою работу и получишь все, что тебе причитается, но не захочешь становиться бюргером, милости прошу в мою компанию. Дела у нас идут очень даже неплохо.
- Про то мне известно... Наслышан.
- Вот и хорошо. Меньше вопросов будет. Ну как, по рукам?
Табаш колебался. Он хорошо понимал, что такую большую сумму за легкое дело не дают. Значит, ему предстоит что-то очень серьезное и опасное. Он не боялся - Табаш давно перестал опасаться за свою жизнь. Его страшила лишь неопределенность. Что сейчас скажет Голштинец?
Табаш был полукровкой: его мать-шведка вышла замуж за обедневшего поляка-шляхтича. Наверное, эта гремучая смесь холодной рассудочности скандинавов и неуемного темперамента польского дворянина и подвигла юного Густава, упрямого и взрывного, на авантюры. Сначала он некоторое время промышлял воровством, откуда и получил свое прозвище, а затем его посадили в острог. Но Густав умудрился сбежать вместе с двумя пиратами, которые и рекомендовали его Карстену Роде, тогда каперу короля Фердинанда II.
Они вместе ходили под датским флагом около трех лет, пока однажды Табаш ушел в город и не вернулся. Видимо, нашел себе в Копенгагене молодую соблазнительную вдовушку, решил Голштинец и, вспомнив свою зазнобу-маркитантку, не стал отдавать приказ на поиски юного капера, хотя за такую проделку тот должен был получить по меньшей мере сотню розог у мачты.
Карстен Роде и сейчас не стал расспрашивать Табаша, куда тот подевался тогда. Когда-нибудь сам расскажет... если задуманное дело выгорит и Густав останется в живых.
- Согласен... - наконец решившись, выдавил из себя Табаш. - Что я должен сделать?
- Ничего такого, что тебе может быть не по силам. Но помни, если узнаешь суть моего замысла, а потом откажешься его исполнять, я тебя из-под земли достану и убью. - Слова Голштинца прозвучали просто и обыденно, мало того, он даже слегка улыбнулся, будто сказал что-то забавное. Однако Густав ни на мгновение не усомнился в том, что его бывший капитан выполнит угрозу, чего бы это ему ни стоило.
Он не раз видел Голштинца в деле и знал, на что тот способен.
- Ладно, чего там, - буркнул Табаш. - Поднимай паруса...
Карстен Роде придвинулся поближе и начал вполголоса рассказывать о своей задумке...
* * *
Утро 10 июля 1570 года выдалось на удивление ясным и спокойным. Умеренный бриз надувал паруса двух небольших грузовых посудин под флагом Нидерландов, которые входили в "ворота", образованные островами Гогланд и Большой Тютерс. Голландский купец с тревогой вглядывался в скалистые берега Большого Тютерса и мысленно молил всех святых, чтобы удачно проскочить один из самых опасных участков Балтийского моря. Проход между островами и так слыл коварным из-за различных подводных ловушек, а тут еще и пираты, облюбовавшие для нападений столь удобный для них участок.
Но его опасения оказались напрасными. Лавируя галсами, чтобы поймать несильный ветер в паруса, суда наконец вышли на желанный простор, где их скорость значительно увеличилась. Вскоре коварные "ворота" остались далеко позади...
Кшиштоф Бобрович, прижав к правому глазу "волшебную трубу" и глядя, как голландский купец исчезает вдали, крякнул от досады и сказал:
- И этого упустили! Холэра!.. Что мы ждем? Вчерашний день?
- Терпение, Кшиштоф, терпение... - Ендрих Асмус и сам не находил места от волнения, но сдерживал свои порывы и стоял у борта с каменным выражением лица.
Вся его эскадра из шести судов затаилась в небольшой бухточке острова Большой Тютерс.
- А если сведения, которые добыл Табаш, не верны? Вдруг произошли какие-то изменения в намерениях англичан? Мы ведь не можем торчать здесь до нового пришествия. Налетит внезапный шквал, как это часто бывает на Балтике, и от наших кораблей останутся только щепки. Мы слишком близко стоим у берега. И подводных камней здесь уйма.
- Англичане скоро появятся, - упрямо сдвинул свои рыжеватые брови капитан. - Табаш не мог ошибиться. Он не новичок в нашем деле и не первый раз дает нам хорошую наводку. Долго задерживаться в Данциге англичанам нет смысла. Что они там забыли? А товар у них славный. Он с лихвой окупит все наши тревоги и затраты.
Лейтенант немного помолчал, а затем спросил:
- Ты Табашу доверяешь?
- А что у тебя появились какие-то сомнения? - вопросом на вопрос ответил Ендрих Асмус.
- Ну, не знаю... В последнее время Густав стал каким-то дерганым.
- Тебе показалось. Думаю, что он, как и мы, переживает за исход нового предприятия. Ведь его осведомители в Данциге далеко не подарок. Им и соврать недолго, лишь бы денежки получить. Но Табаш сказал, что в этот раз лично проверил их донесения. Слишком жирный и аппетитный куш нам светит. И потом, до сих пор Густав ни разу не дал повода усомниться в своей честности и преданности общему делу. Да и в бою он задних не пасет.
Кшиштоф Бобрович немного помолчал, помялся, а затем сказал:
- Все это так. Но его прошлое...
- Оно не хуже и не лучше чем у остальных. В том числе и у нас с тобой.
- Густав был датским капером...
- Это мне известно. Ну и что? В командах наших судов кого только нет: немцы, чехи, литвины, даже два московита... А Табаш поляк.
- Между прочим, я недавно узнал, будто бы Густав одно время служил под началом Голштинца.
- Враки! Он бы сказал.
- Ну, не знаю... За что купил, за то и продаю.
Ендрих Асмус подергал себя за правый ус - он всегда так делал, когда сильно нервничал, - и встревоженно подумал: "А что если это правда? Что если Табаш скрыл прошлое, связанное с Голштинцем? Надо разобраться. Обязательно! Как только...".
Додумать капитан не успел. Сверху послышался голос марсового матроса:
- Вижу на подходе пять посудин!
- Военные?.. - спросил Ендрих Асмус с невольной дрожью в голосе.
- Нет, купцы. Загружены под завязку. Еле ползут.
- Есть! - Обрадованный капитан польских корсаров дунул в свою дудку и скомандовал: - С якоря сниматься! Поднять паруса!
Сонный когг вмиг пробудился. Послышался топот многочисленных ног, заскрипели блоки, захлопали полотнища парусов. Флагман начал набирать ход.
Чужаки появились перед головным английским судном как черти из табакерки. Капитан знал, что их поджидают, но все равно проморгал тот момент, когда корсары вынырнули из-за нагромождения скал, поэтому невольно вздрогнул. Однако в следующий момент он уже отдавал приказания твердым, слегка хрипловатым голосом бывалого морского волка:
- Идти прежним курсом! Маскировку с орудий не снимать до моего приказа! Канониры готовы?
- Да, сэр!
- Пальники спрячьте! Они ничего не должны заподозрить.
Ендрих Асмус с удовлетворением осклабился - ох уж эти бритты... Мнят себя повелителями морей и океанов, перед которыми все встречные должны шапку ломать и разбегаться. "Волшебная труба" показывала, что купеческие суда англичан имеют всего по две пушки на носу и по одной на корме. Притом малого калибра. Из таких стволов можно лишь воробьев пугать.
Поляк знал, что из жадности купцы часто снимают с кораблей "лишние" по их понятиям орудия, чтобы побольше товаров загрузить, а значит, получить большую прибыль. Трудно сказать, на что они при этом надеются. Скорее всего, на авось. Авось пронесет. В большом караване такие штуки обычно проходят. Даже пять тяжело груженных посудин способны отбиться от одиночного капера. Но только не от эскадры Ендриха Асмуса. Капер зловеще ухмыльнулся и подмигнул Бобровичу.
- А ты сомневался, - сказал он лейтенанту, пробуя, свободно ли выходит из ножен сабля. С некоторых пор Ендрих Асмус, вместо привычного кутласса, стал носить карабелу. Этим он подчеркивал не только изрядно выросшее личное благосостояние, но и свое шляхетное достоинство.
Польские корабли летели под всеми парусами. Английский капитан бросил тревожный взгляд на корму: не покажутся ли вдали остальные восемь кораблей купеческого каравана, которыми командовал Уильям Борро? Они были гораздо лучше вооружены, чем те, которыми командовал он сам. Ведь на общем совете решили разделиться. Первые пять суден должны были послужить сыром в мышеловке, настроенной на изрядно надоевшего всему купечеству Лондона польского капера, который был большой помехой в весьма выгодной торговле с Московией. Остальные корабли под командованием Уильяма Борро (он и предложил этот план) должны подойти позже, когда завяжется драка.
Противники сближались. Англичане уже могли ясно различить торжествующие физиономии каперов, приготовившихся к абордажу.
- Пора! - сказал английский капитан. - Орудия к бою! - скомандовал он, и канониры быстро сняли брезент с пушек; их было больше, чем обычно; на этом настоял Уильям Борро, отвечающий за сохранность всего каравана. - Товсь! Пли!
Ендрих Асмус не поверил своим глазам. Толстые, упитанные жертвы, приготовленные к закланию, вдруг утратили показную покорность, строптиво взбрыкнули, окутавшись пороховым дымом, и грохот орудийных выстрелов заглушил слова команд. Висевшие на вантах каперы посыпались на палубу как горох.
- Езус Мария! - Кшиштоф Бобрович перекрестился.
- Англичане думают, что они хитрецы! - прокричал Ендрих Асмус. - Верх все равно будет за нами! - Он засвистел в свою дудку. - Боцман, подсыпьте им железного гороха! Огня!
- Есть, капитан!
Спустя какое-то время и пиратские корабли окутались дымом - это громыхнули орудия двух коггов. Польские пинки от выстрелов англичан сразу разлетелись в разные стороны как птицы на току, испуганные котом, и теперь занимали более удобные позиции, поэтому к стрельбе не были готовы.
Залп корсаров не остался без ответа - снова заговорили орудия английских купцов. Баталия разгоралась. Дымовая завеса скрывала очертания маневрирующих суден, и временами только огненные всполохи у дульных срезов орудий подсказывала противникам местоположение вражеского корабля. Сражение постепенно смещалось в сторону чистого от порохового дыма пространства - и каперы, и англичане опасались нечаянно поразить своих.
Купцы огрызались достаточно эффективно: один польский пинк вообще вышел из боя и с трудом держался на плаву, а на втором ядро срубило грот и теперь матросы, путаясь в снастях, пытались столкнуть обломки мачты за борт. Только незыблемые, как скалы, когги продолжали стрелять, целясь по парусам, чтобы ограничить англичанам маневр. Бить по корпусам купеческих суден Ендрих Асмус запретил. Иначе какой смысл был затевать всю эту возню; каперам нужны были не обломки грузовых посудин, а их набитые товарами трюмы.
- Абордажная команда готова? - спросил Ендрих Асмус.
- Ждут приказ, - ответил Бобрович.
- Передай на остальные суда - идем на абордаж! Мы уже в достаточной мере потрепали англичан.
Кшиштоф Бобрович прокашлялся - в глотке першило от дыма. Он открыл было рот, чтобы отдать приказ второму помощнику, возглавлявшему абордажную команду, да так и застыл, словно вмиг обледенел. Из дымной пелены один за другим выплывали еще корабли под английским флагом, всего восемь штук. Из них три каракки. Каждая из них была не меньше когга, а из открытых орудийных портов выглядывали пушки большого калибра. Суда подковой охватывали место баталии и готовы были в любой момент открыть огонь.
- Капитан! - наконец прокаркал Бобрович.
- Что там у тебя? - недовольно спросил Ендрих Асмус и обернулся.
- Посмотри...
Разверзнись в этот момент море и возникни перед взором Тартар, и то капитан поляков не был бы так сильно ошеломлен. Ему хватило одного мига, чтобы оценить ситуацию. Пиратские суда не могли ни быстро уйти, потому что часть парусов на них была убрана, ни эффективно сразиться. Англичане были способны первым же залпом отправить на дно изрядно пострадавшие в баталии пинки, да и век коггов был недолог. Капитан Уильям Борро, возглавлявший английскую эскадру, был опытным моряком и, пользуясь замешательством противника, первым делом отрезал ему все пути к отступлению.
- Надо сдаваться, капитан... - На Кшиштофа Бобровича жалко было смотреть; он весь дрожал и едва не плакал. Не от страха, нет, - от огромного разочарования.
- К дьяволу! - взревел Ендрих Асмус; у него взыграло его шляхетное самолюбие. - Молчать! Еще одно слово, и я пристрелю тебя как шелудивого пса! Прорвемся! - Он снова засвистел в дудку: - Поднять паруса! Канониры, к орудиям!
Даже по сравнению с медлительными коггом каракки были тихоходами. Остальных кораблей английской флотилии - это были пинки - Ендрих Асмус не боялся.
Флагманский когг польских каперов "Корона" начал разворачиваться, чтобы перейти на другой галс. Матросы работали так, что у них трещали сухожилия. Орудия правого борта когга будто взорвались; громыхнул дружный залп, и несколько ядер вонзилось в корпус одного из английских суден. Поляки обрадованно вскричали, но их радость была недолгой. В следующий момент английские корабли окутались дымом, и грохот орудийных выстрелов смешался с треском ломающихся снастей и воплями раненых. Флагманский когг каперов вздрогнул от палубы до клотика и резко сбавил ход. Его паруса были порваны в клочья, а палуба завалена мертвыми телами и залита кровью.
"Это конец..." - Ендрих Асмус понял, что сейчас любые его команды бесполезны, их никто не станет слушать; он проиграл. Когда на борт "Короны" ворвалась абордажная команда англичан, он без всякого сопротивления отдал свою саблю, сел на бочку и обхватил голову руками...
Победа была полной. Ушел лишь один пиратский пинк, но его преследовать не стали. Еще одно судно польских каперов отправилось на дно. Остальные были взяты на буксир, и караван продолжил свой путь к Нарве. Урон англичане понесли минимальный - десяток убитых, около двадцати раненых, и шесть судов требовали починки. Но до Нарвы они должны были дотянуть.
Капитан Уильям Борро цвел как майская роза. Все его поздравляли, а счастливые купцы в единодушном порыве пообещали ему по прибытии в Лондон солидные премиальные. Впрочем, капитан мудро рассудил, что пиратские суда тоже кое-что стоят. А значит, он по любому не останется в накладе...
***