- Ого! - воскликнул герцог. - Кто же вам это сказал, Борровиль?
- Человек, который отправляется в Наварру, монсеньер.
- В Наварру? К Генриху?
- Да, монсеньер.
- И кто же посылает его?
- Король, монсеньер.
- Кто этот человек?
- Его зовут Робер Брике.
- Дальше.
- Он большой друг отца Горанфло.
- И посланец короля?
- Я в этом совершенно уверен: один из наших монахов ходил в Лувр за охранной грамотой.
- Кто этот монах?
- Наш маленький Жак Клеман, вояка, тот самый, на которого вы соблаговолили обратить внимание, госпожа герцогиня.
- И он не показал вам письма? - спросил Майен. - Вот болван!
- Монсеньер, письма король ему не отдал: он отправил к посланцу своих людей.
- Нужно перехватить письмо, черт возьми!
- Я решил было послать с Робером Брике одного из моих людей, сложенного как Геркулес, но Робер Брике заподозрил недоброе и отослал его.
- Каков из себя Робер Брике? - спросил Майен.
- Высокий, худой, нервный, мускулистый, ловкий и притом насмешник, но умеющий молчать.
- И владеет шпагой?
- Как тот, кто ее изобрел, монсеньер.
- Длинное лицо?
- Монсеньер, лицо у него все время меняется.
- О, я кое-что подозреваю; надо навести справки.
- Побыстрее, монсеньер, - он, должно быть, превосходный ходок.
- Борровиль, - сказал Майен, - вам придется поехать в Суассон к моему брату.
- А как же монастырь, монсеньер?
- Неужели вам трудно выдумать какую-нибудь историю для дона Модеста? - заметил Мейнвиль. - Ведь он всему поверит.
- Вы передадите господину де Гизу, - продолжал Майен, - все, что узнали о поручении, данном де Жуаезу.
- Да, монсеньер.
- Не забывайте Наварру, Майен, - сказала герцогиня.
- Я сам займусь этим делом. Прикажите мне оседлать свежую лошадь, Мейнвиль. - И добавил тихо: - Неужели он жив? Да, должно быть, жив.
II. Шико-латинист
Как помнит читатель, после отъезда двух молодых людей Шико зашагал очень быстро.
Но, едва они скрылись из глаз, Шико, у которого, казалось, как у Аргуса, были глаза на затылке, остановился на вершине пригорка и стал осматривать окрестности - рвы, равнину, кусты, реку. Убедившись, что никто не следит за ним, он сел на краю рва, прислонился к дереву и занялся тем, что он называл исследованием собственной совести.
У него было два кошелька с деньгами, ибо он заметил, что в мешочке, переданном ему Сент-Малином, кроме королевского письма, были еще некие круглые предметы, очень напоминавшие серебряные и золотые монеты.
На королевском кошельке была вышита с обеих сторон буква "Г".
- Красиво, - сказал Шико, рассматривая кошелек. - Очень мило со стороны короля! Его имя, герб… Нельзя быть щедрее и глупее! Нет, его не переделаешь. Честное слово, - продолжал Шико, - меня удивляет только, что этот добрый и великодушный король не велел одновременно вышить на кошельке письмо, которое приказал мне отвезти своему зятю… Посмотрим сначала, сколько денег в кошельке, с письмом можно ознакомиться и после. Сто экю! Как раз та сумма, какую я занял у Горанфло. А вот еще пакетик… Испанское золото, пять квадруплей. Он очень любезен, мой Анрике! Но кошелек мне мешает; так и кажется, что даже птицы, перелетающие над моей головой, принимают меня за королевского посланца и, что еще хуже, собираются указать на меня прохожим.
Шико вытряхнул содержимое кошелька на ладонь, вынул из кармана полотняный мешочек Горанфло и пересыпал туда золото и серебро.
Потом он вытащил письмо и, положив на его место камень, бросил кошелек в Орж, извивавшуюся под мостом.
Раздался всплеск, и два-три круга разбежались по спокойной поверхности воды.
- Это для моей безопасности, - сказал Шико. - Теперь поработаем для Генриха.
Он взял послание, разорвал конверт и с несокрушимым спокойствием сломал печать, словно это было не королевское, а обычное письмо.
- Теперь, - сказал Шико, - насладимся стилем этого послания.
Он развернул письмо и прочитал:
Дражайший брат мой, глубокая любовь, которую питал к вам незабвенный наш брат, ныне покойный король Карл IX, поныне живет под сводами Лувра и неизменно наполняет мое сердце.
Шико поклонился.
Мне неприятно посему говорить с вами о печальных и досадных предметах; но вы проявляете стойкость, несмотря на все превратности судьбы, и я, не колеблясь, сообщаю вам о том, что можно сказать только мужественным и проверенным друзьям.
Шико прервал чтение и снова поклонился.
Кроме того, я, как король, имею заботу о том, чтобы вы прониклись честью моего и вашего имени, брат мой.
Мы с вами оба одинаково окружены врагами, Шико сам это объяснит.
- Chicotus explicabit, - сказал Шико. - Или лучше - evolvet, что Гораздо изящнее.
Ваш слуга, господин виконт де Тюренн, является источником постоянных скандалов при Наваррском дворе. Бог не попустит, чтобы я вмешивался в ваши дела, иначе как для блага вашего и чести. Ваша супруга, которую я, к моему великому огорчению, называю сестрой, должна была бы позаботиться об этом вместо меня… но она этого не делает.
- Ого! - сказал Шико, продолжая переводить на латинский. - Quaeque omittit facere. Резко сказано.
Я прошу вас, брат мой, проследить, чтобы отношения между Марго и виконтом де Тюренн не вносили стыда и позора в семью Бурбонов. Начните действовать, как только Шико прочтет вам мое письмо.
Ваша супруга и виконт де Тюренн, которых я выдаю вам, как брат и король, чаще всего встречаются в маленьком замке Луаньяк. Они отправляются туда под предлогом охоты, но замок этот служит очагом интриг, в которых замешаны также герцоги де Гизы.
Обнимаю вас и прошу обратить внимание на мои предупреждения; я готов вам помочь всегда и во всем. Пока же воспользуйтесь советами Шико, которого я вам посылаю.
- Age, auctore Chicoto! Великолепно, вот я и советник королевства Наваррского!
Ваш любящий и т. д. и т. п.
Прочитав письмо, Шико схватился руками за голову.
"Скверное у меня поручение, - подумал он, - видно, убегая от одной беды, можно попасть в худшую. По правде сказать, я предпочитаю Майена. И все же, если не считать вытканного золотом кошелька, которого я не могу простить королю, это письмо написано ловким человеком. Оно может сразу рассорить Генриха Наваррского с женой, с Тюренном, Анжу, Гизами и даже с Испанией. Но, с другой стороны, письмо принесет мне кучу неприятностей, и я проявлю крайнюю неосторожность, если не подготовлюсь. Кое-что припас для меня, если не ошибаюсь, и монах Борроме.
Чего добивался Шико, прося короля Генриха куда-нибудь послать его? Покоя. А теперь Шико поссорит короля Наваррского с женой и приобретет смертельных врагов, которые помешают ему благополучно достичь восьмидесятилетнего возраста. Тем лучше, черт возьми, - хорошо жить только молодым! Но в таком случае следовало подождать, пока господин де Майен пырнет Шико кинжалом… Нет, во всем нужна взаимность - таков девиз Шико. Итак, Шико продолжит путешествие и, как умный человек, примет предосторожности. Поэтому Шико докончит то, что начал, - он переведет это прекрасное послание на латинский язык, запечатлеет его в памяти, а затем купит лошадь, ибо от Жувизи до По слишком далеко. Но прежде всего Шико разорвет письмо своего друга Генриха Ва-луа…"
Уничтожив письмо, он продолжал:
"Шико отправится в путь со всеми предосторожностями, но прежде всего пообедает в добром городе Корбейле, как это и надлежит сделать такому едоку, как он".
В приятном городе Корбейле наш смелый посланец не столько знакомился с чудесами Сен-Спира, сколько с чудесами поварского искусства трактирщика, чье заведение насыщало ароматными парами окрестности собора.
Мы не будем описывать ни пиршество, которому он предался, ни лошадь, которую он купил у хозяина постоялого двора, скажем только, что обед был достаточно продолжительным, а лошадь достаточно плохой, чтобы дать нам материал еще на целый том.
III. Четыре ветра
Путешествуя на вновь приобретенной лошади, Шико переночевал в Фонтенебло, сделал на следующий день крюк вправо и достиг маленькой деревни Оржеваль. Ему хотелось проехать в этот день еще несколько лье, но лошадь его начала спотыкаться, и пришлось остановиться на постоялом дворе.
В течение всего пути его проницательный взгляд не обнаружил ничего подозрительного.
Люди, тележки, заставы казались в одинаковой мере безобидными. И хотя все было спокойно, Шико не чувствовал себя в безопасности. Читатели знают, что ему и в самом деле не следовало доверять внешнему спокойствию.
Прежде чем лечь спать и поставить в конюшню лошадь, он пожелал тщательно осмотреть дом.
Шико показали великолепные комнаты с тремя или четырьмя выходами; но, по его мнению, в них было слишком много дверей, причем двери эти недостаточно хорошо запирались.
Хозяин только что отремонтировал большой чулан, имевший только один выход на лестницу. Этот чулан сразу понравился Шико, и он приказал поставить там кровать.
Он несколько раз попробовал задвижки и, удовлетворенный тем, что они достаточно крепки, поужинал, разделся и положил одежду на стул.
Но прежде чем лечь спать, он для большей безопасности вытащил из кармана кошелек или, вернее, мешок с деньгами и положил его вместе со шпагой под подушку.
Потом он мысленно три раза повторил письмо.
Стол служил ему второй линией обороны, но все же он поднял шкаф и придвинул его вплотную к двери.
Итак, между ним и возможным нападением были дверь, шкаф и стол.
Постоялый двор казался необитаемым. У хозяина было добродушное лицо. Весь вечер дул такой ветер, что деревья по соседству громко скрипели, но этот звук мог показаться ласковым и приветливым хорошо укрытому путешественнику, лежащему в теплой постели.
Завершив подготовку к обороне, Шико с наслаждением растянулся. Нужно сказать, что постель была мягкой и удобной: пологом служили широкие занавески из зеленой саржи, а одеяло, толстое, как перина, приятно согревало уставшего путника.
Шико поужинал по рецепту Гиппократа, то есть очень скромно, и выпил только одну бутылку вина; по всему его телу распространилось то блаженное ощущение, проистекающее от сытого желудка, которое заменяет сердце многим так называемым порядочным людям.
Он решил почитать перед сном очень любопытную и совсем новую книгу, принадлежащую перу мэра города Бордо по имени Монтены.
Сочинение было напечатано в Бордо как раз в 1581 году и состояло из двух первых частей книги, весьма известной впоследствии под названием "Опыты".
Шико высоко ценил это сочинение и взял его с собой, уезжая из Парижа; он был лично знаком с Монтенем и охотно употреблял "Опыты" вместо молитвенника.
И все же на восьмой главе он крепко заснул.
Лампа горела по-прежнему, дверь, подпертая шкафом и столом, была по-прежнему заперта; шпага и деньги по-прежнему лежали под подушкой. Сам архангел Михаил спал бы как Шико, не думая о сатане, даже если бы тот в образе льва зарычал за дверью.
Мы уже говорили, что на дворе дул сильный ветер и свист его как-то странно сотрясал воздух; впрочем, ветер умеет подражать человеческому голосу или, вернее, великолепно пародировать его: то он хнычет, как плачущий ребенок, то рычит, как разгневанный муж, ссорящийся с женой.
Шико хорошо знал, что такое буря; ему становилось даже спокойнее от этого шума. Он успешно боролся с проявлениями осенней непогоды: с холодом при помощи одеяла, с ветром - заглушая его храпом. И все же Шико показалось во сне, что буря усиливается.
Внезапно порыв ветра непобедимой силы сорвал задвижки, распахнул дверь, опрокинул и потушил лампу и разбил стол.
Как бы крепко ни спал Шико, просыпаясь, он сразу обретал присутствие духа. Итак, пробудившись, он скользнул за кровать и быстро схватил левой рукой мешочек с деньгами, а правой - рукоять шпаги.
Шико широко раскрыл глаза - непроглядная тьма. Тогда он насторожил уши, и ему показалось, что во тьме буквально свирепствуют четыре ветра, а по полу катаются стулья, сталкиваясь и задевая другую мебель.
Среди этого содома Шико чудилось, что четыре ветра ворвались к нему, так сказать, во плоти, что он имеет дело с Эвром, Нотом, Аквилоном и Бореем, с их толстыми щеками и в особенности с их огромными ногами.
Смирившись, понимая, что с олимпийскими богами ничего не поделаешь, Шико присел в углу за кроватью, подобно сыну Оилея после одного из приступов его ярости, как о том повествует Гомер.
Но после нескольких минут самого ужасающего грохота, который когда-либо раздирал человеческий слух, Шико воспользовался затишьем и принялся кричать изо всех сил:
- На помощь!
Наконец стихии успокоились, точно Нептун собственной персоной произнес свое знаменитое "Quos ego!". Эвр, Hot, Борей и Аквилон, видимо, отступили, и появился хозяин с фонарем.
Комната имела весьма плачевный вид и напоминала поле сражения. За огромным шкафом, поваленным на разбитый стол, висела сорванная с петель дверь, стулья были опрокинуты, и ножки их торчали вверх; фаянсовая посуда лежала разбитая на плиточном полу.
- Да у вас здесь сущий ад! - воскликнул Шико, узнав хозяина при свете фонаря.
- Что случилось, сударь? - воскликнул хозяин, увидев произведенные разрушения. И он поднял к небу руки, а следовательно, и фонарь.
- Сколько же демонов живет у вас, мой друг? - прорычал Шико.
- О Иисусе! Какая непогода! - ответил хозяин с тем же патетическим жестом.
- Что у вас, задвижки не держатся, что ли? - продолжал Шико. - Или дом выстроен из картона? Я лучше уйду отсюда. Предпочитаю ночевать на открытом воздухе. - И Шико вылез из-за кровати со шпагой в руке. - А мое платье? - воскликнул он. - Где платье? Оно лежало на этом стуле!
- Ваше платье, мой дорогой господин, - простодушно сказал хозяин, - если оно было здесь, то тут и осталось.
- Как это "если было"! Уж не хотите ли вы сказать, что я приехал сюда в таком виде? - И Шико напрасно попытался завернуться в свою тонкую рубашку.
- Боже мой! - ответил хозяин, которому трудно было что-либо возразить против подобного аргумента. - Конечно, вы были одеты.
- Хорошо еще, что вы это признаете.
- Но ветер все разбросал.
- И все же, друг мой, - ответил Шико, - внемлите голосу рассудка. Когда ветер куда-нибудь влетает, а он, видимо, влетел сюда, раз учинил такой разгром…
- Без сомнения.
- Так вот, если бы ветер влетел сюда, то принес бы чужие одежды, а он унес мою одежду неизвестно куда.
- Как будто так. И все же мы видим доказательства противного.
- Куманек, - спросил Шико, пристально оглядев пол, - а откуда явился ко мне ветер?
- С севера, сударь, с севера.
- Ну, значит, он шел по грязи. Видите следы на полу?
И Шико показал свежие следы грязных сапог. Хозяин побледнел.
- Так вот, дорогой мой, - сказал Шико, - разрешите дать вам совет: хорошенько следите за ветрами, которые влетают в гостиницу, проникают в комнаты, срывая двери с петель, и улетают, унося одежду путешественника.
Хозяин отступил к выходу в коридор. Потом, почувствовав, что отступление обеспечено, он спросил:
- Как вы смеете называть меня вором? - В тоне, каким это было сказано, звучала угроза.
- Я называю вас вором, потому что вы должны отвечать за украденные у меня вещи.
И Шико, как мастер фехтования, прощупывающий противника, сделал угрожающий жест.
- Эй, эй! - крикнул хозяин. - Ко мне!
В ответ на этот зов на лестнице появилось четыре человека, вооруженных палками.
- А вот и они - Эвр, Нот, Аквилон и Борей, - сказал Шико. - Черт возьми! Раз уж представился случай, надо освободить землю от северного ветра: я должен оказать эту услугу человечеству - наступит вечная весна.
И он сделал такой сильный выпад шпагой в направлении первого из нападающих, что если бы тот не отскочил назад с легкостью истинного сына Эола, он был бы пронзен насквозь.
На беду свою, он поскользнулся и со страшным шумом скатился по лестнице.
Это послужило сигналом для трех остальных, которые исчезли в лестничном пролете с быстротою призраков, спускающихся в театральный трап.
Однако один из молодцов успел сказать что-то на ухо хозяину.
- Хорошо, хорошо! - проворчал тот, обращаясь к Шико. - Найдется ваше платье.
- В добрый час. Я не желаю ходить голым, это вполне естественно.
Ему принесли одежду, но явно порванную во многих местах.
- Ого! - сказал Шико. - Чертовские ветры, ей-ей! Но возвращено по-хорошему. Как я мог вас заподозрить? У вас же такое честное лицо.
Хозяин любезно улыбнулся и спросил:
- Но теперь-то ляжете спать?
- Нет, спасибо, я выспался.
- Что же вы будете делать?
- Одолжите мне, пожалуйста, фонарь, и я снова займусь чтением, - ответил так же любезно Шико.
Хозяин подал фонарь и ушел.
Шико снова приставил шкаф к двери и улегся в постель.
Ночь прошла спокойно; ветер утих, точно шпага Шико пронзила мехи, в которых он был запрятан.
На заре посланец короля спросил свою лошадь, оплатил расходы и уехал, бормоча про себя:
- Посмотрим, что будет сегодня вечером.
IV. О том, как Шико продолжал путешествие и что с ним случилось
Все утро Шико хвалил себя за то, что он, как нам удалось убедиться, не потерял спокойствия в эту ночь испытаний.
"Нельзя дважды поймать старого волка в ту же западню, - подумал он, - значит, для меня изобретут какую-нибудь новую чертовщину - будем настороже".
В дороге он даже заключил некий оборонительный союз. Действительно, четыре парижских бакалейщика-оптовика, ехавших с помощниками заказывать варенье в Орлеане и сухие фрукты в Лиможе, удостоили принять в свое общество королевского посланца, который назвался обувщиком из Бордо. А так как Шико был гасконец, то не внушил своим спутникам никаких опасений.
Их отряд состоял, следовательно, из пяти хозяев и четырех приказчиков. И в количественном отношении, и по своему воинскому духу он заслуживает, чтобы с ним считались, особенно если учесть воинственные привычки, распространявшиеся среди парижских бакалейщиков после организации лиги.