VII
На больших часах замка Блуа пробило десять. Приемная королевских покоев была переполнена придворными, ожидавшими пробуждения Генриха III.
В одной из оконных ниш шептались между собой Келюс и Шомберг.
- Это животное Можирон навлек на нас неприятность, - сказал Шомберг. - Король лег спать в отвратительном расположении духа, повернувшись спиной ко всем нам!
- Король совершенно прав, - небрежно ответил Келюс. - Надо быть такими идиотами, как Можирон, д'Эпернон и ты, чтобы оторвать порядочных людей от приятного ужина и повести их в туман и мороз на неприятное приключение!
- А знаешь ли, этот бешеный гасконец убил бы нас всех друг за дружкой!
- Не исключая короля! Этим и объясняется для меня его дурное расположение духа: король не любит встречать людей, владеющих шпагой не хуже его самого!
- А Можирона ты видел сегодня?
- Он провел дурную ночь; его лихорадит, а голова распухла, словно тыква.
- А этот дьявол Крильон, которого нам уже совсем удалось было отодвинуть в тень, опять сразу вошел в милость короля!
В то время как миньоны разговаривали таким образом, в приемной послышался серебристый звук колокольчика, которым Генрих III обыкновенно оповещал пажей о своем пробуждении. Среди ожидавших началось сильное движение, а два камер-пажа, сидевших у дверей спальни на скамеечке, сейчас же вскочили и бросились к королю. Келюс, на правах первого камердинера короля, последовал за ними.
При входе его король отложил в сторону молитвенник, по которому читал утренние молитвы, и сказал:
- Здравствуй, Келюс! Как ты спал?
- Плохо, государь.
- Я тоже, вернее сказать, я вовсе не спал. Я провел ночь в размышлениях!
- Вот как? - сказал Келюс, который никак не мог понять, в хорошем или дурном расположении теперь король, настолько было непроницаемо лицо Генриха.
- Да, - продолжал последний, - я много размышлял, милый мой, и, кажется, нашел секрет бедствий, терзающих человечество, всех несчастий, нарушающих спокойствие государства!
- Черт возьми! - отозвался Келюс. - Неужели вы нашли этот секрет, государь?
- Да! Первая причина всех бедствий человечества - женщина!
- Вот золотые слова!
- Не правда ли, милый? Это слабое, хитрое, изменчивое, скрытное, наглое, бесстыдное существо, словом, - причина всех наших бед!
- Это правда, государь!
- И вот рассуди и трепещи! Что могло случиться прошлой ночью! Проклятый гасконец чуть-чуть не убил меня… он попал мне в плечо, и если бы на мне не было ладанки, предохраняющей меня от всех бед, то…
Келюс не мог упустить такой прекрасный случай ввернуть льстивую фразу и сказал:
- Ну вот еще! Неужели вы думаете, государь, что Провидение не оглянется несколько раз, прежде чем позволить убить французского короля?
Генрих III милостиво улыбнулся и продолжал, приказав сначала пажам отойти в дальний угол комнаты:
- Допустим, я хорошо отделался. Но опасность быть убитым - еще пустяки! А ты подумай, что поднялось бы, если бы на шум прибежал дозор? Я был бы узнан, и можешь себе представить, что бы тут поднялось!
- В самом деле, государь!
- И все это - боже мой! - из-за женщины… из - за самой обыкновенной женщины, до которой мне нет никакого дела, как и тебе тоже!
- Я думаю!
- Я хочу издать указ против всех женщин вообще! Я начну с королевы, которую сошлю в какой-нибудь дальний замок. Когда при дворе не будет больше женщин, ты увидишь, как мы станем забавляться!
- Во всяком случае, это чудная мысль, государь!
- Ну, а пока одень меня! Прежде всего я покажу достойный пример. Я подвергну опале Можирона!
- Вот как?
- Да, и ты передашь ему это от меня. Кроме того, я подвергну опале и Шомберга тоже, потому что оба они с Можироном
- вконец испорченные люди, недостойные моей дружбы, так как ухаживание за женщинами представляет для них большую прелесть.
- Ну а д'Эпернон? - спросил Келюс, начинавший опасаться также и за свою участь.
- Гм… Разве тебе не показалось, что д'Эпернон последовал за нами вчера с большим неудовольствием?
- Так же, как и я, государь!
- Ну, так оставим д'Эпернона. Ах, да, я вспомнил о гасконце.
- Надеюсь, вы попросту повесите его, государь?
- Нет, он мне нравится; это ловкий фехтовальщик. А кроме того, этот дьявол Крильон взял его под свою защиту!
- А, это другое дело, ха-ха-ха! Ну-с, так что же будет с этим гасконцем?
- Он должен прийти.
- Куда?
- Сюда.
- Сюда?!
- Да, я назначил ему аудиенцию утром.
- Государь! Какой-то искатель приключений…
- Та-та-та! Его вид заслуживает полного доверия! Но тише, я слышу чьи-то шаги, кто-то стучит!
Около королевской кровати была маленькая дверь, замаскированная драпировками и выходившая во внутренние переходы замка. Вот в эту-то дверь и стучался кто-то.
- Открой! - сказал король Келюсу.
Келюс открыл дверь и очутился лицом к лицу с толстым седым мужчиной, которого король приветствовал в следующих выражениях:
- Батюшки! Да ведь это мэтр Фангас, конюший герцога Крильона!
- Он самый, государь! - ответил тот.
- А что нужно от меня герцогу в такую рань?
- Лично ничего, государь, но мне поручено провести к вашему величеству некоего гасконского дворянина.
- А! Отлично, знаю, знаю!.. - Король соскочил с кровати, обулся, накинул камзол. - Где же этот гасконец?
- Там, в коридоре, государь!
- Так пусть войдет!
- Простите, государь, но меня просили напомнить вашему величеству, что гасконцу обещана секретная аудиенция!
- Да, это правда! Келюс, милочка моя, выйди и, кстати, скажи там, что сегодня приема не будет!
Келюс вышел, строя кислую гримасу и думая: "Что же это за гасконец?"
Когда он вышел, Фангас откинул драпировку дверцы, и гасконец вошел в королевскую спальню.
VIII
Генриху III очень интересно было посмотреть на своего противника при дневном свете. Гасконец очень понравился королю, и последний милостиво сказал ему:
- Мсье, если ваша речь будет продолжительна, то возьмите стул и присаживайтесь. Сегодня я в отличном расположении духа и с удовольствием выслушаю вас.
- Ваше величество изволили бесконечно почтить меня, - ответил гасконец, оставаясь на ногах, - но я постараюсь быть кратким, так как вашему величеству и без того будет достаточно хлопот сегодня!
- Что вы хотите сказать этим, мсье?
- Если бы вашему величеству благоугодно было приотворить на минутку окно или - вернее - приказать мне сделать это…
- Это зачем?
- Тогда вы увидите, государь, что улицы переполнены народом. Вы услышите звуки труб, приветственные крики и выстрелы из аркебузов, которыми народ выражает свои восторг!
- А из-за чего такое ликование?
- Из-за того, что его высочество герцог Генрих Гиз собирается наравне с вашим величеством присутствовать на собрании генеральных штатов!
В тоне гасконца звучала явная насмешка. Король нахмурился.
- Мсье! - резко сказал он. - Герцог Гиз обязан сначала подождать моего разрешения на въезд в город!
- Это правда, государь! Да ведь герцог ждет, терпеливо ждет, потому что он лучше кого-либо другого знает справедливость пословицы: "Кто умеет ждать, тот дождется всего"!
Король сделал нетерпеливый жест, но все же подошел к окну, раскрыл его и высунулся наружу.
Гасконец сказал правду: улицы были переполнены ликующим, радостным народом, который широким потоком стремился к берегам Луары.
- Посмотрите, государь, - сказал гасконец, ставший за спиной короля, - там, на верховьях Луары, виднеется лодка герцога!
Действительно, Генрих III увидел громадную лодку, разукрашенную лотарингскими флагами и величественно спускавшуюся по течению в сопровождении тучи маленьких лодок.
- У герцога огромная свита! - шептал гасконец. - Вот поистине королевский эскорт! Король хмурился все больше и больше.
- А там, на дороге, которая тянется вдоль реки, - продолжал гасконец, - солнце сверкает на доспехах рыцарей и полированных частях аркебузов. Это тоже свита герцога. Король топнул ногой.
- Да что же это в самом деле? - крикнул он. - Смеется надо мною герцог, что ли? Да ведь его сопровождает целая армия!
- Во всяком случае, свита герцога сильно напоминает армию, государь! Генрих с силой захлопнул окно.
- В конце концов, - продолжал гасконец, - герцог совершенно прав, если хочет доказать вам, государь, что в случае нужды он может выставить массу хорошо вооруженных людей. Это отличная лотарингская армия, и если в один прекрасный день она соединится с армией испанского короля…
- Да что вы болтаете тут! - крикнул король.
- Господи! - насмешливо отозвался гасконец. - Как-никак, а испанский король - добрый католик.
- Мне-то какое дело до этого?
- Он столь же добрый католик и даже, может быть, еще более пламенный, чем лотарингекие принцы. Ведь штаты, созванные вашим величеством, имеют целью укрепить католическую церковь?
- Ну да!
- И истребить гугенотов?
- До последнего!
- Так вот все это чрезвычайно на руку испанскому королю и герцогу Лотарингскому!
- Это каким же образом?
- Что касается испанского короля, то вот… Там, на юге, имеется высокая цепь гор, вершины которых теряются в синеве неба. У подножия этих гор, в ущельях, живет бедный маленький народ, всего какая - нибудь горсточка; но эта горсточка предохраняет Францию от вторжения Испании, и пока эта кучка храбрецов живет там, испанский король не перейдет границы. К сожалению, эти горцы - гугеноты, а ваше величество мечтает об уничтожении их. Следовательно, уничтожив их, вы, государь, сыграете на руку испанскому королю. Но и герцог Гиз тоже не останется без выгоды. Испанскому королю слишком жарко в
Мадриде, ведь он по происхождению немец и не любит жары. В Бордо или Тулузе ему будет гораздо более по себе…
- Ну-ну! Бордо и Тулуза принадлежат французскому королю! - Пока - да! Ну-с, а герцог Гиз, наоборот, ужасно теплолюбив. В Нанси так холодно, и Мерта ежегодно покрывается льдом. Мозельское вино кислит… Не помышляя о гасконском небе, герцог Гиз все же хочет иметь побольше солнца, и то, которое светит в окно Лувра, ему придется по душе…
- Да вы с ума сошли! Вы бредите!
- Хотел бы я, государь, чтобы это было так! Но - увы! - то, что испанский король не сможет выполнить один, на что не решится герцог Гиз один, вместе они сделают с большим успехом! Король вскочил со стула и гневно закричал:
- Да кто же вы такой, что смеете говорить со мною таким образом?
- Кто я? А ведь когда-то мы встречались с вами, государь! Но если вы не помните меня, то не соблаговолите ли припомнить большой портрет, висящий в большом зале замка Сен-Жермен-ан-Ле?
- Но это - портрет… наваррского короля Антуана?
- Совершенно верно!
- Что же между вами общего?
- Взгляните на меня, государь!
Генрих III впился взглядом в лицо гасконца и вдруг отшатнулся…
- Но… может ли это быть?
Гасконец сразу изменил манеры; он надел шляпу на голову и, усевшись на табурет, сказал:
- Если правда, кузен, что все дворяне равны, будь они какими-нибудь мелкопоместными или владетельными герцогами, то о королях можно сказать то же самое. Меня зовут Генрих
Бурбонский, я - наваррский король. Хотя наши владения весьма различны, потому что ваше огромное, а мое - крошечное, но мы все же можем подать друг другу руки! Генрих III все еще не мог прийти в себя.
- Значит, вы - Генрих Бурбонский?
- Да, государь!
- Мой кузен и брат?
- Да, государь!
- Муж моей бедной Марго?
- Ах, ну зачем напоминаете мне про нее, государь!
- То есть… почему?
- Да потому, что это может завести нас в обсуждение весьма щекотливых вопросов!
- Вы хотите сказать, что приданое сестры все еще не выплачено вам?
- Ну, мы поговорим об этом после штатов, государь!
- Почему не сейчас?
- Потому что в данный момент я хотел бы поговорить с вами не о своих, а о ваших делах! - Генрих Наваррский подошел к окну и в свою очередь распахнул его. - Черт возьми! Однако у нашего кузена Гиза - славная армия, и если ему вздумается пойти войной на Блуа и взять в плен ваше величество, я ни за что не поручусь…
Генрих III вздрогнул и инстинктивно ухватился за эфес шпаги.
IX
Чтобы читатель мог понять весь смысл этого разговора двух Генрихов, нам необходимо вернуться в наполненный золотом погреб, куда мэтр Гардуино свел своего утреннего посетителя.
Как мы уже говорили, золотые и серебряные монеты буквально устилали весь пол тайника. Тут находились монеты разных эпох и стран, а в четырех углах погреба стояли четыре бочки, наполненные не вином, а слитками. Никогда жители Блуа не могли бы думать, чтобы убогий прокурор являлся обладателем таких сокровищ!
Заперев за собою дверь, старик поставил свечку на одну из бочек. Генрих Наваррский уселся на другую и сказал:
- Ну-с, любезный Гардуино, поговорим теперь немного. Вы догадались, кто я?
- О, конечно! - ответил старик. - Вы один из приближенных короля Генриха… может быть, граф Амори де Ноэ, о котором так много говорили…
- Нет!
- Де Гонто?
- Нет!
- Ну, так де Левис?
Генрих улыбнулся и фамильярно потрепал старика по плечу, говоря:
- Ах, бедный Гардуино! Должно быть, вы плохо видите или память вам изменяет! Как, будучи другом моего отца, вы не узнаете сына, который так похож на него?
Прокурор протер глаза, присмотрелся, и вдруг перед ним мелькнул образ Антуана Бурбонского, помолодевшего лет на тридцать.
- Ваше величество! Простите! - смущенно пролепетал он и, преклонив колено, приложился высохшими губами к руке юного короля; затем, еще раз поглядев на него, он восторженно воскликнул: - Но ведь вы действительно живой портрет своего августейшего батюшки!
- Поговорим, добрый мои Гардуино! - сказал Генрих. - Какую сумму представляет собою, по-твоему, это сокровище?
- Восемьсот тысяч турских ливров, государь. Это сокровище гугенотов, накопленное за двадцать лет.
- Которое позволит нам выдержать войну!
- Увы, я слишком стар, чтобы увидеть ее результаты!
- Как знать!.. Но вот что еще: мало еще иметь эти деньги, надо ухитриться вывезти их!
- О, увезите их поскорее, государь, потому что с тех пор как Блуа переполнен приезжими, я дрожу, чтобы не открыли наших сокровищ. Я никак не могу понять, с какой целью вашему величеству вздумалось превратить мой дом в гостиницу, да еще такую, где должна была остановиться герцогиня Монпансье, наш заклятый враг!
- Дорогой друг мой, я еще в детстве слыхал историйку, как король Людовик XI приговорил кого-то из дворян к смертной казни и как судья Тристан напрасно искал его по всей Франции, тогда как осужденный спокойно жил в Париже и благополучно дожил там до самой смерти короля.
- Значит; Тристан был плохим судьей, государь!
- О, нет! Он все перевернул вверх дном, но ему в голову не пришло послать стражников с обыском к себе самому в дом, а именно у Тристана в доме и снял себе квартиру осужденный. Теперь сообрази, добрый мой Гардуино. Я знаю наверное, что католики пронюхали о наших сбережениях, а герцог Гиз имеет сведения, что наши сокровища укрыты где-то в Блуа. Значит, лотарингцы начнут рыскать и вынюхивать везде, кроме твоего дома, потому что в нем остановилась герцогиня Монпансье!
- Это правда, государь!
- Теперь ты понимаешь, почему твой дом превратился в гостиницу? Никому не придет в голову искать здесь наши сокровища, и мы успеем увезти их в Наварру!
- Но ведь это - очень большой груз! Как нам незаметно вывезти его?
- Я уже все обдумал. Следующей ночью ты достанешь несколько таких же бочек, как вот эти. Затем с помощью обоих пажей герцогини, которые преданы мне душой и телом, ты наполнишь бочки золотом.
- Все это легко, но как провезти это сокровище через всю Францию?
- Об этом ты уж не беспокойся, все будет сделано! С этими словами Генрих встал с бочки, служившей ему сидением, и направился вместе с Гардуино из кладовой. Когда они пришли в комнату прокурора, последний сказал:
- Теперь я должен сделать вам признание. Я совершил кражу!
- и в то время, как король с изумлением смотрел на старика, последний продолжал: - Вам, конечно, известно, что герцогиня помещается совсем близко от этой комнаты.
- Но в таком случае будем говорить тише!
- Это ни к чему. Вчера вечером я усыпил ее очень сильным наркотиком. Она спит глубоким сном и проспит еще час или два.
Так вот, когда она заснула, я вошел в ее комнату через потайную дверь, так как мне хотелось узнать, что за письмо принес ей накануне рейтар из армии герцога Гиза. Вот это письмо! - и Гардуино достал из шкафа сверток пергамента. Просмотрев письмо, Генрих воскликнул:
- Ах, черт возьми! Моя прелестная кузина - тонкий политик, но мы будем держать ее под надзором! Возьми это письмо, Гардуино, и положи его на прежнее место. Вечером во время ее ужина ты подсыплешь ей новую порцию наркотика; около десяти часов я приду, и тогда мы припрячем ваше сокровище в верное место. А теперь прощай, мне пора! - и Генрих отправился на аудиенцию к королю Генриху III, начало которой мы изобразили в предыдущей главе.
Х
Итак, при словах наваррского короля Генрих III инстинктивно ухватился за эфес шпаги, причем воскликнул:
- Неужели вы можете думать, кузен, что герцогу Гизу придет в голову взять приступом мой замок? - Нет, государь, этого я не говорил. Я сказал только, что "если" ему придет в голову подобная мысль, то ее легко осуществить, имея свиту, похожую на целую армию!
- Ну, так что же! Мы будем защищаться!
- Ну, свита вашего величества очень малочисленна… Конечно, у вас имеются рейтары и швейцарцы, но… Словом, в данном случае вовсе не важен конечный результат, а важно лишь то, что вы хотите идти рука об руку с герцогом Гизом, в могуществе которого для вас таится большая опасность, против маленького народа, абсолютно вам не страшного. Позвольте мне подробнее развить эту мысль, государь! Вы ведь сказали, что охотно выслушаете меня, а ведь легко понять, что я явился к вам вовсе не в своих интересах, а в ваших собственных…
- Говорите, говорите, милый кузен!