В замке хозяйничала Леся. Из скромной крестьянской девушки она превратилась в настоящую пани. Несмотря на свой уже довольно большой живот, она сохранила живость и подвижность и везде поспевала, давая указания горничной, поварихе и старому исполнительному дворецкому, который служил ещё отцу Михаила. Он покинул замок, когда пани Рудницкая не смогла платить ему жалование. Этим старая пани спасла его от казацкой сабли или татарского плена, и он каждую неделю запрягал хозяйскую пролётку, ехал в храм и молился за неё. Вся его семья возвратилась и жила теперь во флигеле для прислуги.
- Пан Александр, кто-то едет к нам, наблюдатели сообщили, - встревоженный голос Василия нарушил нежную тишину весеннего утра.
- Много людей?
- Вроде, как одна пролётка.
- Хорошо, продолжай наблюдение.
Васька крикнул что-то, задрав голову вверх, туда, где среди деревьев в углу обширного двора виднелась свежесрубленная сторожевая вышка. На ней почти круглосуточно дежурили дети крестьян, зорко оглядывая окрестности.
Через некоторое время Васька вбежал в замок. Глаза его округлились, он пытался что-то сказать, но от волнения стал заикаться:
- Там… там… едет пан…
- Кто едет, говори?
Васька совсем замолчал, только смотрел на Александра испуганными глазами.
Александр выскочил на крыльцо, пролётка подъехала к закрытым воротам.
- Ну, прикажи открыть ворота, - волнение передалось Александру, он смутно чувствовал какую-то неожиданную встречу.
Ворота распахнулись, и пролётка въехала во двор. Михаил бросил вожжи и соскочил на землю:
- Ну, что ты стоишь, как вкопанный, или не рад своим? - крикнул он остолбеневшему Сашке и шагнул к нему, раскинув руки. Сашка бросился к Михаилу, они обнялись и стали тискать друг друга, словно не веря, что снова встретились.
- Подойди, поздоровайся с сестрёнкой, - шепнул Михаил Сашке, кивнув на Яну, - только осторожнее, она больна.
Сашка подбежал к пролётке:
- Яночка, сестричка моя родная, здравствуй!
- Здравствуйте, - ответила Яна, равнодушно глядя на Сашку. Но вдруг в глазах её мелькнула какая-то мысль, она сосредоточенно уставилась на Сашку, напряглась, словно пытаясь мучительно вспомнить: кто это перед ней, до боли знакомый, до боли близкий.
Сашка тормошил её:
- Яна, это я, твой брат, ты не узнаёшь меня?
Но глаза Яны уже вновь приняли своё постоянное равнодушно-отрешённое выражение.
Михаил положил руку на плечо Сашки:
- Прикажи, пусть приготовят для неё комнату и дадут помыться с дороги.
На крыльцо вышла Леся, привлечённая громкими голосами. Увидев Михаила, она подбежала к нему, придерживая живот, и поцеловала в щёку.
- Ух, какая ты стала, настоящая пани, - с ноткой шутливости воскликнул Михаил, - наследника ждёте?
Леся зарделась, но сейчас же взяла себя в руки.
- Да, через месяц роды, а это Яна? - она махнула рукой в сторону пролётки, - можно познакомиться?
- Это Яна, только она больна и людей не узнаёт. Прошу тебя позаботиться о ней.
- Конечно, конечно…
Леся подошла к пролётке и заговорила с Яной:
- Здравствуй, милая, пойдём со мной, сейчас отдохнёшь с дороги, подкрепишься, сил наберёшься.
Леся помогла Яне спуститься с пролётки, взяла её под руку и отвела в замок. Слуги уже суетились, накрывая стол на той самой террасе, где когда-то трапезничала семья пани Рудницкой.
Тени деревьев стали длиннее и перекрестились на дощатом полу и на столе, заставленном бутылками и различными яствами, бледный диск луны высветился на темнеющем небе, а друзья всё сидели и никак не могли наговориться. Несколько раз пробегал Васька, опасливо поглядывая на Михаила, Александр давал ему распоряжения и он уходил.
Михаил рассказал о своих приключениях в Крыму, о Яне, а Сашка - о хозяйственных делах.
- Отдохнём несколько дней, и повезу её в Краков, к докторам. Там, говорят, медицина сильная, доктора все болезни лечат. А как дорога, не опасна?
- Банды гуляют в округе - гайдамаки, казаки, кто их сейчас разберёт, грабят, где можно, где слабину чувствуют. Возьмешь несколько человек в сопровождение, всё надёжней будет.
- Ну, пойду отдыхать, устал…
Ночь выдалась неспокойная - шум, крики, откуда-то издалека тянуло запахом гари.
Утром Сашка хотел разбудить Михаила всегдашним весёлым приветствием: "Вставай, дон Кихот, Дульсинея уже проснулась!", приветствием оттуда, из детства, но не смог. Слишком много событий случилось, слишком много горя излилось, так что веселья никакого не получилось. Видимо, минули детство и юность и навсегда ушли, оставив в душе щемящую грусть и лишь память о прошлом. И возврата туда больше нет.
Да ещё это ночное нападение на монастырь.
Едва рассвело, прибежал прислужник из расположенного в нескольких верстах от имения Рудницких женского православного монастыря.
- Казаки разграбили монастырь, монахинь насиловали, ловили в монастыре и окрест, куда те бежали. Мой дом снаружи стоит, у стены монастырской, домишко плохонький, на него и внимания не обратили. Я тихонько, тихонько вдоль стены и… утёк. Тем и спасся.
- Как же так? - Сашка недоверчиво смотрел на прислужника, - казаки сами православные, раньше не было такого.
- Какие они православные? Нет у них никакой веры, нехристи они, разбойники. Псы это, псы, которые умеют только убивать да пить, пить да убивать.
- Ушли уже?
- Нет, расположились в монастыре, монашек не выпускают, развлекаются с ними, издеваются по-всякому, насильничают.
Сашка сжал кулаки:
- И много их там?
- Да кто знает, может, сорок, может, с полсотни. Пьяные все, вино достали из монастырских подвалов, несколько бочек и пьют.
- Понятно. Иди, отдохни пока, потом позову.
- Ну, не может такого быть. Ты разве видел когда-нибудь? Они же веру православную на своих знамёнах начертали.
Сашка тормошил проснувшегося Михаила, пытаясь вытянуть из него объяснение.
- Казаков-то коренных, совсем немного, они и по природе своей люди разбойные, тем и жили всегда и пропитание себе грабежами и войною добывали. А Хмельницкий всех холопов поднял - все в казаки подались. Холопы, хоть и тоже пограбить не прочь, но всё-таки, крестьяне, к труду приучены, да и в православие верят, а казаки только прикрываются этой верою, в оправдание своей, якобы благородной цели - защите православия. А теперь, когда дисциплина ослабла, когда войско запорожское разбегается, все бандиты казаками себя величают.
Михаил объяснял, останавливаясь для вдоха-выдоха, он теперь, когда жизнь вошла в спокойную колею, с утра занимался физическими упражнениями.
- Ну, да ладно, что делать-то будем?
- Дело, вроде, как и не наше, православный монастырь-то, да жалко баб, одни они там, некому заступиться.
Лицо у Сашки стало серьёзным и озабоченным, он уже совсем забыл о своём утреннем желании - повеселить Михаила, какое уж тут веселье.
- Шайка эта в монастыре с монашками натешится, кровь девичью по стенам размажет, подвалы винные опустошит и к нам, не ровён час, нагрянет.
Михаил привёл себя в порядок после сна и готовился завтракать.
- Предлагаю взять их пьяненькими…
- Так силёнок у тебя маловато. Одни крестьяне.
- Маловато, зато люди надёжные и обучены мною на случай нападения, и казаки есть бывшие, что от Хмеля сиганули. До ночи хватит времени подготовиться.
- Да, видимо, встречи с ними нам не избежать.
В неверном свете ущербной луны едва угадывались высокие монастырские стены и башни. Из-за закрытых ворот доносились грубые пьяные выкрики, женские испуганные голоса, стоны, вопли, переходящие в хрипы.
- Подождём ещё немного, пусть угомонятся, - шепнул Сашка на ухо Михаилу.
Два десятка людей, собранных Сашкой, словно растворились в темноте, спешились задолго до цели, коней отвели пастись, приставили к ним паренька из крестьян.
- Ну, пора.
Сашка негромко свистнул. Несколько человек подбежали к воротам и, подсаживая друг друга, мигом перелезли вовнутрь. Казаки, выставленные в охрану, уже спали тут же, пьяные. Смерть их была легка. Ворота раскрылись, и Михаил с Сашкой во главе небольшого отряда ворвались во двор. Битвы не было, казаки были пьяны, крестьяне находили их в трапезной, в кельях и даже в часовне. Иногда они валялись пьяные рядом с голой, изнасилованной и задушенной монашкой. Видимо, казаки получали особое удовольствие, насилуя бившихся в предсмертных судорогах женщин.
Редкие из них успевали вытащить саблю и принять бой, но падали замертво, не протрезвев до конца и не поняв, что происходит. Вскоре всё было кончено, крестьяне обыскивали каждое помещение, подвалы, подземелья, освещая себе путь факелами.
Немногие из женщин остались в живых, они были ранены, испуганы и едва могли говорить. Никто не захотел возвращаться в разрушенный монастырь, в это страшное для них место. Михаил и Сашка решили взять их с собой и поселить пока в пустующих домах. Староста взял заботу о них на себя.
Уже уходя, увидели, что крестьяне тащат упирающегося казака.
- В сено зарылся, гад, спрятаться хотел.
Казак был пьян, и допрос его отложили до утра.
Утром казак признался, что они - из Запорожского войска, сбежали от Хмельницкого, надоело подчиняться, решили воевать самостоятельно. Что дальше с ним делать, Сашка не знал.
Михаил вместе с Яной уехали в Краков, жизнь в усадьбе постепенно входила в свою обычную колею. Через несколько дней казака обнаружили задушенным в сарае, где его держали под замком. У него были оторваны гениталии. Виновных не нашли, да и не искали, особенно. Сашка был почти уверен, что это сделали монашки, те, которые остались в живых и поселились на хуторе возле замка, но расследовать это дело не стал.
Михаил и Яна возвратились через две недели. Несмотря на то, что Яна по-прежнему была равнодушна ко всему окружающему, Михаил был в приподнятом настроении. Доктора обнадёжили его, что при надлежащем уходе болезнь скоро пройдёт. И лекарство дали.
Весеннее солнце просушило землю, птицы возвратились из южных краёв, все обитатели замка были заняты весенними хлопотами. Готовились к севу, закупили зерно, справили лошадей. Крестьяне получили денег для обеспечения.
Работы хватало для всех. Сашка занимался хозяйством, ремонтом и строительством, правой рукой его был повзрослевший Василий. Вернувшийся в имение молодой хозяин и сам интересовался всем, беседовал с крестьянами и бывшими казаками. Васька постепенно перестал его опасаться, хотя событий годичной давности не забыл.
Две головы, тем более людей, понимающих друг друга с полуслова, были лучше одной, и дела в имении быстро налаживались.
Крестьян, которых уже набралось несколько десятков, решили налогами не морить, а дать им относительную свободу, как это было при старой пани Рудницкой.
Домашние заботы лежали на Лесе, Яна ей помогала. Осторожно и ласково Леся обходилась с больной девушкой, давала ей мелкие поручения, старалась разговорить, заставить думать, вспоминать.
В один из таких напряжённых дней Васька ворвался в кабинет Александра:
- Казаки!..
Глава 4. Битва при Берестечко
Небритый подбородок задрался к потолку, усы свалились на щёки, по ним стекали, падая на ковёр, тяжёлые винные капли. Богдан выпил всё до донышка из большой глиняной чашки, крякнул и вытер рукавом лицо. Конечно, он и раньше попивал, казак всё-таки, а где это видано, чтобы казак непьющим был, тогда это и не казак вовсе. Но в трудные моменты жизни количество выпитого резко возрастало. Сейчас был как раз такой случай.
В мир с Речью Посполитой уже никто не верил, холопы разбегались, войско редело, казаки были недовольны, поляки мечтали отыграться за прежние поражения.
Люди перестали доверять Богдану из-за его желания угодить ляхам. А что он мог сделать? Хотя бы таким способом оттянуть войну и заслужить доверие короля. Казаки теперь с большим удовольствием воевали бы с татарами и турками, чем с поляками, а многие переходили на службу в польское войско.
Цели, которые поставил перед собой Богдан, начав восстание, не приблизились. Король, хотя и обещал тайно Хмельницкому шляхетское звание и наделы Вишневецкого, оказался бессилен перед вольницей польских магнатов. А те рвались на войну. Коронный обозный Калиновский уже нарушил обозначенную Зборовским договором границу и вошёл в казацкие земли. Удержит ли его брацлавский полковник Нечай?
На крымцев и вовсе нет никакой надежды: Ислам-Гирей неохотно идёт на войну, только под давлением султана, который пообещал Хмельницкому татарскую конницу в обмен на принятие подданства турецкого. Хан не скрывает, что совсем не заинтересован нарушать Зборовский договор, по которому польская сторона обещала ему выплатить крупную сумму.
- Батька! - дверь Чигиринской резиденции Хмельницкого распахнулась, и в комнату протиснулся казак из канцелярии, - Брацлавский полк разбит ляхами, полковник Нечай погиб!..
Богдан взревел, опустил голову, обхватил её руками и застыл в глубоком раздумье: "Ах, Нечай, Нечай, славный Нечай, старый боевой товарищ, не суждено тебе было дождаться богатства и встретить своё счастье".
- Батька, - прервал мысли Хмельницкого казак. Богдан поднял голову и увидел, что тот всё ещё стоит у двери и переминается с ноги на ногу.
- Что ещё?
- Генеральный обозный Калиновский подошёл к Виннице и осадил её. Полковник Богун доносит, что Кальницкий полк мужественно обороняется и город сдавать не собирается. Просит подкрепления.
- Добре. Распорядись, чтобы корпус Демка Михайловича готовился к выступлению. Теперь всё?
- Полковник Богун приказал сделать проруби во льду на реке Буг и прикрыть их соломой. Когда ляхи вышли на лёд, он стал трескаться и ломаться, и многие из них утонули. А земляные насыпи вокруг города он приказал поливать водой, пока те не замёрзли, и ляхи, пытаясь залезть на валы, скатывались вниз.
Богдан кивнул казаку, тот вышел.
"Богун - опытный и способный военачальник, - думал гетман, - но слишком прямой, решительный и справедливый. Нет у него той казацкой хитрости и обмана, которыми Хмельницкий с большим искусством пользуется. Не раз стычки у Богдана с ним бывали, своевольный казак. Противник он турецкого подданства, но под руку Москвы тоже идти не хочет. Толкует, что для холопа та Московия немногим лучше ляшской неволи, хоть и православная она. Всё бьётся за создание своего собственного государства, свободного от чьей-то протекции. Да выгоды своей не понимает: если остаться под ляхами, то можно стать шляхтичем, земли получить в своё пользование и в магнаты польские выбиться. А холопы - они всегда холопы, и должны на кого-нибудь работать. Московия - это на крайний случай, если с ляхами договориться не удастся, и одолевать они будут. Ну, да ладно, молодой ещё, образумится".
Богдан подумал о том, что Богун моложе его лет на двадцать, а славой и авторитетом пользуется большими. Так ведь за дело.
В середине марта передовой корпус под командованием генерального есаула Демка Михайловича деблокировал Винницу, а затем, объединившись с полком Богуна, нанёс коронному обозному Калиновскому сильнейшее поражение под Липовцом. Преследование разбитых частей Калиновского продолжалось до самого Каменца.
Прошедшие три года перевернули не только всю жизнь Александра, но изменили и его самого. Далеко в прошлом остался весёлый коренастый юноша с непослушной копной светлых волос. Рассудительный, рачительный хозяин в мирное время, волевой, решительный командир в период сражений, он научился моментально преображаться, когда судьба поворачивалась к нему своим обратным, смертельным оскалом.
Сашка выскочил из замка и подбежал к вышке, Василий следовал за ним неотступно.
- Я - на вышку, а ты беги, предупреди пана Михаила.
"Так, версты три-четыре будет, - определил Сашка, уткнувшись в подзорную трубу и вглядываясь в облако пыли, - сколько же человек? Похоже, что не меньше трёх десятков. Скачут прямо сюда, видимо, знают точное направление. Что за люди, пока рассмотреть невозможно. Надо готовиться. Времени осталось совсем немного".
Он быстро спустился с вышки, и вскоре его зычный голос был слышен во всех концах обширного двора.
- Васька, всех хуторских сюда, и которые в поле - тоже! Мигом. Да пусть лошадей захватят.
- Давай расставим людей! - бросил Сашка подоспевшему Михаилу, - с ружьями равномерно по всем сторонам, коней в угол, там будем готовить людей к вылазке. Казаков немного, примем бой. Женщин и детей - в замок.
- Ну, что там? - спросил он паренька на вышке, - сколько до них?
- Да, с полверсты примерно. Они уже не скачут, перешли на шаг.
- Ну, тогда мы можем посмотреть на них.
Сашка снова полез на вышку. Пыль осела, и теперь ясно были видны всадники, направляющиеся к замку. Над ними возвышался польский флаг. Сашка торопливо протёр линзы подзорной трубы, и слезящимися глазами вновь всмотрелся. Ошибки не было: красное полотно с белым орлом реяло над скачущими. К замку приближались поляки.
- Без моей команды не стрелять! - крикнул Александр притаившимся стрелкам, и добавил: - Но быть в готовности.
Он прекрасно помнил то, что произошло в Немирове три года назад, когда они с Михаилом только поступили в казаки. И ему не хотелось оказаться на месте того мудрого и просвещённого гаона, доверчивость и простодушие которого и абсолютное незнание приёмов казацкой подлости и обмана, привели к мучительной смерти тысяч мирных людей. Казаки и воевали под польским знаменем, они же были гражданами Речи Посполитой, а знамя им подарил сам польский король. Жизнью поплатился гаон за своё легковерие - погиб от руки злобного сапожника, как рассказывал позже Давид.
"Ох, Давид, - у Сашки ёкнуло сердце, - давно уже не было от него вестей, и почему это он сейчас о нём вспомнил?"
Всадники остановились невдалеке. Видимо, они совещались, глядя на зловеще притихший замок. Конечно, не могли не понимать, что из замка они видны, как на ладони, и защитники там, внутри, выжидают…
От группы всадников отделился один и поскакал к замку. Потоптавшись у закрытых ворот, он закричал неожиданно:
- Михаил, отворяй, это я!
Стоящий около вышки и ожидавший вестей оттуда, сверху, Михаил, оттолкнул загораживающего дорогу Ваську и в несколько прыжков оказался у ворот. Тяжёлый засов не поддавался, и помощь всё-таки понадобилась. Вдвоём с Васькой они раскрыли ворота, и всадник въехал во двор. Михаил почти стащил его с коня, и двое мужчин, обнявшись, топтались во дворе под взглядами удивлённых стрелков. То рассматривали друг друга, чуть отпуская от себя, то снова сплетались в объятьях.
Давид мало изменился внешне: совершенно седая голова (Михаил вспомнил его рассказ о том, как поседел за одну ночь после зверского убийства казаками семьи на его глазах), большие карие миндалевидные глаза, правильный овал лица с прямым греческим носом, тонкая, гибкая фигура. Совсем ещё юноша.