- Обождите, друзья, не надо так горячиться, - примирительно вставил рабби Иехиель Михель из Немирова. - В прошлые годы казаки тоже восставали, но паны всегда подавляли эти мятежи и наказывали смутьянов. Хотя, правда в том, что любое восстание, мы уже знаем из опыта, это - смерть наших братьев, которые не смогут скрыться, разорение и несчастье.
- Встанем же под защиту Господа нашего, которому служим всю жизнь, с молитвой и просьбой о милости, - закончил разговор гаон, рабби Иегуда Лев бен Бецалель.
Уже за полночь разошлись мужчины по своим спальням, заботливо приготовленным Эстер для приезжих. Тревожное предчувствие долго не давало им уснуть.
Завтра утром они разъедутся по своим городам и местечкам. Что принесёт им завтрашний день?
Не знали, не ведали своей судьбы: почти все они погибнут мученической смертью во славу Господа Бога своего.
Давид явился поздно ночью, когда все уже давно спали. Неслышной тенью, мягко ступая, пробрался он в гостиную и оттуда скользнул в свою комнату. Раздевшись, сделал несколько движений, любуясь своим отражением в зеркале. Гибкое, мускулистое тело, подсвеченное колеблющимся пламенем свечей, послушно изогнулось, и вдруг юноша сделал резкий выпад. Танцующие руки с неуловимой быстротой разорвали воздух, ломая кости невидимого противника. Этим смертельным приёмам его научил ровесник из каравана восточного торговца, остановившегося в их гостеприимном Немирове.
Уже год обучался Давид военному делу. Способный, обладающий отличной реакцией, он быстро постигал науку владения саблей, ножом, ружьём. Но единоборства ему нравились больше всего, и он уже далеко продвинулся в умении остановить нападающего противника, используя его же энергию. Польские гусары, с которыми он водил дружбу, называли Давида "летающим воином", за необыкновенно высокие прыжки, в которых он поражал противника.
Давид упросил отца купить ему лошадь и частенько скакал на ней по окрестным полям и лугам, пугая крестьян своим видом и громким разбойничьим свистом.
Эстер только переглядывалась с мужем, узнавая о новых проделках старшего сына. Нет, он совсем не был похож на еврея, усердного в учении и благочестивого, каким был их любимец Мойшеле.
Но этим вечером не военным делом занимался Давид. Он проводил время с прекрасной Рут. Они сидели в своём укромном уголке на камне. Место, меж домами, густо заросло кустами, и его ни откуда не было видно. Казалось, что дома вплотную примыкают друг к другу. Здесь, даже при желании, их никто не мог бы обнаружить. Давид держал руку девушки в своей и осторожно прикасался губами к её нежной коже на шее за ушком. Запах волос Рут дурманил ему голову. Он обнял девушку за плечи и дотянулся губами до её губ. Рука его соскользнула на девичью талию, перешла на живот и поднялась, накрыв грудь.
- Рути, любимая моя…
Рут повернула голову и отодвинулась:
- Обожди, мой хороший, не спеши, пусть родители нам сначала свадьбу справят.
- Это сколько же ждать, пока они соберутся? А время сейчас такое, тревожное; говорят, казаки силищу большую набрали и смуту снова затеяли против панов. Неровён час и сюда заглянут, не сносить нам тогда головы, если убежать не успеем.
- Это уж как Бог пошлёт.
Рут передёрнула плечами, ночная прохлада опускалась на землю:
- Ну, мне пора, а то мать не спит и опять будет мне выговаривать. Завтра они с отцом уезжают в Варшаву по делам, я одна остаюсь дома. Надо помочь им собраться.
Влюблённые расстались у дома Рут, который находился неподалёку.
Глава 4. Кровавый пир
"Не приведи Господь видеть русский бунт бессмысленный и беспощадный".
А.С.Пушкин "Капитанская дочка"
Сидя в шатре, Богдан обдумывал план дальнейших действий. Несмотря на прибытие на Сечь большого числа людей, сил для выступления против поляков было недостаточно. К концу зимы на Сечи собралось три тысячи человек, из которых казаков была едва половина. Но главное - не было лошадей. На острове Хортица, где запорожцы держали свои табуны, в последние годы было мало травы, и поголовье лошадей резко сократилось. А выступать против поляков, славившихся своей конницей, без конных подразделений - безумие.
И тут в голове Хмельницкого зародилась идея, столь же необычная, сколь и дерзкая: обратиться за помощью к татарам - своим извечным врагам. Богдан колебался недолго, он надеялся на успех переговоров с татарами. Одним из главных аргументов своей уверенности он полагал долг Польши Крыму в двести тысяч злотых. Эта сумма накопилась за последние годы, когда поляки не выплачивали татарам дань. Для убеждения в необходимости выступить против Речи Посполитой Хмельницкий решил использовать документы, которые на тайной встрече вручил ему король. Из документов ясно следовало, что поляки имеют намерение напасть на турок и их союзников-татар.
Взяв с собою сына Тимофея, Хмельницкий отправился в Крым.
Хан Ислам Гирей принял Богдана милостиво, он даже выслал к Перекопу своих людей для почётного сопровождения казацкой депутации в Бахчисарай. Сидя друг перед другом на расшитых персидских коврах в большой гостиной Бахчисарайского дворца, два умных и хитрых человека, два военачальника пытались проникнуть в мысли другого и выявить истинные намерения. Ни тот, ни другой не могли до конца доверять друг другу. Хан прочитал документы, но осторожность брала своё, он опасался провокации со стороны поляков, которые могли уничтожить его войско, как только он выйдет из Перекопа. Он и не подумал скрывать эти мысли от Хмельницкого.
- Я доверяю тебе, Великий гетман, и прошу дать присягу на ханской сабле, что ты не помышляешь о предательстве.
- О, Великий хан, несомненно, я дам такую присягу.
- Я выделю тебе в помощь отряд перекопского мурзы Тугай-бея в четыре тысячи всадников. А ты оставишь в залог своего сына.
Скрепя сердце, согласился Богдан на эти условия. Договорились, что отряд выступит в мае, когда появится трава на лугах для коней. Пока же перекопский мурза дал Хмельницкому три сотни всадников.
Возвратившись из Крыма, Хмельницкий созвал раду и объявил о начале войны с поляками и о выступлении татар на стороне казаков.
- Смотри, какая сила прёт! - горделиво заметил Михаил едущему рядом Сашке.
Сашка посмотрел на движущееся казацкое войско. Друзья находились в конном боковом охранении, и со стороны можно было прекрасно наблюдать за этим движением.
Полки двигались не спеша, при развернутых знаменах, под звуки литавр и бубна. Гетман не торопился, зная, что татары должны вот-вот показаться и примкнуть к казакам. Казацкое войско вышло на Черный шлях, по которому обычно татары совершали свои набеги на Украину.
Казаки шли полками в сомкнутом строю, все были хорошо обмундированы, предусмотрительный Богдан заранее заказал обмундирование на королевские деньги, выданные ему для постройки лодок.
Все были обуты в сапоги, одеты в белые свитки и шаровары, высокие казацкие шапки. Вооружены они были пиками, самопалами и удобными в бою длинными саблями. На поясе у каждого имелась пороховница, кое-кто был вооружен кончаром - особым гранёным мечом, распространённым на Руси.
В общей толпе выделялись запорожцы, одетые в красные шаровары, в жупанах на голое тело, без шапок, но с длинными чубами на гладко выбритых головах. За пешими полками под охраной конницы двигался обоз, состоявший из более чем тысячи возов, запряженных волами. Начальствовал над обозом и казацкой артиллерией генеральный обозный Чарнота. Несмотря на заметную полноту, он сохранял юношескую живость и энергичность, а в умении обращаться с пушками равных ему среди казаков не было.
Гетман Хмельницкий в окружении личной охраны ехал в центре своего войска на белом коне, под малиновым знаменем с бунчуками, как признаком гетманской власти. Несмотря на то, что казаки шли весело, ожидая с воодушевлением предстоящего сражения, сам Хмельницкий был молчалив и задумчив. Он понимал, что на карту поставлено слишком много: в случае поражения, сами же казаки и выдадут его полякам, как это бывало не раз в прошлом.
Тревога Хмельницкого имела под собой реальные основания. Коронный гетман Потоцкий был прекрасно осведомлён о положении дел в Сечи и на Украине. Он и выслал навстречу Хмельницкому часть своих войск, общее руководство которым поручил своему сыну, которому было всего двадцать один год.
Михаил всматривался в стоящего напротив противника, он знал его силу, не раз слышал рассказы покойного отца о доблести польских воинов. Хорошо вооружённые драгуны, польская хоругвь тяжёлой конницы - "крылатые гусары", как их называли. Великаны-гусары в блестящих панцирях и наброшенных поверх них леопардовых шкурах. Солнце отражалось от их доспехов и слепило глаза. За спинами всадников, сидящих, как влитые, на могучих конях, весом каждый чуть не в тонну, покачивались крылья из перьев страуса, издавая при движении грозный и слитный шум. Каждый был вооружён полупудовым мечом, предназначенным для сильного всадника, длинным гранёным кончаром и копьём. Гусарская хоругвь, числом более тысячи испытанных, закалённых в боях воинов, не знала поражений.
Немногочисленная казацкая конница, выполнявшая, в основном, обязанности боевого охранения, не могла тягаться с противником.
Но вот слева от Михаила и Сашки появилось облако пыли, которое росло и, приближалось, становилось всё гуще. Из этого облака вырвалась лихая татарская конница, тысячи всадников.
- А-а-а!.. - дикие крики татар слились с топотом коней.
- Вперёд! - крикнул Михаил, и друзья с пиками наперевес помчались к выстроившимся в каре гусарам. Вот где пригодились тренировки. Друзья подскакали к выстроенной из людей и лошадей стене, стремясь пиками пробить в ней брешь. Но гусары стойко отбивали атаку, они владели оружием виртуозно, и сотни татарских голов уже полетели на землю. Михаил схватился с огромным детиной, тот отбил удар пики и вышиб её из рук нападающего. Михаил успел выхватить саблю и увидел, как гусар взмахнул длинным палашом, который сейчас разрубит его надвое. Ловко увернувшись, палаш едва задел предплечье, Михаил рванул поводья, лошадь поднялась на дыбы, и он воткнул саблю в незакрытое забралом лицо гусара. Страшный вой раздался из-под кирасы, и великан рухнул с коня, как подкошенный.
Гусары отступили в свой лагерь и стали срочно насыпать новые валы и наращивать укрепления. Ночью драгуны и реестровые казаки, находящиеся на службе польской короны, перешли к восставшим.
Утром поляки пошли на прорыв под прикрытием табора из передвижных возов и выстроенной в каре конницы. Части из них удалось прорваться, но казаки и татары преследовали их по пятам. В глубокой балке по пути отступления гусаров Хмельницкий устроил засаду, и поляки попали под плотный огонь самопалов. Воспользовавшись этим, казацкая и татарская конница перешла в наступление и мощным натиском смяла гусарские заграждения. Сашка и Михаил рубились рядом. Повязка на левом предплечье Михаила уже пропиталась кровью, но в горячке сражения он не замечал этого. Немногим полякам удалось уйти.
К вечеру, ещё не остывшие от боя, друзья обсуждали пережитое. Сашка, смазывая рану Михаила какой-то жгучей мазью, заверил:
- Ничего, через три дня всё затянется.
Весть о победе Войска Запорожского вмиг облетела все селения, и заполыхала Украина огнём восстания. Рабы, почувствовав себя свободными людьми, сбросили ярмо…. Ранее других восстала Подолия, за ней последовала Киевщина и Заднепровье.
Восстание объединило все слои населения южнорусской земли, за оружие взялись крестьяне, мещане, мелкая шляхта и даже представители духовенства. Едва известие о победе достигло Левобережья, взрыв народного возмущения всколыхнул все его население. Без сопротивления восставшим сдались Нежин, Пирятин, Переславль, Остер, Лубны.
Через десять дней Богдан Хмельницкий разбил основные силы поляков и стал полновластным хозяином Южной Руси. Однако в глазах правителей других государств он всё равно был бунтовщиком.
Часть казаков под предводительством Ивана Ганжи, где были и Михаил с Сашкой, двинулась на Умань и захватила её. Потом присоединилась к войскам повстанцев.
- Езжай, чего встал? - К ездовому подскочил благообразный еврей с седой бородой. - За нами уже очередь выстроилась.
- Кобыла упрямится, испугалась чего-то, не видишь, что ли, - ездовой нахлёстывал серую в яблоках лошадь, однако она не трогалась с места.
- Ну, так отойди в сторону, уступи дорогу.
- Это ты отойди! - вдруг изменил тон ездовой, - понаехали тут… у нас и так вашего брата хватает, жируете за наши денежки.
Еврей, остолбенев, смотрел на него.
- Мне твои деньги не нужны, я свои зарабатываю.
- Знаем мы, как вы зарабатываете, нас уже в бараний рог согнули, но ничего, придут скоро наши освободители, криком кричать будете за мучения наши.
Ездовой с силой хлестнул кобылу и она, наконец, тронулась вперёд.
В город со всей округи бежали евреи, страшные рассказы ходили о зверствах, чинимых казаками и примкнувшими к ним холопами, мещанами, ремесленниками. В Немирове была хорошо укреплённая крепость, город славился богатой еврейской общиной, в которой числилось много просвещённых людей, мудрецов и знатоков Святого писания. В это тревожное время в городе скопилось уже несколько тысяч евреев, целыми семьями бежавших от неминуемой смерти.
В доме Моше бен Элиэзера, расположенного в центре крепости, царила суета, входили и выходили люди, перебирали какие-то вещи, укладывали сундуки. Хозяин вместе со слугами паковал всё необходимое на случай внезапного отъезда.
Пришёл рабби Иехиель Михель, и они с хозяином уединились в кабинете.
- Нет сомнения мой друг, - начал Моше, - что казаки направятся сюда. Здесь много евреев, бежавших из окрестностей, которые привезли с собой золото и драгоценности, да и община городская великая и не бедная. Не смогут они пройти мимо такого соблазна.
- Что ты предлагаешь? - Рабби Иехиель погладил седую бороду, - в городе нет польских войск, мы беззащитны. Городские людишки и холопы люто нас ненавидят. Остаётся только молиться за спасение наших душ.
- Не забывай, дорогой друг, что есть у нас крепость, там мы можем переждать набег казацкий и встретить польское войско, которое придёт непременно. Ведь это же вотчина князя Вишневецкого, а он человек твёрдый и так это дело не оставит.
- Давай выставим охранение на дальних подступах, чтобы заранее узнать о приближении казаков, - предложил рабби Иехиель.
- Хорошо, выберем из молодых, я своего сына отправлю.
С комфортом расположился Хмельницкий в своей ставке в Чигирине. Резиденцией он сделал собственный большой дом. Усадив писаря, он диктовал ему текст универсалов, которые рассылал по всей стране.
В них он призывал православное население подниматься на панов и, особенно, на евреев, уничтожить их вместе с женщинами и детьми, а имущество разграбить.
В дверь заглянул слуга:
- Батька к тебе гонец.
- Давай его сюда.
Слуга крикнул кого-то, и в комнату вошёл степенный запорожец, из тех, кто вышел с Богданом из Сечи пару месяцев назад. Богдан сразу его признал, это он придумал казнь Захарию Собиленко.
- Батька, есть сведения, что в Немиров прибежало с округи большое количество евреев и богатство с собой они приволокли невиданное. А польского войска нет там. Прикажи взять город.
Богдан ни минуты не раздумывал:
- Скачи к Кривоносу и Ганже, передай мой приказ: жидов со всеми их семействами перебить, а драгоценности, золото, серебро забрать. Да разделить меж казаками и работными людьми по справедливости.
Давид прискакал в город:
- Аба войско идёт, но я не могу определить, кто это.
И тотчас же все те евреи из города, что жили вне стен крепости, побежали в неё, захватив с собой самое ценное и необходимое. Крик и шум тысяч людей далеко разносился окрест, кричали женщины, плакали дети. Вскоре ворота крепости закрыли на засов и подняли мост через ров с водой. Осаждённые приготовились сражаться.
Кривонос, предводитель восставших холопов, и запорожский полковник Ганжа въехали верхом на лошадях на самую вершину невысокого холма и смотрели на крепость.
- В лоб нам не взять их, много людей потеряем, - выложил Ганжа своё мнение.
- А зачем нам в лоб идти? - ответил умный и хитрый Кривонос, пользующийся у холопов огромной популярностью, - мы их хитростью возьмём.
- Ты думаешь из крепости их выманить, так они ни за что не выйдут из неё.
- Зачем из крепости выманивать, они сами нам ворота откроют.
Ночью в город к православным жителям был отправлен гонец. Он передал городскому совету, чтобы жители завтра помогли казакам: уговорили евреев открыть ворота крепости для польского войска. А то, что войско польское, будет видно по флагам, ведь казаки реестровые от поляков издали ничем не отличаются, только флагами. Недолго колебались горожане, Хмель им, конечно, не указ, но евреев они ненавидели люто, и с рвением взялись за это дело, которое в их среде не считалось подлым.
Солнце медленно поднималось над горизонтом дальней степи. Необычайно багровым восходом ознаменовалось это утро над Немировым.
С раннего утра к охранникам, оставшимся на ночь на крепостных стенах, присоединилась вооружённая молодёжь. Гаон рабби Михель и бен Элиэзер стояли рядом, вглядываясь в развернувшееся под крепостью войско.
- Похоже, что это поляки, как бы про себя высказался рабби Михель.
- Откуда здесь сейчас взяться полякам? - сразу ответил ему бен Элиэзер, - князь Вишневецкий далеко, из Польши никто не мог подойти так быстро.
- Ну, посмотри, флаги-то польские.
- Флаги польские - это так.
Снизу донеслось:
- Откройте ворота, разве вы не видите, что это польское войско пришло к вам на помощь от врагов ваших.
Это кричали православные горожане.
- Ну, что же мы так и не пустим поляков в крепость? - рабби Михель явно нервничал.
- Я всё равно не уверен, что это поляки и не стал бы их впускать в крепость.
- Мы не можем так поступить с нашими защитниками, я прикажу открыть ворота.
Ничего не ответил бен Элиэзер, не пристало возражать такому человеку как рабби Михель, мудрому гаону, духовному лидеру богатой общины.
Медленно раскрылись тяжёлые кованые ворота, которые взять приступом было почти невозможно.
- А-а-а!
С громкими воплями и перекошенными лицами в крепость ворвались казаки, а с ними горожане, вооружённые пиками, косами и копьями.
Вмиг были рассеяны вооружённые люди из евреев, которые не смогли сдержать такую силу.
- Мама, мама! - кричали Рахель и Лея, видя, как казаки тащат на улицу их мать. Эстер даже в этой ситуации старалась сохранить достоинство:
- Не бойтесь, дети, скоро нас освободят.
- Ха-ха-ха… - заржал дюжий казак, пытаясь стащить с Эстер платье, - я тебя сейчас освобожу.
Эстер плюнула ему в лицо, от неожиданности казак отпустил женщину, и она рванулась на улицу.
- Эй, держите её! - закричал казак.
В дверях Эстер схватили двое горожан и стали избивать её палками. Тут подоспел казак, он был зол и разгневан. Схватив Эстер, он сорвал с неё платье.