Нельсон вздрогнул и покраснел.
- Возьмите перо и запишите, что я вам продиктую.
Потеряв правую руку несколько лет тому назад, Нельсон мог самостоятельно только подписываться под бумагой левой рукой, но много писать не мог. Клинч повиновался, и Нельсон продиктовал ему приказ об отсрочке казни Рауля впредь до нового распоряжения.
- Возьмите это и поторопитесь доставить вашему капитану.
- Простите, милорд, но я могу опоздать вернуться на "Прозерпину" до солнечного заката. Ничего не пишет вашей милости капитан о трех выстрелах с вашего судна?
- А, в самом деле, это скорейший способ сообщения, а при настоящем легком западном ветре эти выстрелы должны быть далеко слышны. Возьмите перо, напишите.
И он продиктовал приказ о трех выстрелах с своего судна, каждый на расстоянии полминуты один от другого.
Едва только оба приказа были скреплены магическим именем "Нельсон", как Клинч встал и откланялся адмиралу.
- Не теряйте времени, - торопил его Нельсон. - Передайте вашему капитану, что я прошу его прислать вас ко мне как можно скорее, чтобы сообщить мне обо всем. Доброго вечера!
Клинч поспешил на адмиральское судно, передал приказ Нельсона, и немедленно даны были три выстрела, спасшие жизнь Раулю.
Через полчаса на палубе "Прозерпины" не осталось никаких следов предшествовавшей мрачной картины, все дышало радостью и весельем. Куф снова оживился и беспечно болтал с обоими итальянцами, при чем Гриффин служил ему переводчиком. Они не могли сделать визит Раулю, так как тот выразил желание остаться один, но после вторичного запроса с их стороны Ивар согласился. Оба еще не вполне освоились с неудобствами корабля, а потому шли очень медленно и осторожно, разговаривая между собою.
- Синьор Андреа! - говорил старый градоначальник. - Можно подумать, что мы живем в мире чудес! За полчаса еще можно было считать этого мнимого сэра Смита мертвым, а теперь он живехонек.
- Скажите лучше, сосед Вити, - глубокомысленно отвечал вице-губернатор, - что надо удивляться тому, что мы все еще живы, когда каждая минута может принести человеку смерть.
- О, с такими мыслями вы могли бы быть одним из лучших проповедников, вице-губернатор! Церковь много потеряла, не имея вас в числе своих представителей. Но к чему постоянно такие грустные мысли? Думайте больше о живом, тогда и вам, и вашим близким будет веселее жить.
- Знаете, сосед, что я вам скажу? Существует философская теория, утверждающая, что на свете нет ничего реального, а все, что мы видим кругом, создано одним нашим воображением.
- Что? Так выходит, что я не живу, а только воображаю, что живу?
- Да, и вы, может быть, не градоначальник, а только воображаете, что вы подеста.
- Но, в таком случае, я выхожу таким же обманщиком, как этот сэр Смит?
- Нет, потому что другого Вито-Вити совсем нет.
- И вы заявите гражданам Порто-Феррайо, что у них нет ни градоначальника, ни Вито-Вити? Но ведь тогда же пойдет невообразимая анархия!
- Я полагаю, синьор Вити, что вам трудно сразу охватить всю глубину этой философии; отчасти это, вероятно, моя вина, но я не нахожу удобным в настоящую минуту заставлять ожидать нашего несчастного арестанта.
- Но в таком случае и его ведь не существует, и некому ждать?!
Но Андреа Баррофальди уклонился от дальнейшего разговора, и скоро оба итальянца вошли к Раулю, куда их без задержки пропустили часовые, получившие уже приказ вводить к нему каждого беспрепятственно.
Рауль встретил их приветливо и, видимо, чувствовал радость и облегчение от сознания миновавшей смерти, - хотя и миновавшей, может быть, лишь на короткий срок, в виду только отсрочки и пересмотра его дела, а не отмены приговора. Довольный в настоящую минуту своим положением, он приветствовал бы и более неприятных ему людей.
Винчестер крайне внимательно отнесся ко всем его потребностям; ему дали два складных стула, которые он и предложил своим гостям, а сам присел на выступ около пушки. Стемнело, и так как легкие тучи заволокли звезды, то за загородку, занимаемую Раулем, проникал только слабый свет от отдаленных фонарей. Ему была предложена лампа, но, заметив еще раньше, что он составляет до некоторой степени предмет любопытства и люди менее церемонные заглядывают в щели полотна, Рауль отказался от света, не желая выставлять на показ свое радостное лицо.
Андреа Баррофальди, как человек более деликатный, счел невежливым заговорить о последнем событии и завел довольно безразличный разговор о всякой всячине, предполагая вставить свое поздравление, когда это окажется кстати. Вито-Вити, недовольный таким оборотом дела, возобновил прерванное рассуждение с Баррофальди, гораздо более интересное для него. Баррофальди почувствовал себя несколько обиженным при этом неожиданном натиске, но вынужден был отвечать и разъяснять.
Выслушав его теорию, Рауль, повидимому, заинтересованный, улегся поудобнее на своем не особенно удобном ложе, положив голову к самому отверстию за пушкой, и начал оживленно возражать и спрашивать. Объясняя себе его лежачее положение неудобством его ложа, посетители не думали обижаться на невежливость с его стороны, и беседа шла очень оживленно.
- Но мне кажется, что молодой хорошенькой девушке не должно быть особенно приятно, когда ей скажут, что ее красота только кажущаяся! - смеялся Рауль.
В увлечении разговаривающие все более и более повышали голоса, так что Гриффин, проходивший в эту минуту мимо перегородки, заинтересовался и приостановился, к нему понемногу присоединилось и еще несколько человек офицеров, которым он, улыбаясь, сообщил тему горячего разговора, происходившего на итальянском языке. Стража отступила из почтения перед офицерами.
Между тем Рауль, сначала вставлявший слова с единственной целью расшевелить своих посетителей, мало-по-малу и сам искренно увлекся темой разговора и, в пылу увлечения, подвигал свою голову все дальше и дальше в отверстие, освежая ее прохладой вечернего воздуха. Каково же было его удивление, когда он неожиданно почувствовал осторожное прикосновение руки к своему лбу.
- Тш! - послышался шопот около его уха. - Это я, Итуэль! Теперь как раз время нам бежать.
Рауль слишком хорошо владел собой, чтобы выдать себя каким-нибудь восклицанием или неосторожным движением; но все его ощущения обострились мгновенно. Он полагался на Итуэля, признавая за ним в подобных случаях опытность, предприимчивость и смелость. Следовательно, американец несомненно наметил план, выполнимый в его глазах; иначе он не начал бы дела, так как это был не такой человек, чтобы рисковать навлечь на себя наказание в случае неудачи.
- Что вы хотите сказать, Итуэль? - шопотом спросил Рауль, пока его посетители, увлеченные собственными рассуждениями, не могли его слышать.
- Итальянец с племянницей уезжают на нашей лодке, так я полагал, что вы можете пролезть в отверстие и бежать с ними. Будьте покойны, я все предвидел.
Рауль ни минуты не заблуждался относительно смысла данной ему отсрочки; он знал, что в лучшем случае это означало отправку в Англию в качестве военнопленного, тогда как в предложении Итуэля была возможность получить свободу и Джиту. Он заволновался, но быстро овладел своим смятением.
- Когда, дорогой Итуэль, когда? - спрашивал он голосом, дрожавшим от сдерживаемого волнения.
- Сейчас, - отвечал Итуэль. - Лодка уже спущена, Джунтотарди сидит в ней, и сейчас спустят в нее молодую девушку. Вот, она уже садится. Слышите свисток?
Рауль прекрасно слышал свисток, данный боцманом, чтобы отъезжали. Минута была критическая, на палубе, наверное, кто-нибудь следил за отъезжавшей лодкой, и хотя ночь была очень темная, но действовать надо было, чтобы надеяться на успех с величайшими предосторожностями.
- Время приближается, - шепнул Итуэль, - старику Карло даны инструкции, а маленькая Джита позаботится, чтобы он их не забыл. Все теперь зависит от безмолвия и быстроты действия. Меньше, чем через пять минут, лодка подойдет под отверстие.
Рауль вполне понимал план Итуэля, но находил его совершенно неосуществимым. Он считал невозможным, чтобы уезжающая Джита не привлекла к себе общего внимания; ему казалось невероятным исчезнуть никем не замеченным, но времени не оставалось на колебание, надо было или решиться на страшный риск или вовсе отказаться от бегства. Раздавшийся громкий приказ, данный дежурным офицером в рупор, немного ободрил его, так как он увидел из этого, что, по крайней мере, тот чем-то отвлечен. Это уже было большим облегчением, потому что кто же бы осмелился заняться чем-нибудь другим, когда его призывают на другой конец судна?
Целый вихрь мыслей кружился в голове Рауля. Он слышал, как оба итальянца горячее прежнего обсуждали поднятый ими вопрос, как смеялись собравшиеся перед загородкой офицеры, присутствие которых в пылу увлечения итальянцы совершенно не подозревали; различал малейшее трение лодки о кормовую часть судна, каждый всплеск весел старика Джунтотарди. Молодому корсару казалось, что все его ощущения, весь интерес его жизни, его настоящее, прошедшее и будущее - все заключалось в этой одной минуте. Не желая действовать без совета Итуэля, он шопотом спросил его, что ему делать.
- Должен я головой вниз броситься в воду и доплыть до лодки?
- Не двигайтесь, пока я вам не скажу, капитан Рауль; пусть себе горланят итальянцы.
Рауль не мог видеть воды, потому что лежал на спине, держа голову в отверстии. Лодка медленно обходила корму, как бы собираясь от нее удалиться. Старик Карло как нельзя лучше играл взятую им на себя роль. Он так повернул свою лодку, что ее трудно было бы рассмотреть с палубы, если бы кто-нибудь и следил. Затем он приостановился и выжидал дальнейшего хода событий. С судна не следили за ним, так как считали его слишком далеким от житейских дел.
- Вот! Надо сейчас! - шепнул Итуэль. - У вас все в порядке?
Рауль поднял голову и осмотрелся. Он слышал еще смех и разговоры офицеров около его помещения, но им не было никакого дела до него. Однако он подумал, что, пожалуй, может возбудить подозрение своим долгим молчанием, и, приняв меры, чтобы голос не выходил из отверстия, он повторил одно из прежних своих возражений; но оба гостя были так заняты своим спором, что не пожелали даже потратить время на ответ ему. Рауль и не рассчитывал на ответ, но достиг своей цели, напомнил о своем присутствии и таким образом надеялся, что его не сразу хватятся.
Итак, все обстояло благополучно, и Рауль снова принял свое прежнее положение, далеко выставив голову в отверстие, так что она пришлась всего в нескольких дюймах от головы Итуэля.
- Все хорошо, - сказал он, - что мне теперь делать?
- Больше ничего, как просунуть голову и плечи в отверстие, упираясь ногами.
Рауль последовал этому совету и двигался очень медленно и с величайшей осторожностью. Но едва только одна его рука просунулась в отверстие, как Итуэль вложил в нее веревку, шепнув, что она надежно закреплена. С помощью веревки дело пошло гораздо успешнее и надо было остерегаться только одного, чтобы поспешностью не испортить всего дела. Теперь Раулю ничего не стоило вылезть всем телом в отверстие; но для окончательного успеха необходимо было сделать это незаметно. Раулю оставалось сделать еще одно последнее усилие, чтобы совершенно вылезти и спуститься в лодку; но Итуэль удержал его за руку.
- Послушайте, все ли еще грызутся ваши итальянцы? - шепнул он.
Прения шли все так же оживленно и шумно, не смолкая ни на секунду. Итуэль дал понять, что надо кончать, и Рауль крепко держась за веревку, оттолкнулся ногами от пушки, совершенно вылез из отверстия и повис над водою. Легко опуститься затем в лодку, бросив веревку, было делом одной секунды. Коснувшись ногами одной из скамеек, он заметил, что Итуэль уже предупредил его. Затем американец притянул его к себе, и оба они легли на дно лодки, а Джита накрыла их своим плащом. Карло Джунтотарди умел править лодкой, и ему оставалось только отцепить багор, которым он придерживался за одну из цепей. Фрегат продолжал медленно подвигаться вперед, оставив их через минуту футов на сто позади себя.
До сих пор все складывалось замечательно удачно. Ночь была так темна, что оба беглеца осмелились приподняться и сесть на скамьи; они даже взяли весла, хотя с большими предосторожностями и совершенно бесшумно. Рауль задрожал от радостного чувства, когда с первым же сильным размахом весла лодка далеко отошла.
- Тише, капитан Рауль, тише, - шопотом предостерег его Итуэль, - нас еще могут услышать с фрегата. Еще пять минут, и мы в безопасности.
В эту минуту с "Прозерпины" раздались сигналы для смены дежурства, но в сопровождении необыкновенного шума.
- Это простая смена дежурства, - заметил Рауль, замечая некоторую тревогу на лице Итуэля.
- Обыкновенно не бывает такого шума.
- Что это?
Не было никакого сомнения: с судна спустили на воду лодку.
Глава XXIV
Уступая чувству сострадания, над Раулем Иваром ослабили надзор, и Винчестер приказал часовым только каждые полчаса немного приподнимать угол занавески, чтобы убедиться, что арестант не ушел и ничего над собой не сделал, не тревожа его постоянным подсматриванием. Теперь как раз на часах пробило половину, и один из часовых почтительно приблизился к кучке офицеров, чтобы исполнить приказ старшего лейтенанта. Ему дали дорогу, хотя и находили излишней пунктуальностью эту проверку теперь, когда из-за занавески громко раздавались голоса Баррофальди и Вито-Вити. Через плечо часового туда заглянул и Иельвертон, один из младших и очень усердных офицеров. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что случилось, и Иельвертон, ничего не сказав другим, поспешил со своим открытием к дежурному офицеру. Новость быстро разнеслась; Винчестер приказал сорвать парусину, и глазам всех предстали все еще горячо спорившие, кричавшие и жестикулировавшие итальянцы, не подозревавшие об исчезновении Рауля.
- Чорт возьми, господин вице-губернатор! - вскричал Гриффин, который понимал, что в эту минуту надо отложить в сторону всякие церемонии. - Где же Рауль Ивар?
- Синьор сэр Смит?.. Или мосье Ивар, если вы предпочитаете это имя?.. Ах!.. Слушайте-ка, милейший Вити, где же он в самом деле?.. Ведь он был все время тут, около нас. Минуты не прошло, как он был тут!..
- Синьор Андреа! Да ведь по вашей же доктрине выходит, что никакого настоящего, реального человека тут вовсе и не было, а был воображаемый человек, так что нет ничего удивительного в том, что его здесь больше и нет!
- Послушайте, сосед Вити, - начал Бароффальди. Но тут его нетерпеливо перебил Гриффин.
- Простите, вице-губернатор, но в настоящую минуту, казалось бы, не до философских измышлений; по крайней мере нам, морякам, надо торопиться исполнить нашу прямую обязанность.
- Что это?..
Капитану Куфу сообщили о случившемся, и он явился из своей каюты раздраженный.
- Где лодка старика итальянца с его племянницей? - спросил он. И этот вопрос разом все осветил. В эту же минуту молодой матросик спустился с мачты и впопыхах сообщил, что, насколько можно было разобрать среди темноты, он заметил, что лодка итальянца приостановилась под пушечными отверстиями на батарее, и ему показалось, что в нее спустился кто-то из отверстия.
- Пусть позовут Больта, скорее! - приказал капитан.
И когда Итуэля нигде не нашли, для всех стало совершенно понятно, каким образом исчез Рауль. Мигом спустили пять или шесть лодок, в каждую село по офицеру, не считая матросов, и пустились в погоню за беглецами, а на фрегате подняли фонарь.
Было так темно, что совершенно невозможно было увидеть маленькую лодочку. С одной стороны черной массой выделялся остров Капри, а с другой - слабо виднелись очертания берегов Италии. Фрегат направлялся опять к Неаполитанскому заливу, намереваясь стать на якорь приблизительно там же, откуда тронулись накануне.
Иельвертон первый заметил лодочку, удалявшуюся по направлению берега; заподозрив, что это и есть разыскиваемая лодка итальянца, он устремился за нею, чем навлек за собой погоню своих же двух гичек, заслышавших сильный всплеск весел и принявших его легкую лодку с четырьмя искусными гребцами за удалявшуюся лодку беглецов. Началась сумасшедшая гонка.
Так как Рауль и Итуэль все время не переставали усердно работать веслами, а лодки фрегата потеряли немало времени на розыски около самого судна, то беглецы опередили их, по крайней мере, на пятьдесят саженей. Их легкая лодка была приспособлена только для двоих гребцов, и четыре сильные руки действовали как нельзя лучше; но все же их нельзя было приравнять к очень ходкой гичке Иельвертона с четырьмя отборными гребцами, и чуткое ухо Рауля довольно скоро различило, что расстояние между ними значительно сократилось. Так как весла Рауля были приспособлены таким образом, что не производили никакого шума, то он решил изменить направление и дать гичке Иельвертона опередить себя, рассчитывая, что тот его не заметит. Эта хитрость вполне удалась ему. Иельвертон, увлеченный погоней, устремился вперед, все по направлению к берегу, и ему даже по временам казалось, что он видит перед собой лодку Рауля. Рауль и Итуэль перестали грести, давая установиться новому положению вещей, и Итуэль облегчил свою душу несколькими насмешками по адресу преследователей. Пропустив значительно вперед себя лодки с фрегата, которые все так же устремились за Иельвертоном, слыша только удары с его гички, Рауль и Итуэль медленно направились следом за ними, намеренно сберегая свои силы для какого-нибудь непредвиденного случая.
Подстрекаемый желанием лично отличиться в поимке беглецов, Иельвертон мчался изо всех сил; другие две лодки старались по той же причине не отставать от него, а Рауль и Итуэль могли только благословлять судьбу, облегчавшую их задачу.
- Можно подумать, Джита, что ваши друзья - вице-губернатор и градоначальник - распоряжаются погоней, если бы не знать наверное, что они в настоящее время разбирают вопрос, существует ли в действительности остров Эльба, - говорил Рауль смеясь, хотя и шопотом.
- Рауль! Вспомните об ужасных часах, которые вы только что провели, и не шутите, пока не будете в полной безопасности…
- Честное слово, я теперь не могу не признать за англичанами некоторой доли великодушия! Я не могу отрицать того, что они ко мне хорошо относились; я бы даже, пожалуй, предпочел бы большую строгость с их стороны.
- Признавать за англичанами великодушие! Это слишком, - пробурчал Итуэль. - Это жестокий, безжалостный народ!
- Но, мой добрый Итуэль, вы-то уж, кажется, только можете их благодарить за то, что они вас пощадили.
- А почему? Потому что им нужны были лишние руки опытного матроса; иначе бы они не задумались прикончить со мной.
- Ну, а что касается меня, то я навсегда сохраню добрую память об этом судне. Капитан Куф принял меня ласково, хорошо кормил, удобно поместил; дал хорошую постель и добился отсрочки как раз во-время.
- За нами едут остальные лодки с фрегата, - заметил Карло Джунтотарди, внимательно, против своего обыкновения, все время прислушивавшийся.