- Он был для меня дурным мужем, - продолжала она все тем же рыдающим шепотом, - но все же я хочу похоронить его честно и благородно.
- Лучше предоставьте это нам, - сказал шкипер. - Мы, пожалуй, могли бы сделать это дешевле.
- Нет, я пришлю сегодня вечером, - решительно произнесла вдова. - А что, это его платье?
- Последнее, которое пришлось ему надевать, - с пафосом произнес шкипер, указывая на кучу сложенной одежды. - А вот и сундук его, все так, как он оставил, бедный малый.
Неутешная вдова нагнулась и, приподняв крышку, со слезами покачала головой, рассматривая содержимое сундука. Потом она связала все платье в узел, который засунула себе под мышку, взяла, не переставая рыдать, часы, ножик и несколько мелких денег из сундука, между тем как люди молча жестами спрашивали у покойника, смотревшего на нее через край своей койки, что им делать.
- Вероятно, ему должны сколько-нибудь денег? - осведомилась она, оборачиваясь к шкиперу.
- О, безделицу, несколько шиллингов, - проговорил тот неуверенно.
- Я возьму их, - проговорила она, протягивая руку.
Капитан опустил руку в карман и, в свою очередь, вопросительно взглянул на усопшего; но глаза Джорджа были снова плотно сомкнуты для всего земного, и после минутного колебания, шкипер медленно отсчитал деньги ей на руку.
Она опустила монеты в карман и, окинув неподвижную фигуру на койке еще одним прощальным взглядом, повернулась, чтобы уходить. Процессия снова направилась на палубу, но уже не в прежнем порядке. Повар заботливо держался в арьергарде.
- Если найдутся у него еще какие-нибудь вещи… - сказала она, останавливаясь около борта, чтобы покрепче перехватить под руку узел с платьем.
- Вы их получите, - сказал капитан, который уже составлял в уме план, как устроить похороны Джорджа до ее возвращения.
Очень утешенная, по-видимому, этим обещанием, она дала себя спустить в лодку, которая ждала ее у борта. Возбуждение экипажа брига, следившего за всеми ее движениями с живейшим интересом, перешло пределы всякого приличия, когда они увидели, что она плывет к берегу с целым узлом на коленях.
- Можешь теперь выйти, - сказал шкипер, заметив лицо Джорджа у отверстия люка.
- Уехала она? - тревожно спросил матрос.
Капитан кивнул головой, и дикий вопль восторга вырвался у экипажа брига, когда Джордж вышел на палубу в своем чересчур легком костюме и, прячась за спинами товарищей, осторожно заглянул за борт.
- Где же она? - спросил он.
Шкипер указал ему на лодку.
- Эта? - вскричал Джордж, вздрагивая. - Эта? Да это вовсе не моя жена!
- Не твоя жена? - проговорил шкипер, вытаращив глаза. - Так чья же?
- Какого же чорта я знаю! - закричал Джордж, в своем волнении совершенно забывая всякую дисциплину. - Говорят вам, что это не жена моя!
- Может быть это такая, про которую ты забыл? - подсказал ему шкипер потихоньку.
Джордж взглянул на него и поперхнулся.
- Никогда даже не видал ее прежде! - простонал он. - Разрази меня на этом месте, если я лгу! Зовите ее назад! Остановите ее!
Помощник бросился на корму и начал подтягивать шлюпку, но Джордж вдруг схватил его за руку.
- Нет, - сказал он с горечью, - пусть ее! Она, кажется, знает слишком много для меня. Кто-то такой поговорил с ней!
Та же мысль тревожила и шкипера, и он пытливо озирался вокруг себя, ища объяснения на чьем-нибудь лице. Ему показалось, что он нашел его, когда встретился глазами с помощником капитана брига, и он остановился в нерешительности; между тем лодка достигла пристани; женщина, выпрыгнув на берег, помахала торжественно своим узлом по направлению к шхуне и исчезла.
Two Of A Trade (1898)
Расправа
Человек медленно взошел на каменный мост и, подняв взор от темной реки, безмолвно струившейся под мостом, с чувством удовольствия взглянул на другую сторону, где мелькали огоньки города. Он оправился и пошел быстрее, несмотря на то, что шел давно и издалека. Его чулки, давно не штопанные, были все в дырах, камзол и короткие штаны сильно поношены и грязны, но сам он был крепок, хотя безобразен. Когда он дошел до моста, то приободрился, выпрямился и уже уверенной походкой направился к ряду трактиров и гостиниц, выходивших на набережную.
Он прошел прямо к "Золотому ключу", вывеской которого служил огромный позолоченный ключ, качавшийся на пруте. Эта гостиница считалась лучшей в Риверстоне и посещалась окрестными помещиками и зажиточными обывателями. Незнакомец оправил свой камзол, вздохнул с облегчением, смело вошел в двери и прошел в общую комнату гостиницы.
Комната оказалась пустой; в камине огонь разливал свет и теплоту. Посетитель опустился в кресло и протянул свои ноги на каменную решетку. В это время слуга, увидевший его приход, вошел в комнату и с выжидательным видом остановился в дверях.
- Бренди и воды! - приказал незнакомец, - горячей!
- Эта комната, - заявил слуга, - предназначена только для господ, останавливающихся в гостинице.
Незнакомец снял ноги с решетки камина, медленно встал и подошел к нему вплотную. Он был тонкий, небольшого роста, но в его манерах было столько решительности и в глазах что-то такое страшное, что слуга, несмотря на его костюм, инстинктивно попятился от него.
- Бренди и горячей воды! - хрипло повторил незнакомец, - и побольше того и другого! Понял? - и он медленно возвратился к своему месту. - Постой! - остановил он слугу. - Как зовут хозяина этой гостиницы?
- Моллер, - угрюмо ответил слуга.
- Пошли его ко мне! - сказал незнакомец, опустившись в кресло, и и слушай, милый, будь повежливей, чтобы не нажить себе худа!
Он ударил в полено ногою и стал пристально смотреть на сноп искр, который поднялся над ним и кружась устремился вверх в трубу. Тем временем в комнату вошел сам хозяин в сопровождений слуги.
- Что вам угодно от меня? - спросил его хозяин глухим голосом.
Незнакомец быстро обернул к нему свое маленькое, сморщенное, желтое лицо, дружески улыбнулся и спокойно произнес:
- Вышли вон эту каналью!
Хозяин вздрогнул при звуке его голоса. Он отослал слугу и, прикрыв за ним двери, стал молча ждать, что скажет ему внезапный гость.
- Вы не ожидали меня видеть, Роджерс? - сказал тот с усмешкой.
- Мое имя Моллер, - холодно возразил хозяин, - что вам угодно?
- А, Моллер! - насмешливо повторил незнакомец, - виноват, в таком случае я сделался жертвою ошибки, я принял вас за своего старого товарища по кораблю, капитана Роджерса. Это - глупейшая ошибка с моей стороны, так как нет сомнения, что Роджерс уже давно повешен. Скажите мне, вы никогда не имели брата по имени Роджерс?
- Я повторяю снова: что вам надо? - проговорил хозяин, приближаясь к нему.
Незнакомец сделал гримасу.
- Ваши дела очень поправились, как я вижу, - сказал он, - а я нуждаюсь в одежде, в пище и в постели; наконец мой кошелек совершенно пуст.
- Вы сделаете лучше, если уедете отсюда, - ответил Моллер, - и забудете о своих желаниях, потому что здесь вы ничего не найдете.
- Как?! - воскликнул незнакомец вскакивая, - ну, ну! вспоминаю теперь, что здесь предлагали сто гиней за голову старого моего приятеля Роджерса назад тому пятнадцать лет. Послушаю, что говорят теперь об этом.
- А если я дам вам сотню гиней, будете ли вы удовлетворены? - спросил вдруг хозяин гостиницы, делая неимоверное над собой усилие.
- Что за человек! - с притворным изумлением воскликнул незнакомец, - читает в моей душе, как в книге!
Он опустился снова в кресло и, быстро вынув пистолет из кармана, направил его в огромную фигуру хозяина.
- Держитесь на расстоянии, мой дорогой, - сказал он спокойным, тихим голосом.
Хозяин, ничуть не смутившись, спокойно отошел и, позвонив слугу, велел ему принести воды и бренди. Затем, когда слуга исполнил приказание, незнакомец сел у стола и стал мешать воду с бренди, храня глубокое молчание, пока слуга не вышел из комнаты.
Тогда он поднял свой стакан.
- Капитан Роджерс - мой старый друг, - с чувством сказал он, - и всегда может положиться на меня.
- Из какой тюрьмы вы вышили? - грубо спросил его Моллер.
- Не могу сказать, душа моя, - насмешливо ответил незнакомец, - я перебывал во стольких, надеясь встретить капитана Роджерса, что почти забыл последнюю. Но теперь я прямо из Лондона. Я проехал двести восемьдесят с чем-то миль, чтобы иметь удовольствие посмотреть на вашу могучую фигуру, и теперь, найдя вас, решил остаться здесь. Дайте же мне пока несколько денег!
Хозяин без слов вынул из кармана несколько золотых и серебряных монет, положил их на стол и придвинул к нему.
- Пока довольно, - сказал проходимец, опуская их в свой карман, - но потом половину всего! - слышите? - половину! Я останусь здесь и буду следить за этим.
Он откинулся к спинке стула и предусмотрительно придвинул к себе пистолет.
- Найти спокойное пристанище после стольких тяжелых путешествий, - продолжал он, - это мило, это очень мило. Пока Никс Гонн жив, вы никогда не будете нуждаться в компании. Хозяин! А не забыл ты того датскаго брига и судьбы своих боевых товарищей?
- Я все это забыл, - ответил тот, пристально смотря ему в лицо, - уже пятнадцать лет я веду честную и трудовую жизнь. Молю Бога ради собственной вашей души, чтобы черт опять не вернулся в меня.
- Пятнадцать лет… изрядное время, - насмешливо проговорил Гонн, - можно и деньгу скопить, и кровь отмыть. В течение этого времени вы отлично устроились. Господи помилуй, что это за девушка?
Он приподнялся и отвесил любезный поклон девушке лет семнадцати, которая, после минутного колебания в дверях, вошла в комнату и подошла к хозяину.
- Я занят, моя дорогая, - нежно сказал он ей.
- Наши дела окончены, - произнес Гонн, отвешивая вторичный поклон. - Это - ваша дочь, Родж… Моллер?
- Падчерица.
Гонн, приложив руку, на которой недоставало двух пальцев, к груди, снова поклонился.
- Один из старых друзей вашего отца, - представился он, - впавший теперь в бедность. Ваш добрый отчим предложил мне на время свое радушное гостеприимство.
Она взглянула на отца, поняла его безмолвный взгляд и с легким поклоном покинула комнату.
- Вы решили остаться здесь? - спросил Моллер после некоторого молчания.
- Да! И почему мне не остаться? - ответил Гонн, смотря по направлению двери.
Хозяин встал, не говоря ни слова, и вышел из комнаты.
- Хозяин! - закричал Гонн, хлопнув по столу искалеченной рукою.
Тот приостановился и обернулся.
- Пошлите мне что нибудь поужинать, - крикнул Гонн, - да побольше… И приготовьте мне комнату.
Хозяин молча вышел, притворив за собою дверь. Спустя несколько минут, в комнату вошел слуга Георг, неся питье, еду и прибор.
Гонн, проклиная и браня его за медлительность и неповоротливость, придвинул к столу стул и стал жадно есть. Отужинав он позвонил слугу и велел ему подать свечу и указать комнату для ночлега.
Войдя в приготовленную комнату, он разразился всяческими проклятиями, браня и хуля ее. Затем, заперев дверь и загородив ее тяжелым стулом, он положил возле себя пистолет, лег в постель и быстро заснул.
* * *
Несмотря на утомление, Гонн уже рано утром был на ногах и сошел вниз. Он пошел по коридору, толкаясь в двери, пока не увидел маленькой гостиной, где за столом завтракал Моллер со своей падчерицей.
Гонн с наглой развязностью дружеским тоном поздоровался с ним и сел к столу. Хозяин не произнес ни одного слова.
- Мне этой ночью показалась очень нежной постель, - заметил Гонн, чтобы нарушить молчание.
- Я надеюсь, вы спали хорошо? - спросила из вежливости девушка.
- Как младенец, - ответил Гонн, широко улыбаясь, - с невинной совестью.
- Хозяин молча кивнул и стал пить кофе. Разговор окончился. Гонн сделал гримасу и также молча последовал примеру хозяина, бросая любезные и горячие взгляды на девушку, сидевшую напротив.
- Какая аппетитная девочка, - сказал он, когда она вышла из комнаты, - и у нее нет матери?
- Нет, - сухо ответил хозяин.
Гонн вздохнул и покачал головой.
- Сирота, - пробормотал он, - и так очаровательна, и такой опекун! Ох, если бы она узнала! Но ничего, мы найдем ей хорошего мужа, - окончил он поощрительно; при этом его взгляд опустился, и он увидел свои дырявые чулки и старые башмаки. - Черт возьми! Надо одеться приличнее! - воскликнул он, опуская руку в карман, и вышел из комнаты.
Хозяин с невозмутимым лицом проводил его взглядом, поднялся, с опущенной головой прошел к своей конторке и погрузился в счетную книгу.
К этому занятию Гонн, вернувшись спустя час переодетым с ног до головы, попросил присоединить и его. Моллер сначала колебался, но затем согласился. Гонн пришел в дикий восторг, увидев деньги, тотчас опустил горсть золотых монет в карман своего нового камзола, после чего, развалившись в кресле, позвал слугу и приказал подать себе виски.
* * *
Менее чем в месяц этот проходимец стал хозяином гостиницы "Золотюй ключ". Сопротивления со стороны действительного хозяина с каждым разом становились все более и более слабыми, так как при малейшей попытке он тотчас слышал темные намеки на свое прошлое, наглую угрозу об открытии и, думая не о себе, а о своей падчерице, его единственной привязанности в жизни, не мог не опасаться доноса со стороны этого негодяя. Его здоровье, казалось, начало, разрушаться, и его падчерица Дженни приходила в ужас, видя, как изменялось положение всех дел с появлением этого неизвестного ей человека.
В своей наглости Гонн не знал пределов. Служанки трепетали, слушая его слишком развязные речи, видя его отвратительную улыбку или наглые взгляды. Слуги возмущались его грубым обращением.
Дела "Золотого ключа" становились все хуже и хуже. Гонн совершенно овладел всем. Моллеру приходилось постоянно выслушивать жалобы на него. Здоровье крепкого Моллера было разбито, он ко всему относился с полным равнодушием. Гонн разогнал старых слуг, нанял новых - бесчестных, наглых женщин и грубых мужчин. Старые посетители оставили гостиницу "Золотой ключ", ее репутация упала, и комнаты стояли пустыми. Служанки совершенно не слушали приказаний Дженни, и слуги позволяли себе говорит с нею фамильярным тоном.
В самый разгар этого бесчинства хозяин, с которым уже три раза делалось дурно, вдруг свалился сразу.
Дженни, спасаясь под его покровительство от грубого ухаживания Гонна, нашла его лежащим без чувств на груде хлама позади двери в его маленькую контору и подняла громкий крик, зовя людей на помощь. Небольшая кучка слуг столпилась и безучастно смотрела на распростертое тело хозяина; одна из служанок стала смеяться.
Гонн протиснулся вперед, ткнул безжизненное тело ногою и, произнося проклятие, велел его тащить наверх по лестнице.
Пока не явился позванный лекарь, Дженни стояла на коленях подле кровати, держа безжизненную руку отчима в своих руках, как единственную защиту против наглого Гонна. Но последний смирился. Кончина хозяина совершенно не входила в его расчеты.
Лекарь оказался бывшим цирюльником, но, благодаря его энергическим усилиям, Моллер после долгого обморока пришел наконец в себя.
Дженни тотчас заняла комнатку рядом с больным.
К концу дня явилась сиделка в виде пожилой, высокой дамы, спартанское обращение которой со своими пациентами помогло многим раньше времени отправиться в тот дальний путь, из которого не возвращаются. Ее приемы состояли прежде всего в энергичном взбивании подушек под головой больного, после чего она встряхивала и самого больного и давала ему порцию лекарства, причем каждый раз подкрепляла себя из бутылки, которая всегда была при ней.
* * *
После первого возвращения сознания Моллер видимо стал слабеть. Он часто не мог понять, что ему говорят, и его всегда охватывал страх при виде улыбавшегося Гонна. Сила видимо покинула его, так что нужна была помощь, чтобы повернуть его в постели, и его мускулистые руки бессильно падали на одеяло.
Дженни, побледневшая от печали и страха, берегла его со всей нежностью. Сила ее отчима была сказкой всего города, и многие из кутящих горожан испытали на себе силу его рук. Все увеличивающийся беспорядок в доме приводил ее в смущение, а наглая любезность и приставания Гонна пугали ее больше всего остального. Она теперь стала и есть в комнате больного и почти не покидала его.
Сам Гонн начал сильно тревожиться. Если Моллер умрет, то ему придется остаться таким же нищим, каким он был раньше. Он решил немедленно расспросить и лекаря, и сиделку, чтобы узнать правду о больном.
Из ответа лекаря он ничего не понял; а сиделка ответила только:
- Четыре дня я хожу за ним, четыре тяжелых дня, и в это время я не заснула ни на минуту!
Тогда Гонн пришел к своему решению. Однажды днем он подстерег момент, когда Дженни оставила комнату больного, и вошел в нее.
Глаза Моллера были открыты и глаз, который был ближе к Гонну, казалось, имел осмысленный взгляд.
- Долго вы будете еще надувать меня, висельник? - прошипел Гонн, - я освобождаю себя от клятвы и хочу донести.
Моллер с огромным усилием повернул к нему большую голову и устремил на него тусклый взгляд.
- Благодарю, - прошептал он, - но ради нее… дай мне… дайте мне очень небольшой срок!
- Понимаю!.. чтобы обрезать свой канат, - усмехнулся Гонн. - Скажите, где ваши деньги? Где твои деньги, каналья?
Моллер закрыл глаза, но вскоре опять медленно открыл их и пытался что-то вспомнить, в то время как Гонн нетерпеливо следил за ним. Когда он заговорил, его слова вылетали неясно и с трудом.
- Пусть наступит ночь, - прошептал он, едва шевеля губами, - дайте мне время… я устрою вашу судьбу… Но сиделка… сторожит.
- Я пригляжу за ней, - ответил Гонн с усмешкой. - Но скажи теперь, что ты хочешь сделать сначала?
- Вы должны… оставить Дженни и… дать ей долю.
- Будь спокоен, дружище! - ответил Гонн поспешно. Моллер сделал усилие и приподнялся в постели, но опрокинулся тотчас назад, услыхав шаги Дженни по лестнице.
Гонн с яростью свирепо взглянул на него, но в это время в дверях появилась девушка, и он тотчас изменил лицо, приветствуя ее своей улыбкой. Дженни побледнела, задрожала и упала на колена подле кровати отца. Она взяла его руку и положила ее себе на голову. Моллер застонал.