- Я имела в виду благородство не рода, а души, потому что считала ее важнее "голубой крови".
Кинг удивленно смотрел на девушку: это говорит дочь губернатора, дворянка!
Видя сильное недоумение ирландца, Джозиана поспешила сказать следующее:
- Я думаю, что благородство заключается в самом человеке, а не в его происхождении. Ведь передавая "голубую кровь", нельзя также передать и доброту душу, мужество, верность.
- К чему высокие слова!
- Иногда только ими и можно выразить свои мысли, поэтому не надо стесняться их. Вы рискнули жизнью, чтобы спасти от побоев несчастную женщину, вы - мужественный человек.
Против такого утверждения у Кинга не нашлось доводов. Приложив заметные усилия, он поднялся на колени, улыбнулся и сказал:
- Это уже второй раз сегодня.
- Я рада, что вы поправляетесь, - произнесла Джозиана и поднялась с колен. - Мне пора, Сэлвор, извините.
Джозиана взяла фонарь, но осталась стоять на месте.
Кинг по опыту знал, что в такие минуты лучше ни о чем не спрашивать, если сочтет нужным, то будет говорить сама.
Глядя вниз, девушка произнесла:
- Сэлвор, мне почему-то, - я и сама не могу сказать почему, - не хочется, чтобы вы покинули остров, но вы все равно попытаетесь сделать это, ведь так?
- Значит, лучше будет, если я сгнию здесь?
- Нет, - быстро ответила Джозиана, - здесь вы не сможете долго оставаться, я это понимаю, но в то же время хочу видеть вас рядом.
Пока Джозиана так говорила, она старалась не смотреть ирландцу в глаза, но когда девушка закончила, Кинг сам уставился в землю. Джозиана улыбнулась.
- К сожалению, Сэлвор, это невозможно. А теперь я должна спешить, а вы ложитесь, ведь это очень больно, когда приходится вставать.
- Да, миледи, - сказал Кинг, - это очень больно, но необходимо, если хочется жить.
Было около десяти часов утра, когда Кинг услышал скрип двери и знакомую ругань надсмотрщиков. Лязгнул замок, противно запела решетка, открывая вход, и грязь зачавкала под ногами вошедших. Кинг ощутил упавший на него свет фонаря, поднял голову и увидел злобное лицо надсмотрщика.
- Жив, собака!
Две пары черных рук подхватили раба и выволокли его наверх. Тут, к удивлению ирландца, негры сорвали с него последнюю одежду.
- Эй, ребята, - пересиливая боль, произнес Кинг, - вы что, хотите проверить мой отросток?
Даже в самые трудные минуты своей жизни, Сэлвор старался не терять чувства юмора, но за эту шутку он немедленно получил сильный удар в живот.
- Заткнись, шелудивый пес! - злобно прошипел англичанин. - Была бы моя воля, я проверил бы какая у тебя кровь.
Негры надели на Кинга чистые штаны и рубашку и вывели его к дому губернатора.
Эдвард Стейз встретил эту необычную процессию на ступеньках лестницы своего жилья. В час своего благодушия и снисходительности он был одет в белый костюм и постукивал неизменной тростью о сапог. Немного выше его, в платье такого же цвета, стояла Джозиана. Девушка находилась здесь не потому, что ее отец мог не исполнить обещанное, она боялась, что Кинг может не сдержаться и вывести губернатора из себя, и тогда тот в гневе не замедлит расправиться с ним.
Губернатор оглядел едва плетшегося Сэлвора, брезгливо поморщился и сказал:
- Раб! Ты посмел нарушить закон и достоин смерти.
Но, полагаю, что наказание, которое ты понес, пошло тебе на пользу.
- О да! - оживился ирландец. - Я этого никогда не забуду.
Джозиана уловила скрытую угрозу в словах Сэлвора, но туповатый губернатор даже не заподозрил этого и, самодовольно улыбнувшись, произнес:
- Я вижу, ты действительно исправляешься. Поскольку я прощаю твою вину, поклонись моему превосходительству и можешь быть свободен.
Как вскинулся Кинг! Кровь заиграла в его жилах - свободолюбивого ирландца хотели унизить. Губернатор, хоть и был ограниченным человеком, но в ремесле палача и деспота он знал толк, и поэтому решил, что после наказания тела, неплохо наказать и душу. Чем меньше гордости, тем больше покорности, считал губернатор, и был прав.
Кинг облизнул сухие губы и приготовился поточнее обложить его превосходительство, но тут его глаза скользнули поверх головы Стейза, и только теперь он увидел Джозиану. Девушка заметила это, и как бы между прочим провела пальчиком по середине губ к подбородку, глаза ее глядели так умоляюще, что Сэлвор без труда понял все и опустил голову.
- Отец, - поспешила вмешаться Джозиана, выручая
Сэлвора, - я думаю, что сейчас ему будет затруднительно выполнить этот жест смирения.
- Пустяки, - недовольно сказал губернатор. - Спина достаточно зажила и вообще, ты слишком печешься об этом рабе и мне это не нравится. Пусть выпьет чашу своего позора!
Довольный последней фразой, случайно забредшей в его туповатые мозги, он обратился к ирландцу:
- Ну, так как, поклонишься?
И услышал:
- Да!
Кинг сказал неграм, чтобы они отошли. Оказавшись без опоры, он пошатнулся, но устоял. Приложив руку к сердцу, Кинг поклонился так низко, как только мог, но никто не заметил, что глаза гордого ирландца были устремлены на прекрасную англичанку. Джозиана успела перехватить этот взгляд и сдержанно улыбнулась, понимая, кому был адресован поклон. Подняв голову, Кинг заметил улыбку и понял, что жест, в котором он выразил признательность за все сделанное леди Стейз, дошел до адресата.
Губернатор остался доволен и приказал отвести Кинга в барак.
- Пусть денек отлежится, а затем выходит на работу.
- Отец, его может отнести Огл, он сейчас здесь.
- Можно и так, дочь моя, - безразлично произнес губернатор и поднялся в дом.
- Отведите его на задний двор, найдите кузнеца и передайте ему приказ губернатора, - распорядилась Джозиана.
Надсмотрщики и рабы негры без промедления бросились исполнять приказ. Попрощавшись с ирландцем долгим взглядом, англичанка направилась к конюшне, намереваясь навестить своего любимца, но по дороге увидела ирландку, выходившую из подвала и удивленно рассматривавшую какие-то вещи, при взгляде на которые у Джозианы бешено заколотилось сердце: она узнала наряд, в котором навещала Сэлвора, и спрятала его в подвале губернаторского дома.
- Что ты разглядываешь?
Элин вздрогнула, увидев незаметно подошедшую Джозиану, показала ей вещи.
- Вот, нашла в подвале.
Джозиана умело изобразила удивление.
- Ну и что? Выбрось их поскорее и беги к Питеру
Стэрджу. Скажи ему, чтобы он поспешил к бараку, где живут осужденные мятежники.
- Зачем? - спросила Элин.
- Что бы ты спрашивала! - с легким раздражением произнесла девушка и уже мягче добавила: - Губернатор простил наказанного каторжанина.
Весть об освобождении Кинга мгновенно разнеслась среди рабов. Часть из них строила догадки, некоторые ждали - со страхом или надеждой, каких-либо значительных событий, а заговорщики быстрее обычного собрались после работы. Никто не мог поверить, что Сэлвор жив, все хотели убедиться в этом.
Расспросам и поздравлениям не было конца. Кинг подробно рассказал обо всем случившемся, умолчав лишь о помощи Джозианы в подвале.
Осужденные роялисты были убеждены в правильности поступка совершенного Кингом, но среди тех, кто был причастен к замышлявшемуся побегу, мнения разделились.
Одни считали, что главарь не мог так рисковать собой, потому что он - руководитель. Так же думала и сама Элин, хотя была бесконечно благодарна Кингу за помощь, большинство считало, что Кинг поступил, как настоящий уроженец Изумрудного острова. Интересную и своеобразную точку зрения на эту проблему высказал Питер Стэрдж:
- Трудно сказать что-либо однозначно, Кинг, но в любом случае ты поступил правильно и глупо.
Так теперь полагал и сам Сэлвор.
Ночь решительных
К концу месяца ремонт фрегата был закончен и капитан Чарникс приказал вывести корабль на рейд, где устраняли мелкие неисправности и производили покраску. Заговорщики внимательно следили за всем, что происходило на фрегате и вокруг него. Вскоре Элин сообщила, что губернатор послал приглашения офицерам фрегата в связи с днем рождения своей дочери. Узнав об, этом Кинг усмехнулся, понимая, что Чарникс не уйдет, не побывав на празднике. Приглашение пришло за два дня до этого события, по случаю которого, капитан объявил, что на берег сойдут две трети экипажа.
Счастливчики готовились, приводили в порядок одежду и обувь, предвкушая веселое время препровождение.
Готовились и каторжане. Тихой безлунной ночью Огл и Нэд перенесли оружие, завернутое в мешковину - шестьдесят ножей, десять топоров и десять сабель - в тайник, в месте, известном среди рабов как Лысая горка. Однако не было главного - людей. Семеро заговорщиков, конечно, не могли перерезать всех, кто в ту ночь останется на фрегате.
Необходимо было рассказать о намечавшемся побеге всем осужденным сторонникам Якова. В течение всего периода ремонта корабля, они выясняли настроение людей, благо жили и работали вместе с ними, но и теперь никто не иог сказать, как они воспримут это сообщение.
Каждую ночь надсмотрщик Мерпит обходил бараки, проверяя наличие рабов. Как обычно, он не миновал и барак, где содержались бывшие солдаты армии свергнутого короля: тишина, все спят на своих местах, как убитые.
"Жаль, что "кáк", злобно ухмыляясь, подумал Мерпит и отправился отдыхать.
Как только шаги англичанина стихли вдали, с нар бесшумно соскользнул человек и на цыпочках подкрался к окну, забранному толстыми прутьями, осторожно глянул в него.
- Тихо.
Словно по мановению волшебной палочки, все изменилось в деревянном помещении. Еще один каторжанин встал у другого окна. Лежавшие на грубо сколоченных нарах люди приподнимались на локтях, садились на доски или вставали возле них. Кто-то чиркнул огнивом и зажег самодельный светильник. Неровное пламя робкого огонька осветило человека, стоявшего возле стены. Его сильный торс был обнажен, и на нем выделялись бугры хорошо развитых мышц. Грудь украшала татуировка, изображавшая восходящее солнце, а на левом плече синели искусно выколотые перекрещенные якори на фоне штурвала. Длинные свалявшиеся волосы падали человеку на плечи и лицо полуприкрывал страшный шрам под левым глазом.
В эту ночь Кинг Сэлвор должен был или убедить своих товарищей по несчастью или отказаться от всех замыслов.
Собравшиеся по его просьбе осужденные роялисты относились к меченому ирландцу с большим уважением и внимательно слушали его.
- Мы всегда любили свободу и отчаянно боролись, когда ее пытались отнять. Но теперь на нашей шее ярмо, и мы покорно гнем спину, лишь стискивая зубы, когда нас бьют. И вот, питаясь гнилью, подчиняясь бичу, как родному отцу, мы должны доживать свои дни в этих краях рабами.
Но неужели с этим смирятся люди, еще какой-то год назад смело сражавшиеся с такими же подлецами, каких здесь мы видим на каждом шагу, без страха и упрека? По-моему, нам ничто не мешает снова взяться за оружие, разбросать английских тварей и вырваться на свободу. Ее никто не подарит - вам это хорошо известно и потому ее следует завоевать, иного выхода нет. Может быть, тропическое солнце высушило ваше стремление к свободе? Во мне оно лишь разбудило жажду добыть ее, а утолить эту жажду я могу только двумя способами: вырвавшись с этого проклятого острова или умерев на нем.
Я давно мечтал убраться отсюда, нас собралось семеро, у нас было готово все, даже судно нашли. Но с приходом фрегата я решил изменить свои планы. Я счел своим долгом помочь тем, кто вместе со мной оказался в рабстве, и теперь все зависит от вас. У меня есть план, как захватить фрегат, есть оружие и близится удобный момент для нападения. Если вы согласны, добыть свободу или умереть, то корабль будет наш!
Едва лишь ирландец замолчал, как со всех сторон послышались голоса, выражавшие недоверие к его плану, как лишенному реальности. За время, проведенное в рабстве, бывшие солдаты Якова утратили многие из тех бойцовских качеств, которые были присущи им в то время, когда на земле Ирландии вперемежку лилась своя и чужая кровь.
- Голыми руками брать фрегат - тупее трудно придумать.
- Какое у тебя оружие - ржавые железки!
- Не морочь людям головы!
- Да он издевается над нами!
Кинг поднял руку, и тихий гул голосов, наполнявший барак, постепенно стих. Обведя каторжников презрительным взглядом, ирландец медленно, чтобы каждый мог хорошо расслышать и понять его слова, произнес:
- Тут кто-то сказал "люди", но где они? Я вижу перед собой лишь рабочий скот, а перед ним, действительно, стоит человек.
Кинг выделил последнее слово, чтобы смысл сказанного им был яснее ясного дня. Расчет оказался верным - каторжники онемели от подобного оскорбления, - это говорит человек, пользующийся всеобщим уважением?
- Кинг, ты в своем уме?
- Можете не сомневаться, - последовал незамедлительный ответ. - Только скот ничего не хочет и не желает, не стремится ни к чему. Его впрягут и погоняют - он идет, ему кинут кусок - он и рад. А я - человек! Я хочу увидеть родные земли, леса, обнять их деревья, вдохнуть аромат нашей изумрудной травы, дышать родным воздухом. Да, черт возьми, в море во намного лучше, чем в рабстве!
Рабы молчали. Кто из них не хотел вернуться обратно и снова зажить вольной жизнью! Меченый ирландец напомнил многим то, что они оставили там, далеко, на самом прекрасном краю земли, такое милое и дорогое.
Кинг волновался, но не желал торопить людей с принятием решения. Путь к свободе был трудным, и платить за ее обретение следовало кровью и никто не давал гарантии, что замысел удастся.
Рядом с Кингом стоял седеющий ирландец и тихо барабанил по стене узловатыми пальцами. Сэлвор узнал Уильяма Венчера - человека, которого уважали все осужденные солдаты Якова, и чей авторитет был даже выше авторитета
Кинга. Внезапно Венчер перестал барабанить и пристально взглянул в глаза меченого ирландца, словно пытаясь понять, что движет им.
- Оружия много? Какое?
- Достаточно, но только холодное.
- Рассчитываешь на внезапность?
- Мой козырь.
- И уверен, что все удастся.
- Не уверен, но шанс есть.
- Да, конечно, это так. - Венчер снова забарабанил –
он верил Кингу, но нелегко было решиться на это трудное и опасное дело.
- Уильям выбивал какую-то мелодию, но оборвал ее на полутоне, приняв решение, и сказал:
- Риск велик и плата немалая, но лучше погибнуть в борьбе, чем гнить в рабстве, - сказал Верчер, пожимая руку
Сэлвора. - Может, еще вырвемся и погуляем. В общем, я иду с тобой!
- Риск - благородное дело, - услышал Кинг слова Скарроу.
С нар соскочила Элин, она решила помочь Кингу убедить каторжан, но по-своему.
- Да мужчины вы или нет! Хотите свободы и счастья, а боитесь пролить за это кровь. Жизнь у нас одна и поэтому прожить ее следует не в дерьме, а как подобает людям, и поэтому я иду с тобой, Кинг Сэлвор!
- Не верещи! - грубо оборвал ее один из каторжан по имени Джесс Рук. Подойдя к Сэлвору, он спросил: - У тебя сабля есть? Я, понимаешь, больше привык к этому инструменту и предпочитаю его всем другим.
Кинг улыбнулся.
- Для тебя подыщу!
- Тогда и я с тобой!
Руки ирландцев слились в крепком рукопожатии.
- Если у тебя и топор найдется….
- Есть и это, Паркер!
- Тогда рассчитывай и на меня!
В течение часа Кинг сумел убедить всех, кто был в бараке, и приступил к изложению своего плана.
- Завтра у дочери губернатора день ангела. По этому случаю нас всех загонят пораньше. Огл сошлется на неотложные работы и останется в кузнице, он и откроет барак вместе с Нэдом Галлоуэем, когда начнется празднество.
Веселье будет продолжаться с десяти до утра. В одиннадцать Блэрт выпустит всех и закроет барак. Расходитесь группами по два - три человека и различными путями направляйтесь к Лысой горке. Туда Огл с теми, кого он отберет, пригонит шлюпки фрегата, гичку и вельбот рыбаков. На месте я раздам оружие, и к двум часам ночи мы должны быть у цели.
Последний срок для опоздавших - час ночи, тех, кто заблудится или струсит, ждать не будем. Подробности на месте!
Тот день начался, как и заведено, с праздничной суеты.
С самого утра в доме губернатора царило необычайное оживление, чаще обычного звучала брань и свистела плеть. Стейз хотел блеснуть всем своим великолепием и не жалел сил и глотки для исполнения задуманного. Надсмотрщики, как угорелые, носились по двору, рабы и слуги передвигались с немыслимой скоростью, боясь хоть взглядом вызвать недовольство хозяина. Для более успешного ведения дел губернатор распорядился снять с других работ в помощь два десятка рабов.
Так Кинг Сэлвор вновь очутился там, где с него чуть было не содрали шкуру. По старой матросской привычке, он широко расставил ноги, возвышаясь над толстым пнем.
В мозолистых руках ирландец держал топор, а за спиной возвышалась горка свежеспиленного леса. То и дело он ставил на пень полено и обеими руками поднимал в воздухе тяжелое орудие труда. Сверкнув лезвием, топор летел вниз и располовиненное полено валилось на землю, увеличивая и без того немалую груду колотого дерева.
Недалеко от Кинга стояла Джозиана. Улучив момент, она сумела вырваться из круговорота праздничных хлопот и теперь стояла в стороне, наблюдая за игрой мышц на загорелом теле ирландца. С того дня, когда девушка спасла ему жизнь, между ними окончательно определились самые теплые отношения. Англичанку неодолимо тянуло к меченому ирландцу, это был уже не просто интерес, а нечто большее, но что именно, Джозиана не могла сказать.
Очередное полено оказалось кривым, и топор, скользнув, воткнулся в землю, отбив щепу у пня. Кинг, не сохранив равновесия, сам полетел на землю, но успел упереться руками. Чертыхнувшись, он с чувством легкой досады поднялся, а Джозиана звонко рассмеялась, но ее улыбка и смех всегда были милы сердцу и душе Сэлвора.
- Да, - сказал Кинг, смущенно улыбаясь, - всегда хотел летать, но никогда не думал, что приземляться так неприятно.
Джозиана молча наблюдала за тем, как Кинг ставит очередное полено, и вдруг спросила:
- Скажите, Сэлвор, вы верите снам?
Кинг усмехнулся.
- В этом вопросе я придерживаюсь золотого правила.
- Какого?
- Не верь снам - сны обман.
Джозиана ничего не сказала, лишь опустила глаза, и на ее лице отразилась задумчивость.
Молчал и Кинг, опустив топор, он смотрел на девушку.
Боже, как она хороша!
Десятки раз Кинг Сэлвор задавал себе один и тот же вопрос и не мог найти на него ответ. Что же влекло его к этой нежной и ласковой, и в то же время гордой и смелой девушке? Очевидно, что помимо добродетельного сердца и эффектной внешности у Джозианы Стейз имелись и другие качества, которые привлекали ирландца и заставляли его искать новых встреч с дочерью губернатора. Кинг не находил объяснение этому феномену, но всегда, когда выпадала возможность, любовался этими милыми и прекрасными чертами, из которых был создан облик Джозианы Стейз, с какой-то затаенной тоской и грустью.
- А я верю, - неожиданно произнесла англичанка. - Сегодня мне приснилась птица, разбившая прутья клетки и улетевшая в море. Говорят, что это к разлуке.