II
- Где же корреспонденты? - спросил Данилыч, как только петля была наброшена на кнехт крала. - Звоните в редакцию.
Игорь Шевченко с женой Леной и дочкой, трехлетней Танечкой, обитал на квартире двоюродной тетки. Звонок "в редакцию" оторвал семью от еды.
- Это наши яхтсмены! - крикнул Игорь, и в дальнем конце трубки немедленно отреагировали:
- Дяди с кораблика просят, чтобы ты съела еще ложечку.
В материнском голосе звучало искреннее убеждение, что "дяди с кораблика" именно для этого прибыли в Ялту.
- Мы быстро! Через полчаса будем у вас.
- Захвати фотоаппарат, - предупредил Сергей. - Ты - корреспондент. Лена с телевидения, а ребенка одолжили для кинопробы фильма "Юрий Гагарин и дети". Запомнил?.. Как зачем? Вас иначе на территорию порта не пустят, - судовой врач бросил трубку. Я назвал его вруном; Сергей снисходительно напомнил - мы рождены, чтоб сказку сделать былью, - сбегал к начальнику морвокзала, еще куда-то… Через десять минут на проходной порта лежал пропуск: "корреспонденты Шевченко (3 чел.)".
Я не слишком удивился. Когда-то, еще будучи студентами, мы всей группой летели в Ереван на "день физики", летели окольным путем, через Киев, ибо билетов не было; и застряли ночью в Борисполе. Все покорились, задремали в креслах зала ожиданий, а Сергей ушел. До сих пор помню, как меня разбудило объявление: "…под руководством Осташко. Повторяю: на посадку приглашается группа баскетболистов под руководством Осташко".
Это - лишь один из возможных примеров. Иногда суперодессизм Сергея меня даже раздражает.
Когда мы вернулись на яхту, оказалось, что Данилыч успел о корреспондентах забыть.
Капитан побывал у пограничников. Снова, как в Черноморске, он завел нас в каюту и прикрыл люк.
- Меня вот о чем предупредили… В Ялте какие-то контрабандисты орудуют. Хотят захватить плавсредство и в Турцию прорваться. Фамилия главаря Демин, вот оно…
Тут у каждого из нас нашлось по знакомому Демину. Стали гадать, кто из них мог достать товар, которым заинтересовалась заграница. Оказалось, что все.
- И еще мне сказали, - продолжал капитан, - чтоб мы рыжий стаксель не вздумали поднимать.
- Как рыжий стаксель? При чем тут…
- Сам не понимаю. Какой-то катамаран из Ялты вчера вышел, вот оно… больше ничего не хотели говорить…
Я ровным счетом ничего не понял; Сергей тоже. То ли "Мечта" в перерывах между концертами занялась контрабандой, то ли ее угнали в Турцию, то ли собираются угнать… Какая-то чепуха с налетом мистики, характерная для образа нашего врага; а выход на завтра дали… В крышу каюты постучали, низкий голос прохрипел: "Хлопцы, моя фамилия Демин, подбросьте, хлопцы, до Стамбула!" - и в люк просунулось веселое лицо Дани. Мастер по парусам спешил на танцы.
С берега замахали: приближалась семья Шевченко. На шее Игоря висел фотоаппарат. Обе дамы - трех и двадцати пяти лет - были в ярких футболках, сливавшихся с видом на ялтинскую набережную. Мы познакомили капитана с "корреспондентами", и Данилыч уселся на корме, положив руку на румпель. Он явно позировал.
Шевченки, однако, глядели только на нас с Сергеем, глядели как-то странно.
- Папа, это пилаты?! - Танечка спряталась за спину отца.
Оправдывая такое определение, судовой врач отобрал у Игоря деньги.
- Дяди загорели на кораблике, - объяснила ребенку Лена. - Ты разве не узнаешь дядю Сережу и дядю Славу?
Неискушенное дитя покачало головой. Это, пожалуй, и был тот "взгляд со стороны", которого нам не хватало. Путешествуя на яхте, от цивилизации быстро отрываешься. Темнеет кожа, отрастает борода, забываются права и обязанности главы семьи; но процесс одичания незаметен, ибо происходит со всеми членами команды одновременно. Чтобы его оценить, лучше всего встретить ребенка, который видел тебя всего неделю назад.
На фоне бледнолицей, упитанной семьи Шевченко мы, конечно, выделялись. Воспаленные глаза, обугленные лица, вместо волос - серая пакля, скрежещущая от соли… В доведенной до таких пределов запущенности появляется уже и нечто романтическое. Одеты мы были соответственно: достаточно описать шорты судового врача, которые он сшил в раннем детстве, отрезав штанины от любимых парусиновых брюк своего дедушки. Шорты имели цвет всех сортов краски, которой красят яхту. Недостаток пуговиц восполнялся избытком прорех; карманчик для часов говорил о хорошем вкусе их обладателя. В этих шортах Сергею море по колено: выше колена уже начинаются шорты…
Мы наскоро переоделись. Танечка немного расхрабрилась.
- Можно колаблик посмотлеть?
- Это у дяди капитана нужно спрашивать, - Игорь вспомнил о своем корреспондентстве и спохватился. Забытый дядя капитан терпеливо ждал начала съемок. Шевченко взялся за аппарат и сразу стал похож на репортера воскресной газеты в субботний вечер. Длилась съемка не больше минуты, в кадре неизменно присутствовали жена и дочь фотографа. Лицо Данилыча выражало сложные чувства: он понял, что это за корреспондент, но выход из Ялты уже взят на завтра, матросы давно сбежали в город, вот оно… Капитан провел экскурсию по яхте и отпустил всех с миром.
III
В Ялте было жарко. Амфитеатр гор собирал лучи, как линза, а в фокусе людские потоки завихрялись, переплетались, стихийно вытягивались в нити очередей. Нити двигались только назад, ибо вновь подошедшие лезли вперед. Отношение хвоста очереди к ее голове напоминало поведение скорпиона в минуту смертельной опасности. Поражало обилие бесполезных вещей: торговали ожерельями из ракушек, яблочных косточек и обкатанных морем булыжников; наживались на раковинах рапаны, сбывали куски грубого плетня, свернутые в некое подобие сумок… Продавали и поддельных "куриных богов". Есть примета, что "куриный бог" - галька с отверстием, выточенным в ней морем, - приносит счастье, приносит тому, кто сам его найдет; здесь же счастье продавали на цепочках, просверлив Дрелью.
- Душновато, я как-то отвык… - пробормотал Сергей. - У вас тут можно где-нибудь спокойно посидеть?
- Сейчас, я только "Советский спорт" в киоске возьму. Вы же неделю без информации!
Фу-ф… Открытая веранда кафе была вознесена на крышу. Лифт только что поднял нас из муравейника города сюда, в оазис относительной прохлады. Первый тост был "за встречу".
- А теперь - рассказывайте, - семья корреспондентов смотрела на нас с предвкушением.
Мы переглянулись. О чем, собственно, рассказывать? Как передать впечатления парусного похода людям, не умеющим отличить бизань от брашпиля? Да и поймут ли они радости подъема в четыре утра или здорового сна на палубе под проливным дождем?..
- Ну, - неуверенно начал я, - у нас все хорошо. На Тендре комары, например, как здесь голуби.
Беседа наладилась, как только мы почувствовали: от рассказчиков в таких случаях ждут экзотики.
- Идем как-то раз левым галсом… - я давал "запевку", а Сергей подхватывал:
- А навстречу подводная лодка!
- …Данилыч кричит: матрац за бортом!..
- …белужьей ухой палубу мыли… Наливай. Постепенно наше красноречие стало иссякать, и в разговор включились Шевченки. Вопросы они задавали вполне бессмысленные.
- На мачты лазить не тяжело? - спрашивал Игорь. - Как зачем? Ну… когда паруса натягиваете…
- А кто вам стирает? - интересовалась Лена.
- Акулу-калакулу видели? - вносил свою лепту ребенок. Все-таки точка зрения Танечки была самой здравой.
- Да, здорово… Ну и мы тут тоже отдыхаем, - несмело сказал Игорь, когда темы яхты, по его мнению, были исчерпаны.
- Не понимаю, - перебил Сергей, - как тут можно отдыхать?
- Ну почему: на пляж ходим, в кино… Кстати! Давайте в кино сходим. Хороший фильм: "Идеальный муж"…
Я невольно засмеялся. Все-таки за неделю похода мы изменились не только внешне; изменилось и отношение к радостям жизни. Какой "Советский спорт", какое кино?! Завтра мы снова пойдем морем вдоль Крыма. Разве в кино такое покажут? Спор о сравнительных достоинствах морского и берегового отдыха заглох: все было ясно.
Уже смеркалось, когда мы снова вышли в город. Искусственное освещение преобразило Ялту. Над главпочтамтом зажглась надпись: ТЕЛЕГРАФ. ТЕЛЕФОН. ЛЕТАЙТЕ САМ… Остальную часть надписи скрывали кипарисы. У кинотеатра стояла огромная очередь. Кроме "Идеального мужа", там, судя по афише, показывали фильм "А.Рублев". По улице непрерывным потоком двигались гуляющие.
В вечерней Ялте шла ежевечерняя демонстрация мод. Разодетые и просто раздетые граждане дефилировали вдоль набережной. Четко различались пары двух типов: супруги законные - и малознакомые. У законных глава семьи плыла впереди; за ней, как дополнение к вечернему туалету, плелся муж. Он с завистью поглядывал на пары второй категории.
У этих вторых впереди шел мужчина. Спутница смотрела на него с обожанием и заразительно смеялась после каждого слова.
Шевченки проводили нас до проходной порта.
- Ну, давайте прощаться! - Игорь произнес эти слова преувеличенно бодро. Мне стало его жаль. Всякая сцена расставания - дискриминация тех, кто провожает. У путешественника возникает легкая грусть и элегическая жалость к остающимся (как они, бедные, меня любят!). Потом, в дороге, это чувство быстро размывается. А у провожающего грусть смешана с изрядной долей зависти.
- Сами думаем отсюда вырваться, - Шевченко больше не пытался пропагандировать отдых в Ялте. - Вот в Судак, может, съездим. Если получится… Танюша днем спит…
- Судак? - Сергей зевнул. - Будем его проходить. Завтра.
Мы простились. Сразу из трех ближайших рестора нов донеслась песня "Остановите музыку", и я подумал: именно этого не хватает Ялте для счастья. Семья Игоря возвращалась в город, а мы - на яхту, домой, к праздничным будням путешествия.
Глава 7 Ссора
I
Восточней Ялты курортная насыщенность крымского берега начинает убывать.
Каким-то образом в судовой библиотеке "Гагарина" наряду с вполне современной литературой оказался и "Практический путеводитель по Крыму" 1915 года издания. Он полон архаизмов вроде "таксы ялтинских извозчиков" и рекламы "российской паровой фортепианной фабрики К.М.Шредер". Однако сообщение, например, о Судакской долине, "по достоинству не оцененной приезжими, устремляющимися в модные центры", не потеряло актуальности до сих пор. Для многих Крым по-прежнему ассоциируется с окрестностями Ялты; благодаря Волошину и Паустовскому прославились Карадаг, бухта Коктебеля; но шестьдесят километров между Алуштой и Судаком до сих пор почти не освоены вездесущим туризмом. Еще меньше "зон отдыха" на Керченском полуострове.
Впрочем, мои сведения и впечатления о восточном Крыме поверхностны. На берег я почти не сходил: не хотелось. Причин этому было по меньшей мере две.
Ну-с, во-первых: после ялтинской встречи, после "взгляда со стороны" и Сергей, и я, каждый по-своему, попросту зазнались. Берег ничтожен и суетлив; что мне там делать! Пору своего яхтенного ученичества я считал оконченной, и погода этому приятному заблуждению способствовала. Теплое южное море баловало наш кораблик. Попутный ветер исправно наполнял паруса. Волны мягко лизали борта. Я умел вязать узлы, стоять на руле, чувствовал себя полноправным, вполне сложившимся боцманом, и мое хорошее настроение какое-то время не мог испортить даже Сергей, окончательно возомнивший себя навигатором.
Вот характерная запись в дневнике, относящаяся к периоду эйфории: "…просто недоумеваю! Я физик, как принято говорить, "ученый" - пусть и небольшой; это подразумевает творческий труд, участие в активном познании. У меня интересная работа. Но только иногда, в те редкие моменты, когда "хорошо идет" трудная задача, мне приходилось ощущать такую полную, как сейчас, удовлетворенность и ощущение - я в ладу с миром и с собой… Почему?"
Ответа на последний вопрос в дневнике нет, а сама приведенная запись наряду с прекраснодушием грешит слишком частым повторением слов "я" и "мне". Может быть, именно в этом - корень второй причины, по которой мне на берег сходить не хотелось.
Попросту говоря, после Ялты на борту "Гагарина" начала вызревать ссора. Ничего удивительного.
В любом путешествии неизбежен этап испытания того, что ученые люди называют "психологической совместимостью". Существует здоровая традиция - перед полетом на недельку запирать космонавтов в барокамере. Задолго до начала эры покорения космоса роль полигонов по проверке несовместимости с успехом играли коммунальные кухни. Вообще годится любой кусок замкнутого пространства, где несколько человек обречены вариться в собственном соку - в том числе и парусно-моторная яхта, и, скажем, хижина зимовщиков-полярников.
Всегда был убежден: сообщение о том, что "к концу зимы они друг друга съели", нужно понимать в обобщенно-психологическом смысле.
II
"Гагарин" покинул Ялту в полдень. Штилевая жара длилась второй день; она была настоявшейся, густой, как суточные щи. На зубчатом краю Яйлы безнадежно застряли облака, над морем навис купол раскаленного неба. Мотор стучал особенно назойливо.
- Действительно на медведя похоже, - изрек Саша на траверзе Аюдага.
- Ой, ше ты начинаешь! А если бы этот холм на Аюдаге не "Медведь-гора", а "Бобр-гора" назвали? - сердито откликнулся Даня. Мастер по парусам еще не остыл: из города, "с танцев" он вернулся только утром и крепче обычного поцапался с батей. Кроме того, оба матроса в Ялте, казалось, не поладили: они то и дело уединялись возле бушприта, Даня что-то горячо доказывал, а Саша отрицательно качал головой.
- Так не годится, - наконец громко сказал он.
- Ну давай, раз ты такой сильно умный! Валяй!..
- Я просто обязан, - Саша твердым шагом направился на корму. - Извините,
Анатолий Данилович. Тут дело такое: хотел вас предупредить…: - Предупреди, - разрешил капитан.
- В общем, мне, может быть, на днях уехать придется.
Вот тебе и на! Такого оборота событий не ожидал ни я, ни, похоже, капитан. Данилыч надменно закинул голову, а благодушное выражение на его лице начало сменяться челленджеровским.
- Чего так вдруг? - удивленно спросил Сергей.
- Ну… я, в общем, письмо одно получил. От матери.
- Да ше ты его слушаешь, батя! - закричал Даня. - Никуда он не поедет, ему и ехать-то некуда!..
- Я тебя просил… - Саша покраснел больше обычного. - Это еще не точно, Анатолий Данилович. Если возникнет необходимость, мне телеграмму дадут. Просто счел необходимым предупредить заранее.
- Очень хорошо, вот оно, спасибо, что предупредили, - Данилыч тоже стал необычно вежлив. - Я никого не заставлял, сами хотели. Извините, если что не так; никто никого силой не тянет. И не держит. Но есть уанс…
- Я знаю. Пока мы в пограничной зоне, трудно из судовой роли члена экипажа вычеркнуть.
- Вот-вот… - Данилыч стал развивать мысль о том, что теперь нужно спешить еще больше; по крайней мере до Керчи, в Азовском море пограничников уже нет, там хоть все мы можем улепетывать, он и сам до Астрахани дойдет, он никого не держит… Саша пообещал до Керчи дойти во что бы то ни стало, и на этом инцидент был исчерпан.
Но неприятный осадок от разговора у меня остался, Не то чтоб я слишком дорожил педантичным обществом матроса Нестеренко; а впрочем…
Например, он прекрасно готовит (даже не знаю, где так выучился) и никогда не пытается просачковать, как Даня (занят парусами!) или Сергей (занят навигацией!). В последние дни все кулинарные обязанности как-то незаметно перешли к Саше. Вообще-то в походе еда - дело тонкое. Одни любят поесть, другие не любят варить обед, и вокруг этого парадокса могут накапливаться "уансы". У нас все проще: Саша завидно готовит, остальные завидно едят. Очень удобно.
Помимо соображений меркантильных, желание Саши уехать было и щелчком по самолюбию. Я понимал обиду Данилыча: Саша как бы дал понять, что могут быть и более важные жизненные дела, чем наше путешествие. Какие?
Медведь-гора медленно погружалась в дымку. Далеко позади виднелись белые дома Алушты и над ними - четкий треугольник Чатырдага. На несколько часов эта картина словно застыла: яхта висела, приколотая к середине громадной дуги берега.
Даня после сообщения Саши о его предполагаемом отъезде вдруг развеселился. Не глядя на матроса Нестеренко, он подергивал бородку, фальшиво насвистывал из "Сильвы" - без женщин жить нельзя на свете, нет! - потом подсел к Сергею…
- Ты вот человек женатый, да? Объясни: ну ше в этом хорошего?
- Хорошего мало, - на всякий случай ответил судовой врач. - А что?
- Да я просто так. Абстрактно интересуюсь. А вот любовь - чувство эгоистическое, да?
- Видишь ли… - Сергей, польщенный тем, что в нем видят знатока, начал развивать теорию любви как одного из видов творчества. Саша резко повернулся, ушел к бушприту.
- А вот влюбиться ведь каждый может, правда? Ну, например, бухгалтер?.. - Даня вел какую-то опасную игру. Сергей увлекся. Он стал громогласно доказывать: не только никто не гарантирован от лучшего из чувств, напротив! Именно бухгалтер, именно человек сухой и прагматический, если уж нагрянет, может оказаться наиболее незащищенным; ибо отсутствие душевного опыта… Голос Сергея разносился по яхте и наверняка долетал на нос, где одиноко приютился матрос Нестеренко. В другое время и в другом месте я послушал бы эти рассуждения не без интереса.
- Сережа, на минуту, - я отозвал судового врача; в сторону. - Ты бываешь удивительно тактичен.
- Не понимаю. В чем дело?
- Ни в чем. Ты полез в чужую историю, тебе не кажется?
- Какая история? - Сергей задумался и раздраженно втянул в себя воздух. - Саши с Даней, что ли? Говори толком!
- Рад, что ты начал понимать. Они помирятся, а ты попадешь в дурацкое положение.
- Понятно. Спасибо за предупреждение.
- Пожалуйста. И не злись. Я не виноват, если ты сам такой простой вещи не заметил.
- Где уж нам! Не психолог. Не люблю усложнять.
- Я ведь просил, Сережик: не злись. Уж нам с тобой, по-моему, ссориться не из-за чего.
- Логично, - сухо сказал Сергей.