7
С рассвета поползли всякие слухи:
- Потоплено не то два, не то три катера, и все "Гавриилом". Англичане атаковали со стороны Питера!
- Из воды выловлено несколько человек. Среди них русский офицер. Он провел катера между фортами!
- А иначе разве решились бы англичане лезть ночью внутрь чужой гавани?!
- На "Азове" погиб один человек. Решил не вылезать из каюты по тревоге. Можно сказать, проспал переход в другой мир!..
И далее в том же духе, вернее, в форме самых различных домыслов, тем более что впечатлений было очень много, а толком никто ничего не знал.
Наступило ясное, тихое и прохладное утро. Небо почти все в облаках высоких ярусов, но с отчетливой видимостью по горизонту не только до Ораниенбаума, но и до Петергофа и Красной Горки.
"Андрея" бережно волокли в сторону доков обступившие его буксиры.
Не успели на "Кобчике" убрать стреляные гильзы и начать большую приборку, как откуда-то пополз новый слух, что скоро с "Гавриила" на берег повезут пленных англичан.
Вот когда сказалась реакция пережитого за ночь! Стихийно, нарушая уставы и инструкции, толпы матросов, кто в чем был, потянулись на Усть-Рогатку и к Петровской пристани в расчете увидеть ночных налетчиков. Черные бушлаты и парусиновые робы показались на стенках всех гаваней и доков, на дорожках порта. Матросы обгоняли друг друга, постепенно образуя сплошную толпу, пробивались к месту подхода катера.
Договорившись с комиссаром, я тоже пошел на Усть-Рогатку. Очень хотел лично опознать сволочь, которая помогала англичанам. Надо сказать, что матросская масса была возбуждена, и возбуждение это все время росло.
Многие писатели, включая классиков, отмечали, что в характере русского воина - ожесточенно драться с врагом, особенно когда он знает, что дерется за правое дело. Но кончается драка, бой или сражение, и русский воин способен сразу отойти, остыть и дать закурить тому, с кем недавно сражался не на жизнь, а на смерть. Дать напиться раненому, перевязать его, начать задушевный разговор почиталось почти обязательным завершением батальных сцен.
Литературная традиция донесла это свойство великой русской души вплоть до 1917 года включительно. Очевидно, в какой-то мере эта отходчивость действительно есть у русского человека. Но не всегда литературная традиция находила себе оправдание в условиях классовой войны. Конечно, было бы дико блюсти эту традицию там, где еще висели не снятые с виселиц советские люди с вырезанными звездами на груди или лежали истерзанные тела после экзекуций контрразведки.
8
В данном случае антианглийские настроения определялись не только нервной реакцией после ночного напряжения и обидным сознанием того, что военная хитрость удалась врагу. Последствия боя были перед глазами всех - подбитый "Андрей", один из двух линкоров действующего отряда кораблей Балтийского флота, и затонувшая плавбаза "Память Азова".
Моряки пока еще не знали того, что стало известно после первого опроса выловленных из воды британских офицеров. Это были важные сведения.
К сожалению, в плен не попали командир отряда командир Добсон и его коллега Эгар, ранее потопивший "Олега", - они оба ретировались в начале боя, предоставив лейтенантам добывать славу и себе и им.
За обшлагом полупальто старшего лейтенанта Нэпира, командующего одной из групп катеров, была найдена непромокаемая карта-план - результат авиафоторазведки, произведенной двумя днями раньше. На этой карте у борта "Памяти Азова" показаны были две подлодки действующего отряда, переход которых к другой стенке враги не заметили, потому-то торпеда попала в борт плавбазы. Торпеда, предназначенная "Петропавловску", прошла вдоль борта через Среднюю гавань и зарылась в иле Лесной гавани.
Первый катер был потоплен, когда он вышел из-за угла Военной гавани, спустился к югу и пытался атаковать дозорный миноносец со стороны Морского канала. Торпеда, выпущенная им, прошла вблизи "Гавриила" и взорвалась о гранитную стенку, стоявшую на ряжах еще со времен Петра Первого. После этого "Гавриил" попал четырехдюймовым снарядом в головной катер, выходивший из гавани. Экипаж следующего за ним был ослеплен горящим бензином, что помогло артиллерии того же дозорного эсминца уничтожить третий катер. До объектов, намеченных английским планом атаки, - батопорт Николаевского дока и крейсер "Рюрик" - остальным катерам добраться не удалось: боясь "Гавриила", они не рискнули выйти из-за угла Военной гавани и ушли, не выпустив торпед.
Возня "шортов" в воздухе была демонстрацией - отвлекала внимание от поверхности воды. Другая военная хитрость тоже удалась и имела большое значение: катера атаковали "Гавриила", идя от Петрограда, откуда их никто не ожидал, и было неясно, почему именно в эту ночь штаб базы допустил, что ворота в Среднюю гавань не закрыты боном, которому вдруг понадобился ремонт.
Итак, при появлении буксирного катера, шедшего с "Гавриила", шумящая толпа моряков не осознавала, что дерзкая операция англичан, по существу, провалилась. Ненависть, с которой моряки ожидали пленных, определялась не только видимыми результатами налета. К этому времени в сердцах советских людей накипела злоба на англичан за высадку и бесчинства на Севере, за поддержку Колчака в Сибири, Деникина на Юге, за соучастие в интервенции на Дальнем Востоке, за захват Баку, за расстрел двадцати шести комиссаров осенью 1918 года, за участие английских дипломатов и агентов "Интеллидженс сервис" во всех антисоветских заговорах, будь то в Ярославле, в Вологде, в Москве или в Петрограде, в том числе на Красной Горке.
Блокада с моря, замыкавшая кольцо блокады на суше, также осуществлялась флотом его величества. И Черчилль продолжал посылать снаряжение, танки, самолеты и боеприпасы всем генералам, которые попеременно возглавляли российскую контрреволюцию на разных направлениях.
Мы лишь за две недели до этого читали в "Правде" слова Ленина: "Если вы слышали о заговорах в военной среде, если читали о последнем заговоре в Красной Горке, который чуть не отдал Петроград, что же это было, как не проявление террора со стороны буржуазии всего мира, идущей на какие угодно зверства, преступления и насилия с целью восстановить эксплуататоров в России и заглушить тот пожар социалистической революции, который грозит теперь даже их собственным странам?"
Вот почему гудящая масса моряков на стенке в Кронштадте не собиралась брататься с англичанами или курить с ними сигареты. Слишком много погибло честных, верных патриотов, коммунистов и беспартийных балтийцев; слишком много было голодных и нищих из-за блокады не только в Котлине и Петрограде, но и по всей России.
9
К моменту подхода катера сквозь толпу решительно протиснулись человек шесть в черных кожаных куртках с портупеями и в фуражках. Нетрудно было догадаться, что они из ВЧК. За ними шел комендантский наряд моряков.
Решительно расчищая место высадки, старший из них все время громко приговаривал:
- Спокойно!.. Товарищи, прошу очистить бон!
Наглый вид британского офицера, сошедшего первым с катера, вызвал довольно мрачную реакцию ожидавших. И хотя эта неорганизованная безоружная толпа англичанам угрожала лишь крепкими словами, все же начальник эскорта встал во главе цепочки из девяти пленных и, вынув из кобуры большой кольт, предупредительно крикнул:
- Товарищи! Спокойно! Этих людей мы должны доставить в госпиталь, а затем в комиссию! Ежели кто сунется, буду стрелять!
И тон и манера старшего чекиста не оставляли сомнений в том, что он будет стрелять, но сохранит порядок. Так было надо. Мрачное ворчание и ругань были единственной реакцией на происходящее.
Вплотную за начальником эскорта, в затылок шел офицер флота его величества в сырой мятой фуражке с кокардой и в полупальто с погонами. И явно по его адресу была пущена реплика: "А хорошо бы сбить спесь с его высокоблагородия!"
Делая вид, что он ничего не понимает, лейтенант пытливо посматривал по сторонам, очевидно интересуясь результатами своей ночной работы. Невольно с досадой подумалось: "Почему им не завязали глаза?"
У большинства остальных были аккуратные марлевые повязки - свидетельство помощи, оказанной нашими врачами после ожогов.
Ночные налетчики держали марку и демонстративно шли, как на прогулке. Один, здоровый рыжий детина, нахально ухмылялся и мимикой и жестами как бы показывал: "Ну что, съели? Всыпали мы вам!"
Замыкавший шествие был забинтован так, что из-под повязки выглядывал только один глаз. Именно он и послужил причиной следующего инцидента:
- Ребята, да это же Моисеев!
- Где?
- Да вот, в повязке - маскируется!
- Братва, стой! Эй, вы, чекисты, надо разобраться!
- Там разберутся! - ответил властный голос начальника эскорта. - Пошли дальше!
Накал настроения матросской массы так быстро подскочил, что явно чувствовалось беспокойство, передавшееся охране. Конечно, не суд Линча, но проверка личности под бинтами могла бы расстроить планы Чрезвычайной комиссии, когда опасавшийся остановки один из британских офицеров поднял руку, призывая всех к вниманию, и на очень плохом русском языке сказал:
- Господа! Вы ошибайтесь - это нет Моисеев. Это старший лейтенант Бремнер.
Наступила пауза.
- А ты кто такой?
- Я есть офицер флота его величества и попал плен военной форме и документами!
- Русский откуда знаешь?
- Я имел честь жить в этом чудесном городе. - И он показал в сторону Петрограда.
Опять пауза. Но на этот раз командир эскорта ее умело использовал и, энергично растолкав ошеломленных народных следователей, крикнул:
- Пошли!
После чего конвой безостановочно дошел до ворот на Усть-Рогатку, где его ждали две санитарные автомашины.
10
В этот момент кто-то потянул меня за рукав бушлата. Это был старший комендор Капранов. Глухим голосом, отводя глаза в сторону, он сказал твердо и безапелляционно:
- Пошли на корабль!
- Почему?
- Сейчас ваших будут бить!
Сперва я не понял. Затем, услышав новые тона в бурлящем котле, начал протискиваться назад и двинулся за Капрановым.
"Сейчас ваших будут бить".
Нечто подобное уже было пережито в Гельсингфорсе после Октября, когда такую же реакцию вызвало массовое дезертирство офицеров и некоторые случаи их измены.
Медленно, чтобы никто не принял торопливость за страх, я поплелся на корабль. В расходящейся толпе моряков заметил артиллериста-старшину и нескольких матросов из команды "Кобчика". Сопровождают… Создавалось впечатление, что в отместку за предательство Моисеева, которого признали среди выловленных из воды, с нас, кажется, собираются "взыскать".
Вяло передвигая ноги, спустился в кают-компанию, не воспринимая восторженного лепета салажонка Васьки, еще находившегося под впечатлением ночного боя. Очевидно поняв мое состояние, Васька приволок большой чайник, обычно спасающий моряков от всех невзгод.
В какие психологические дебри может углубиться человек, который с 3 часов 45 минут утра, выполняя свой долг, находился в состоянии крайнего нервного и физического напряжения, а теперь сидел в неудобной позе и как бы с огромной скоростью протягивал в памяти киноленту, с мельчайшими подробностями восстанавливавшую перипетии необычной ночи?
Ни есть, ни спать не хотелось, не хотелось ни с кем разговаривать. Усилием воли погасив лихорадку в голове, стал более спокойно раскладывать по полочкам отдельные эпизоды и анализировать их, вплоть до момента опознания Моисеева и возможности невольно очутиться в составе той части ненавистного офицерства, о которой после Ледового похода никто не вспоминал, наивно считая автоматическое "очищение" флота завершенным… На этот раз никакая обида не затуманивала сознания. Да и как можно было обижаться, если помимо интервенции вражеских сил на всех морях успешного продвижения белоэстонского фронта от Нарвы в сторону Петрограда, взрывов мостов и складов 7-й армии и усиления блокады выходов в Финский залив кораблями британского флота в перечень событий нужно было еще приплюсовать:
- 13 мая - раскрытие ВЧК заговора "Союза защиты родины и свободы", организованного Б. Савинковым при посредничестве англичан, на 90 процентов состоявшего из офицеров;
- 14 мая - в день начала наступления белых войск генерала Родзянко предложение английского радио о сдаче Балтийского флота;
- 11 июня - "при загадочных обстоятельствах" взрыв морских мин, хранившихся на форту Павел в Кронштадте; вместе с курсантами погиб замечательно веселый парень Владимир Гедле, мой товарищ по выпуску;
- 13 июня - мятеж на форту Красная Горка, спровоцированный комендантом Неклюдовым в критический для фронта момент, переход на сторону врага вместе с тральщиком "Китобой" морского офицера Моисеева, командира дивизиона тральщиков;
- 18 июня - появление торпедного катера противника на Красногорском рейде; потоплен крейсер "Олег";
- 14 июля - приход в Бьорке авиаматки "Виндиктив" ;
- с 26 июля по 13 августа - налеты английских самолетов на нашу главную базу;
- 30 июля - атака торпедным катером тральщика "Невод" у Шепелевского маяка;
- 3 августа - одновременно с четырех сторон подожжен Кронштадт…
Самое нелепое - из-за отсутствия навыков политического анализа все эти факты казались разрозненными, не связанными между собой; считалось, что мы должны отражать атаки с моря, а борьба с предателями и диверсантами - дело ВЧК и нас не касается.
Если бы англичанам в эту ночь удался дерзкий налет, то наш действующий отряд кораблей перестал бы существовать и путь к Питеру с моря оказался бы открытым.
Тягостно, противно… Но что можно сделать? Надо уметь видеть, что, кроме классических операций, таких, как высадка десантов в Лужской губе или налеты на главную базу, существует скрытная, более ожесточенная внутренняя война, организованная мировой реакцией, о которой 3 августа говорил Ленин и успех в которой в значительной мере зависел от политической грамотности наших людей, их твердости, бдительности и от степени ненависти к противнику.
Проще было воевать, когда выступали офицеры и матросы кайзера или флота его британского величества и других империалистических государств, стремившихся сделать из нашей Родины новую колонию. Но обстановка меняется. Вместе с врагом выступают офицеры бывшего Российского императорского флота вроде Моисеева. А над ними - фигуры вожаков реакции вроде генерала Юденича или адмирала Колчака в окружении епископов православной церкви и лидеров разных "демократических" партий, прикрывающих патриотическими лозунгами приглашение интервентов. Цель у них одна - цель классовая: удушить революцию.
Вот почему возможны случаи, когда матросы стараются защитить своего командира не только от лорда Коуэна , Моисеева или Юденича, но и от суда Линча команд других кораблей, одновременно с которыми ты только что стрелял по "шортам". Чужая душа - потемки, а среди офицеров были случаи предательства и после Ледового похода…
Все это необычайно просто, однако без предварительной политической подготовки и разъяснения нелегко разобраться тому, кто раньше никогда не задумывался над подобными вопросами. Нет, нельзя обижаться на контроль и надо работать не оглядываясь, веря в мудрость народа и его авангарда.
Приблизительно час спустя в кают-компанию "Кобчика" влетел рассыльный штаба отряда, который предложил расписаться на циркуляре, обязывающем всех командиров кораблей, участников отражения английских катеров и самолетов, срочно, не позже чем через час, доставить описание ночного боя (в произвольной форме, можно от руки), изложив возможно подробнее личные впечатления…
Итак, нашлось дело, отвлекающее внимание. Вместе с комиссаром и артстаршиной (штурман спал и не видел начала налета, а командир отсутствовал) была составлена докладная по "личным впечатлениям" исполняющего обязанности командира.