На I и IV стр. обложки - рисунок Г. НОВОЖИЛОВА.
На II стр. обложки - рисунок Ю. МАКАРОВА к рассказу Артура КЛАРКА "Встреча с медузой".
На III стр. обложки - рисунок А. ЧИЖИКОВА к рассказу А. С. ТАББА "Последние из гробовщиков".
Содержание:
ИСКАТЕЛЬ № 1 1976 1
Братья ВАЙНЕРЫ - ЛЕКАРСТВО ПРОТИВ СТРАХА 1
ГЛАВА 1 1
ГЛАВА 2 4
ГЛАВА 3 6
ГЛАВА 4 10
ГЛАВА 5 13
ГЛАВА 6 16
ГЛАВА 7 21
ГЛАВА 8 25
ГЛАВА 9 30
Артур КЛАРК - ВСТРЕЧА С МЕДУЗОЙ 32
Эдвин Чарльз ТАББ - ПОСЛЕДНИЕ ИЗ ГРОБОВЩИКОВ 42
Примечания 43
ИСКАТЕЛЬ № 1 1976
Братья ВАЙНЕРЫ
ЛЕКАРСТВО ПРОТИВ СТРАХА
ГЛАВА 1
- Меня зовут Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм.
- У вас красивое имя, - сказал он.
- Да. Но чаще меня называют Парацельсом. И я считаю это правильным, потому что в искусстве врачевания я уже давно превзошел великого латинянина Цельса.
- А от каких болезней вы исцеляете? - спросил он, и в его прищуренных серо-зеленых глазах не было недоверия - хамского сомнения невежд, а светилось лишь искреннее любопытство.
- Я освобождаю человека от мук, ниспосланных ему водянкой, проказой, лихорадкой, подагрой, тяжкими ранами и болезнью сердца…
- У вас есть помощники?
- Разум мой, и опыт, да сердце, скорбящее о страждущих в мире сем.
- Вы одиноки?
Я засмеялся.
- У меня нет детей, нет жены и друзей не осталось. Но разве все люди не со мной? Разве благодарность пациентов не согревает мое сердце? Разве ненависть завистников - лекарей ничтожных и корыстных аптекарей - не угнетает мою память? И сотни учеников разве не связали меня с тысячами неведомых мне людей благодатью моего учения?
- Вы богаты?
Я показал ему на стопку рукописей.
- Вот все мое богатство. Да старый конь на конюшне. И меч ржавый в ножнах. А сам я живу здесь в немощи и кормит меня из дружбы и милости последний мой товарищ и ученик - цирюльник Андре Вендль.
- Но говорят, будто вам известны методы превращения простых металлов в золото? Почему вы не обеспечите себя и не облагодетельствуете единственного своего друга Вендля?
- Я, Парацельс, действительно великий алхимик и маг, и при желании достопочтенный господин может легко разыскать людей, которые собственными глазами видели, как я вынимал из плавильной печи чистое золото. Но господь сподобил меня великому знанию врачебной химии, и, когда я получил в своем тигле лекарства, которые исцелили обреченных на смерть людей, я понял, что это знамение, ибо щепоть моего лекарства могла дать человеку больше, чем все золото мира, - тогда я дал обет не осквернять потной жадностью святой очаг мудрости.
- А как вы сюда попали?
- Я вышел из своего дома на Платцле, перешел по подвесному мосту через Зальцах, дошел до Кайгассе и потерял на улице сознание. Очнулся я уже здесь, в гостинице "У белого коня"…
- А как вы себя чувствуете сейчас?
- Мой разум, чувства и душа совершенно бодры. Но у меня нет сил пошевелиться. Энтелехия - тайная жизненная сила, открытая и утвержденная мной, - неслышно покидает меня.
Вошел служитель, поставил на стол кружку сквашенного молока и печенье.
- Почему вы не принесли еды для моего гостя? - строго спросил я служителя, но гость торопливо сказал:
- Благодарю вас, не беспокойтесь, я совсем недавно обедал. Да мне уже и собираться пора. Приятного аппетита, а я пойду, пожалуй…
- Счастливого вам пути. А как вас зовут?
- Станислав Тихонов.
- Приходите еще, нам найдется о чем поговорить.
- Безусловно. А над чем вы работали последнее время?
Сначала мне не хотелось говорить, но у него было очень симпатичное лицо, он не мог быть шпионом, у него лицо честного человека. У него любопытные и в то же время немного грустные глаза. И я сказал ему:
- Я создал лекарство против страха…
"… Вопрос: Когда вы пришли в себя?
Ответ: В воскресенье утром.
Вопрос: Где именно?
Ответ: В медвытрезвителе номер три.
Вопрос: Сообщили ли вы сразу сотрудникам медвытрезвителя, кто вы такой?
Ответ: Нет, я назвал себя и место работы после того, как выяснилось, что у меня пропали пистолет и служебное удостоверение.
Вопрос: Почему?
Ответ: Не знаю, я плохо соображал, у меня сильно болела голова.
Вопрос: Не могли ли вы потерять пистолет и служебное удостоверение по дороге от стадиона до сквера, где вас подобрал в нетрезвом виде экипаж патрульной машины?
Ответ: Нет, нет, нет! Я не был в нетрезвом состоянии!
Вопрос: Вот заключение врача: "Сильная стадия опьянения о потерей ориентации во времени и - пространстве…" Вы полагаете, что врач мог ошибиться?
Ответ: Не знаю, не знаю! Но пьяным я не был!
Вопрос: Хорошо, расскажите снова, как вы попали на стадион?
Ответ: В пятницу был финал кубка, играли "Спартак" и "Торпедо". Матч начинался в шесть часов. Я болельщик, очень люблю футбол и хожу на все интересные матчи, а тут всю неделю дел было невпроворот, и я не успел заранее купить билет. Я понадеялся купить билет около стадиона. Походил около касс, вижу - надежды никакой, билетов совсем нет, а желающие толпами снуют. Тут подходит ко мне какой-то гражданин и говорит: "Слушайте, у меня есть лишний билет, но я просто боюсь его доставать из кармана: эти фанатики меня на части разнимут. Идите со мной, я вам у входа оторву билет, а вы мне потом отдадите деньги". Ну, поблагодарил я его, конечно. Оторвал он билет: у него их было два, он объяснил, что товарищ не смог прийти, отдал я ему рубль. А жара стояла больше тридцати градусов. Минут за пять до перерыва между таймами он мне говорит: "Подержите, пожалуйста, мое место, чтобы никто не уселся, а я сбегаю займу очередь в буфет - пивца хлебнуть". Скоро он вернулся и принес мне бутылку пива и бутерброд с колбасой. Я его, естественно, поблагодарил за такую внимательность, а он мне говорит, что есть латинская поговорка - не могу вспомнить, как он это сказал, и перевел: кто, мол, дал однажды, тот даст и дважды. Выпил я эту бутылку пива, поговорили мы маленько про футбол. И чувствую я, что от пива совсем у меня жажда не прошла, а даже еще сильнее пить захотелось. Жарко невыносимо, голова начала кружиться, все перед глазами зелено и круги плывут. Хочу соседу сказать, что сомлел я на жаре и голоса своего не слышу. Все заплясало в голове и больше ничего не помню…
Вопрос: Пивная бутылка была закупорена или открыта?
Ответ: Не помню.
Вопрос: Что значит "не помню"? Вы открывали бутылку?
Ответ: Не помню, не могу сейчас сказать.
Вопрос: Доводилось ли вам когда-нибудь встречать ранее этого человека?
Ответ: Нет, никогда.
Вопрос: Запомнили вы его?
Ответ: Плохо. Лет ему на вид около тридцати пяти.
Вопрос: Сможете ли вы отработать его портрет на фотороботе?
Ответ: Попробую, хотя не уверен. У меня до сих пор в голове все кружится.
Вопрос: В случае встречи с этим человеком беретесь ли вы с уверенностью опознать его?
Ответ: Думаю, что смогу.
Вопрос: Есть ли у вас какое-либо объяснение случившемуся?
Ответ: Нет, никак не могу я этого объяснить.
Вопрос: Но вы понимаете, что, если все в действительности было так, как вы рассказываете, значит, вас хотели отравить?
Ответ: Не знаю, хотел ли он меня отравить, но я ведь всю правду рассказываю! Дочерью своей клянусь…"
Я положил на стол листы стенограммы, а Шарапов поднял вверх палец:
- Вот именно - отравить хотели! Почему?
Я пожал плечами:
- Можно ведь и по-другому спросить - зачем?
- Какая разница! - махнул рукой Шарапов.
- Разница, мне кажется, существует, - усмехнулся я. - В "почему" есть момент законченности, вроде акта мести. А "зачем" - это только начало каких-то предстоящих событий.
- Не занимайся словоблудием, умник. Лучше подумай обо всей это петрушке: тут есть над чем мозги поломать.
- Это уж точно. Но у меня бюллетень не закрыт, я еще болен.
- А тебе что - открывая бюллетень, мозги отключают? Я ведь тебе не работать, а думать пока велю!
- С вашего разрешения, товарищ генерал, я бы об этой истории думать не хотел…
Шарапов сдвинул очки на лоб, внимательно посмотрел на меня, медленно произнес:
- Не понял?..
Я поерзал, поверился на стуле, потом собрался с духом:
- Ну как же не понимаете? Вы поручаете мне расследование по делу моего товарища…
- А ты что, знаешь Позднякова?
- Да, конечно, не знаю - сегодня первый раз его фамилию услышал. Но это ведь не имеет значения, мы с ним воленс-неволенс товарищи. И мне надо будет провести служебное расследование именно потому, что начальство само не знает - правду говорит Поздняков или все это дурацкий вымысел…
Генерал откинулся на спинку кресла, уселся поудобнее, сдвинул очки обратно на нос, прищурившись, внимательно поглядел на меня:
- Говори, говори, красиво излагаешь…
- А чего там еще говорить? Вы же знаете, я никогда ни от каких дел не отказываюсь. Но там я жуликов на чистую воду вывожу, а тут мне надо будет устанавливать - не жулик ли мой коллега. И мне от этого как-то не по себе…
Шарапов невыразительно, без интонаций спросил:
- А отчего же тебе не по себе?
- Ну как отчего? Вы же знаете, что зелье это не только монахи приемлют! Скорее всего выяснится, что Поздняков безо всякой отравы - по жаре-то такой - принял стопку-другую с пивцом и сомлел, а пистолет просто потерял. Позднякова - под суд, Тихонову - благодарность и славу к репутации…
Шарапов покачал головой, добро сказал:
- Хороший ты человек, Тихонов. Во-первых, добрый: понимаешь, что со всяким в жизни может такое случиться. Во-вторых, порядочный: не хочешь своими руками товарища под суд сдавать. Ну и, конечно, бескорыстный: сам ты орден получил недавно, теперь другим хочешь дать отличиться. Ну а то, что Поздняков сейчас по уши в дерьме завяз, так это же не ты его туда загнал. Ты вообще о нем раньше не слыхал. Неясно только, сам он попал в дерьмо или его туда, не добив до смерти, бросили? Так это уж подробности - стоит ли из-за этого ломаться, рисковать репутацией хорошего парня и верного товарища? Лучше пусть Поздняков урок извлечет, на стадион больше не ходит…
- Вас послушать, так это меня надо под суд отдать.
- Под суд я бы тебя не стал отдавать, поскольку и мне пришлось бы сесть на скамейку рядом. Потому что и я грешен, обо всем таком думал, о чем ты мне тут застенчиво лепетал. И должен тебе сказать, что мыслишки у нас с тобой вполне поганенькие…
- Почему?
- Потому что, если бы ты знал, что Поздняков говорит правду, ты бы с удовольствием занялся этим делом. А боишься ты, что Поздняков врет!
- Допустим.
- Тут и допускать нечего - все ясно. Боишься ты обмараться в этой истории и предпочел бы, чтобы лучше это сделал я. Кадровики как-нибудь разберутся, я приму решение, а ты Позднякова раньше не знал и впредь не узнаешь… Правильно я говорю?
- Ну, вроде…
- Вот-вот. Только не учитываешь ты, что и я больше всего боюсь: Поздняков мог правды не сказать и начал выпутываться с помощью этой легенды, и оставить для себя хоть тень сомнений в этом вопросе я не могу…
- А претворить эти тени в свет должен я?
- Да. Если Поздняков лжет, нам это надо знать, потому что его пребывание среди нас становится опасным. В этом качестве он сам становится потенциальным преступником. Но если история - правда, то мне это тем более надо знать наверняка: мы имеем дело с исключительно дерзким негодяем, которого надо поскорее выудить на солнышко. И это ясно как день. Понял?
- Чего уж не понять. Непонятно мне только, почему это должен делать именно я…
- Объяснять - долго получится. Так надо. Действуй…
ИНСПЕКЦИЯ ПО ЛИЧНОМУ СОСТАВУ ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
"Протокол объяснения по материалам о происшествии с участковым инспектором ПОЗДНЯКОВЫМ А. Ф. ".." сентября 197.. года.
Гр-ка ЖЕЛОНКИНА Анна Васильевна, анкетные данные в деле имеются. По существу заданных мне вопросов могу заявить следующее:
Поздняков Андрей Филиппович - мой муж. Мы состоим в зарегистрированном браке, от которого имеем дочь Дарью двадцати двух лет. Взаимоотношения в семье нормальные. Алкоголем мой муж Поздняков А. Ф., насколько мне известно, не злоупотребляет. Ничего о служебной деятельности мужа я не знаю, в быту он ведет себя нормально. О происшествии на стадионе мне известно со слов мужа, и добавить к сказанному им я ничего не могу. Никаких предположений о причинах происшедшего не имею. Записано с моих слов правильно и мною прочитано.
ЖЕЛОНКИНА А. В."
Я открыл личное дело инспектора Позднякова и взмахом картонного переплета будто постарался отгородиться от неприятного ощущения соглядатайства, которое мучило с того момента, как мое участие в расследовании было решено окончательно. Объяснить это чувство постороннему человеку вразумительными словами, понятно и четко, я никогда не смог бы. А своим - тем, с кем я годами встречался в МУРе, в райотделах или отделениях милиции, - ничего и объяснять не понадобилось бы, поскольку связаны мы пожизненно железной присягой товарищества, которое является для нас условием, профессиональной необходимостью нашей работы. Те люди, что подпали под мое определение "свои", были очень разными: хорошими и неважными, щедрыми и жадными, сговорчивыми и склочными, умными и бестолковыми. Но вместе с ними приходилось сидеть в засадах, брать вооруженных преступников, выковыривать из тайников клады жуликов, стоившие больше зарплаты милиционера за весь срок его службы, а также необходимо было годами коротать обыденную тягомотину розыска: дежурить, выезжать на происшествия, обращаться друг к другу, даже не будучи знакомыми, за тысячью важных служебных мелочей - и все это было бы невозможно без очень глубокого, порой даже не осознанного ощущения причастности к клану людей, уполномоченных всем обществом защищать его от нечестности во всех ее формах, и это товарищество стояло и стоять будет на вере в безусловную честность каждого его участника.
Поэтому было мне как-то муторно читать личное дело Позднякова, ибо вот эта самая вера в честность, да и особый характер милицейской работы освобождают нас от необходимости говорить о себе или о своих делах больше, чем этого тебе хотелось бы; хочешь - говори, не хочешь - никто тебе вопросов задавать не станет.
А сейчас от желания Позднякова поделиться со мною подробностями своей биографии ничего не зависело - Позднякова не спрашивали, а просто взяли его личное дело и дали капитану Тихонову для подробного ознакомления. И несокрушимой веры в честность Позднякова тоже больше не существовало. Я должен был полностью восстановить эту веру, которая в отвлеченных ситуациях называется красиво - честь. Или уничтожить ее в прах. Непосредственный начальник Позднякова - заместитель начальника отделения милиции по службе Виталий Чигаренков - оказался старым моим знакомым: десять лет назад, поступив на работу, мы вместе проходили учебные сборы в "милицейской академии" - так называлась тогда школа подготовки в Ивантеевке. Десять долгих лет проработали мы в одной организации, но так велик город, и такие хлопотные дела нас крутили все время, что так нам и не довелось ни разу увидеться.
И сейчас мне приятно было взглянуть на него, потому что годы словно обежали его стороной - внешне Чигаренков изменился совсем мало, разве что заматерел немного, да на плечах вместо лейтенантских поблескивали новенькие майорские погоны, и я слегка позавидовал ему - и моложавости, и служебным успехам.
Начинал он тоже сыщиком, но почему-то не удержался в розыске и перешел в службу. Кто-то из общих знакомых рассказывал мне, что с розыском у него не клеилось из-за детской доверчивости и твердого представления, что все на свете должно происходить по порядку и по правилам.
Еще в первые дни работы он стал известен благодаря нелепому происшествию, когда его обмишурил вороватый мальчишка, подозревавшийся в грабеже. Чигаренков предъявил на допросе воришке краденые часы "Победа", изъятые у его напарника. Парень сказал, что надо подумать. А поскольку крепких улик не было, отпустили его домой. На другой день он явился с паспортом на эти самые часы "Победа" и гордо заявил, что они его собственные: марка и номер сходятся. Потом уже "раскололи" мальца, и выяснилось, что, пока Чигаренков отошел к телефону на соседнем столе, этот стервец успел подменить "Победу" со своей руки на вещдок, а потом и паспорт притащил.
Работал с тех пор Чигаренков в службе, но работой своей, похоже, был недоволен. Припомнив несколько любопытных эпизодов из совместной нашей ивантеевской жизни, Чигаренков сказал грустно:
- Вашему брату сыщику хорошо - работа интересная, лихая и к тому же довольно самостоятельная…
Я удивился:
- А чем твоя не самостоятельная? Ты же начальник! Какая тебе еще самостоятельность нужна?
- Я не про то, - сказал с досадой Чигаренков. - Вся моя самостоятельность умещается на одной странице инструкции об организации постовой и патрульной службы на подведомственной территории.
- Ну и что? Я помню, у тебя там, в инструкции, записано, что ты не только можешь, но и обязан проявлять творчество, разумную инициативу и, как это - во! - "развивать подобные качества у подчиненных".