ГЛАВА XXXIII
Не помню, долго ли я находился въ состояніи забвенія, но оно показалось мнѣ вѣчностью. Понемногу я сталъ смутно сознавать себя и почувствовалъ боль во всѣхъ членахъ и по всѣму тѣлу. Я вздрогнулъ. "Смерть, - мелькнуло въ головѣ,- вотъ она, смерть!"
Около себя увидалъ я что-то бѣлое, поднимающееся, и услыхалъ голосъ, полный горечи, сказавшій:
- Не будетъ ли кто изъ васъ, джентльмэны, настолько любезнымъ, ударить меня сзади?
Это былъ Баллу, по крайней мѣрѣ, это было его подобіе, въ сидячемъ положеніи, покрытый снѣгомъ и обладающій его голосомъ.
Я всталъ и тутъ, при неясномъ еще разсвѣтѣ увидѣлъ въ пятнадцати шагахъ отъ насъ постройки и зданіе почтовой станціи и нашихъ осѣдланныхъ лошадей, стоящихъ подъ навѣсомъ!
Недалеко отъ меня поднялся дугообразный снѣжный сугробъ и Олендорфъ показался; мы всѣ трое усѣлись и смотрѣли на дома, не рѣшаясь промолвить слово. Правда, намъ нечего было сказать. Положеніе наше было настолько глупо-смѣшное и унизительное, что слова теряли смыслъ, и мы не знали, съ чего начать.
Чувство радости освобожденія было отравлено, не только отравлено, оно почти совсѣмъ не ощущалось. Не проронивъ ни слова, мы сдѣлались почему-то сердиты, раздражительны, злы другъ на друга, злы на себя, злы на всѣхъ вообще; угрюмо стряхнули нависшій снѣгъ съ одежды и смущенно поплелись одинъ за другимъ къ лошадямъ, разсѣдлали ихъ и вошли на станцію. Я едва ли что-нибудь преувеличилъ, разсказавъ это курьезное и глупое происшествіе. Оно было именно точь-въ-точь, какъ я его описалъ… Не дурно, дѣйствительно, просидѣть въ степи, ночью во время мятели, быть почти занесенными снѣгомъ, чувствовать себя одинокими, безпомощными, когда въ пятнадцати шагахъ стоитъ уютная гостинница.
Въ продолженіе двухъ часовъ мы сидѣли на станціи въ сторонѣ отъ всѣхъ и мысленно вспоминали съ отвращеніемъ все происшедшее. Поняли, почему лошади насъ покинули. Онѣ, почуявъ свободу ушли и, вѣроятно, черезъ четверть часа стояли уже подъ навѣсомъ и слышали и потѣшались надъ нашими исповѣдями и жалобами.
Послѣ завтрака мы почувствовали себя нѣсколько лучше, бодрость жизни вернулась. Свѣтъ казался привлекательнымъ и жизнь стала снова драгоцѣнна, какъ и въ прежнее время. Не много погодя мною овладѣло какое-то странное безпокойство, которое росло, мучило меня, не переставая. Увы, мое преобразованіе было далеко несовершенно - я хотѣлъ курить! Я воздерживался, сколько силы дозволяли, но плоть немощна. Я вышелъ одинъ побродить и боролся самъ съ собою цѣлый часъ, напоминалъ себѣ свои обѣщанія переобразовать себя, усовѣщевалъ себя, убѣждалъ; упрекалъ, но все было тщетно; я вскорѣ изловилъ себя, роющимся въ снѣгу, разыскивая трубку. Послѣ продолжительныхъ поисковъ я нашелъ ее, тихо ушелъ и спрятался, чтобы вдоволь насладиться. Я просидѣлъ за гумномъ довольно долго и спрашивалъ себя, что буду чувствовать, если товарищи мои, которые мужественнѣе, устойчивѣе и честнѣе меня, поймаютъ меня врасплохъ. Наконецъ, я закурилъ, затянулся и при этомъ сознавалъ всю свою подлость и низость; я просто совѣстился сидѣть въ своемъ собственномъ обществѣ. Боясь быть пойманнымъ, я по думалъ, что лучше сдѣлаю, если пойду дальше на край гумна, гдѣ, вѣроятно, буду безопаснѣе, и повернулъ за уголъ. Едва только я это сдѣлалъ, какъ изъ-за другого угла показался Олендорфъ, держа бутылку у самаго рта, а между нами сидѣлъ, ничего не подозрѣвая Баллу, играя въ карты, въ старыя истрепанныя карты!
Пошлость нашего положенія дошла до крайности. Мы протянули другъ другу руки и согласились никогда больше не упоминать ни о нашемъ "переобразованіи", ни о "полезномъ примѣрѣ для юношества".
Станція, на которой мы находились, стояла на самомъ краю двацать шестой мили степи. Еслибъ мы подошли къ ней на полчаса ранѣе, то услыхали бы крики людей и выстрѣлы ихъ, такъ какъ въ то время ожидали гуртовщиковъ со стадами овецъ и, зная, что въ такую ночь легко сбиться и пропасть, намѣренно кричали и стрѣляли, чтобы этимъ направить ихъ на правильный путь. Пока мы были на станціи, трое изъ гуртовщиковъ явились, падая съ ногъ отъ изнеможенія и усталости, а двое такъ и пропали и никогда о нихъ никто уже не слыхалъ.
Мы пріѣхали въ Карсонъ въ должное время и рѣшили тутъ отдохнуть. Этотъ отдыхъ вмѣстѣ со сборами въ поѣздку на Эсмеральду продержалъ насъ цѣлую недѣлю и далъ намъ случай присутствовать при разбирательствѣ одного дѣла, "о большомъ земляномъ обвалѣ", дѣло между Гейдомъ и Морганомъ, обстоятельство, извѣстное и по сей день, не забытое въ Невадѣ. Послѣ нѣсколькихъ словъ необходимаго разъясненія я опишу весь ходъ дѣла этой странной исторіи.
ГЛАВА XXXIV
Около Карсона, Игль и Уашу долинъ, горы очень высоки и отвѣсны, такъ что весною, когда снѣгъ начинаетъ быстро таять и согрѣтая поверхность земли дѣлается рыхлою и мягкою, обыкновенно начинаются опустошительные земляные обвалы. Читатель врядъ ли имѣетъ понятіе о земляныхъ обвалахъ, если не жилъ въ этой странѣ. Въ одно прекрасное утро вы встаете и видите, что цѣлый склонъ горы отпалъ и свалился внизъ въ долину, оставляя на передней сторонѣ или челѣ горы большой, безлѣсый, неприглядный шрамъ, вѣроятно, для того, чтобъ это обстоятельство не скоро изгладилось изъ памяти его.
Бункомбъ, главный повѣренный Соединенныхъ Штатовъ по дѣламъ казны, былъ назначенъ въ Неваду. Онъ считалъ себя весьма талантливымъ и нетерпѣливо ждалъ случая доказать это на дѣлѣ, частью, конечно, изъ самолюбія, а частью потому, что его окладъ былъ скудный (что довольно ясно сказано). Старѣйшіе граждане новой территоріи смотрятъ свысока, какъ-то благосклонно-сострадательно на остальныхъ жителей, пока они держатъ себя въ сторонѣ, но разъ они вмѣшиваются въ дѣла, то обходятся съ ними безцеремонно.
Однажды утромъ Дикъ Гейдъ опрометью прискакалъ въ Карсонъ къ стряпчему Бункомбъ и, не давъ себѣ труда привязать лошадь, вбѣжалъ къ нему. Дикъ былъ сильно возбужденъ. Онъ сталъ просить повѣреннаго не отказать ему вести его дѣло и, если только обѣщаетъ выиграть, то заплатитъ ему пятьсотъ долларовъ; послѣ этого онъ сталъ разсказывать свое горе, сильно размахивалъ руками и ругался безпрестанно. Онъ объяснилъ, что всѣмъ давно извѣстно, что онъ уже нѣсколько лѣтъ подъ-рядъ пашетъ и обрабатываетъ землю въ области Уашу, успѣшно занимаясь дѣломъ, и къ тому же всякій зналъ, что ферма его находится около самой окраины долины, а что Томъ Морганъ обладалъ фермою, стоящею сейчасъ надъ нимъ на склонѣ горы. Дѣло въ томъ, что приключился страшный, разорительный обвалъ и вся ферма Моргана съ ея заборомъ, хижинами, скотомъ, гумномъ, однимъ словомъ, со всѣми постройками спустилась прямо на его владѣнія и покрыла ихъ слоемъ, толщиною въ 38 футъ, не оставляя свободнымъ ни одного уголка его собственности. Морганъ отказывался освободить мѣсто, говоря, что сидитъ въ своемъ собственномъ домѣ и что домъ этотъ стоитъ на той же самой землѣ, на которой стоялъ и прежде, и что ему весьма интересно видѣть, кто посмѣетъ заставить его удалиться.
- А когда я упомянулъ ему, - сказалъ плаксиво Гейдъ, - что онъ усѣлся на мои владѣнія и постройки и этимъ нарушаетъ право недвижимой собственности, онъ имѣлъ дерзость спросить меня, зачѣмъ я не остался на моей фермѣ и не берегъ своего имущества, когда видѣлъ, что онъ спускается. Почему я не остался, противный лунатикъ, когда я услыхалъ этотъ шумъ и грохотъ и посмотрѣлъ вверхъ на гору, то думалъ, что весь свѣтъ разрывается и проваливается вдоль ската горы, - обломки, дрова, громъ и молнія, снѣгъ и градъ, хламъ, клочья сѣна и пыль столбомъ, вотъ все, что виднѣлось; деревья выворачивало вверхъ корнями, скалы, величиною съ домъ, прыгали около тысячи футовъ вверхъ и разбивались на мелкіе куски; скотина, вывороченная на изнанку, падала внизъ головою, со своими хвостами, висящими во рту, и посреди всего этого опустошенія и крушенія, дуракъ этотъ, проклятый Морганъ, сидя на столбѣ своихъ воротъ, удивляется, почему я не остался беречь своего имущества! Боже, Создатель! Когда я увидѣлъ весь этотъ ужасъ, то, кажется, въ три прыжка очутился не вѣсть гдѣ.
"Но что меня грызетъ, это то, что этотъ Морганъ виситъ тамъ и не думаетъ удаляться, говоритъ, что онъ у себя и тамъ и останется, даже предпочитаетъ это мѣсто прежнему. Сумасшедшій! Я, дѣйствительно, въ продолженіе двухъ дней былъ какъ сумасшедшій и не могъ найти дороги въ городъ, бродилъ между кустарникомъ, давно ничего не ѣвши… нѣтъ ли чего напиться, господинъ стряпчій? Ну, берегись, Морганъ, теперь я тутъ, обращаюсь къ правосудію и тогда увидимъ!
Никто, можетъ быть, въ своей жизни не чувствовалъ такой наплывъ негодованія, какъ стряпчій въ эту минуту; онъ сказалъ, что отъ роду не приходилось ему слышать о такомъ надменномъ и дерзкомъ заявленіи и что никакой судъ въ этомъ дѣлѣ немыслимъ, такъ какъ Морганъ не имѣетъ ни малѣйшаго права оставаться на томъ мѣстѣ, никто не станетъ одобрять его поступокъ, никакой адвокатъ не возьмется за его дѣло, а судья прямо откажетъ и не пожелаетъ выслушивать его. Гейдъ остановилъ повѣреннаго, сказавъ, что именно въ этомъ-то онъ и заблуждается: весь городъ, наоборотъ, защищаетъ Моргана, адвокатъ Брэйтонъ, весьма способный и остроумный человѣкъ, взялся вести его дѣло, и такъ какъ составъ суда находится въ отпуску, то дѣло разберетъ посредникъ, и бывшій губернаторъ Рупъ, уже назначенъ исполнить эту обязанность и откроетъ засѣданіе сегодня, въ два часа дня, въ большомъ публичномъ залѣ близъ думы.
Стряпчій былъ пораженъ этимъ извѣстіемъ и сказалъ, что всегда подозрѣвалъ, что жители этого округа глупые и пустые люди, но теперь онъ въ этомъ окончательно убѣдился: "Будьте покойны, будьте покойны, - прибавилъ онъ, - и собирайте вашихъ свидѣтелей, потому что за побѣду я вамъ ручаюсь, она также достовѣрна, какъ будто споръ уже рѣшенъ". Гейдъ пересталъ плакать и ушелъ.
Въ два часа пополудни Рупъ открылъ засѣданіе и появился, окруженный толпою шерифовъ; тутъ же собрались свидѣтели и зрители; Рупъ настолько торжественно и внушительно смотрѣлъ на всѣхъ, что его соучастники опасались, что онъ, можетъ быть, забылъ или не понялъ, что вся эта процедура была только комедіей.
Неземная тишина царила въ залѣ, при малѣйшемъ шумѣ, судья тотчасъ же грозно призывалъ къ порядку, а шерифы повторяли за нимъ тотъ же приказъ. Немного погодя явился г-нъ стряпчій Соединенныхъ Штатовъ, неся подъ мышкой груду книгъ законовъ и, пробираясь съ трудомъ сквозь толпу слушателей, услыхалъ повелительный голосъ судьи:
- Дорогу господину стряпчему Соединенныхъ Штатовъ! - Это почтительное признаніе его высокаго положенія пріятно подѣйствовало на стряпчаго.
Стали вызывать и допрашивать свидѣтелей, они были весьма разнообразны, тутъ были законодатели, чиновники высшихъ должностей, фермеры, рудокопы, индѣйцы, торговцы и негры. Ровно три четверти ихъ были вызваны защитникомъ Моргана и несмотря на это, показанія ихъ всѣ шли въ пользу истца Гейда. Каждый новый свидѣтель только увеличивалъ доказательства нелѣпаго желанія человѣка присвоить собственность другого вслѣдствіе того, что его поселокъ обвалился и покрылъ чужія владѣнія. Защитники Моргана начали говорить свои рѣчи одинъ за другимъ и въ рѣчахъ ихъ проявлялась слабая защита интересовъ своего кліента.
Наконецъ, поднялся господинъ стряпчій, взволнованный и возбужденный, онъ ударилъ кулакомъ по столу, швырнулъ книги законовъ, сталъ кричать, шумѣть, вопить, ссылаться на все и всѣхъ, цитировать выраженія поэтовъ, сатириковъ, статистиковъ, приводить эпизоды историческіе, патетическіе, произносить угрозы, богохульства и съ какимъ-то боевымъ гиканіемъ въ голосѣ заключилъ рѣчь, восхваляя свободу слова, печати, школъ, упоминая о достославной Америкѣ и о правилахъ неизмѣннаго правосудія. (Рукоплесканія).
Когда стряпчій кончилъ и сѣлъ, то съ полнымъ убѣжденіемъ, что послѣ такой рѣчи дѣло Моргана проиграно. Бывшій губернаторъ Рупъ задумчиво наклонилъ голову на нѣсколько минутъ и предался размышленіямъ, безмолвная аудіенція ожидала его рѣшеніе. Затѣмъ онъ всталъ, выпрямился, снова наклонилъ голову и снова задумался, потомъ сталъ ходить медленно, дѣлай при этомъ большіе шаги, подперевъ рукою подбородокъ, а безмолвная аудіенція все ждала.
Наконецъ, онъ вернулся къ своему трону, сѣлъ на него и сталъ внушительно говорить:
- Джентльмэны, я вполнѣ сознаю всю отвѣтственность, наложенную на меня сегодняшній день. Дѣло это, не есть дѣло обыденное, а, наоборотъ, это одно изъ важныхъ и серьезныхъ дѣлъ, которое когда-либо попадалось въ судебной практикѣ. Джентльмэны, я внимательно слушалъ всѣ свидѣтельскія показанія и замѣтилъ въ нихъ тяготѣніе, подавляющее тяготѣніе въ пользу истца Гейда. Я также прислушивался съ большимъ интересомъ къ замѣчаніямъ г-на адвоката и въ особенности восхищался неопровержимой логикой достойнаго джентльмена, представителя истца. Но, джентльмэны, остерегайтесь вліянія человѣческихъ показаній, человѣческихъ умозаключеній и доводовъ и человѣческихъ понятій о справедливости въ такую торжественную минуту, какъ эта. Джентльмэны, не подобаетъ намъ, презрѣннымъ червямъ, вмѣшиваться въ судьбы Божіи. Мнѣ ясно, что тутъ Провидѣніе своею неисповѣдимою мудростью нашло нужнымъ перемѣстить поселокъ отвѣтчика. Мы лишь твари и должны покоряться. Если Провидѣніе пожелало благопріятствовать отвѣтчику Моргану такимъ замѣчательнымъ и удивительнымъ способомъ, и если Провидѣніе, неудовлетворенное положеніемъ поселка Моргана, на склонѣ горы, пожелало передвинуть его и дать ему положеніе болѣе выгодное и болѣе удобное для владѣльца, подобаетъ ли намъ, ничтожнымъ пресмыкающимъ, разбирать законность этого факта или изслѣдовать причины, побудившія его. Нѣтъ, Провидѣніе создало эти поселки и это есть преимущество Его, перемѣщать, переставлять, переносить ихъ, куда пожелаетъ. Намъ надо только покоряться всему безъ ропота. Я предупреждаю васъ, что то, что произошло, есть событіе, въ которое умъ человѣческій не долженъ вмѣшиваться. Джентльмэны, приговоръ этого суда слѣдующій: истецъ Ричардъ Рейдъ былъ лишенъ своего поселка посѣщеніемъ Божіимъ! И противъ такого рѣшенія нѣтъ мѣста аппеляціи!
Бункомбъ схватилъ свою Книгу Книгъ и выбѣжалъ изъ залы засѣданія, разсерженный до бѣшенства. Онъ назвалъ Рупа чудопризнающимъ дуракомъ и вдохновленнымъ идіотомъ. Вечеромъ, однако, онъ отправился къ Рупу, представилъ ему всю нелѣпость его приговора и увѣщевалъ его походить по комнатѣ и подумать съ полчаса времени, нельзя ли будетъ какъ-нибудь видоизмѣнить рѣшеніе. Рупъ, наконецъ, уступилъ, всталъ и началъ ходить; ходилъ онъ полныхъ два часа съ половиною и подъ конецъ лицо его просіяло, онъ подошелъ и сказалъ Бункомбу, что ему пришло въ голову, что поселокъ, лежащій подъ новымъ поселкомъ Моргана, принадлежитъ всетаки Гейду, что его право на землю не утеряно и потому, по его мнѣнію, Гейдъ можетъ смѣло начать выкапывать свой поселокъ, и…
Но стряпчій не дождался конца его рѣчи; онъ, впрочемъ, всегда былъ нетерпѣливаго и раздражительнаго характера.
Только по истеченіи двухъ мѣсяцевъ проникъ сквозь его плотную оболочку пониманія фактъ, что съ нимъ сыграли комедію.
ГЛАВА XXXV
Когда мы верхами окончательно собрались на Эсмерадьду, къ нашему обществу присоединилась еще одна личность, братъ губернатора, капитанъ Джонъ Най. Онъ обладалъ отличною памятью и замѣчательнымъ краснорѣчіемъ. Эти два качества придавали большую прелесть его разговору. Въ продолженіе всего пути, т. е. ста двадцати миль, онъ ни разу не давалъ умолкать разговору. Вдобавокъ къ этимъ способностямъ онъ обладалъ еще двумя другими природными дарованіями замѣчательнаго свойства. Одно состояло въ ловкости и проворствѣ сдѣлать и устроить все, что хотите, начиная съ проведенія желѣзной дороги, устройства политическаго кружка, до умѣнія пришить пуговицы, подковать лошадь, вправить вывихнутую ногу или посадить курицу на яйца. Другое было - сговорчивость характера и умѣнье приноравливаться ко всѣмъ обстоятельствамъ, онъ легко бралъ на себя всѣ затрудненія и заботы каждаго и каждыхъ всегда и во всякое время и располагалъ ими весело и проворно; напримѣръ, онъ всегда умѣлъ разыскать свободную постель въ гостинницѣ, наполненной посѣтителями, и всегда найти что поѣсть, даже въ самыхъ пустыхъ кладовыхъ. Встрѣчалъ ли онъ мужчину, женщину или ребенка въ дорогѣ, въ гостинницѣ или въ степи, онъ или зналъ ихъ лично, или былъ знакомъ съ родственниками ихъ. Такого второго попутчика едва ли можно найти. Я не могу воздержаться, чтобы не привести примѣра, какимъ способомъ онъ преодолѣвалъ всѣ затрудненія. На второй день нашей поѣздки, мы, усталые и голодные, подъѣхали къ одной маленькой гостинницѣ въ степи; намъ объявили, что домъ полонъ, что обѣда не найдемъ, такъ какъ нѣтъ никакихъ провизій, ни сѣна, ни овса для лошадей и что мы должны продолжать свой путь. Мы хотѣли поспѣшить и двинуться въ дорогу, пока было еще свѣтло, но капитанъ Джонъ настоялъ на томъ, чтобы немного подождать. Мы сошли съ лошадей, и вошли въ гостинницу, но никто не обрадовался нашему приходу. Капитанъ Джонъ пустилъ въ ходъ всѣ свои любезности и въ двадцать минутъ совершилъ слѣдующее: нашелъ старыхъ знакомыхъ трехъ погонщиковъ, узналъ, что когда-то ходилъ въ школу съ матерью хозяина, въ женѣ его призналъ даму, которой въ Калифорніи однажды спасъ жизнь, остановивъ сбѣсившуюся лошадь, на которой она ѣхала; ребенку проѣзжей семьи починилъ игрушку и тѣмъ пріобрѣлъ расположеніе матери; помогъ конюху пустить кровь лошади и назначилъ другой средства противъ запала; угостилъ три раза всю компанію, вынулъ изъ кармана газету, хотя старую, но для многихъ присутствующихъ новѣйшую, и сталъ читать вслухъ, сильно заинтересовавъ всю публику. Результатъ всего этого былъ тотъ, что конюхъ нашелъ кормъ для лошадей, намъ дали прелестный ужинъ, послѣ котораго пріятно провели время въ обществѣ всѣхъ, дали отличныя постели и на другой день превосходный утренній завтракъ. Когда мы уѣзжали, то всѣ насъ сожалѣли! Капитанъ Джонъ хотя и имѣлъ нѣкоторыя черты въ характерѣ не совсѣмъ похвальныя, но онъ обладалъ такими достоинствами, что ихъ легко ему прощали.
Эсмеральда во многомъ походила на Гумбольдта, но только дѣла ея шли успѣшнѣе. Собственность наша, за которую мы платили пошлины, была совершенно ничего не стоющая и мы рѣшили ее бросить. Главная жила обнаруживалась на верхушкѣ холма, вышиною въ четырнадцать футовъ, и вдохновленный совѣтъ директоровъ проводилъ тоннель сквозь него, чтобы напасть прямо на залежь. Тоннель предполагали сдѣлать длиною въ семьдесятъ футовъ, тогда какъ при устройствѣ шахты, глубиною въ двадцать футовъ, можно было достичь того же результата. Совѣтъ жилъ и существовалъ сборами пошлинъ. (NB. Этотъ намекъ немного запоздалъ, такъ какъ теперь промышленники серебряныхъ рудъ въ Нью-Іоркѣ по опыту развѣдали всѣ эти продѣлки). Совѣтъ вовсе и не желалъ достичь до залежи, такъ какъ зналъ, что въ ней столько же серебра, какъ въ мостовой тумбѣ. Это навело меня на мысль о тоннелѣ Джимъ Тунсенда. Онъ платилъ пошлины на одной рудѣ, подъ названіемъ "Далей", до тѣхъ поръ, пока не остался безъ гроша. Наконецъ, съ него снова потребовали плату для прорытія тоннеля въ двѣсти пятьдесятъ футовъ длины. Тогда Тоунсендъ самъ отправился на горы, чтобы вникнуть въ дѣло. Онъ увидалъ, что залежь обнаруживалась на верхушкѣ весьма остроконечной горы, и тамъ же увидѣлъ двухъ людей, стоящихъ у проектированнаго тоннеля. Тоунсендъ, сдѣлавъ быстро исчисленіе, спросилъ этихъ людей:
- Это вы взялись по контракту прорыть тоннель въ двѣсти пятьдесятъ футовъ въ этой горѣ?
- Да, сэръ.
- Такъ вы вѣрно знаете, что взяли на себя одно изъ самыхъ дорогихъ и трудныхъ предпріятій, когда-либо задуманныхъ человѣкомъ?
- Какъ такъ?