- Почему же вы думаете, что я не знаю? - пылко воскликнула Кейт. - Разве я не знаю, что такое боль? Разве я живу не для того, чтобы было меньше горя?
- Пока нет, - ответила королева спокойно. - Тебе ещё неведомы ни радость, ни боль. Мисс Кейт, ты очень умная девушка, а я всего лишь бедная женщина, которая ни разу не выходила за стены дворца. Но я умнее тебя, потому что я знаю то, чего ты не знаешь, хотя ты и возвратила мне сына и вернула язык мужу этой женщины. Как отплачу я тебе за все, что ты сделала?
- Пусть услышит всю правду, - сказала женщина пустыни шёпотом. - Нас здесь трое, сахиба: увядший лист, цветущее дерево и нераскрывшийся бутон.
Королева взяла девушку за руки и тихонько притянула её к себе, пока голова Кейт не упала ей на колени. Утомлённая пережитыми за день волнениями, невыразимо устав духом и телом, Кейт не чувствовала охоты подниматься.
- Послушай, сестра моя, - начала королева с бесконечной нежностью. - Забудь о том, что ты белая, а я чёрная, и помни лишь о том, что мы три сестры. Тайна мира сокрыта от любого, кто не вынашивал и не рожал ребёнка. Сестричка моя, разве может постичь жизнь тот, в ком никогда не зарождалась жизнь? Знаешь ли ты, как младенец тянет материнскую грудь? Нет, не надо краснеть. Ты не знаешь этого. Сегодня ты потеряла свою больницу. Разве не так? И женщины одна за другой покидали тебя. И что же ты сказала им?
Женщина пустыни ответила за Кейт:
- Она сказала: "Вернитесь, и я вас вылечу."
- А какой клятвой она подтвердила свои слова?
- Она ничем не клялась, - сказала вдова, - она просто звала их вернуться.
- В твоих руках не было ребёнка. В твоих глазах не было материнской любви. Они говорили тебе, что твои лекарства были заколдованы, а их дети родятся уродами? А что же такое ведомо тебе о том, что даёт начало жизни и откуда приходит смерть, чтобы ты переучивала их? Я знаю, в тех книгах, которые ты прочла в своей школе, написано, что такого не бывает. Но мы, женщины, не читаем книг. И не из них мы постигаем премудрость жизни. Ты отдала свою жизнь служению женщинам. Сестричка моя, когда же ты и сама станешь женщиной?
Голос королевы умолк. Кейт лежала, не шевелясь.
- Да! - сказала женщина пустыни. - Королева говорит правду. Боги и твоя собственная мудрость до сих пор помогали тебе, как успела заметить я, не отстававшая от тебя ни на шаг. И боги предупредили тебя, чтобы ты больше не рассчитывала на их помощь. Что же остаётся? Разве эта работа для таких, как ты? Разве королева не права? Сидя здесь, взаперти и в одиночестве, она поняла то, что поняла и я, каждый день проводя с тобой у постели больных. Сестричка моя, разве это не так?
Кейт медленно подняла голову, лежавшую у королевы на коленях, и встала.
- Возьми мальчика, нам надо идти, - проговорила она хриплым голосом.
Милосердная темнота скрывала её лицо от чужих глаз.
- Нет, - сказала королева, - о нем позаботится эта женщина. А ты возвращайся домой одна.
И Кейт ушла.
XX
"Плохи мои дела, - думал Тарвин, - хуже некуда; но есть подозрение, что Джуггуту Сингху ещё хуже приходится. Да! Но не стоит сожалеть о Джуггуте. Мой толстый друг, не надо было тебе в тот раз возвращаться за городские стены!"
Он встал и посмотрел на залитую солнцем дорогу, гадая, кто из праздно шатающихся прохожих мог быть эмиссаром Ситабхаи. На обочине дороги, ведущей к городу, рядом со своим верблюдом лежал спящий туземец. Тарвин с видом ни о чем не подозревающего человека спустился с веранды и, как только вышел на открытое место, заметил, что спящий передвинулся к другому боку верблюда. Он прошёл вперёд ещё несколько шагов. Солнечный луч, скользнув по спине верблюда, упал на какой-то предмет, заблестевший, точно серебро. Тарвин подошёл прямо к блестевшей вещи, держа в руке пистолет. Человек спал крепким невинным сном. Из-под складок его одежды выглядывало дуло новенького, отлично вычищенного ружья. "Похоже, Ситабхаи собирает собственную милицию и экипирует её оружием из своего арсенала. У Джуггута тоже было новое ружьё - думал Тарвин, стоя у ног спящего. - Но этот человек обращается с ружьями получше, чем Джуггут".
- Эй, - он наклонился к лежащему и тронул его стволом своего револьвера. - Боюсь, я должен побеспокоить вас и попросить у вас ваше ружьё. И скажите вашей госпоже - пусть бросит это дело. Ладно? У неё все равно ничего не выйдет.
Человек не понял, о чем говорил ему Тарвин, но немое красноречие пистолета говорило само за себя. Он мрачно отдал Тарвину ружьё и уехал, злобно стегая верблюда кнутом.
"Так… Интересно, сколько ещё человек из её армии мне придётся разоружить? - подумал Тарвин, возвращаясь в номер с конфискованным ружьём на плече. - Хотелось бы знать… Нет, я не верю, что она посмеет сделать что-нибудь с Кейт! Она достаточно хорошо узнала меня и не сомневается, что я завтра же взорву её старый дворец вместе с нею. И если она хоть в половину такая, какой хочет казаться, то для начала ей надо свести счёты со мной, прежде чем она предпримет что-то ещё".
Но ему так и не удалось внушить самому себе уверенность в этом. Ситабхаи уже показала ему, на что способна, и не исключено, что я Кейт успела испытать на себе её коварство. Отправиться к Кейт сейчас невозможно: риск очень велик. Поехать туда означало в лучшем случае быть изувеченным. И тем не менее он решил, что поедет. Он быстро направился к своему гнедому Фибби, которого всего три минуты назад оставил привязанным на заднем дворе гостиницы, где Фибби в ожидании хозяина гонял хвостом мух. А сейчас Фибби лежал на боку и жалобно ржал: у него были перерезаны подколенные сухожилия, он умирал.
Тарвин слышал, как конюх старательно чистит мундштук за углом гостиницы; он позвал его, и тот, бросившись наземь рядом с лошадью, завыл от горя.
- Это сделал враг, враг! - кричал он, - Мой чудный гнедой конь, который никогда никому не сделал ничего плохого, разве что брыкался, потому что его слишком хорошо кормили. Где я теперь найду себе другое место, если по моей вине лошади будут так погибать?
- Хотел бы я знать!.. Хотел бы я знать!.. - бормотал Тарвин озадаченно, и в его голосе слышались нотки отчаяния. - Если бы я знал доподлинно, то пуля прострелила бы одну черненькую головку. Фибби, старина, я прощаю тебе все грехи. Ты был отличным парнем - и вот что получил за хорошую службу.
Голубой дымок на мгновение поднялся над Фибби, голова его тяжело упала на землю, и мучения на этом закончились. Конюх, встав с земли, оглашал округу скорбными криками, пока Тарвин не вышвырнул его за ограду и не велел убираться. Удивительно, но вопли тут же прекратились, и, когда этот туземец вернулся в свою комнату, чтобы забрать пожитки, он уже улыбался, доставая несколько серебряных монет из тайника под кроватью.
Тарвин, у которого теперь не было лошади, словно ожидая помощи, оглядывался по сторонам, совсем как Ситабхаи во время их ночного свидания на плотине. Из-за городской стены показались запряжённые тощими волами цыганские кибитки, сопровождаемые громким собачьим лаем, и остановились у городских ворот, точно стая грязных птиц - зрелище привычное и обыкновенное, хотя по правилам запрещалось разбивать лагерь ближе, чем за четверть мили от города.
"Должно быть, это кто-то из бедных родственников королевы. Здорово они перегородили все подступы к воротам! Похоже, что, если бы мне пришлось пробираться к дому миссии, они бы меня перехватили, это уж точно! - рассуждал Тарвин. - Да, пожалуй, есть на свете и более увлекательные занятия, чем общаться с восточными королевами! Кажется, они совершенно не думают соблюдать правила игры".
В эту минуту облако пыли поднялось над цыганским табором, и телохранители махараджи Кунвара, расчищая путь коляске принца, раскидали тёмную толпу цыган направо и налево. Конвой остановился у дверей гостиницы, бряцая оружием, следом за ним подъехала коляска. Один из всадников, отставших от коляски ярдов на двести, силился догнать её. Солдаты потешались над незадачливым наездником, а из экипажа принца доносились крики восторга и насмешливый хохот.
Мальчик, которого Тарвин никогда раньше не видел, стоял на запятках коляски и осыпал солдата градом ругательств на местном наречии. Конвой радовался каждому удачному словцу.
- Сахиб Тарвин! Сахиб Тарвин! - тоненьким голоском позвал махараджа Кунвар. - Идите сюда! Смотрите!
На какую-то секунду Тарвину показалось, что это новая ловушка; но успокоенный видом своего старого верного союзника - махараджи Кунвара, - он подошёл поближе.
- Принц, - сказал он, пожав ему руку, - вам не следовало выходить из дома.
- А, ладно! Все в порядке, - поспешно возразил мальчик, хотя его бледное личико никак не вязалось с этими словами. - Я приказал, и вот мы здесь. Обычно мне приказывает мисс Кейт, но она отвезла меня во дворец, а там уж распоряжаюсь я. Знакомьтесь - это Умр-Сингх, мой брат; он тоже принц, но королём буду я.
Второй мальчик медленно поднял глаза и уставился на Тарвина. Глазами и низким широким лбом он был похож на Ситабхаи, а ещё тем, как плотно сжимал губы, точь-в-точь Ситабхаи в её столкновении с Тарвином у Дунгар Талао.
- Он из другой половины дворца, - объяснил махараджа Тарвину по-английски. - С той половины, куда я не должен ходить. Но когда я был во дворце, я пошёл к нему - ха-ха-ха, сахиб Тарвин! - и видел, как он убивал козла. Смотрите! У него до сих пор руки красные.
Умр-Сингх по просьбе брата, высказанной на местном наречии, раскрыл ладошку и протянул её Тарвину. Она потемнела от пятен засохшей крови; солдаты, не таясь, перешёптывались друг с другом. Командир конвоя повернулся в седле и, кивнув Тарвину, прошептал: "Ситабхаи". Тарвин услышал это слово, и этого оказалось достаточно, чтобы принять решение. Само Провидение посылало ему с небес неожиданную помощь. У него быстро созрел план действий.
- Но как же вы сюда приехали, пострелята? - спросил он.
- О, там во дворце одни женщины, а я раджпут и мужчина. Он совсем не говорит по-английски, - добавил махараджа Кунвар, указывая на своего попутчика. - Но когда мы играли вместе, я рассказывал ему о вас, сахиб Тарвин, и про то, как вы на скаку снимали меня с седла, и ему тоже захотелось приехать и посмотреть все эти фокусы, которые вы показывали мне, и вот я потихоньку отдал приказ и мы вышли вместе через маленькую дверь. Так мы и оказались здесь! Salaam, baba, - снисходительным тоном сказал он малышу, сидевшему рядом с ним, и мальчик медленно и важно поднёс руку ко лбу, не сводя с Тарвина безразличных, неподвижных глаз. Затем он прошептал что-то, от чего махараджа Кунвар засмеялся. - Он говорит, - сказал махараджа, - что вы совсем не такой большой, как он думал. Его мать сказала ему, что вы сильнее всех на свете, а у меня телохранители повыше и посильнее будут.
- Ну, что же мне для вас сделать? - спросил Тарвин.
- Покажите ему ваше ружьё, и как вы стреляете в рупию, и что вы делаете, чтобы усмирить лошадь, когда она брыкается, и все такое.
- Хорошо, - сказал Тарвин. - Но я же не могу показывать эти фокусы прямо здесь. Поедемте со мной к мистеру Эстесу.
- Мне бы не хотелось туда идти. Моя обезьянка умерла. И я не знаю, обрадуется ли мисс Кейт. Она теперь все время плачет. Она вчера отвезла меня во дворец, а сегодня утром я сам приехал к ней, но она не захотела видеться со мной.
Тарвин готов был обнять и расцеловать мальчика за радостное известие - теперь он мог быть уверен, что Кейт жива.
- Наверное, она была у себя в больнице, - предположил он.
- Нет, от больницы остался один пшик. Женщин теперь там нет. Они все убежали.
- Не может быть! - воскликнул Тарвин. - Повтори, что ты сказал. Из-за чего же это случилось?
- А! Из-за дьяволов, - ответил махараджа Кунвар кратко. - Да что я, знаю? Что-то там женщины болтают! Ну покажите же ему, как вы ездите, сахиб Тарвин!
И опять Умр-Сингх прошептал что-то своему товарищу и перекинул ногу через бортик коляски.
- Он сказал, что поедет, сидя в седле перед вами, как я в тот раз, - перевёл Тарвину принц. - Гурдит Сингх, слезай с лошади.
Всадник, не проронив ни слова, соскочил на землю и встал рядом. Тарвин ничего не сказал, лишь улыбнулся при мысли о том, как случай покровительствует его замыслу, вскочил в седло, выхватил из коляски Умр-Сингха и осторожно посадил его перед собой.
- То-то бы занервничала Ситабхаи, если бы увидела меня сейчас, - пробормотал Тарвин, обнимая одной рукой маленькое тельце. - Не думаю, что мне угрожает какая-нибудь опасность в лице очередного Джуггута Сингха, когда передо мной сидит этот молодой человек.
Когда они проезжали мимо цыганского табора, цыгане простирались ниц на песке и кричали:
- Джаи! Джунгл да бадшах джаи! - и лица всадников, сопровождавших принца, потемнели и омрачились.
- Это значит, - вскричал махараджа Кунвар, - "Победа королю пустыни". У меня нет с собой денег, и я не могу ничего дать им. А у вас есть деньги, сахиб Тарвин?
Тарвин был так рад, что может спокойно, без приключений, доехать до Кейт, что мог бы сейчас швырнуть толпе все, что имел, - пожалуй, даже и саму Наулаку. Он раздал цыганам целую горсть меди и серебра, и снова поднялся шум и крик, к которому, однако, примешивался едкий смех; цыгане о чем-то перекрикивались, словно издеваясь над кем-то. И тут лицо махараджи Кунвара стало пунцовым. Он склонился вперёд, прислушиваясь к крикам, а потом воскликнул:
- Клянусь Индрой, это они о нем кричали! А ну, чтобы духу их здесь не было!
По мановению его руки свита бросилась вперёд, смешалась с цыганами и разбросала их костры, подняв пепел к небу; своими саблями они плашмя, наотмашь били ослов, пока те не обратились в бегство; а тупыми концами копий поддели лёгкие коричневые шатры кочевого народа и унесли их с собой.
Тарвин с удовольствием взирал на погром табора, который непременно помешал бы ему добраться до Кейт, если бы он был сейчас один.
Умр-Сингх закусил губу. Потом, повернувшись к махарадже Кунвару, улыбнулся и в знак преданности законному властелину выдвинул из ножен свою саблю.
- Это справедливо, брат мой, - сказал он на местном наречии. - Но не твоём месте, - голос его окреп и зазвучал громче, - я бы не стал прогонять цыган слишком далеко. Они всегда возвращаются.
- Да, - подхватил чей-то голос из толпы, мрачно взиравшей на гибель табора, и добавил значительно: - Цыгане всегда возвращаются, мой король.
- Совсем как собаки, - процедил сквозь зубы махараджа. - И те, и другие получают пинки. Поехали!
Столб пыли приблизился, наконец, к дому Эстесов, а в середине этого облака в полной безопасности приехал Тарвин.
Он велел мальчикам, чтобы они поиграли пока вдвоём, а сам, перепрыгивая через две ступеньки, вбежал в дом. Кейт сидела в тёмном углу гостиной с шитьём в руках. Когда она подняла голову, он увидел, что она плачет.
- Ник! - прошептала она почти беззвучно. - Ник!
Он в нерешительности остановился на пороге; она бросила работу и встала, задыхаясь от волнения.
- Вы вернулись! Это вы! Вы живы!
Тарвин улыбнулся и протянул к ней руки.
- Живой - можете убедиться в этом сами!
Она сделала шаг вперёд.
- Ах, я так боялась…
- Ну идите же сюда!
Она несколько неуверенно приблизилась к нему. Он привлёк её к себе и обнял. И целую долгую минуту её голова покоилась на его груди. Потом она посмотрела на него.
- Я совсем не то имела в виду… - запротестовала она.
- Ох, только не надо оправдываться! - поспешно произнёс Тарвин.
- Она пыталась отравить меня. Я ничего не знала о вас и была уверена, что она вас убила. Я представляла себе всякие ужасы!
- Бедная девочка! И в больнице у вас плохи дела. Трудненько вам пришлось в последнее время. Но мы все это переменим. Мы должны уехать как можно скорее. Я подкоротил ей коготки, но ненадолго. У меня в руках заложник. Но долго мы на этом не продержимся. Нам надо побыстрее убраться отсюда!
- Нам! - повторила она слабым голосом.
- А что, вы хотите уехать одна, без меня?
Она улыбнулась, освобождаясь из его объятий.
- Но я хочу, чтобы вы уехали.
- А вы?
- Не надо думать обо мне - я того не стою. Я проиграла битву. Все, что я хотела сделать здесь, провалилось. У меня в душе все словно выгорело, Ник! Выгорело!
- Ну и хорошо! Мы затеем новое дело и пустим вас в новое плавание! Я именно этого-то и добиваюсь. И ничто не напомнит вам о том, что вы когда-то были в Раторе, моя дорогая.
- Это была ошибка, - сказала она.
- О чем вы?
- Все-все было ошибкой. Мой приезд сюда. И то, что я думала, что смогу осилить это дело. Это работа не для девушки. Может быть, это моё призвание, но эта работа мне не по силам. Я сдаюсь, Ник. Отвезите меня домой.
Тарвин издал совершенно неприличный крик радости и снова заключил её в свои объятия. Он сказал ей, что они должны немедленно обвенчаться и отправиться сегодня же ночью, если она успеет собраться, и Кейт в ужасе от того, что грозило ему, колеблясь, согласилась. Она заговорила о сборах в дорогу, но Тарвин отвечал, что они начнут думать об этом после того, как дело будет сделано. Они смогут купить все, что нужно, в Бомбее - пожалуйста, целые торы вещей. Он не давал ей опомниться, буквально забрасывая её своими родившимися экспромтом планами и идеями, когда вдруг она перебила его:
- А что же будет с плотиной, Ник? Нельзя же бросить её.
- Ерунда! - закричал Тарвин взволнованно. - И вы могли подумать, что в этой речушке есть золото?
Она вырвалась из его объятий и уставилась на него взглядом, исполненным порицания.
- Вы что, Ник, хотите сказать, что вы всегда знали, что там нет золота? - спросила она.
Тарвин быстро нашёлся с ответом, и все же не настолько быстро, чтобы она не успела прочесть правду в его глазах.
- Я вижу, вы знали это, - сказала она холодно.
Тарвин понял размеры бедствия, которое грянуло, как гром среди ясного неба, и сразу же изменил линию поведения: он взглянул на Кейт с улыбкой.
- Конечно, знал, - сказал он. - Но мне нужны были эти работы в качестве прикрытия.
- Прикрытия? - переспросила она. - Что же вам надо было прикрывать?
- Вас.
- Что вы имеете в виду? - спросила она, и от её взгляда у него мурашки побежали по коже.
- Индийское правительство не позволяет никому из иностранных граждан проживать в этом государстве без определённой цели. Не мог же я сказать полковнику Нолану, что я приехал сюда, чтобы ухаживать за вами!
- Не знаю. Но вы могли постараться не тратить деньги махараджи на осуществление этого… с позволения сказать, плана. Честный человек сумел бы избежать этого.
- О, полноте! - воскликнул Тарвин.
- Как вы могли обмануть махараджу, уверив его, что в вашей работе был смысл! Как вы могли позволить ему выделить вам тысячу человек на ваши бессмысленные занятия! Как вы могли брать у него деньги! О, Ник!..
Он смотрел на неё, и предчувствие поражения закрадывалось в его сердце - поражения, которое лишало его жизнь смысла.