Писатель Н. М. Борискин является автором ряда поэтических и прозаических произведений о делах и людях Советской Армии. Главное из них - роман "Небо в огне". Его новая книга, в которую вошли повести "Знойная параллель" и "Чрезвычайное происшествие", посвящена часовым советского неба - ракетчикам и летчикам-перехватчикам, людям высокого долга, безграничного мужества, всегда готовым на подвиги во имя Родины.
Содержание:
ЗНОЙНАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ 1
Глава первая 1
Глава вторая 3
Глава третья 4
Глава четвертая 6
Глава пятая 8
Глава шестая 9
Глава седьмая 10
Глава восьмая 12
Глава девятая 13
Глава десятая 13
Глава одиннадцатая 17
Глава двенадцатая 18
Глава тринадцатая 19
Глава четырнадцатая 20
Глава пятнадцатая 22
Глава шестнадцатая 24
Глава семнадцатая 26
Глава восемнадцатая 27
Глава девятнадцатая 28
Глава двадцатая 29
Глава двадцать первая 31
Глава двадцать вторая 33
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ 36
Глава первая 36
Глава вторая 37
Глава третья 38
Глава четвертая 40
Глава пятая 40
Глава шестая 42
Глава седьмая 44
Глава восьмая 45
Глава девятая 46
Глава десятая 47
Глава одиннадцатая 48
Глава двенадцатая 49
Глава тринадцатая 50
Глава четырнадцатая 52
Глава пятнадцатая 53
Глава шестнадцатая 54
Глава семнадцатая 55
Глава восемнадцатая 56
Глава девятнадцатая 58
Глава двадцатая 61
Туркестанские повести
ЗНОЙНАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
Глава первая
Где же конец нашей земли? За четверо суток я пересек столько меридианов и параллелей, что на этой географической сетке могли бы уложиться десятки иных государств. Далеко позади остались русские леса, одетые в мягкий, еще неяркий багрец. Позавчера в последний раз поклонились мне седые ковыли, заполонившие степное придорожье, а вчера за вагонным окном весь день мелькала пестрая экзотика безоблачного полуденного края: пожухлые от яркого солнца травы; съеденные солью и потрескавшиеся от безводья плешины; огненные языки сентябрьских канн, листья которых похожи па слоновые уши; комолые домишки-мазанки окнами во внутренний двор; крутолобые часовенки и мечети…
Теперь с самого утра, когда мы пересели с поезда на автомашину, бурой верблюжьей шкурой маячит перед глазами пустынная даль и дрожит белесое, словно остекленевшее, небо над нею.
Гриша Горин, мой университетский однокурсник, протирая очки от дорожной пыли, декламирует:
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах…
У Гриши странное восприятие окружающего: прежде всего он видит уже кем-то увиденное. Ну купола, ну солнце. А где же эта "дремотность" Азии? Вон громадные металлические вышки по-солдатски наступают на песчаный ад; вон длинношеие роботы, похожие на жирафов, зубастыми пастями вгрызаются в безводный грунт и за ними тянется широченная трасса канала; вон кружит вертолет, выискивая место для посадки: значит, надо что-то разведать и положить здесь начало завтрашней жизни…
Однако Гриша, ошеломленный непривычной экзотикой, шпарит свое:
- Вот она, романтика, Володька! Как тут не вспомнить Пушкина:
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскаленной,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит один во всей Вселенной.
Он показал рукой на живой столб - невысокое, уродливо остриженное дерево в узловатых, болезненно-темных наростах - и разочарованно спросил:
- Это и есть анчар? Велико же было воображение поэта…
- Тут, а не анчар, - объяснил Шукур Муминов, худощавый угрюмый солдатик, подсевший к нам еще в Адилабаде.
- Что тут? - повернулся к нему Горин.
- Тутовое дерево. Его ветви обрезают на корм шелковичным червям.
- Червям? Ха, скажи на милость. Когда-то в Англии овцы "поели" людей, а здесь - и того страшней. Представляю, какие это червяки, если они деревья глотают. - Гриша даже поежился, провожая взглядом одинокую шелковицу.
Ребята, тесно сидевшие на скамейках, прикрепленных поперек кузова грузовика, засмеялись.
- Последний всплеск веселья, - меланхолично обронил Горин. - Посмотрим, как вы там, в барханной стороне, будете смеяться.
Дорога круто повернула вправо, распарывая волны песчаной целины.
- Скоро, что ли, старшина? - спросил кто-то, перегнувшись через борт.
Из кабины показалась фуражка крепыша Дулина, который встретил нас на адилабадском вокзале.
- А вы песню, хлопчики, заводите. Пулей домчимся, - посоветовал он и сам же первый начал:
За седыми курганами,
За песками-барханами…
В кузове несмело занялась мелодия:
Я с друзьями живу и служу…
Потом песню подхватил весь стриженый народ:
Ну а где я живу и служу -
Я об этом тебе не скажу.
Не скажу.
Эту песню впервые я услышал в исполнении ансамбля ПВО страны, на концерт которого меня однажды пригласил отец. С тех пор ее полюбили в нашей семье. Заслышав знакомый мотив по радио, отец, кадровый летчик, непременно восклицал:
- Тома, нашу поют!
А когда песня заканчивалась, отец мечтательно вздыхал и, обращаясь к матери, говорил:
- Жаль, Тома, что нам поздновато в ракетчики… А ты, младший Кузнецов, как смотришь на эту профессию? Ракетчик. Здорово звучит!
И отец и мать не раз заводили разговор, чтобы я поступил в военное училище, откуда открывается широкая дорога в ратный мир. Но я не разделял их желания, считал своей стихией журналистику.
- Жаль, Володя, очень жаль, - повторял отец. - Армия - великая школа жизни. Думай, думай, сын…
- Земля! - прервал мои мысли Горин. Он сорвал широкополую панаму с яйцеобразной головы и театрально раскланялся.
Ребята привстали, вглядываясь в открытие новоиспеченного Магеллана.
- Садись! - вынырнул Дулин из кабины. - Стоять не положено.
Издали виднелись какие-то ажурные конструкции, аккуратные домики, сбившиеся в тесный табунок. На крутом бугре возвышалось загадочное сооружение, похожее на солдата, отдающего честь: "Здравия желаю, стригунки!" Позже мы узнали, что это локатор - глаза, уши и мозг маленького гарнизона, не помеченного ни на одной карте.
- Ну вот и наш Ракетоград. Солдатский дом, солдатский пост, - весело сказал старшина, когда запыленная машина остановилась около решетчатых ворот, сделанных из алюминиевых труб.
Над аркой алела пятиконечная звезда, а на двери КПП висел жестяной прямоугольник с требовательной надписью о предъявлении пропуска.
В казарме, к моему удивлению, оказалось довольно уютно. Над внутренним входом в нее - светящийся плакат:
"Внимание!
Боевая готовность не более … минут!
Воин, будь бдителен!"
Пол застелен розоватым линолеумом. У каждой койки - табурет и тумбочка под белой салфеткой. Четыре окна налево, четыре направо. У стены, противоположной двери, - матовое око телеэкрана. По углам аккуратные печки с надписями:
"Печь № 1. Истопник рядовой Новиков".
С потолка на витых шнурах свисают шесть светло-голубых абажуров. Чистенько, никакой казенщины, которой так меня пугал Гриша.
После отбоя никак не мог уснуть: по московскому времени было всего лишь восемь часов вечера - куры еще не садятся на насест. Долго крутился с боку на бок: и койка не та, что была дома, и подушка жесткая, и храп уставших за день солдат… А когда забылся - снилось: дорога от Москвы до военного городка; беспокойные разговоры с Гришей о суровой службе; старшина - этакий усатый дядька в кованых сапожищах: "Ать-два, ать-два!"; молчаливые лысые технократы у пусковых пультов ракет.
"Поспать бы", - думалось во сне.
- Под-ъе-ом! Шевелись, шевелись! Успеете выспаться за два года. Подъем! - во все горло кричал какой-то маленький солдат с ножом на ремне.
- Не шуми, Новиков! - одернул дневального старшина. - Перепугаешь людей с непривычки.
Еще не разобравшись, где явь, где сон, я вскочил с койки и сунул левую ногу в штанину. Гриша копался рядом. Новиков хихикнул. Что такое? Оказывается, все уже стояли в строю.
Горин недовольно буркнул:
- На пожар, что ли?
Придерживая свой кинжал, дневальный покатывался со смеху:
- Ой, са-ла-ги-и…
- Новиков! - цыкнул на него Дулин и погрозил. Потом к нам: - В чем дело, Кузнецов, Горин? Все ожидают вас.
- Товарищ старшина, - услышали мы доклад дежурного, - личный состав дивизиона для следования на физзарядку построен! Разрешите вести?
- Ведите, Назаров, а я потренирую новичков. Отбой! - неожиданно скомандовал старшина.
Мы разделись и легли.
- Подъем! Встали.
- Медленно, медленно, товарищи. А ну-ка попробуем еще раз.
Попробовали. Кажется, получилось быстрее.
- Пулей надо соскакивать с кровати, - сказал Дулин. - Ну ладно, время еще будет, научитесь. А теперь па спортплощадку - марш!
Обнаженные до пояса и рассредоточенные в шахматном порядке ракетчики легко и слаженно, словно спортсмены на параде, делали гимнастические упражнения.
- Ансамбль! - удивился Горин.
- Как положено, - удовлетворенно заметил Дулин. - Вот смотрите, - подвел он всех новичков к щиту, - что вы должны уметь.
Написано было много:
"Бег… Прыжки в длину… Прыжки в высоту… Прыжки через "коня"… Подтягивание на перекладине… Метание гранаты… Преодоление препятствий… Марш-бросок…"
Гриша даже попятился:
- И все это обязательно?
- Это еще не все, - усмехнулся Дулин. - Ничего, постепенно осилите, на то и физическая подготовка введена. А теперь покажу, как надо работать на снарядах.
Солдаты продолжали утреннюю зарядку, а старшина подошел к перекладине, вскинул руки, подтянулся до подбородка, затем провис и через секунду одним махом бросил тело на турник. Сделав разножку, крутнулся вниз головой, выпрямился как стрела и пружинисто спрыгнул на корточки, выставив руки вперед.
- Понятно?
- Ташкенбаев! - согнал угрюмость со строгого лица Шукур Муминов. - Артист цирка.
- До артиста мне далеко, - сказал Дулин и снова шагнул к перекладине.
- Мах… Подъем… Склепка… "Солнце"… Обратное "солнце", - восхищенно шептал Гриша, завороженно глядя на каскад головокружительных фигур. - Ну и старик! Это он в назидание. Теперь жизни нам не даст со своим "делай, как я"…
Старшине было за сорок, но мы не заметили у него одышки, только краснота разлилась от лица к шее да набрякли тугие вены на руках.
- А теперь проверим, что вы умеете. Рядовой Кузнецов, к снаряду!
Я кое-как вскарабкался на перекладину.
- Два с плюсом, самое многое - тройка с минусом… Рядовой Горин, к снаряду!
Раскачиваясь и растопыривая ноги, Гриша извивался вьюном. Уж больно ему хотелось заслужить одобрение старшины. А Муминов как повис сосиской, так и висел, пока Дулин не сказал:
- Отставить!
Старшина никого не упрекал, только бросил иронический взгляд на Горина.
- Вот так, "старик".
- Разве вы слышали? - побледнел Гриша.
- Должность у меня такая - все видеть и слышать, товарищ Горин. Привыкайте не языком, а головой работать.
- Есть!
- Вот и договорились. А спрашивать буду с вас как положено. "Делай, как я" - золотое правило. Особенно у нас, ракетчиков. Получил приказ - пулей лети, гори в деле.
В казарме старшина продолжал наседкой хлопотать возле новичков: показывал, как заправлять постель, чтобы она не топорщилась, учил складывать обмундирование, чтобы по тревоге можно было сноровистее, быстрее одеться, все по порядку разложил в тумбочке - куда мыло, куда книжку, куда сапожную щетку.
- Это для чего же такой маскарад? - спросил Горин и, как бы ища сочувствия, посмотрел на ребят.
- Думайте, о чем говорите, - заметил Дулин. - Маскарад и порядок - понятия разные. Надо отвыкать от актерства, товарищ рядовой.
После завтрака офицеры, сержанты и солдаты выстроились перед казармой, на плацу, расчищенном от песка. Мы стояли на самом левом фланге.
- Начальник штаба, - шепнул Гриша, стоявший позади меня.
Начальника штаба я почему-то представлял солидным офицером с брюшком и округлыми чертами лица, а он оказался невысоким, худощавым, немного суетливым капитаном. Глава штаба прошелся по фронту, придирчиво оглядывая каждого с ног до головы, и, отойдя на середину, хрипловато скомандовал:
- Дивизион, смирно, равнение на - середину!
Выждав секунду и убедившись, что в строю все в порядке, он стремительно повернулся к моложавому стройному майору с академическим значком на тужурке.
- Дивизион для следования на боевую позицию построен!
- Здравствуйте, товарищи!
Переведя дыхание, мы раздельно, по словам, выпалили:
- Здравия желаем, товарищ майор!
- Зачитайте приказ, капитан.
- Есть! "Для прикрытия воздушных рубежей Родины… приказываю заступить на боевое дежурство…"
Хрипотца в голосе капитана пропала. Его слова ввинчивались в сознание, заставляли вытягиваться в струну.
- Старший оператор старший сержант сверхсрочной службы Родионов!
- Я!
Кругом "старший". А фамилия так себе…
- Радиотелеграфист рядовой Леснова!
- Я!
Ого, и здесь девчата, оказывается, служат. Вот тебе и дульцинеи…
- Начальник дизельной электростанции сержант Акимушкин!
- Я!
Начальник штаба назвал фамилию одного из офицеров.
Это, наверно, самый главный - Тарусов. Какой он из себя? Офицер, видимо, заинтересовал и Горина, потому что он высунулся из-за моей спины, но тут же юркнул обратно, испугавшись строгих взглядов начальства.
- Первый номер пусковой установки ефрейтор Кобзарь!
- Я! - громче всех выкрикнул дюжий парень с песенной фамилией.
"Я", "я", "я"… А как же мы с Гришей? А всех новичков куда? Хотя бы посыльным, что ли, назначили… "По охране воздушных рубежей Родины!" Неужели когда-нибудь и мою фамилию назовет в приказе начальник штаба зенитно-ракетного дивизиона?
- Старший техник-лейтенант Бытнов, - приказал майор, - покажите молодому пополнению все наше "хозяйство", а после обеда будете усовершенствовать с ними батарейное укрытие.
Дивизион ушел. С нами остался Бытнов. Он не представился нам да и у нас не спросил, как кого звать-величать.
- Видите колючку? - флегматично произнес Бытнов и показал рукой на проволочные ограждения. - Шагнешь за нее без спросу - самоволка. А за самоволку на "губу" сажают.
- А что такое "губа"? - сделал наивную рожицу Горин.
- Отдельный кабинет для раздумья о смысле жизни.
Новобранцы хохотнули.
- Казарму вы видели, спортивный городок тоже. Вон в тех особнячках офицеры живут и сверхсрочники.
- А зачем девчат в армию призывают?
- Затем, что в конце войны мало кто из гвардейцев приезжал к женам на побывку… Уразумел?
- Так точно, - козырнул ухмыльнувшийся Горин.
- Руки, брат, у тебя как на шарнирах. В строю этого не делают. А язык твой - враг твой. Запомни.
- Виноват!
- Виноват, сероват - надо получиться…
Ребята снова засмеялись.
- Ну ладно, - сказал Бытнов, - пойдемте к машинам.
Они стояли в капонирах, эти мощные темно-зеленые ЗИЛы с громоздкими полуприцепами. На капониры были наброшены маскировочные сети под цвет голого песчаника.
- Вот эти бронезавры, - кивнул головой Бытнов, - таскают боевую технику. Растолковывать - долгая песня. Позже все узнаете - до винтика, до шплинтика.
Здесь, собственно, и не было ничего особенно интересного, поэтому мы заторопились к ракетам. Однако Бытнов принялся нам показывать караульное помещение, воздушный компрессор, дизель, где хозяйничал скромный сержант Акимушкин.
- Агрегат питает энергией всю систему…
- Дизель есть дизель, - прервал сержанта Горин. - В каждом колхозе такие движки тарахтят.
- Это вы напрасно, - проговорил Акимушкин. - ДЭС - сила, без нее Ракетоград мертв.
Но нас больше всего интересовали ракеты.
А Бытнов, словно дразня наше любопытство, вел по кругу. Мы натыкались на какие-то бочки, обошли дегазационную площадку, даже осмотрели траншейные ходы.
На долгожданный окоп набрели неожиданно. Почему-то представлялось, что ракеты обязательно должны стоять на высоком месте, гордо задрав острые носы в зенит. А тут - огромная яма с пологими подъездами, затянутая такой же маскировочной сеткой, как и автомобильные капониры.
- Это что же, недействующая? - полюбопытствовал Гриша. В голосе его не было ожидаемого восторга.
- Снять маскировку! - вместо ответа скомандовал старший техник-лейтенант.
Сетку как ветром сдуло. Ребята от удивления подались вперед.
- Эх ты-и! - изумился Гриша. - Кто же ее так быстро?
- А вот они, трудяги, - кивнул Бытнов на расчет.