Туркестанские повести - Николай Борискин


Писатель Н. М. Борискин является автором ряда поэтических и прозаических произведений о делах и людях Советской Армии. Главное из них - роман "Небо в огне". Его новая книга, в которую вошли повести "Знойная параллель" и "Чрезвычайное происшествие", посвящена часовым советского неба - ракетчикам и летчикам-перехватчикам, людям высокого долга, безграничного мужества, всегда готовым на подвиги во имя Родины.

Содержание:

  • ЗНОЙНАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ 1

    • Глава первая 1

    • Глава вторая 3

    • Глава третья 4

    • Глава четвертая 6

    • Глава пятая 8

    • Глава шестая 9

    • Глава седьмая 10

    • Глава восьмая 12

    • Глава девятая 13

    • Глава десятая 13

    • Глава одиннадцатая 17

    • Глава двенадцатая 18

    • Глава тринадцатая 19

    • Глава четырнадцатая 20

    • Глава пятнадцатая 22

    • Глава шестнадцатая 24

    • Глава семнадцатая 26

    • Глава восемнадцатая 27

    • Глава девятнадцатая 28

    • Глава двадцатая 29

    • Глава двадцать первая 31

    • Глава двадцать вторая 33

  • ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ 36

    • Глава первая 36

    • Глава вторая 37

    • Глава третья 38

    • Глава четвертая 40

    • Глава пятая 40

    • Глава шестая 42

    • Глава седьмая 44

    • Глава восьмая 45

    • Глава девятая 46

    • Глава десятая 47

    • Глава одиннадцатая 48

    • Глава двенадцатая 49

    • Глава тринадцатая 50

    • Глава четырнадцатая 52

    • Глава пятнадцатая 53

    • Глава шестнадцатая 54

    • Глава семнадцатая 55

    • Глава восемнадцатая 56

    • Глава девятнадцатая 58

    • Глава двадцатая 61

Туркестанские повести

ЗНОЙНАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

Глава первая

Где же конец нашей земли? За четверо суток я пересек столько меридианов и параллелей, что на этой географической сетке могли бы уложиться десятки иных государств. Далеко позади остались русские леса, одетые в мягкий, еще неяркий багрец. Позавчера в последний раз поклонились мне седые ковыли, заполонившие степное придорожье, а вчера за вагонным окном весь день мелькала пестрая экзотика безоблачного полуденного края: пожухлые от яркого солнца травы; съеденные солью и потрескавшиеся от безводья плешины; огненные языки сентябрьских канн, листья которых похожи па слоновые уши; комолые домишки-мазанки окнами во внутренний двор; крутолобые часовенки и мечети…

Теперь с самого утра, когда мы пересели с поезда на автомашину, бурой верблюжьей шкурой маячит перед глазами пустынная даль и дрожит белесое, словно остекленевшее, небо над нею.

Гриша Горин, мой университетский однокурсник, протирая очки от дорожной пыли, декламирует:

Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах…

У Гриши странное восприятие окружающего: прежде всего он видит уже кем-то увиденное. Ну купола, ну солнце. А где же эта "дремотность" Азии? Вон громадные металлические вышки по-солдатски наступают на песчаный ад; вон длинношеие роботы, похожие на жирафов, зубастыми пастями вгрызаются в безводный грунт и за ними тянется широченная трасса канала; вон кружит вертолет, выискивая место для посадки: значит, надо что-то разведать и положить здесь начало завтрашней жизни…

Однако Гриша, ошеломленный непривычной экзотикой, шпарит свое:

- Вот она, романтика, Володька! Как тут не вспомнить Пушкина:

В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскаленной,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит один во всей Вселенной.

Он показал рукой на живой столб - невысокое, уродливо остриженное дерево в узловатых, болезненно-темных наростах - и разочарованно спросил:

- Это и есть анчар? Велико же было воображение поэта…

- Тут, а не анчар, - объяснил Шукур Муминов, худощавый угрюмый солдатик, подсевший к нам еще в Адилабаде.

- Что тут? - повернулся к нему Горин.

- Тутовое дерево. Его ветви обрезают на корм шелковичным червям.

- Червям? Ха, скажи на милость. Когда-то в Англии овцы "поели" людей, а здесь - и того страшней. Представляю, какие это червяки, если они деревья глотают. - Гриша даже поежился, провожая взглядом одинокую шелковицу.

Ребята, тесно сидевшие на скамейках, прикрепленных поперек кузова грузовика, засмеялись.

- Последний всплеск веселья, - меланхолично обронил Горин. - Посмотрим, как вы там, в барханной стороне, будете смеяться.

Дорога круто повернула вправо, распарывая волны песчаной целины.

- Скоро, что ли, старшина? - спросил кто-то, перегнувшись через борт.

Из кабины показалась фуражка крепыша Дулина, который встретил нас на адилабадском вокзале.

- А вы песню, хлопчики, заводите. Пулей домчимся, - посоветовал он и сам же первый начал:

За седыми курганами,
За песками-барханами…

В кузове несмело занялась мелодия:

Я с друзьями живу и служу…

Потом песню подхватил весь стриженый народ:

Ну а где я живу и служу -
Я об этом тебе не скажу.
Не скажу.

Эту песню впервые я услышал в исполнении ансамбля ПВО страны, на концерт которого меня однажды пригласил отец. С тех пор ее полюбили в нашей семье. Заслышав знакомый мотив по радио, отец, кадровый летчик, непременно восклицал:

- Тома, нашу поют!

А когда песня заканчивалась, отец мечтательно вздыхал и, обращаясь к матери, говорил:

- Жаль, Тома, что нам поздновато в ракетчики… А ты, младший Кузнецов, как смотришь на эту профессию? Ракетчик. Здорово звучит!

И отец и мать не раз заводили разговор, чтобы я поступил в военное училище, откуда открывается широкая дорога в ратный мир. Но я не разделял их желания, считал своей стихией журналистику.

- Жаль, Володя, очень жаль, - повторял отец. - Армия - великая школа жизни. Думай, думай, сын…

- Земля! - прервал мои мысли Горин. Он сорвал широкополую панаму с яйцеобразной головы и театрально раскланялся.

Ребята привстали, вглядываясь в открытие новоиспеченного Магеллана.

- Садись! - вынырнул Дулин из кабины. - Стоять не положено.

Издали виднелись какие-то ажурные конструкции, аккуратные домики, сбившиеся в тесный табунок. На крутом бугре возвышалось загадочное сооружение, похожее на солдата, отдающего честь: "Здравия желаю, стригунки!" Позже мы узнали, что это локатор - глаза, уши и мозг маленького гарнизона, не помеченного ни на одной карте.

- Ну вот и наш Ракетоград. Солдатский дом, солдатский пост, - весело сказал старшина, когда запыленная машина остановилась около решетчатых ворот, сделанных из алюминиевых труб.

Над аркой алела пятиконечная звезда, а на двери КПП висел жестяной прямоугольник с требовательной надписью о предъявлении пропуска.

В казарме, к моему удивлению, оказалось довольно уютно. Над внутренним входом в нее - светящийся плакат:

"Внимание!

Боевая готовность не более … минут!

Воин, будь бдителен!"

Пол застелен розоватым линолеумом. У каждой койки - табурет и тумбочка под белой салфеткой. Четыре окна налево, четыре направо. У стены, противоположной двери, - матовое око телеэкрана. По углам аккуратные печки с надписями:

"Печь № 1. Истопник рядовой Новиков".

С потолка на витых шнурах свисают шесть светло-голубых абажуров. Чистенько, никакой казенщины, которой так меня пугал Гриша.

После отбоя никак не мог уснуть: по московскому времени было всего лишь восемь часов вечера - куры еще не садятся на насест. Долго крутился с боку на бок: и койка не та, что была дома, и подушка жесткая, и храп уставших за день солдат… А когда забылся - снилось: дорога от Москвы до военного городка; беспокойные разговоры с Гришей о суровой службе; старшина - этакий усатый дядька в кованых сапожищах: "Ать-два, ать-два!"; молчаливые лысые технократы у пусковых пультов ракет.

"Поспать бы", - думалось во сне.

- Под-ъе-ом! Шевелись, шевелись! Успеете выспаться за два года. Подъем! - во все горло кричал какой-то маленький солдат с ножом на ремне.

- Не шуми, Новиков! - одернул дневального старшина. - Перепугаешь людей с непривычки.

Еще не разобравшись, где явь, где сон, я вскочил с койки и сунул левую ногу в штанину. Гриша копался рядом. Новиков хихикнул. Что такое? Оказывается, все уже стояли в строю.

Горин недовольно буркнул:

- На пожар, что ли?

Придерживая свой кинжал, дневальный покатывался со смеху:

- Ой, са-ла-ги-и…

- Новиков! - цыкнул на него Дулин и погрозил. Потом к нам: - В чем дело, Кузнецов, Горин? Все ожидают вас.

- Товарищ старшина, - услышали мы доклад дежурного, - личный состав дивизиона для следования на физзарядку построен! Разрешите вести?

- Ведите, Назаров, а я потренирую новичков. Отбой! - неожиданно скомандовал старшина.

Мы разделись и легли.

- Подъем! Встали.

- Медленно, медленно, товарищи. А ну-ка попробуем еще раз.

Попробовали. Кажется, получилось быстрее.

- Пулей надо соскакивать с кровати, - сказал Дулин. - Ну ладно, время еще будет, научитесь. А теперь па спортплощадку - марш!

Обнаженные до пояса и рассредоточенные в шахматном порядке ракетчики легко и слаженно, словно спортсмены на параде, делали гимнастические упражнения.

- Ансамбль! - удивился Горин.

- Как положено, - удовлетворенно заметил Дулин. - Вот смотрите, - подвел он всех новичков к щиту, - что вы должны уметь.

Написано было много:

"Бег… Прыжки в длину… Прыжки в высоту… Прыжки через "коня"… Подтягивание на перекладине… Метание гранаты… Преодоление препятствий… Марш-бросок…"

Гриша даже попятился:

- И все это обязательно?

- Это еще не все, - усмехнулся Дулин. - Ничего, постепенно осилите, на то и физическая подготовка введена. А теперь покажу, как надо работать на снарядах.

Солдаты продолжали утреннюю зарядку, а старшина подошел к перекладине, вскинул руки, подтянулся до подбородка, затем провис и через секунду одним махом бросил тело на турник. Сделав разножку, крутнулся вниз головой, выпрямился как стрела и пружинисто спрыгнул на корточки, выставив руки вперед.

- Понятно?

- Ташкенбаев! - согнал угрюмость со строгого лица Шукур Муминов. - Артист цирка.

- До артиста мне далеко, - сказал Дулин и снова шагнул к перекладине.

- Мах… Подъем… Склепка… "Солнце"… Обратное "солнце", - восхищенно шептал Гриша, завороженно глядя на каскад головокружительных фигур. - Ну и старик! Это он в назидание. Теперь жизни нам не даст со своим "делай, как я"…

Старшине было за сорок, но мы не заметили у него одышки, только краснота разлилась от лица к шее да набрякли тугие вены на руках.

- А теперь проверим, что вы умеете. Рядовой Кузнецов, к снаряду!

Я кое-как вскарабкался на перекладину.

- Два с плюсом, самое многое - тройка с минусом… Рядовой Горин, к снаряду!

Раскачиваясь и растопыривая ноги, Гриша извивался вьюном. Уж больно ему хотелось заслужить одобрение старшины. А Муминов как повис сосиской, так и висел, пока Дулин не сказал:

- Отставить!

Старшина никого не упрекал, только бросил иронический взгляд на Горина.

- Вот так, "старик".

- Разве вы слышали? - побледнел Гриша.

- Должность у меня такая - все видеть и слышать, товарищ Горин. Привыкайте не языком, а головой работать.

- Есть!

- Вот и договорились. А спрашивать буду с вас как положено. "Делай, как я" - золотое правило. Особенно у нас, ракетчиков. Получил приказ - пулей лети, гори в деле.

В казарме старшина продолжал наседкой хлопотать возле новичков: показывал, как заправлять постель, чтобы она не топорщилась, учил складывать обмундирование, чтобы по тревоге можно было сноровистее, быстрее одеться, все по порядку разложил в тумбочке - куда мыло, куда книжку, куда сапожную щетку.

- Это для чего же такой маскарад? - спросил Горин и, как бы ища сочувствия, посмотрел на ребят.

- Думайте, о чем говорите, - заметил Дулин. - Маскарад и порядок - понятия разные. Надо отвыкать от актерства, товарищ рядовой.

После завтрака офицеры, сержанты и солдаты выстроились перед казармой, на плацу, расчищенном от песка. Мы стояли на самом левом фланге.

- Начальник штаба, - шепнул Гриша, стоявший позади меня.

Начальника штаба я почему-то представлял солидным офицером с брюшком и округлыми чертами лица, а он оказался невысоким, худощавым, немного суетливым капитаном. Глава штаба прошелся по фронту, придирчиво оглядывая каждого с ног до головы, и, отойдя на середину, хрипловато скомандовал:

- Дивизион, смирно, равнение на - середину!

Выждав секунду и убедившись, что в строю все в порядке, он стремительно повернулся к моложавому стройному майору с академическим значком на тужурке.

- Дивизион для следования на боевую позицию построен!

- Здравствуйте, товарищи!

Переведя дыхание, мы раздельно, по словам, выпалили:

- Здравия желаем, товарищ майор!

- Зачитайте приказ, капитан.

- Есть! "Для прикрытия воздушных рубежей Родины… приказываю заступить на боевое дежурство…"

Хрипотца в голосе капитана пропала. Его слова ввинчивались в сознание, заставляли вытягиваться в струну.

- Старший оператор старший сержант сверхсрочной службы Родионов!

- Я!

Кругом "старший". А фамилия так себе…

- Радиотелеграфист рядовой Леснова!

- Я!

Ого, и здесь девчата, оказывается, служат. Вот тебе и дульцинеи…

- Начальник дизельной электростанции сержант Акимушкин!

- Я!

Начальник штаба назвал фамилию одного из офицеров.

Это, наверно, самый главный - Тарусов. Какой он из себя? Офицер, видимо, заинтересовал и Горина, потому что он высунулся из-за моей спины, но тут же юркнул обратно, испугавшись строгих взглядов начальства.

- Первый номер пусковой установки ефрейтор Кобзарь!

- Я! - громче всех выкрикнул дюжий парень с песенной фамилией.

"Я", "я", "я"… А как же мы с Гришей? А всех новичков куда? Хотя бы посыльным, что ли, назначили… "По охране воздушных рубежей Родины!" Неужели когда-нибудь и мою фамилию назовет в приказе начальник штаба зенитно-ракетного дивизиона?

- Старший техник-лейтенант Бытнов, - приказал майор, - покажите молодому пополнению все наше "хозяйство", а после обеда будете усовершенствовать с ними батарейное укрытие.

Дивизион ушел. С нами остался Бытнов. Он не представился нам да и у нас не спросил, как кого звать-величать.

- Видите колючку? - флегматично произнес Бытнов и показал рукой на проволочные ограждения. - Шагнешь за нее без спросу - самоволка. А за самоволку на "губу" сажают.

- А что такое "губа"? - сделал наивную рожицу Горин.

- Отдельный кабинет для раздумья о смысле жизни.

Новобранцы хохотнули.

- Казарму вы видели, спортивный городок тоже. Вон в тех особнячках офицеры живут и сверхсрочники.

- А зачем девчат в армию призывают?

- Затем, что в конце войны мало кто из гвардейцев приезжал к женам на побывку… Уразумел?

- Так точно, - козырнул ухмыльнувшийся Горин.

- Руки, брат, у тебя как на шарнирах. В строю этого не делают. А язык твой - враг твой. Запомни.

- Виноват!

- Виноват, сероват - надо получиться…

Ребята снова засмеялись.

- Ну ладно, - сказал Бытнов, - пойдемте к машинам.

Они стояли в капонирах, эти мощные темно-зеленые ЗИЛы с громоздкими полуприцепами. На капониры были наброшены маскировочные сети под цвет голого песчаника.

- Вот эти бронезавры, - кивнул головой Бытнов, - таскают боевую технику. Растолковывать - долгая песня. Позже все узнаете - до винтика, до шплинтика.

Здесь, собственно, и не было ничего особенно интересного, поэтому мы заторопились к ракетам. Однако Бытнов принялся нам показывать караульное помещение, воздушный компрессор, дизель, где хозяйничал скромный сержант Акимушкин.

- Агрегат питает энергией всю систему…

- Дизель есть дизель, - прервал сержанта Горин. - В каждом колхозе такие движки тарахтят.

- Это вы напрасно, - проговорил Акимушкин. - ДЭС - сила, без нее Ракетоград мертв.

Но нас больше всего интересовали ракеты.

А Бытнов, словно дразня наше любопытство, вел по кругу. Мы натыкались на какие-то бочки, обошли дегазационную площадку, даже осмотрели траншейные ходы.

На долгожданный окоп набрели неожиданно. Почему-то представлялось, что ракеты обязательно должны стоять на высоком месте, гордо задрав острые носы в зенит. А тут - огромная яма с пологими подъездами, затянутая такой же маскировочной сеткой, как и автомобильные капониры.

- Это что же, недействующая? - полюбопытствовал Гриша. В голосе его не было ожидаемого восторга.

- Снять маскировку! - вместо ответа скомандовал старший техник-лейтенант.

Сетку как ветром сдуло. Ребята от удивления подались вперед.

- Эх ты-и! - изумился Гриша. - Кто же ее так быстро?

- А вот они, трудяги, - кивнул Бытнов на расчет.

Дальше