Туркестанские повести - Николай Борискин 27 стр.


Глава пятнадцатая

Командир полка позвонил на стоянку самолетов:

- Ты, Борис Иванович?

- Да, - ответил инженер Зуев.

- Распорядись насчет спарки и машины Умарова. Инспектор будет проверять Камила.

- Пора. Извелся парень…

Перед вызовом на СКП Камил Умаров вместе с новым командиром звена старшим лейтенантом Голиковым заполнял летную книжку. Скупые записи в ней воссоздавали картину контрольных вылетов…

Был удивительно тихий день, согретый весенним солнцем, обласканный сквозной голубенью неба. Инспектор, присланный генералом Плитовым, внимательно следил за сборами летчика. Время от времени он щурился, ковшиком ладони прикрывая глаза от золотистого каскада лучей, деловито осматривал распахнутую ширь летного поля.

Лейтенант Умаров, весь зашнурованный, перепоясанный, одетый, как и проверяющий, в противоперегрузочный костюм, занял место в передней кабине. Инспектор сел сзади, чтобы контролировать действия офицера и определить, участвовать Камилу в летно-тактических учениях или снова заниматься теоретической подготовкой, тренироваться.

Закрыты фонари кабин. Взревел мощный двигатель. Освобожденный от тормозных колодок истребитель устремился вперед. Земля круто уходила за борт. От хлопковых полей, словно по экрану настраивающегося телевизора, струились какие-то волны, и эти волны почти осязаемо пахли настоем молодого хлопчатника, садовой листвой, чем-то родным, привораживающим…

Машина стремительно набирала высоту. Земля стала заволакиваться мглистой дымкой. Перед глазами Камила во всю неоглядную даль расстилалась воздушная пустыня. Чуть подрагивая, стрелки приборов отсвечивали зеленоватым фосфором. Машина начала слегка покачиваться: косые крылья, по воле конструктора резко отброшенные назад, начали терять опору: Камил почувствовал это каждой клеточкой своего организма. Ему показалось, что кабина стрелы стала вдруг неудобной, тесноватой.

"Догадается ли увеличить скорость?" - подумал инспектор, ничего, однако, не подсказывая лейтенанту. Умаров включил форсаж и плавно отдал ручку управления самолетом от себя. Камила и проверяющего прижало к спинкам сидений. Оба они почувствовали неимоверную тяжесть. Со страшной силой давила она на грудь. Руки стали точно свинцовые. Стрелка указателя высоты с неумолимым ускорением пошла отсчитывать цифру за цифрой: 8500… 7200… 6100…

Еще секунда стремительного полета - и скорость перевалила за предел, откуда Камил когда-то "свалился"… Проверяющий спокоен. "Запас высоты позволяет предупредить нежелательный исход, - рассуждает он. - Посмотрим, что предпримет Умаров".

Камил выключил двигатель и перешел на пилотирование по приборам. Снижаясь, он развернул самолет в направлении аэродрома, запустил турбину и, облегченно вздохнув, доложил: - Все в порядке!

- Молодец! - одобрил инспектор. - Заходите на посадку.

В тот же день Умаров успешно провел воздушный "бой" с инспектором.

И вот наконец проверка в ночном облачном небе. Обстановка была примерно такой же, как в тот раз, когда Камила постигла неудача. Поэтому офицер заметно волновался.

- Спокойно, - предупредил проверяющий, сидевший в задней кабине.

- Курс… высота… - слышит лейтенант в наушниках. Достигнув заданного района, он включил прицел и стал внимательно следить за воздушной обстановкой.

- Высота цели - восемь тысяч девятьсот метров, - передал капитан Карпенко с командного пункта.

"Значит, "противник" выше облаков", - определил Камил, регулируя подсветку радиолокатора, фокусировку. Не упуская из поля зрения авиагоризонт, он то и дело контролировал полет по заданному курсу.

- Удаление от цели - двадцать пять, - вновь информирует Алексей. - Приготовиться к левому развороту! - И почти тут же: - Разворот, курс…

- Вас понял! - доложил Умаров и, увеличив скорость, пошел на сближение с целью.

Однако "противник" нырнул в облака. На индикаторе появились помехи - десятки светящихся отметок. Камил работал с огромным напряжением. Контролируя пилотажные приборы, делая повороты, чтобы быстрее отыскать бомбардировщик, он ни на секунду не отрывал взгляда от индикатора. По контрольной засветке Умаров определил направление полета цели, сблизился с ней и захватил ее в прицел.

- Атакую, - передал Камил и, нажав на кнопку фотокинопулемета, развернулся вправо.

Возвратившись на аэродром, Умаров почувствовал усталость от пережитого волнения. Но когда специалисты дешифровали фотопленку и инспектор сказал командиру полка, что лейтенант допускается к учениям, усталость как рукой сняло…

Измученный дальней дорогой, Майков докладывал Нечаеву о результатах своей поездки в трест строительства автодорог.

- Так что, товарищ майор, Митяй действительно там работал. И говорят, неплохо работал, - сконфузился лейтенант, выбитый этим фактом из намеченной колеи.

- Хо-ро-шо! - радовался Нечаев, потирая шрам на лбу. - Оч-чень хорошо, Володя!

Владимир силился понять перемену в настроении майора, но ничего не понимал. Вместе с тем лейтенант, кажется, начал догадываться о том, почему перед отъездом сюда начальник так старательно напоминал ему элементарное требование, предъявляемое к чекистам. Неужели он, Майков, гонялся за призраком, как порой гоняется неопытный летчик за ночной звездой, принимая ее за цель, которую необходимо перехватить? "Вот оно, оказывается, положение-то какое… Никто не подставлял Митяя Жука под удар, а я сам хотел подставить его, хотя и не желал этого…"

- Тогда по какому же следу идти? - спросил Владимир, вытирая платком вдруг вспотевшее и налившееся пунцовостью лицо.

- С агронома Анарбаевой, - сказал майор. - Кто отправлял телеграмму о ее вызове, кто получал? Это и будет твоим новым заданием.

- Есть!

- Подробности объяснит капитан Долгов, - напомнил Нечаев.

Николай Иванович сосредоточился над списком участников поисковой группы. С некоторыми из них ему хотелось побеседовать. "Кто знает, - думал он, - может быть, какая-нибудь десятистепенная деталь поможет найти единственную тропинку, ведущую к разгадке таинственной истории Агронома.

Майков сел за стол рядом с капитаном. Тот вздохнул:

- Никаких данных, Володя, у нас пока нет, если не считать предположения, что этот Агроном действительно находится в здешних местах.

О беседе с чабаном Михаил ничего пока не сообщил Майкову.

- Допустим, что он в районе Песчаного, - высказал свое мнение лейтенант.

- Допустим, - согласился Долгов.

- С чего же мы начнем? - Лицо Владимира выражало мальчишеское нетерпение.

- Единственная зацепка - телеграмма о вызове Анарбаевой. Кто ее писал - выяснить пока невозможно, кто получил - трудно, но попытаться надо. Вы знаете, где городское почтовое отделение?

- Да, бывал там.

- Тогда…

Не ожидая дальнейших распоряжений, лейтенант ушел. У выхода из помещения его ожидал знакомый ГАЗ-69. Всю дорогу Владимир обдумывал создавшуюся ситуацию. Ему вспомнилось, как он негодовал на Митяя, как строил свои предположения. Теперь многое отпадает…

На почте не было ни одного человека, кроме женщины, производящей прием и отправку телеграмм. Она-то и нужна была Майкову.

- Здравствуйте! - поздоровался он и показал удостоверение личности.

Женщина устало ответила на приветствие и вопросительно посмотрела на столь позднего посетителя.

- Что же вы хотите? - спросила она.

Майков изложил свою просьбу.

"Анарбаева, Анарбаева…" - твердила про себя женщина одни и те же слова.

- Да, эту телеграмму получила золотоволосая молодая женщина.

- А в чем она была одета? - поинтересовался Майков.

- В чем одета?.. В чем одета… Кажется, зеленый сарафан был на ней. Да, зеленый… Так мило. Но знаете, я могу и ошибиться. Столько клиентов!

Больше ничего не узнал лейтенант. Поблагодарив дежурную, он вышел.

- На магистральный арык "Зеленого оазиса", - сказал Майков шоферу.

Лейтенанту не хотелось встречаться с Митяем, вернее, он испытывал какое-то внутреннее смущение, даже стыд перед этим незнакомым ему парнем. Он долгое время считал Митяя загадочной, если не просто опасной "птичкой" и, вместо того чтобы обрезать ей крылышки, вынужден теперь советоваться, уточнять неясности, просить помощи у Митяя. Это было не совсем приятно. Но что поделаешь - жизнь вносит коррективы.

Было уже очень поздно, когда Жук, услышав приглушенное урчание машины, поднялся со своего травянистого ложа, прикрытого сверху куском старого брезента.

Извинившись за неурочное посещение, Майков спросил:

- Дмитрий Алексеевич, вы что же, все время здесь?

- Да, - ответил Митяй. - Теперь немного осталось…

- И все время один?

- Почти, - подтвердил Жук. - На первых порах председатель приезжал, бригадир заглядывал. Даже агрономша и то наведывалась.

Майкова точно огнем обожгло. "Агрономша"… И он не стерпел, чтобы не поинтересоваться.

- Молодая?

- Да так… лет двадцати - двадцати двух, пожалуй. Симпатичная. С золотыми волосами… И имя такое занятное - Вероника.

- Вероника?

Митяй насторожился:

- Не знакомая, случайно?

Лейтенант отрицательно покачал головой.

- Нет, просто имя редкое… Ну, спасибо… Извините, что побеспокоил…

Майков помчался к Нечаеву, чувствуя вырастающие за спиной крылья.

Майор нетерпеливо стучал по рычажку телефона, повторяя слово "алло".

- Порядочек! - едва переступив порог, произнес Майков.

Долгов молчаливо повернул голову на этот "порядочек", а Нечаев, бросив телефонную трубку, хмуро спросил:

- Что "порядочек"?

- Вот, - перескакивая с одного на другое, сбивчиво начал рассказ Майков. - Она была здесь… И на почте подтверждают, и Митяй тоже… Симпатичная, молодая, золотоволосая…

Нечаев и капитан с трудом восстановили истинную картину, задавая Майкову вопрос за вопросом.

- Таким образом, друзья, - сделал вывод майор, - из Катташахара была послана телеграмма о вызове Анарбаевой. Получила ее незнакомая нам женщина. Если это Агроном, то Митяй именно ее и видел в своих владениях. Но что выясняется? Жук утверждает, что агроном отрекомендовалась ему Вероникой.

- Так точно! - удостоверил Майков.

- Предположим, - вставил слово капитан, - что двойник Вероники… Значит, Агроном путает следы…

- Распутаем! - уверенно произнес Нечаев. - Всякая загадка рано или поздно разгадывается…

Сказав эту фразу для успокоения своих товарищей, майор вдруг подумал, что в его словах есть какой-то фарс. Какой, в чем он заключается? В минуты подобных раздумий Нечаев всегда осторожно массировал шрам на лбу, как бы унимая уже давно неощутимую боль. И сейчас, стоило ему лишь дотронуться до едва заметного следа вражеской финки, как он нашел ответ на тот вопрос, который задавал себе мысленно: что же от фарса в его словах, обращенных к товарищам по службе? Фарс этот состоял в том, что вот уже прошло столько времени, а тайна Черной Бороды до сих пор остается нераскрытой. Имел ли Нечаев право говорить, что со временем всякая тайна становится явью?

Николай Иванович глубоко задумался.

Глава шестнадцатая

Посадочная площадка для самолетов, запланированных на учения, находилась в нескольких километрах от Песчаного, в сторону, противоположную колхозу "Зеленый оазис". Туда-то и направлялось все необходимое тыловое хозяйство. Со станции разгрузки двигались на полевой аэродром тяжелые автомобили, походные кухни, автоцистерны и другие специальные машины.

- А где же Потехин, Егоровна? - спросил один из хозяйственников заведующую столовой.

- Племянница у него в Песчаном… Отправился повидаться. Обещал завтра чуть свет быть на месте.

- Сердобольна ты, Егоровна, не ко времени. После бы повидался.

- Ах, батюшки! - всплеснула та руками. - Да говорю, что не подведет Савельич! Не впервой отпускаю.

- Ну, смотри, тебе видней…

Нечаев пригласил на беседу командира роты Семкина.

- Кто из ваших подчиненных был участником той половины поисковой группы, которую вы возглавляли?

Первым, кто вспомнился командиру роты, был, конечно, рядовой Кузькин. Именно его фамилию, беспрестанно вертевшуюся в голове, и назвал старший лейтенант.

- Рядовой Родион Кузькин, линейный надсмотрщик, первого года службы… - перечислял он данные о солдате, словно хотел отгородиться ими от неожиданно свалившегося на него, Семкина, несчастья.

- Распорядитесь, пожалуйста, - попросил майор, - пусть его пригласят сюда.

- Так он же… - Семкин хотел сказать, что рядовой Кузькин посажен под арест, но в это время постучали в дверь.

- Разрешите? - В дверях показался белесый вихорок ефрейтора Петрова.

- Войдите.

Ефрейтор, явно чем-то обескураженный, потный и запыхавшийся, выпалил в три приема:

- Товарищ майор… разрешите обратиться… к старшему лейтенанту?

- Обращайтесь, - наблюдая за тревожно поблескивающими глазами ефрейтора, ответил Нечаев.

- Есть! - И рука Петрова скользнула от широкого поля панамы вниз, к бедру. - Товарищ старш-нант, - зашептал он, склонившись к уху своего командира.

Далее Нечаев уже ничего не слышал. Создавая обстановку для уединенного разговора, он снова закурил и отвернулся к окну. Отдернув легкую голубовато-зеленую занавеску, майор бросил взгляд на аэродром. До него было метров восемьсот, и офицер различал людей, хлопотавших у самолетов. "Готовят свои стрелы к учениям". Его мыслями завладели эти здоровые, крепкие ребята, готовые ринуться в атаку на любого, кто осмелится нарушить границу…

- Товарищ майор! - послышался голос Семкина. Нечаев повернулся и посмотрел на своих собеседников. На их лицах застыла невысказанная тревога.

- Что-нибудь случилось?

- Если разрешите, я доложу. - Семкин ждал ответа.

- Говорите, говорите.

- Дело вот, значит, в чем… Рядовой Кузькин сейчас на гауптвахте. - Бусинки семкинских глаз сбежались к переносью. - Находясь по служебным делам в городе, ефрейтор Петров… В общем, ему передали письмо для Кузькина. И заметьте, - подался вперед Семкин, - не Родиону Кузькину, а Вик-то-ру. Виктор у нас один в роте… Вот он, ефрейтор. Получается, товарищ майор, форменная карусель…

Нечаев остановил Семкина и обратился к ефрейтору:

- Кто вам передал письмо?

- На "углу страдания", - начал было Виктор, но, обожженный взглядом Семкина ("Какой еще "угол страдания"?"), поправился: - На повороте дороги подошла ко мне молодая женщина и спросила, не знаю ли я рядового Кузькина. Я ответил, что знаю. Тогда она попросила передать ему письмо..

- А вы не помните, как женщина выглядела, во что была одета? - спросил майор.

Петров нарисовал портрет, приблизительно схожий с тем, который представлялся по рассказам работницы почты и Дмитрия Жука…

- Мне говорил о ней Кузькин, - доверительно признался Виктор. - Очень похожа. И о встречах с ней рассказывал, с агрономшей…

- Как вы сказали? - встрепенулся Нечаев.

- Агроном она… Недавно приехала из Катташахара… Так говорил Родион. - Ефрейтор смутился. Худощавое лицо его еще больше вытянулось. - Если что не так, извините, соврал, видно, земляк…

Чем-то удивленный, майор потер шрам на лбу.

- Одну минуточку, - набирая номер по телефону, попросил он. - Это я, Нечаев. Не могли бы вы, Михаил Петрович, подойти сюда вместе с Майковым?.. Хорошо, буду ждать.

Положив трубку, он возобновил разговор с ефрейтором:

- Значит, вы передали письмо своему товарищу?

Мучаясь над загадкой, Петров ответил:

- Отдать-то отдал, но… В общем, на конверте значилось не его имя… Не знаю, что и подумать.

- Это мы выясним очень просто, - пообещал Нечаев и снова сказал Семкину: - Вызовите Кузькина, я побеседую с ним.

…Родион был в самом мрачном расположении духа. Снаружи снова загремели ключи. Буйлов втиснул в дверь свою квадратную фигуру и с ухмылочкой объявил:

- Вот ремешок, а вот панама. Да пошевеливайся!

Кузькин недоверчиво посмотрел на выводного.

- Давай, давай! - спешил кряжистый солдат, размахивая связкой ключей. - В штаб зовут…

Родион вышел на улицу и невольно прищурился от обилия солнечного света. "Нет, что ни говори, - сделал он вывод, - а человек рожден для воли…"

У входа в штаб Родион наткнулся на буравчики темных семкинских глаз, точно подходил не солдат Кузькин, а вырвавшийся из клетки лев. Семкин даже посторонился, пропуская Родиона вперед.

- Вот и рядовой Кузькин, товарищ майор, - представил командир роты своего подчиненного.

- Садитесь, товарищ Кузькин, и постарайтесь вспомнить и подробно рассказать об участии в поисковой группе, о своей работе в последние дни.

Облизывая пересохшие от волнения губы, Родион добросовестно поведал обо всем. Дойдя до момента встречи с Вероникой, он вздохнул, застеснялся чего-то, но, выполняя просьбу офицера, ничего не утаил.

- На второй день пришла на свидание?

- Да, приходила…

Что о себе рассказывала Вероника? Кажется, ничего. Он, Родион, и сейчас мало что знает о ней. Часто ли были свидания? Были… Однако по субботам и воскресеньям ни разу не приходила. Почему? Говорила, будто некогда: то кого-то провожала в Катташахар, то по колхозным полям ходила… Что он думает обо всем этом? Виноват, конечно: один раз опоздал на вечернюю поверку…

Дело дошло до письма. Отдавая его, Кузькин вздохнул со всхлипом - так тяжело было на душе. Нечаев внимательно прочитал послание Вероники и покачал головой.

- Как ваше имя, товарищ Кузькин?

- Родион я, - приглушенно ответил солдат.

- Значит, письмо попало не по назначению, - сожалеюще произнес Нечаев, подмигивая Семкину.

- Нет, это мне, - подтвердил Кузькин. - Только я… она…

- Так, так, так, - направлял майор.

- В общем, с первого раза назвался я Виктором. Уж больно неподходящее имя у меня…

- Ах, вот оно что! - посочувствовал Нечаев. - Виктор, значит, благозвучнее? Римское имя. Победитель. А Родион, кажется, от греческого. Розоватый…

Родион опустил глаза и молча кивнул желтоватой головой.

- Товарищ старший лейтенант, - майор подозвал командира роты и о чем-то попросил его шепотом. Затем снова громко: - А теперь оставьте нас вдвоем.

Никто, кроме майора и рядового Кузькина, не знал, о чем они говорили. И когда к штабу подошли капитан Долгов и лейтенант Майков, Родион направился в свою казарму. Если бы кто-нибудь задался целью сравнить его походку с прежней - развалистой и немного беспечной, он бы поразился происшедшей перемене. И выражение лица было новым, не кузькинским.

"Эх Родион, Родион!.." - сказал бы сейчас Виктор Петров, ближе всех знавший своего земляка.

Минут через двадцать Долгов и Майков получили от майора задание и уехали в город.

Назад Дальше