- Нет, нет, сначала объясните, что у вас была за причина к прекращению поединка. Надеюсь, она будет достаточно уважительной, иначе я сочту себя вдвойне оскорбленным.
Француз поднял руки, как бы желая сказать, что причина важнее некуда.
- Так не тяните.
- Я начну несколько издалека.
- С грехопадения нашего прародителя?
- Нет, точка отсчета ближе. Помните нашу первую встречу, во время обеда у губернатора?
Шарп усмехнулся:
- Она была не только первая, но и единственная. А сегодняшняя может стать последней.
- Мне бы очень не хотелось, чтобы так случилось.
Олоннэ все-таки налил себе и собеседнику рома.
- Сейчас я вам объясню, почему затеял с вами ссору тогда. Я вам позавидовал. Да, да, не удивляйтесь. Я увидел, какими глазами смотрела на вас мадемуазель Женевьева. Вы были герой, вы были великолепны. И в сердце моем зашевелилось темное чувство. Я должен был любым способом нарушить ваше триумфальное вторжение в ее сердце, никакого другого пути для этого, кроме того, что я избрал, у меня не было. Сейчас, хотя, наверное, слишком поздно, я прошу у вас прощения.
Беседа свернула в столь неожиданную сторону, что ирландец растерялся. Он еще не перестал ненавидеть этого синеглазого дьявола, но ему уже захотелось, чтобы он был прав.
- Выпьем, - предложил Олоннэ.
Поскольку ничем другим Шарп не мог проявить свое зарождающееся дружелюбие, он торопливо поднял бокал. Ром ринулся по жилам.
- Я придумал невероятную басню, которую нельзя было ни подтвердить, ни опровергнуть, тем самым поставил под сомнение ваш подвиг.
- Ну уж подвиг.
Олоннэ понял, что пересаливает. Надо или тоньше льстить, или больше выпить.
- Своим хитрым ходом я многого достиг. Чтобы разрешить как-то наш спор, господин де Левассер вынужден был одолжить мне денег на подготовку корабля. Дальше - некоторое стечение обстоятельств, немного храбрости и сметки, и я сделался богат.
Теперь Шарп наполнил бокалы.
- Да, вы добились многого.
- Я сделался не только богат, но и знаменит.
- И в этом пункте не стану с вами спорить.
- Зачем спорить, когда можно выпить.
- Рому.
Капитан Шарп выпил и помотал головой.
- Но что с того, - очень аффектированно вздохнул Олоннэ, - я ведь все равно несчастен.
- Почему?
- И деньги и слава - вещи слишком ненадежные. Я тому ярчайший пример. Теперь я разорен, а репутация моя сильно подмочена.
- Все, что вы говорите, - чистая правда, - с чувством сказал пьяный ирландец.
- Но не о деньгах и даже не о славе я жалею. Я жалею о том, что совершил тот подлый поступок, о том, что зря вас обвинил в глупости.
- Зря-а.
- Ведь она все равно осталась ко мне холодна.
- Кто?! - В лице Шарпа проявилась попытка понять, что ему говорят.
- Кто она? Вы еще спрашиваете! Мадемуазель Женевьева. О чем я вам толкую уже битый час.
Рыжий капитан откинулся на спинку своего массивного деревянного стула и удивленно открыл рот. Если бы напротив него сидел современный дантист, он пришел бы в ужас от состояния его зубов.
- И вы тоже, Олоннэ?
- Что вы имеете в виду под словом "тоже"?
- Тоже влюблены в мадемуазель Женевьеву?
Олоннэ горько покачал головой:
- Да. Страстно, безнадежно, но, в отличие от вас, без надежды на взаимность.
Рот Шарпа медленно, как створки раковины, закрылся. Свет понимания в его глазах сменился тусклым тлением тоски.
- Взаимность? Какая там взаимность! Она только что выставила меня вон. Без объяснений. Целую неделю мы ворковали, как голубки, я выполнял все ее прихоти, даже совершенно дикие. Вообразите, я стихи наизусть учил.
Зачем мне сердце грустью своей томишь?
Немило то ни вышним богам, ни мне,
Чтоб жизнь вперед меня ты кончил.
Ты моя гордость, краса, оплот мой!
Но если б раньше смерть унесла тебя,
Моей души часть, с частью другой зачем -
Себе мил, уже калека -
Медлить я стал бы?
- Не стал бы, - подтвердил собеседник.
- Этот Гораций из меня все жилы вытянул!
Владелец трактира, принесший вторую бутылку рома, не знал, что и думать. Два свирепых корсара, о которых было известно, что при первой встрече они сойдутся в смертельной схватке, сидят почти в обнимку и читают стишки.
- Гораций - это, конечно, страшно, ничего не могу сказать. Но вот тот факт, что она выгнала вас без причины, вспылила, накричала, - это обнадеживающий факт.
- Мне так не кажется.
- Верьте мне. Женщина не выгоняет только тех, к кому она равнодушна. Вот у меня с ней отношения абсолютно ровные. Я ее обожаю, она меня презирает.
- Это неприятно.
- Еще бы. А все эти вспышки, слезы, обвинения - оборотная сторона объятий и поцелуев.
- Очень хочется верить.
- Хочется? Верьте. Может быть, вы сами виноваты в ее капризах.
- Каким это образом? Все выполнял, все, вон даже Горация учил, куда уж дальше.
- Надо выполнять не то, что женщина требует, а то, что она хочет. Требовать она может хоть Горация, хоть звезду с неба, а желать при этом жарких объятий и зверских поцелуев.
Шарп задумчиво выпил полный стакан рома.
- Пожалуй, имеет смысл вам поверить. Ходит о вас молва, что вы большой специалист по части женской души. И даже тела. Завтра же наброшусь на нее в парке.
Олоннэ предупреждающе поднял руку:
- Не спешите, так можно все испортить. На таких девушек, как мадемуазель Женевьева, грубые приемы могут оказать и обратное действие.
- Так что делать? - почти заныл Шарп.
Собеседник сделал вид, что задумался, потом сказал как бы сквозь задумчивость:
- Сейчас, несмотря на всю ее тягу к вам, положение ваше почти безвыходное.
- Я завтра…
- Могу спорить, что, если вы завтра к ней явитесь, она вас даже не примет. Но у меня есть способ вам помочь.
Несчастный влюбленный затравленно поглядел на человека, навязывающегося в спасителя:
- Насколько я понимаю, вы предлагаете помощь.
- Несмотря на весь выпитый ром, вы не утратили способности соображать.
- Хорош бы я был на своем месте, когда бы терял голову от рома.
- Пожалуй, верно, - усмехнулся Олоннэ.
- Говорите ваше условие.
- Оно простое: вы разделите со мной командование в походе на Маракаибо.
Капитан Шарп некоторое время молчал. Он обдумывал сказанное. Сразу с нескольких точек зрения.
- Вы мне кажетесь умным человеком, господин Олоннэ. Хоть и несчастным. Как же вы могли рассчитывать, что я соглашусь на такое условие? Зачем мне делиться с вами половиной маракаибских богатств? Так или иначе я найду подход к мадемуазель Женевьеве, ведь, в конце концов, любит она меня, а не вас.
- Вас, вас.
- Вы говорите так, будто знаете что-то такое, чего не знаю я.
Олоннэ встал:
- Итак, вы не согласились?
- Разумеется, нет.
- Тогда позвольте откланяться. И пожелать успеха в обоих делах - и в ограблении Маракаибо, и в покорении мадемуазель Женевьевы.
Капитан Шарп остался сидеть за столом в пьяной, а значит, особенно мучительной растерянности.
Придя к себе домой, Олоннэ потребовал у Роже перо и бумагу. Быстро набросал короткое письмо.
- Отнесешь в губернаторский дворец.
- Кому?
- Мадемуазель Женевьеве. И постарайся, чтобы оно попало к ней незаметно.
Роже поскреб пальцами седые кудри. Задание было не из самых простых.
Текст письма не является секретным. Есть даже возможность привести его полностью:
"Умоляю о встрече. О. ".
Глава четвертая
В разгар полуденного зноя политый потом и присыпанный белой пылью ирландец явился все-таки за помощью к французу, блаженствовавшему в прохладном полумраке своего дома.
Капитан Шарп был человеком прямым, он не любил увиливать и притворяться.
- Вы оказались правы, Олоннэ.
В ответ на это хозяин дома предложил гостю охлажденного, насколько это было возможно, отвара из листьев винной пальмы.
- Вчера вы пили ром, сегодня нужно пить это.
Ирландец с отвращением покосился на придвигаемую к нему чашу.
- Вы скажите лучше, ваше прежнее предложение остается в силе?
- Да. Если делите со мной командование в этом походе, то еще до отплытия я сделаю вас мужем мадемуазель Женевьевы.
- По рукам.
- Тогда садитесь и пишите.
- Что?
- Письмо его высокопревосходительству. Письмо это должно содержать ваше желание, нет - требование, чтобы мне наравне с вами было предоставлено право руководить походом на Маракаибо.
- Давайте бумагу.
- Роже!
Негр стоял за дверью с деревянным подносом, на котором лежали все необходимые письменные принадлежности, и появился мгновенно.
- Какое счастье, что вы грамотны, - сказал Олоннэ, когда капитан Шарп уселся к столу.
- Что вы имеете в виду?
- Что возникли бы дополнительные трудности на пути к нашей общей цели.
- Оставим это. Диктуйте!
Когда соответствующее послание было отправлено в губернаторский дворец, Олоннэ сказал:
- Это не все.
- Говорите, что нужно делать. Я вступил на этот путь и, значит, пойду по нему до конца.
- Сейчас вы отправитесь на свой корабль.
- Я и так собирался это сделать.
- И переименуете его.
- Пере… не понимаю.
- На борту вашего корабля должно быть написано "Месть". Название "Эвеланж" придется соскоблить. Временно. И не будем далее это обсуждать.
Капитан Шарп погрыз кончик пера, которым только что написал письмо губернатору.
- Насколько я понимаю, это не последнее ваше пожелание, да?
- Вы приведете в порядок кормовую каюту.
- В какой порядок?
- Я знаю, что такое кормовая каюта на корсарском корабле, она должна превратиться в место, где можно принять девушку из приличной семьи.
- По-ни-ма-а-ю.
- Понимайте быстрее. Все должно быть готово к сегодняшнему вечеру. И последнее. У вас есть на судне человек, который бы прилично говорил по-французски?
- Я, например.
Олоннэ раздраженно поморщился:
- Вы не годитесь. Найдите другого умеющего. Впрочем, нет, у меня появилась хорошая мысль. Роже!
Негр вновь явился почти мгновенно:
- Слушаю, господин.
- Ты лично передавал письмо мадемуазель Женевьеве?
- Из рук в руки.
- Это хорошо. Вы возьмете его с собой, капитан.
- Зачем мне ваш слуга, у меня есть свой. И потом, что это за письмо, которое…
- Вы задаете вопросы, ответ на которые не приблизит вас к заветной цели.
Ирландец обиженно закряхтел, хотел было вспылить, но передумал.
- Собирайся, Роже, ты отправишься с капитаном Шарпом. Когда явится мадемуазель Женевьева, ты встретишь ее и проводишь в кормовую каюту. Понял?
- Понял.
- Надень свой парадный сюртук. Все! С этой частью дела мы закончили. Отправляйтесь.
Капитан Шарп отложил перо, взял со стола свою роскошно украшенную перьями шляпу и направился к выходу. Стоя в дверях, спросил:
- А кому, собственно, будет мстить эта "Месть"?
- Очень скоро вы все поймете. Да, я забыл сказать главное. Как только мадемуазель Женевьева окажется на борту корабля, вы, Шарп, немедленно выходите в море и останавливаетесь на рейде.
Сумерки. Глухой закоулок сада. Отчаянно пахнут туберозы. Сталкиваются в воздухе трели цикад. Звезды наливаются соком. За стеной подстриженных кустов легкие, торопливые шаги.
- Я здесь, - чуть слышно сказал Олоннэ.
Шаги замерли. Пришлось двинуться к ним навстречу и обойти башню молодого кипариса. Вот и Женевьева.
Она стояла неподвижно, сложив руки на груди. Глаз не видно.
- Это вы? - спросила она.
- Это я, - сказал он.
- Что вам нужно от меня?
- Всего лишь сказать несколько слов.
- Вы же знаете, что я вам не поверю.
- Знаю. И знаю почему. Вы считаете меня омерзительным чудовищем, негодяем, подонком и…
- И этого достаточно.
- Вот в этом разница между нами.
- Какая разница?
- Вы способны иронизировать, а я ко всему отношусь слишком серьезно. Слишком.
- Что с вами, вы сегодня слишком не похожи на себя.
- Чтобы проводить такие сравнения, нужно очень хорошо знать человека.
- О да, вы правы. Ведь вы столь загадочны, капитан Олоннэ. Имя ваше окутано облаком тайны. Никто не знает, откуда вы пришли и кто вы такой на самом деле. Испанцы вас боятся, отец мой вас обожает, женщины бредят вами и кончают жизнь самоубийством в ваших объятиях…
- Женевьева, - тихо сказал Олоннэ.
Она замерла, таким необычным, таким проникновенным был этот голос.
- Женевьева!
- Что? - ответила она, с трудом преодолев спазм в горле.
- Я вас люблю.
Обрушилось молчание. Опять на первый план выступили цикады и горькорыдающий запах тубероз.
- С того самого мига, как вас увидел. Ссору с этим рыжим ирландцем я затеял только потому, что мне показалось, что вы посмотрели на него благосклонно. Как я только его не убил в тот день! И вся моя дальнейшая жизнь - лишь попытка приблизиться к вам, что бы вы ни думали по этому поводу.
- Может быть, я и поверила бы вам, не будь того злосчастного эпизода… Я ведь сама явилась к вам, сама приблизилась, что же вам помешало… - Дыхание девушки зашлось, она никак не могла набрать воздуха в грудь.
Олоннэ всплеснул в отчаянии руками и сделал шаг навстречу Женевьеве. Она отступила.
- Как вы не понимаете: это была ловушка!
- Ловушка?
- Разумеется, разве вы не слышали рассказов о том, что произошло потом возле моего дома? Там собралась толпа. Спрашивается, кто ее привел? Заклинаю вас всеми святыми, взгляните на это дело объективно. Кто-то из ваших домочадцев или слуг проследил за вами и дал знать влиятельному недоброжелателю господина де Левассера, что его дочь находится в доме кровавого корсара, бывшего буканьера. Этот недоброжелатель не мог упустить подобный случай. Он собрал толпу остервенелых католиков и направил к моему дому. Этому человеку очень нужно было подорвать репутацию вашего отца, и это бы ему удалось, если бы я не повел себя так, как я себя повел. Понимаете? Спасая отца, я нанес рану дочери.
- Какое-то очень сложное объяснение.
- Зато единственное. Я был как в горячке, мне нужно было в считанные минуты придумать способ спасения. Только потом, когда все кончилось, я понял, как оскорбил вас.
- И не попытались объясниться!
- Я знал, что вы мне не поверите.
- Я и сейчас не склонна верить.
- Вот видите, а тогда, когда еще не затянулась рана обиды, на что я мог рассчитывать? Я решил уйти в море в надежде, что время остудит пламя вспыхнувшей ненависти. Но я ошибся. Я понял, что проиграл, что собственными руками сломал свою судьбу, истребил свое счастье. Я впал в отчаяние, и даже корсарское счастье отвернулось от меня.
- Что же вас заставило сегодня написать мне?
Олоннэ опустил голову. Он боялся, что даже в ночи хищный блеск синих глаз выдаст его.
- Я понял, что теряю вас. В городе так много говорили о вас и капитане Шарпе…
Женевьева улыбнулась, ей приятно было осознавать, что она все рассчитала верно, приятно было считать себя победительницей.
- И тогда я решил совершить последнюю попытку. Знаю, что шансов у меня нет, но я никогда бы себе не простил, если бы не попытался.
Снова в наступившей тишине зазвучали цикады.
Бледно-огненный край луны появился над "панцирем Черепахи", как еще называли Тортугу.
Легкий порыв ветра явился в ночной сад; испуганно зашелестела лавровишневая аллея.
- А если я соглашусь? - спросила Женевьева чужим от сумасшедшего волнения голосом.
Олоннэ поднял голову, но не открыл глаза.
- Что же вы молчите? Или вы опять начнете спасать репутацию моего отца?!
- Я переживаю мгновения счастья. Вряд ли когда-нибудь в жизни мне предстоит что-нибудь подобное.
- Так вы…
- Да, я предлагаю вам бежать со мной.
- Бежать?
- И прямо сейчас. Вас что-то смущает?
- Сказать по правде… Но зачем именно бежать, не лучше ли пойти к моему отцу и все ему рассказать?
- Этим мы все погубим.
- Откуда вы знаете?
- Я уже обращался к нему, он указал мне на дверь. Теперь, стоит вам заикнуться о нашей любви, он запрет вас на замок, а потом насильно выдаст замуж за ирландца.
- Папа никогда так со мной не поступит.
- Возможно, вы знаете своего отца лучше, чем я, но в любом случае - стоит ли рисковать? Когда вы будете у меня на корабле, ему некуда будет отступать, даже если бы он и захотел.
- У вас же нет корабля!
- До вчерашнего дня не было. Теперь есть. И называется он "Месть".
- Какое странное название!
- После того что испанские собаки сделали с экипажем моего прежнего корабля, это название самое уместное. Но я чувствую, Женевьева, вас что-то смущает.
- Н-нет, - с некоторым усилием сказала девушка.
- Тогда все просто. Сейчас вы вернетесь в дом, возьмете с собой самые необходимые вещи и с верной служанкой отправитесь в гавань. Вы легко найдете мой корабль, он стоит у основного пирса. Вас встретит мой слуга Роже.
- Я все поняла. Но мой отец… может быть, мне оставить ему записку?
Олоннэ на мгновение замялся:
- Очень короткую. Напишите, что просите у него прощения, и все. Никаких имен и прочего, вы меня понимаете?
Олоннэ подошел к девушке вплотную и осторожно взял за руки.
- Понимаю, - тихо ответила она.
Медленно наклонившись, капитан поцеловал дочь губернатора в теплые губы.
- А эта девушка…
- Какая девушка?
- Шика. Вы очень любили ее?
Олоннэ снова поцеловал Женевьеву.
- Я совсем ее не любил. Это она любила меня. В тот день я к ней даже не прикоснулся. Я предпочел ее убить, но не изменить своей любви.
Голова Женевьевы шла кругом, ее и пугало то, что говорил этот человек, и льстило ей. В состоянии легкой, приятной горячки она отправилась готовиться к побегу.
Глава пятая
Приступ ярости у господина де Левассера уже прошел, унеся с собою все силы. Губернатор сидел в крайне неудобной позе в кресле и тупо смотрел перед собой. Он был без парика, без камзола, в расстегнутой рубахе и рассеянно теребил пальцами седую шерсть у себя на груди.
В таком состоянии застал его Олоннэ, войдя в кабинет. Губернатор неприязненно посмотрел на него, его горю не нужны были свидетели. К тому же он еще не решил, как себя вести в этой ситуации. Еще слишком свежи были в памяти унижения, пережитые им во время предыдущего - мнимого - бегства Женевьевы. Может быть, и сегодняшняя выходка - всего лишь шутка из того же разряда.
- Прошу прощения, ваше высокопревосходительство, что осмеливаюсь… - осторожно начал гость, предупредительно при этом кланяясь.
- Ну, раз осмелились, так продолжайте.
- Дело в том, что мне все известно.
- Что именно, черт побери!
- Что мадемуазель Женевьева и капитан Шарп…
- А откуда вам это известно?! Вас что, тоже известили письменно?!