Ума знала, что он прав, так и делаются подобные вещи - кто-то предает слова из уст в уста, и перешептывания разбегаются во все стороны, словно усики лиан, поднимающихся по декоративным решеткам в оранжерее. Именно так всё и произошло в ее собственном случае: однажды вечером в мощеный двор дома ее семьи в Калькутте, который отец назвал Ланкасука , с цоканьем въехал гаари, У парадной двери раздался громкий звон. Было уже поздно, они закончили ужинать. Отец находился в кабинете, работая над трактатом о храмовой архитектуре. Мать готовилась ко сну.
- Должно быть, кто-то умер, - заявила мать. - В такое время это могут быть только плохие новости.
Ума с младшим братом побежали на выходящую во двор веранду. У дверей внизу стояла одна из тетушек.
- Кто-то умер? - крикнула Ума.
- Умер? - засмеялась тетя. - Нет, глупышка. Впусти меня.
Ума с братом подслушивали у двери, пока мать совещалась с гостьей. Они услышали имя администратора и узнали его: недавно они читали о нем в газетах и журналах. Его считали человеком с блестящими перспективами. Студентом он так хорошо учился в Калькуттском университете, что все преуспевающие семьи по соседству собрали средства, чтобы отправить его в Кембридж. Он вернулся почти героем, потому что был принят на государственную службу и стал одним из могущественных чиновников империи.
Выяснилось, что он увидел Уму во время Пуджи , в то время ей исполнилось всего шестнадцать, она была школьницей. По возвращении из Кембриджа он навел о ней справки. Его семья не очень обрадовалась: со всего города поступали гораздо лучшие предложения. Но он настоял, уверяя, что не хочет жениться по договоренности. Он работал с европейцами, ему не нужна консервативная, привязанная к дому жена, ему нужна девушка, желающая войти в общество, юная, которая не откажется научиться современному образу жизни.
- И он интересуется моей Умой?
Недоверчивое восклицание матери разнеслось по всему дому. Ума была уж точно не самой привлекательной или образованной девушкой их круга, она не умела ни петь, ни шить, ее волосы не были прямыми, и она была слишком высокой, чтобы считаться изящной.
- Моей Умой?
Брат отодвинулся от нее, открыв рот от изумления.
- Тобой!
Чтобы поддразнить его, Ума сказала:
- Ну вряд ли он женится на тебе.
Брат расплакался, словно именно на это и надеялся.
- Почему я? - снова и снова задавала этот вопрос Ума всем посредникам и сводникам. - Почему я?
В лучшем случае она получала такой ответ:
- Он считает, что ты быстро научишься.
Их свадьба была не похожа на другие. Пришел губернатор, многие английские чиновники и офицеры. Вместо традиционного шехнаи играл военный оркестр из Форт-Уильяма.
Когда в первую ночь они остались вдвоем в увешанной цветами спальне, оба долго молча сидели на кровати, робея, он не меньше, чем она. Они прислушивались к голосам друзей и родных, собравшихся у закрытой двери, которые смеялись и как обычно отпускали похабные шуточки. Наконец, к ее облегчению, муж заговорил, рассказал о Кембридже, о мощеных улицах и каменных мостах, о концертах, которые посетил. Он промурлыкал мелодию одного из любимых композиторов. Уме понравилась живость мелодии, и она спросила ее название. Он обрадовался вопросу.
- Это из "Форели", - объяснил он, - Шуберт.
- Очень мило. Напой снова.
Она уснула и пробудилась через несколько часов от его прикосновения. Боль была совсем не такой сильной, как она ожидала, ненамного хуже визита к врачу, а в комнате было совсем темно, что облегчало дело. Когда на следующий день мать спросила ее, Ума смутилась, потому что не могла поведать ничего пугающего, как остальные.
- Он был нежным и мягким.
- Что еще можно желать? - заметила мать. - Береги свою удачу, Ума. Каждый день благодари за то, что получила.
Месяцем позже, в поезде, администратор внезапно спросил, помнит ли она название мелодии, которую он напевал той ночью. Оно выветрилось у Умы из головы. Они ехали по суровым равнинам Западной Раджпутаны, и Ума была зачарована ландшафтом.
- Не помню, - призналась Ума.
Он резко отвернулся, лицо вытянулось от разочарования. Ума почувствовала, как ее тело медленно сковывает смятение. Она знала, что будут и другие подобные вещи, мелкие разочарования, следующие сплошной чередой и превращающиеся в длинную свинцовую цепь.
Голос Раджкумара вернул ее в настоящее.
- Вы мне поможете, мадам? Вы единственный человек, через которого я сейчас могу обратиться к Долли. Больше мне не к кому пойти.
Она попыталась нарисовать Долли глазами мужчины, который сидит рядом, практически незнакомца. Внезапно Ума почувствовала, что ее сердце переполняет нежность и любовь. Чья она, эта любовь? Его или ее собственная? Или, может быть, их обоих одновременно? Что она будет делать, если Долли уедет? Долли наполнила ее жизнь ярким светом, хотя, по правде говоря, всё должно было оказаться наоборот, потому что это Долли была пленницей, а она, миссис Ума Дей - счастливицей, о которой все говорят: "Что еще можно желать?". Но теперь, задумавшись о том, каково ей будет в Ратнагири без Долли, Ума почувствовала, как слезы застилают глаза. Она оперлась о край земляной скамьи, чтобы успокоиться, и ее рука коснулась руки Раджкумара.
- Мадам? Миссис Дей? - он озадаченно уставился на нее. - Миссис Дей, с вами всё в порядке?
- Да, да, - она отдернула руку. - Просто немного голова закружилась. Не знаю, в чем причина.
- Может быть, вернемся обратно?
- Да, - она поднялась на ноги. - Мистер Раха, вы так мне и не сказали. Чего вы от меня ожидаете?
- Возможно, вы поговорите с ней.
- Вы сами должны с ней поговорить, мистер Раха. Когда действуют посредники, ничего хорошего не выйдет.
Он пристально на нее посмотрел, а потом, застав врасплох, сказал:
- Администратор - прекрасный человек, миссис Дей, очень достойный. Люди вроде него стоят многих...
- Да, разумеется, - прервала его Ума. - Да. Идемте, вернемся в дом.
***
Айя проводила Долли в гостиную и показала на открытую дверь в сад.
- Мадам вышла в сад, всего несколько минут назад.
Долли кивнула: конечно, в это время дня Уму обычно можно было найти под фикусом. Долли поспешила по лужайке мимо приветствующего ее садовника, к калитке. Открывая щеколду, она услышала голоса. Долли не успела повернуть назад, как перед ней появились Ума с Раджкумаром, внезапно вышедшие из-под корявой бороды воздушных корней фикуса. Все трое уставились друг на друга.
Ума заговорила первой.
- Мистер Раха, - тихо сказала она, - надеюсь, вы поймете правильно, если я попрошу вас на минутку нас оставить? Мне хотелось бы поговорить с Долли, всего несколько слов. Может, вы подождете нас здесь, у калитки?
- Конечно.
Ума взяла Долли под руку.
- Идем, давай ненадолго присядем под деревом.
Пробираясь через лабиринт корней под фикусом, Долли прошептала:
- Что он здесь делает, Ума? Чего он хочет?
- Поговорить. О тебе.
- Что он сказал?
- Думаю, он пытался сказать, что любит тебя, - Ума села под деревом и притянула туда Долли.
- Ох, Ума, - Долли закрыла лицо руками. - Вчера вечером в саду он сказал мне так много всего. Это было так странно, так меня расстроило. Я не могла заснуть, думала о доме, о Мандалае, дворце, стенах из стекла.
- Он сказал, что ты его не помнишь.
- Я так думала.
- Так ты помнишь?
- Не уверена, Ума. Я помню кого-то, мальчика, очень темного, помню, как он дал мне небольшой сверток с едой, помню, как Эвелин велела его взять. Но всё так нечетко. Это было слишком давно, и каждый раз, когда я об этом вспоминаю, то пугаюсь.
- Думаю, он и правда тебя любит, Долли.
- Он любит свои воспоминания. Это не я.
- А что насчет тебя, Долли? Что чувствуешь ты?
- Я напугана, Ума. В прошлом я совершила такие ужасные ошибки. Я обещала себе, что больше никогда такого не повторю.
- Какие ошибки?
- Я никогда тебе об этом не рассказывала, Ума, но много лет назад я решила, что влюбилась в Моханбхая, нашего кучера. Потом это обнаружила принцесса. Она нам угрожала. Думаю, она и сама уже была в него влюблена.
- Ты хотела выйти за него замуж?
- Не знаю, Ума. Я была совсем юной и не поняла по-настоящему, что произошло. Днем я выкидывала его из головы, но по ночам грезила о нем, а потом просыпалась и думала, почему мы не можем сбежать? Почему бы мне просто не собрать вещи в узелок, спуститься к нему, разбудить и сказать: "Моханбхай, давай уедем, в Отрэм-хаусе нас ничто не держит"? Но куда бы мы уехали? И чем бы стали заниматься? Его семья очень бедна и зависит от него. В глубине души я понимала, что даже если я буду умолять, он не уедет. И это было хуже всего - унижение. Я думала, неужели я тоже душой стала прислугой, как и он?
- Ты когда-нибудь ему об этом говорила?
- Нет. Мы никогда не разговаривали, только на будничные темы. А через некоторое время сны прекратились, и я решила, что освободилась от него, что наконец-то всё опять в порядке. Но прошлой ночью, когда я спала в твоем доме, сны опять вернулись. Я была в Отрэм-хаусе, в своей постели. У моего окна росло манговое дерево. Я выбралась из постели, собрала вещи в узелок и перекинула его за спину. Я спустилась вниз и побежала через двор в сторожку. Дверь была открыта, и я вошла. В темноте я могла лишь разглядеть, что он был в белом ланготе, плотно завязанном между ног, ткань поднималась и опускалась вместе с дыханием. Я положила руку на его тело. Костяшки пальцев точно совместились с ложбинкой у основания шеи. Он проснулся, посмотрел на меня и дотронулся до моего лица. А потом сказал: "Пойдем?". Мы вышли, и в лунном свете я увидела, что это не Моханбхай.
- Кто это был?
- Это был он, - Долли мотнула головой в направлении калитки, где они оставили Раджкумара.
- А потом?
- Я проснулась в ужасе. Я была у тебя дома, в спальне, и не могла больше оставаться там ни секунды. Я разбудила Канходжи.
- Долли, думаю, тебе нужно ему сказать.
- Кому?
- Мистеру Рахе.
- Нет, - Долли начала плакать, положив голову на плечо Уме. - Нет, Ума, сейчас я могу думать лишь о рождении моего ребенка. В моем сердце нет места никому другому.
Ума мягко погладила Долли по голове.
- Это не твой ребенок, Долли.
- Но мог бы им быть.
- Долли, послушай, - обняв подругу за плечи, Ума повернулась, чтобы смотреть ей в лицо. - Долли, ты поверишь мне, если я скажу, что люблю тебя, как никого никогда не любила? До встречи с тобой я была лишь девочкой. Ты показала мне, что такое мужество, что способен выдержать человек. Я не могу представить жизни без тебя. Не думаю, что останусь здесь хоть на день, если тебя здесь не будет. Но я также знаю, Долли, что ты должна уехать, если можешь. Ты должна уехать немедленно. Рождение этого ребенка сведет тебя с ума, если ты останешься в Отрэм-хаусе.
- Не говори так, Ума.
- Долли, послушай. Этот человек тебя любит. Я в этом убеждена. По крайней мере, ты должна его выслушать.
- Ума, я не могу. Не сейчас. Не когда вот-вот родится ребенок. Если бы это случилось в прошлом году...
- Тогда скажи ему это сама. Ты должна ему хоть это.
- Нет, Ума, нет.
Ума встала.
- Я пришлю его сюда. Это займет всего минуту.
- Не уходи, Ума. Пожалуйста, - Долли схватила Уму за руки. - Не уходи.
- Это нужно сделать, Долли. Никак не отделаешься. Я пришлю его сюда. А потом пойду домой и буду ждать. Приходи и расскажи, что случилось.
***
Раджкумар заметил ее, огибая дерево. Долли сидела на земляной скамье прямо, с аккуратно сложенными на коленях руками. Он отбросил догоревшую черуту и вложил между губами другую. Его рука так сильно дрожала, что понадобилось несколько спичек, чтобы прикурить.
- Мисс Долли.
- Мистер Раха.
- Меня зовут Раджкумар. Буду рад, если вы будете звать меня так.
Она неуверенно пробормотала его имя:
- Раджкумар.
- Спасибо.
- Ума хотела, чтобы я с вами поговорила.
- Да?
- Но по правде говоря, мне нечего сказать.
- Тогда позвольте мне...
Она подняла руку, чтобы его прервать.
- Пожалуйста, позвольте мне закончить. Вы должны понять. Это невозможно.
- Почему невозможно? Я хочу знать. Я - человек практический. Скажите мне, и мы попытаемся что-нибудь с этим поделать.
- Дело в ребенке.
- В ребенке? - Раджкумар вынул изо рта черуту. - В чьем ребенке? В вашем?
- Первая принцесса носит ребенка. Отец работает в Отрэм-хаусе. Я тоже когда-то была в него влюблена, в отца ребенка принцессы. Вы должны это знать. Мне не десять лет, как тогда в Мандалае.
- Вы до сих пор в него влюблены?
- Нет.
- Остальное для меня не существует.
- Мистер Раха, вы должны понять. Есть вещи, которые не изменить, сколько бы денег у вас ни было. Для нас всё могло бы сложиться по-другому в другое время и в другом месте. Но уже слишком поздно. Это мой дом. Я прожила здесь всю жизнь. Мое место здесь, в Отрэм-хаусе.
Теперь, наконец, надежды, которые он до сих пор питал, начали медленно угасать. Он сказал всё, что мог, и не знал, как еще ее уговорить, но Долли заставила его замолчать еще до того, как Раджкумар заговорил.
- Пожалуйста, умоляю вас, больше ничего не говорите. Вы просто причините ненужную боль. В этом мире есть вещи, которые просто не могут произойти, неважно, насколько сильно мы их хотим.
- Но это может произойти... может, если только вы позволите себе об этом подумать.
- Нет. Пожалуйста, больше ничего не говорите. Я приняла решение. Теперь я хочу попросить вас только об одном.
- О чем?
- Прошу вас покинуть Ратнагири как можно раньше.
Он вздрогнул, а потом наклонил голову.
- Не вижу причин отказать вам.
Не добавив ни единого слова, Раджкумар повернулся и пошел в тень густого фикуса.
Глава четырнадцатая
- Савант.
Убрав бинокль от глаз, король указал в направлении бухты. У пристани стояла на якоре лодка, большое местное судно, которые здесь называли хори - катамаран с глубокой посадкой и единственным балансиром.
- Савант, он уезжает.
- Мин? - было еще очень рано, и Савант принес королю чашку чая, который тот любил пить днем.
- Человек, который прибыл третьего дня на бомбейском пароходе. Он уезжает. Его багаж грузят на пристани.
- Но сегодня нет парохода.
- Он нанял лодку.
В это время года, вскоре после окончания муссонов, происходила смена обычных течений, и воды у устья бухты на короткое время становились исключительно опасными. В эти недели хори становились единственными парусными судами, не боящимися выйти в бурлящие течения у побережья.
- Мин, - Савант поставил чайник у кресла короля и быстро вышел из комнаты.
Не считая короля и Саванта, дом был погружен в сон. Гардеробная, в которой спала Долли, находилась всего через пару дверей по коридору. Теперь Долли имела в своем полном распоряжении и основную комнату, потому что Первая принцесса редко поднималась наверх, предпочитая оставаться в сторожке с Савантом.
Открыв дверь Долли, Савант проскользнул внутрь. Она спала, лежа на той же узкой койке, которую использовала последние двадцать лет. Ее волосы ночью распустились и лежали веером на подушке. Во время сна ее кожа выглядела почти прозрачной, а лицо обладало безмятежной красотой храмовых скульптур. Стоя у кровати и наблюдая за медленным ритмом ее дыхания, Савант колебался.
Вчера, по пути в свою деревню в устье реки, Савант встретил пастуха, который возвращался со стороны Резиденции. Они немного поговорили о фикусе, о мэмсахиб администратора, о богатом принце из Бирмы и как тот был без ума от Долли.
Невозможно было представить Отрэм-хаус без Долли, невозможно представить, что ее больше не будет в Ратнагири. Но всё лучше, чем смотреть, как она растрачивает себя. Нет, он обязан сделать это для нее. Савант встал на колени рядом с постелью и поднял руку.
Долли была в мятом ночном сари. Белая ткань лежала как вуаль на ее тонких руках и ногах. Савант вспомнил то мгновение, когда они сидели на его провисшей кровати с накинутым на переплетенные ноги окровавленным ланготом. Он уже собирался разбудить Долли, но рука замерла в воздухе. Мысль о том, чтобы жить без Долли, это просто безумие! Савант начал отходить к двери, но потом снова остановился. Нет, он обязан сделать это для нее.
Внезапно она открыла глаза.
- Ты! - Долли села, скрестив руки на груди.
Савант приложил палец к губам.
- Тише. Все спят. Быстро. Одевайся.
- Зачем?
- Он уезжает. Твой мужчина.
Ее глаза расширились в смятении.
- Так скоро?
- Да.
- Но ведь сегодня нет парохода. И не думаю, что в это время года он сможет уехать.
- Он нанял хори.
- Но наверное уже поздно?
- Нет. Они не отплывут, пока не станет светлее. Быстро. Ты должна его остановить. Слишком многое пошло для тебя не так, Долли. Больше это не повторится. Пошли. Быстро.
- Как?
- Я запрягу двуколку и отвезу тебя к Мандви. Быстро.
К тому времени, как она оделась, двуколка уже стояла снаружи, готовая отправиться. Савант запряг самую быструю лошадь, серую кобылу. Он протянул руку, чтобы помочь Долли подняться, и щелкнул кончиком хлыста, над головой кобылы. Двуколка дернулась вперед, зацокав вниз по холму, мимо полицейских казарм, тюрьмы и здания администрации. На базаре Джинджинака за коляской с завываниями бросилась свора собак. Задолго до приближения к пристани они увидели, как на хори поднимают якорь и с помощью весел выводят его в бухту.
- Моханбхай!
Он щелкнул хлыстом.
- Я не могу быстрее, Долли.
Когда они добрались до пристани, лодка уже отошла на приличное расстояние, приближаясь к выходу из бухты.
- Беги, Долли, беги! - Савант спрыгнул и схватил кобылу под уздцы. - Беги! Беги!