Я был потрясен. Неужели это правда? Я был уверен, что никаких правил на этот счет не существует. Можешь представить правило, которое гласит: "Индийцы не должны хранить в казармах зонтиков"? Такое и вообразить невозможно. Но в то же время, в части действительно не увидишь никого с зонтиками. Однажды я спросил адъютанта, капитана Пирсона: "Сэр, почему мы никогда не пользуемся зонтиками, даже во время дождя?" Капитан Пирсон был крепким и коренастым человеком с бычьей шеей. Он посмотрел на меня как на червяка. Ничто не заткнуло бы мне рот быстрее, чем его ответ. "Мы не пользуемся зонтиками, лейтенант, потому что мы не женщины".
Арджун засмеялся.
- И теперь, - сказал он, - я готов сделать что угодно, лишь бы меня не увидели с зонтиком, пусть я лучше вымокну под дождем.
Глава двадцать четвертая
В тот год казалось, что муссоны разразились над Ланкасукой задолго до того, как в небе появились первые облака. Свадьба Манджу состоялась в конце июня, как раз до прихода дождей. Дни стояли жаркие, и в парке перед домом уровень воды в озере упал до такой степени, что лодки больше не могли вытащить на берег. В это время года вращение земли, казалось, замедлилось в предвкушении потопа.
Но в Ланкасуке свадьба сотворила нечто похожее на странную климатическую аномалию, словно весь двор залила вода, а обитателей дома несло вниз по бурному течению, через огромные волны из совершенно разных предметов: людей, подарков, суеты, смеха, еды. На заднем дворе весь день напролет горели костры для готовки, а под крышей яркого шатра, возведенного для свадьбы, казалось, постоянно собирался хотя бы десяток человек, чтобы перекусить.
Дни проходили в бурных пирах и церемониях, торжественные семейные собрания для пака-декхи неумолимо приводили к перемазанному в желтой куркуме гае-холуду . Медленно, как поднимающаяся вода муссонов заливает расчерченные участки рисовых полей, поступь свадьбы упорно сметала все перемычки, разделяющие жизни обитателей дома. Политические коллеги Умы пачкали свои белые сари в попытках помочь, как и многие одетые в хаки члены партии Конгресса; друзья Арджуна по Форту-Уильяму присылали на помощь отряды поваров, разносчиков, официантов и даже, по случаю, целые военные оркестры с накрученными на музыкантов медными инструментами и капельмейстерами в мундирах, в дом толпой влилась большая часть учеников колледжа Манджу, как и красочная толпа приятелей Нила по киностудии в Толигандже - режиссеры, актеры, студенты, певцы, даже две кошмарные женщины из гримерки, которые одевали Манджу в день судьбоносного прослушивания.
Долли тоже приложила руку к созданию этой суеты. За те годы, что она навещала Уму в Калькутте, она наладила тесные связи с бирманскими храмами города. Они были хоть и небольшими, но не без роскоши. Туда заходили многие бирманские знаменитости, включая известного активиста, монаха У Визара. Благодаря связям Долли, свадьбу Манджу собиралась посетить значительная часть бирманского сообщества города - студенты, монахи, адвокаты и даже несколько неповоротливых сержантов калькуттской полиции (многие из них имели англо-бирманское происхождение).
Несмотря на совершенную разнородность этих групп, недопонимания между ними случались редко. Но в конце концов оказалось совершенно невозможным приглушить те могущественные потоки, которые будоражили весь мир. Однажды прибыл друг Умы, известный член партии "Национальный Конгресс", одетый в подражание Джавахарлалу Неру в пилотку и длинный черный шервани, с розой в качестве бутоньерки. Элегантный политик оказался рядом с другом Арджуна, одетым в мундир Четырнадцатого панджабского полка лейтенантом.
- И каково это, - повернулся к нему политик с ухмылкой, - быть индийцем и носить эту форму?
- Знаете, сэр, - огрызнулся друг Арджуна с аналогичной ухмылкой, - этот мундир довольно теплый, но полагаю, то же самое можно сказать и о вашем?
В другой раз Арджун оказался лицом к лицу со странной разрозненной толпой буддистских монахов, бирманских студентов-активистов и членов партии Конгресса. Партийцы помнили стычки с индийскими солдатами и полицией. Они начали бранить Арджуна за службу в оккупационной армии.
Арджун вспомнил, что это свадьба его сестры, и смог усмирить свой гнев.
- Мы не оккупировали страну, - сказал Арджун со всей возможной беззаботностью, - Мы здесь, чтобы вас защищать.
- От кого вы нас защищаете? От самих себя? От других индийцев? Это от ваших хозяев нужно защитить страну.
- Послушайте, - ответил Арджун, - этой моя работа, и я пытаюсь выполнять ее как можно лучше.
Один из бирманских студентов посмотрел на него с мрачной улыбкой.
- Знаете, что говорят в Бирме при виде индийских солдат? Мы говорим: вот идет армия рабов, марширует, чтобы захватить еще больше рабов для своих хозяев.
Арджуну стоило больших усилий совладать с собой и не затеять драку, он развернулся и пошел прочь. Позже он пришел с жалобами к Уме и обнаружил, что она совершенно не на его стороне.
- Они просто высказали тебе то, что думает большинство людей в нашей стране, Арджун, - резко заявило Ума.- Если ты достаточно силен, чтобы выстоять перед вражескими пулями, то должен быть и достаточно сильным, чтобы их выслушать.
***
Во время пребывания в Ланкасуке Кишана Сингха разместили в маленькой комнатке на задах дома. В другое время это помещение обычно использовалось в качестве кладовки, где хранилась провизия. Вдоль стен возвышались большие каменные полки, заставленные соленьями, по углам лежали груды поспевающих манго и гуав, с потолочных балок, вне досягаемости муравьев и кошек, на веревках свисали глиняные кувшины с маслом и жиром.
Однажды днем Белу послали в кладовку за маслом. Деревянная дверь слегка деформировалась и не закрывалась плотно. Заглянув в щель, Бела увидела внутри лежащего на циновке Кишана Сингха. На время сиесты он переоделся в лонджи, а мундир висел на крючке. На июньской жаре он потел, и снял всё, кроме тонкой армейской майки.
По мерным движениям его ребер Бела решила, что он спит. Она проскользнула в комнату и на цыпочках обошла циновку. Встав на колени, она развязывала веревки у кувшина с маслом, когда Кишан Сингх внезапно проснулся.
Он вскочил на ноги и натянул форменный китель, покраснев от смущения.
- Мама послала меня за этим, - быстро произнесла Бела, показывая на глиняный кувшин.
Надев китель, он сел на циновку, скрестив ноги, и улыбнулся. Бела робко улыбнулась в ответ. Она не чувствовала ни малейшего желания уйти, она еще с ним не разговаривала и вдруг сообразила, что о многом хочет его спросить.
Первый вопрос касался того, что больше всего занимало ее мысли.
- Кишан Сингх, ты женат?
- Да, - серьезно ответил он. - И у меня есть сын, ему всего годик.
- А сколько тебе было лет, когда ты женился?
- Это было четыре года назад. Значит, мне было шестнадцать.
- А твоя жена, какая она?
- Она из соседней деревни.
- А где твоя деревня?
- На севере, далеко отсюда. Около Курукшетры, где произошла великая битва из "Махабхараты". Вот почему из мужчин нашего округа выходят хорошие солдаты, так люди говорят.
- И ты всегда хотел стать солдатом?
- Нет, - засмеялся он. - Вовсе нет, но у меня не было выбора.
Мужчины его семьи всегда жили за счет воинской службы, объяснил он. Его отец, дед, дяди, все служили в Джатах один-один. Дед погиб при Пашендейле во время Великой войны . За день до смерти он продиктовал письмо семье, с указаниями насчет урожая и что посеять, когда его уберут. На следующий день он вылез из окопа, чтобы спасти раненого офицера, английского капитана, чьим денщиком он служил пять лет и которого почитал превыше всех людей. За это его посмертно наградили индийской медалью за выдающиеся заслуги, семья хранила ее в своей хавели, стеклянной шкатулке.
- И по сей день семья офицера присылает нам деньги, не потому что мы просим, и не из милости, а от любви к моему деду и в честь того, что он сделал для их сына.
Бела внимала его словам, впитывая каждое движение мускулов на его лице.
- Продолжай.
Его отец тоже служил в армии. Его ранило в Малайе во время восстания. Нож пронзил его бок и проткнул толстую кишку. Военные доктора сделали всё, что могли, но рана оставила хронические, чудовищные боли в желудке. Он поехал за границу, посещал экспертов по аюрведе и другим медицинским практикам, расходы вынудили продать долю в семейном земельном наделе. Он не желал такой судьбы для Кишана Сингха, хотел, чтобы сын отправился в колледж и понял кое-что в жизни, сам он объездил весь мир - Малайю, Бирму, Китай, Восточную Африку, но так ничего и не понял.
Кишан Сингх тоже хотел поступить в колледж, но когда ему исполнилось четырнадцать, умер отец. После этого вопрос с образованием был закрыт, семья нуждалась в деньгах. Родственники побудили его обратиться в местную рекрутинговую контору, сказали, что ему повезло родиться в касте, которую допускают служить в английской армии саркаров.
- Ты поэтому вступил в армию?
- Да, - кивнул он.
- А женщины твоей деревни, - спросила Бела, - какие они?
- Не похожи на тебя.
Ее это задело.
- Почему? Что ты имеешь в виду?
- Они некоторым образом тоже солдаты. С самого детства они начинают понимать, что означает рано овдоветь, как воспитывать детей без отца, как проводить жизнь с покалеченными и изуродованными мужьями.
И только тогда Бела услышала выкрикивающий ее имя голос матери и выбежала из комнаты.
***
На время свадьбы Раджкумар с семьей остановились в отеле "Великий Восток" (в свете прошлой враждебности для Раджумара было немыслимо жить у Умы, как обычно поступала Долли). Однако все согласились, что Нил и Манджу проведут первую брачную ночь, последнюю ночь в Калькутте, в Ланкасуке, на этаже Умы.
Когда пришел тот самый день, Долли с Умой сами подготовили спальню для новобрачных. Рано утром они сходили на цветочный рынок в Калигате и вернулись с десятками заполненных корзин. Все утро они украшали постель цветочными гирляндами, сотнями цветов. За этой работой они вспоминали собственные свадьбы, как они отличались от этой. Днем к ним присоединилась Вторая принцесса, специально приехавшая из Калимпонга. Круг замкнулся.
Стояла жара, и они быстро взмокли.
- С меня довольно, - сказала Долли. - У меня на свадьбе всё было проще.
- Помнишь миссис Камбатту с камерой?
Они сели на пол, вспоминая и смеясь.
По мере того, как разгорался день, произошла еще сотня мелких неприятностей. Главным образом они касались всякой всячины, которую кто-то забыл купить: еще одна дхоти для священника, пучок свежей священной травы дурва, сари для забытой тети - мелкие, но существенные детали. Ближе к вечеру Арджуну велели по-быстрому отправиться за покупками на семейном Джоветте. Дину, Ума и Бела поехали с ним, вооружившись списком покупок.
Арджун вывел Джоветт во двор, и остальные тоже сели.
- Куда именно мы едем? - спросила Ума.
- На рынок в Калигате, - ответил Арджун.
- Что ж, тогда тебе придется поторопиться, - заявила Ума.
- Почему?
- Сегодня будет демонстрация, нам могут перекрыть дорогу.
- Демонстрация? - удивился Арджун. - Что еще за демонстрация в такое-то время?
Ума рассердилась.
- Ты когда-нибудь читаешь газеты, Арджун? Это антивоенный марш. Мы в партии Конгресса считаем, что в случае очередной войны Британия не может рассчитывать на нашу поддержку, если не гарантирует Индии независимость.
- А, понимаю, - пожал плечами Арджун. - Что ж, тогда мы в безопасности, пройдет много времени, пока всё это закончится.
Дину рассмеялся.
До рынка они добрались всего за пятнадцать минут и через полчаса закончили с покупками. Уже на обратном пути они свернули на широкую улицу и увидели, как издалека приближается первая колонна демонстрантов.
- Не о чем волноваться - спокойно заявил Арджун. - Они далеко впереди, нам не помешают.
Но пока он говорил, мотор Джоветта начал чихать, и внезапно машина остановилась.
- Сделай что-нибудь, Арджун, - рявкнула Ума. - Мы не можем здесь стоять.
- Свечи зажигания, - задумчиво пробормотал Арджун. - Так я и знал, что нужно было утром их почистить.
- Ты можешь это починить?
- Это займет несколько минут.
- Несколько минут! - воскликнула Ума. - Они они будут уже вокруг нас. Арджун, как ты такое допустил?
- Так бывает.
Дину и Арджун обошли машину спереди и открыли капот. Джоветт долгое время простоял во дворе, и двигатель сильно нагрелся. К тому времени, как свечу починили, демонстрация сомкнулась вокруг них. Люди обтекали их со всех сторон, некоторые выходили из рядов, чтобы поглазеть на застрявшую машину и двоих мужчин у открытого капота. Арджун и Дину сели обратно в машину, им ничего не оставалось делать, как просто сидеть и ждать, пока мимо пройдут последние демонстранты.
Один из митингующих бросил через окно буклет. Арджун подобрал ее и просмотрел первую страницу. Там были цитаты из Махатмы Ганди, в одной из которых говорилось: "Почему Индия во имя свободы должна защищать эту сатанинскую империю, которая сама является величайшей угрозой свободе?".
К этому времени Арджун уже чрезвычайно рассердился и издал злобное шипение.
- Идиоты, - сказал он. - Я бы забил эту бумагу им в глотки. Могли бы найти и более полезные занятия, чем шляться по такой жаре.
- Следи за языком, Арджун, - оборвала его Ума с заднего сиденья. - Надеюсь, ты в курсе, что я тоже должна была участвовать в этом марше. Не думаю, что стоит называть их идиотами. К тому же, что ты вообще об этом знаешь?
- Ну ладно... - Арджун уже приготовился позабыть об этом, но тут неожиданно в его защиту выступил Дину.
- Думаю, Арджун прав, - сказал он. - Эти люди - идиоты.
- Что? О чем ты говоришь, Дину? - поразилась Ума.
- Я говорю о фашизме, - ответил Дину, - и о том, что сейчас самое важное - бороться с ним. Потому что если и правда начнется война, то она не будет похожа ни на какие другие... Гитлер и Муссолини - самые большие тираны в человеческой истории... Гротескные монстры... Если им удастся навязать миру свою волю, мы все обречены. Посмотрите, во что они верят, вся их идеология основана на превосходстве одних рас над другими... Взгляните на то, что они делают с евреями... Если им дать волю, они уничтожат рабочее движение во всем мире. Их правление будет самым жестоким и деспотичным, за гранью вашего воображения, одни расы наверху, а другие внизу... И ни на секунду не воображайте, что Индии или Бирме будет лучше в случае поражения Британии... Германия планирует просто занять место империи и править за нее. И задумайтесь над тем, что произойдет в Азии... Японцы уже стремятся стать империей, как нацисты и фашисты... В прошлом году они убили в Нанкине сотни тысяч невинных людей... Когда я в последний раз говорил с Саей Джоном, он рассказывал, что многие родственники его жены были убиты... Их поставили к стенке и расстреляли. Мужчин, женщин, детей... Думаете, что если японская армия войдет в Индию, она не сделает и здесь того же самого? Если так, то вы ошибаетесь... Сделает... Они самые худшие империалисты и расисты. Если они преуспеют, то это будет самая страшная катастрофа в человеческой истории.
Ума ответила спокойным тоном.
- Дину, ты ни секунду не должен думать, что я или кто-либо в партии Конгресса, хоть на йоту симпатизирует нацистам или фашистам. Вовсе нет, они именно такие, как ты говоришь, гротескные монстры. Как много раз повторял Махатма Ганди, они представляют полную противоположность тому, за что выступаем мы. Но насколько я понимаю, мы находимся между двух зол. Для нас вопрос заключается в том, с какой стати вставать на сторону одного из них? Ты говоришь, что нацизм будет править с помощью насилия и покорения других народов, что он сделает расизм политикой и пойдет на немыслимые зверства. И всё это правда, не спорю. Но подумай о том зле, которое ты перечислил: расизм, управление с помощью агрессии и покорения народов. Разве империя не виновна во всём этом? Сколько миллионов человек исчезло, пока империя завоевывала мир, захватывала целые континенты? Не думаю, что они вообще ведут подсчет. Что еще хуже, империя становится примером успеха нации, моделью для всех остальных, к которой нужно стремиться. Подумай о бельгийцах, захвативших Конго, они убили там десять или одиннадцать миллионов человек. Ведь они хотели лишь создать собственную версию Британской империи. Разве не этого жаждут сегодня Япония и Германия - построить собственную империю?
Бела перегнулась через сиденье, пытаясь вмешаться.
- Мы должны возвращаться, - запричитала она. - Нельзя просто сидеть здесь и спорить. Сегодня свадьба Манджу.
Последние демонстранты прошли мимо. Арджун завел машину и развернулся. Они поспешили в сторону Ланкасуки.
Но для Дину спор не закончился. Он развернулся на сиденье.
- Тетя Ума, - заявил он, - вы всегда говорите о зле империи и о том, что британцы сделали с Индией... Но подумайте о тех чудовищных вещах, которые здесь происходили до их появления. Посмотрите, как даже сегодня обращаются с женщинами, посмотрите на кастовую систему, на неприкасаемых, сожжение вдов... весь этот ужас.
- Я первая признаю ужасы нашего общества, - резко отозвалась Ума, - я ведь женщина, и уверяю тебя, что гораздо больше тебя это ощущаю. Махатма Ганди всегда говорил, что нашу борьбу за независимость нельзя отделить от борьбы за реформы. Но к этому я должна добавить, что не стоит обманываться идеей, будто империализм инициирует реформы. Колониалисты хотят, чтобы мы в это верили, но это можно легко опровергнуть. Действительно, Индию раздирает то зло, которое ты перечислил - касты, плохое обращение с женщинами, неграмотность и невежество. Но возьми, например, собственную страну, Бирму. В ней не было кастовой системы. Наоборот, бирманцы были совершенно равноправны. Женщины занимали высокое положение, возможно, даже лучшее, чем на Западе. Все были грамотными. Но Бирму тоже завоевали и поработили. В некотором смысле она заплатила империи даже более высокую цену, чем мы. Совершенно неверно представлять колониалистов, как будто они сидят и раздумывают о правильном или неправильном устройстве общества, которое хотят покорить, не поэтому создаются империи.
Дину хрипло засмеялся.
- Ну вот возьмем вас, вы полны негодования по отношению к британцам, но всё же чаще всего разговариваете по-английски.
- Ты попал пальцем в небо, - огрызнулась Ума. - Многие великие еврейские писатели пишут по-немецки. Думаешь, это мешает им понять правду?
- Остановитесь! - прокричал Арджун с водительского сиденья. Он резко завернул, проехав в ворота Ланкасуки. При выходе из машины их встретило улюлюканье и трубные звуки ракушек. Они бегом взлетели по ступенькам, обнаружив Нила и Манджу вышагивающими вокруг огня с завязанными в узел дхоти и сари.