Манджу осматривала комнату из-под накинутого на голову сари в поисках Арджуна. Когда она наконец увидела, как тот входит в своей почерневшей и засаленной одежде, она дернула головой, сбросив покрывало. Все замерли, пораженные видом невесты с непокрытой головой. Именно тогда, за мгновение до того, как Манджу накинула сари обратно, Дину щелкнул фотоаппаратом. Позже все согласились, что это было лучшее свадебное фото.
***
Ночь была невыносимо жаркой. Постель Белы промокла от пота, несмотря на вращающийся над головой электрический вентилятор. Она не могла заснуть, вдыхая цветочные ароматы - пьянящие запахи последних и самых жарких ночей перед дождями. Она думала о Манджу с Нилом в украшенной цветами спальне внизу. Удивительно, как жара усиливала запах цветов.
В горле у нее пересохло, как в пустыне. Он выбралась из постели и вышла в коридор. Дом был погружен в темноту и впервые за многие недели совершенно пуст. Тишина казалась почти неестественной, особенно после суматохи последних нескольких дней. Она на цыпочках прошла по коридору на веранду с задней стороны дома. Стояла полная луна, отбрасывая свет на пол, который блестел, как серебристая фольга. Бела посмотрела на дверь комнаты, где спал Кишан Сингх. Она, как обычно, была слегка приотворена. Бела раздумывала, стоит ли ее закрыть. Она пересекла веранду, подошла к двери и заглянула внутрь. Бела увидела Кишана Сингха, лежащего на циновке в завязанной между ног лонджи. Порыв ветра приоткрыл дверь еще больше. Внутри казалось прохладнее. Она проскользнула в комнату и села в углу, положив подбородок на колени.
Вдруг он зашевелился и сел.
- Кто здесь?
- Это я, Бела.
- Бела?
Она различила в его голосе беспокойство и поняла, что оно больше относится к Арджуну, чем к ней, он боялся того, что может случиться, если ее здесь обнаружат, сестру офицера, девочку, которой только что исполнилось пятнадцать, и незамужнюю. Она не хотела, чтобы Кишан боялся, передвинулась по полу и дотронулась до его руки.
- Всё в порядке, Кишан Сингх.
- А что если...?
- Все спят.
- Но всё-таки...
Бела видела, что он по-прежнему боится, вытянула ноги и легла рядом.
- Расскажи мне, Кишан Сингх, когда ты женился, какой была твоя первая брачная ночь с женой?
Он тихо засмеялся.
- Странной, - ответил он. - Я знал, что друзья и родственники стоят у двери, подслушивают и смеются.
- А твоя жена? Она боялась?
- Да, но я тоже боялся, кое в чем даже больше нее. Потом, когда мы разговаривали об этом с другими, то узнали, что так всегда и бывает...
Он мог бы заняться с ней любовью, и Бела ему бы позволила, но поняла, что он не станет, не из-за страха, а из врожденной порядочности, и была рада, потому что это значило, что находиться здесь вполне безопасно. Она радовалась уже тому, что лежала рядом, а он осознавал, что она поблизости.
- А когда родился твой сын, - спросила Бела, - ты был там?
- Нет, жена жила в деревне, а я на базе.
- А когда услышал новости?
- Я купил в лавке конфет, пошел к твоему брату и сказал: "Сахиб, вот кой-какие сладости". Он посмотрел на меня и спросил: "А что такое?" И я сказал: "Сахиб, у меня родился сын".
Разговаривая с Кишаном Сингхом, Бела пыталась представить Арджуна в форме, но образ никак не складывался.
- Мой брат, какой он? В смысле, как военный?
- Он хороший офицер. Все солдаты его любят.
- Он с вами строг?
- Иногда. Из всех индийцев нашего батальона он больше всего похож на англичанина. Мы зовем его Ангрез .
Она засмеялась.
- Нужно ему сказать.
Внезапно он прижал ладонь к ее рту.
- Тсс.
Послышался звук чьих-то шагов по лестнице. Он встревоженно сел.
- Сегодня они улетают в Рангун, - сказал Кишан Сингх. - Все встанут рано. Тебе нужно уходить.
- Еще немножко, - взмолилась она. - Еще ведь ночь.
- Нет.
Он поставил Белу на ноги и подвел к двери. Когда она уже собиралась выскользнуть, он ее остановил.
- Погоди.
Взяв Белу рукой за подбородок, Кишан Сингх ее поцеловал, очень быстро, но настоящим поцелуем.
***
Когда Нил ее разбудил, Манджу не могла поверить, что уже пора.
- Еще немножко, - протянула она. - Всего несколько минут.
Он прижался подбородком к ее лицу, пощекотав бородой.
- Манджу, самолет вылетает в четыре утра. У нас нет времени.
В самый разгар суматохи с отъездом было еще темно. Связку с ключами сначала нашли, а потом опять потеряли, на чемоданы сели и стянули их ремнями, двери и окна закрыли, проверили, а потом снова закрыли. Подали последние чашки чая, а затем, пока все соседи еще крепок спали, багаж погрузили в машину. Родня стояла во дворе и махала: Ума, Бела, Арджун и их родители. Кишан Сингх смотрел сверху. Манджу слегка всплакнула, но для долгих прощаний не осталось времени. Нил поторопил ее сесть в машину и закрыл дверь.
- Мы вернемся в следующем году...
В такую рань дороги еще оставались пустыми, и понадобилось всего полчаса, чтобы добраться до воздушной базы Уиллингтон на берегу реки Хугли. Через несколько минут прибыли Долли, Раджкумар и Дину. Ровно в четыре утра их провели к пристани, где ожидал гладкий серый катер. Его двигатель с гулом завелся, и они помчались вверх по реке, палуба приподнялась под лихим углом. Было совсем темно, и Манджу могла рассмотреть лишь грязные круги на воде, освещенные мощными фарами катера.
Гул катера стал тише, превратившись в легкое завывание. Нос опять опустился в воду, а фары осветили лежащую впереди реку. Внезапно из воды показались два гигантских белых поплавка, и свет поднялся выше, вырвав из темноты самолет, который должен был доставить их до Рангуна. Это был громадный летающий корабль весом в восемнадцать с половиной тонн. На хвосте самолета красовался логотип, а название было написано крупными буквами на носу: "Центавр".
- Это гидросамолет Мартин С-130, - прошептал Нил на ухо Манджу. - Такие летают через Тихий океан в компании "Пан Американ".
- Как самолет Хамфри Бограта в "Китайском клипере"?
- Да, - засмеялся он. - И такой же был в "Полете в Рио", помнишь, с Фредом Астером и Джинджер Роджерс?
Лишь шагнув через дверь, Манджу смогла оценить действительный размер самолета. Внутренне пространство было огромным, как палуба корабля, с глубокими мягкими сиденьями и сверкающими латунными лампами. Манджу прижалась носом к окну и увидела, как начинают вращаться винты. На взбаламученной коричневой воде внизу появились хлопья белой пены, а потом дрожащий фюзеляж двинулся вперед, и поднятая его носом волна хлынула на невидимый берег, сбивая в островки водные гиацинты, плывущие вниз по течению. От поплавков самолета донесся булькающий звук, когда тот, борясь с сопротивлением воды, набирал скорость. Внезапно "Центавр" дернулся вперед, словно выпрыгнул из воды с порывом ветра. Манджу увидела, как отдаляются покрытые рябью воды Хугли, пока самолет медленно поднимался над крутыми берегами реки. Вскоре городские огни исчезли, и внизу осталась лишь темнота, теперь они летели над мангровыми болотами Сундарбана, направляясь к Бенгальскому заливу.
Немного погодя стюард устроил Манджу и Нилу экскурсию по самолету. Они прошли прямо к капитанскому мостику, где перед одинаковыми приборными панелями сидели бок о бок капитан с первым помощником. Первый помощник объяснил, что рейс Калькутта-Рангун - это лишь один участок из двухнедельного полета длиной одиннадцать тысяч миль, который "Центавр" совершает из Саутгемптона до Сиднея и обратно.
За кабиной пилотов находилась главная палуба. Там была зона стюардов, комната для курения и прогулочная палуба, где не было сидений, чтобы пассажиры могли размять ноги во время полета. Вся конструкция была такой продуманной, у Манджу просто перехватило дыхание при виде оригинального устройства кухни и буфетной. В зоне не больше кладовки каким-то образом нашлось место для всех принадлежностей первоклассного ресторана - посуды, скатертей, столовых приборов и даже свежих цветов.
Поскольку приближался рассвет, стюард посоветовал Манджу и Нилу пойти на прогулочную палубу и посмотреть на зарю. Они шагнули в арочный проем как раз вовремя, чтобы увидеть, как простирающаяся над Сундарбаном тьма уступает место металлическому отблеску Бенгальского залива. Вдалеке горизонт засеребрился, а потом замерцал полупрозрачным зеленым цветом, который накрыли полосы малинового и желтого.
Пока Дину пытался сфотографировать рассвет, Манджу и Нил пересекли проход, чтобы взглянуть в другом направлении. Манджу вскрикнула: вид на западе был ошеломляющий. На горизонте сгустилась тьма, огромная туча размером с гору, словно через моря сюда магическим образом перенеслись Гималаи. Тучи были такими густыми, что их нижний край, казалось, почти касается волн, а вершины вздымаются гораздо выше самолета, огромный Эверест облаков, достигающий сотен футов.
- Муссоны, - изумленно произнес Нил. - Мы летим прямо в надвигающийся дождь.
- Это опасно? - спросила Манджу.
- В любом другом самолете - возможно, - уверенно заявил Нил. - Но только не в этом.
Они вернулись обратно на свои места, и вскоре по окнам захлестали струи дождя, с такой силой, что Манджу пришлось отпрянуть. Но жестокая непогода почти не возымела эффекта на самолет - спидометр в кабине показывал, что "Центавр" летит на постоянной скорости в двести миль в час. Однако чуть позже капитан объявил, что "Центавр" сменит высоту, чтобы миновать грозу. Он спустится с теперешней высоты в три тысячи футов до нескольких сотен футов над уровнем моря.
Манджу задремала и резко проснулась только когда по самолету пробежала волна возбуждения. С правого борта виднелась земля, обрамленный пляжами остров как с картинки. Огромные волны распадались на песке на полосы белой пены. В центре острова стояла полосатая черно-белая башня.
- Дамы и господа, - объявил капитан, - вот маяк Устричного рифа. Вскоре вы увидите берега Бирмы. Наблюдайте за Араканским побережьем.
И вот он появился, почти на расстоянии вытянутой руки, плотный свалявшийся ковер мангровых зарослей, пронизанный тонкими трещинками серебристых ручьев. Пока Манджу смотрела в окно, Нил шептал ей на ухо историю о том, как его бабушка, мать Раджкумара, умерла где-то там, внизу, на сампане, стоящем на якоре в одной из этих заросших бухточек.
Город Акьяб, столица Аракана, был их первой остановкой.
- Вот здесь родился отец, - гордо произнес Нил.
Самолет садился на своей естественной взлетной полосе, в море, на приличном расстоянии от города. Из всего города они разглядели лишь часовую башню где-то вдалеке, пока "Центавр" снижался. После быстрой дозаправки самолет снова поднялся в воздух. Дождь прекратился, и в ясном свете дня стали видны прибрежные воды, обрамленные многими милями рифов и плавучими зарослями водорослей, все эти грязные пятна на сверкающем море можно было ясно разглядеть с высоты. Теперь Рангун находился на востоке, и "Центавр" вскоре повернул вглубь материка, пролетая над полосой необитаемой местности. Подошел стюард и протянул пухлые меню в кожаной обложке.
В конце завтрака Манджу начала рассматривать квадратные рисовые поля. Некоторые уже покрылись зеленью, а другие находились еще в процессе, с рядами движущихся по грязи работников, втыкающих ростки. Крестьяне выпрямились, когда над ними пролетал самолет, задрали головы и замахали большими коническими шляпами.
Манджу заметила извивающуюся по местности серебристую реку.
- Это Иравади? - спросила она Нила.
- Нет, - ответил он. - Это река Рангун, Иравади не протекает по городу.
Потом блеск солнечных лучей привлек ее взгляд к огромную сооружению вдали - золотой горе, сужающейся в золотой шпиль.
- Что это?
- Пагода Шведагон, - прошептал ей на ухо Нил. - Мы дома.
Манджу взглянула на часы и увидела, что полет длился ровно пять с половиной часов. Казалось невероятным, что с их первой брачной ночи, с того мгновения, как Нил закрыл дверь наполненной цветами спальни, прошло меньше одного дня. Манджу вспомнила, как она была напугана, и ей захотелось рассмеяться. Только теперь, кружа над городом, который станет ее домом, она поняла, насколько же влюблена. Он был ее настоящим, ее будущим, самой сутью ее жизни. Без него время и существование не имели смысла.
- Да, - сказала она. - Я дома.
Часть пятая
Морнингсайд
Глава двадцать пятая
Манджу с Нилом были женаты меньше трех месяцев, когда британский премьер-министр Невилл Чемберлен объявил Германии войну от имени Британии и ее империи. С началом войны в Рангуне подготовились к авианалетам. Город разделили на несколько секторов и в каждом сформировали комитет по противовоздушной обороне. Офицеров-медиков обучили лечению пострадавших от газовой атаки, наблюдателям ПВО показали, как опознать зажигательную бомбу, собрали пожарные команды и основали центры первой помощи. Уровень воды в Рангуне был слишком высок, чтобы устроить под зданиями убежища, но в стратегических местах по всему городу выкопали убежища-окопы. Время от времени устраивали затемнение, поезда входили и выходили из Рангуна с темными окнами, наблюдатели ПВО и охрана общественного порядка оставались на посту всю ночь.
Учения прошли вполне удовлетворительно, горожане добродушно следовали инструкциям, беспорядки возникали редко. Но сложно было отрицать тот факт, что затемнение в Рангуне стало скорее представлением, чем тренировкой, публика, похоже, проходила через это, не убежденная ни в серьезности войны, ни в возможном риске для жизни.
Конечно, в Бирме, как и в Индии, общественное мнение глубоко разделилось: в обеих странах многие значимые персоны выражали поддержку колониальному правительству. Но многие также слышали голоса, горько проклинающие Британию за то, что она объявила от их имени войну, не дав по этому случаю гарантий независимости. Настроение среди бирманских студентов-активистов выразил девиз, придуманный харизматичным молодым лидером Аун Саном: трудности колониализма - это возможности для свободы, сказал он. Однажды Аун Сан исчез, и пошли слухи, что он находится на пути в Китай, чтобы найти там поддержку коммунистов. Позже стало известно, что вместо этого он отправился в Японию.
Но эти тревоги были довольно далеки от повседневной жизни на улицах города, где люди, похоже, в основном рассматривали учения по противовоздушной обороне как некоторого рода массовое развлечение. Весельчаки жизнерадостно гуляли по темным окрестностям, молодежь флиртовала в парках, вдали от чьих-либо глаз, посетители кинотеатров собирались, чтобы посмотреть "Ниночку" Эрнста Любича в "Метро", в "Эксельсиоре" долго шел фильм "Когда наступит завтра", а Айрин Данн боготворили, как одного из городских идолов.
Дину и его друг Тиха Со находились среди тех немногих, кто всецело посвятил себя ПВО. К тому времени и Дину, и Тиха Со были глубоко вовлечены в политику студенческого союза. Они состояли в крайне левом крыле и занимались изданием антифашистского журнала, считая участие в гражданской обороне естественным продолжением политической работы.
Дину еще жил в Кемендине, занимая пару комнат на верхнем этаже. Но дома он не упоминал о работе наблюдателем ПВО, частично потому, что знал: Нил скажет, что он напрасно теряет время и должен заняться работой, а частично потому, что из опыта мог заключить, что отец всегда в штыки встречает его мнение. Вот почему он так удивился, когда на встрече наблюдателей ПВО столкнулся лицом к лицу ни с кем иным, как с отцом.
- Ты?
- Ты!
Сложно было судить, кто удивился больше.
После этой встречи впервые в жизни между Раджкумаром и Дину возникли непрочные узы. Начало войны привело их мысли хоть и разными путями, но к единому мнению: Раджкумар был убежден, что без Британской империи экономика Бирмы рухнет. Дину поддерживал военные усилия альянса по другой причине: из-за левацких убеждений, из-за поддержки движений сопротивления в Китае и Испании, из-за восхищения Чарли Чаплиным и Робертом Капой . В противоположность отцу, он не был сторонником колониализма, его антипатию к британскому правлению превосходила только ненависть к европейскому фашизму и японскому милитаризму.
Какими бы ни были причины, настало мгновение, когда отец и сын объединились, беспрецедентная ситуация на памяти окружающих. Впервые в жизни они работали вместе, посещая встречи, обсуждая вопросы необходимости импорта противогазов и разрабатывая военные плакаты. Этот опыт был так нов, что оба молча его лелеяли, не разговаривая об этом ни дома, ни где-либо еще.
Однажды ночью затемнение сопровождалось грозой. Несмотря на дождь Раджкумар настоял на том, чтобы пойти вместе со своей группой наблюдателей. Домой он вернулся промокшим до нитки. На следующее утро он проснулся, дрожа. Пришел доктор и поставил диагноз: воспаление легких. Раджкумара отвезли в больницу на машине скорой помощи.
В первые несколько дней Раджкумар почти не приходил в сознание, не узнавал Долли, Дину или Нила. Доктора сочли его состояние достаточно серьезным, чтобы запретить все посещения. Несколько дней он лежал почти в коме.
Потом температура начала медленно спадать.
В минуты просветления Раджкумар оценивал обстановку. Вышло так, что по случайности он попал в знакомое место, больничную палату, которую занимали Дину и Долли двадцать четыре года назад. Оглядевшись вокруг постели, Раджкумар узнал вид из окна: Шведагон точь-в-точь в той рамке, как он запомнил. Бело-голубые занавески слегка полиняли, но по-прежнему были чистейшими и накрахмаленными, плиточные полы как всегда сияли чистотой, а темная, тяжелая мебель была легко узнаваемой, с написанными белой краской по полированному дереву инвентарными номерами.
Когда, наконец, он достаточно поправился для того, чтобы сесть, Раджкумар заметил в палате два дополнения: кондиционер, а возле кровати - радио, семиламповый "Пайяр" с ручкой настройки, металлическим корпусом и хромированной отделкой. Кондиционер был Раджкумару ни к чему, а радио его заинтриговало. Он покрутил переключатель и наткнулся на сингапурскую станцию: голос диктора перечислял последние военные действия, описывая эвакуацию британских войск из Дюнкерка.