На этой стадии планы Кеймиса все еще представляются очевидными. Он пренебрег инструкциями Рэли и, вместо того чтобы уклоняться от встречи с испанцами, открыто выступил против них сильно превосходящими силами, так что гарнизон оказался в его власти. Три корабля, нагло торчавшие посреди реки, держали Сан-Томе под прицелом и могли в несколько часов разнести поселок. С этой превосходной позиции Кеймис мог сдерживать испанцев, пока его рудокопы не откроют золотую гору, или же отправить разведочную партию вверх по Карони для проверки слухов о залежах золота. Рассуждая логически, Паломекве с его тридцатью шестью солдатами были беспомощны и не посмели бы атаковать.
Но Паломекве не дал себя запугать. Несмотря на вялую поддержку поселенцев, он отважно решил не сдавать Сан-Томе без боя и эвакуировал женщин и детей на островок Сейба в нескольких милях выше по Ориноко. Так что, когда англичане высадились на берег, он послал горстку людей под началом своего заместителя капитана Херонимо де Градоса разведать расположение врага. Далее события развивались стремительно.
Градос с десятью мушкетерами вышел из форта около полуночи, и в темноте испанские разведчики наткнулись на английский пикет. Раздалось несколько беспорядочных выстрелов, несколько дерзких криков "Перрос инглесес!" ("Английские собаки!"), и паника мгновенно охватила англичан, вообразивших, что они окружены сильным отрядом противника. Утратив скудные начатки дисциплины, англичане в страхе заметались во все стороны, не зная, что им делать. Тогда Уот Рэли решил, что настал час его славы. Во главе отряда пикинеров он пронесся мимо английских постов и устремился в погоню за Градосом и его людьми. Английские рядовые, захваченные порывом, вслед за ним кинулись прямо к воротам Сан-Томе, которые открыли, чтобы впустить Градоса. Орущая, задыхающаяся толпа англичан ворвалась в ворота и на площадь. Здесь их встретило отчаянное сопротивление, организованное Паломекве и его офицерами. В короткой рукопашной схватке испанцы какое-то время держались, но вскоре их захлестнуло потоком подбегающих англичан. Паломекве погиб, английская алебарда чуть не надвое рассекла ему череп, а остальные испанцы вполне благоразумно решили временно отступить. Но Уот Рэли, зачинщик этой непредвиденной схватки, остался лежать мертвым. Без оглядки ворвавшись в город, он был убит пулей, а потом приклад испанского мушкета раздробил ему голову.
Кеймис одержал пиррову победу. Ценой потери пяти офицеров (испанцы потеряли столько же) англичане захватили селение, которое было им ни к чему. Вся добыча заключалась в толике табака, брошенном испанцами оружии, жалкой церковной утвари и двух маленьких слитках золота ценой около 2600 реалов, да еще казначейского сундука, хранившейся у Паломекве, - в нем нашлись протоколы собраний городского совета, копии официальной переписки и долговые расписки. Хуже всего было то, что условия, поставленные королем для экспедиции Рэли, оказались грубо нарушенными. Неповиновение Кеймиса и самовольство Уота Рэли привели к гибели испанцев и намеренному уничтожению испанского имущества. Рассказывают, что, когда в Лондон дошли вести о штурме Сан-Томе, Гондомар ворвался в зал аудиенций короля Якова с криком: "Пираты! Пираты! Пираты!"
Перед таким неожиданным и бедственным поворотом событий Кеймис сломался. Уота Рэли и других погибших англичан похоронили в церкви Сан-Томе после торжественной процессии, пять укрытых саванами носилок торжественно обнесли вокруг площади вслед за склоненным флагом, но лишь 7 января, через пять дней после роковой схватки, он решился написать Рэли, поведав тому печальную весть.
Если бы после этого Кеймис продолжил поиски золотых залежей и вернулся бы к устью с грузом слитков, Рэли, возможно, простил бы ему атаку на Сан-Томе, если не гибель сына. Король Яков, несомненно, не спешил бы наказывать предводителя экспедиции, доставившего значительное богатство, необходимое для оплаты королевских долгов. Однако Кеймис совсем пал духом. Потрясение от трагического промаха при Сан-Томе заставило его взглянуть правде в глаза и признать, что ни копей на Карони, ни Золотой горы в действительности не существует. Он все же послал маленькую группу самых верных людей проверить копи Путиймы, но это был шаг отчаяния. Партия вышла и возвратилась под покровом темноты, и когда оценщики пришли к выводу, что доставленные образцы породы не содержат золота, Кеймис предал все забвению.
Не смея предстать перед Рэли, растерявшийся настолько, что уже не мог твердо руководить своими людьми, Кеймис избрал простейший выход. Будучи командиром, он не смог принять ответственного решения и повел три полных лодки солдат в безнадежный поход вверх по Ориноко. Может быть, он отчаянно цеплялся за надежду отыскать желанные золотые копи Карони, но, скорее, просто утратил власть над своими младшими офицерами. Очевидно одно: он и тут не проявил большой настойчивости. Против острова Сейба отряд был обстрелян Градосом и его беженцами, которым удалось убить двоих и ранить шестерых англичан. Этого хватило, чтобы Кеймис отступил. Впоследствии он оправдывался тем, что испанцы якобы так надежно окопались вокруг копей Карони, что его отряд понапрасну погиб бы на подступах к укреплениям.
В бессмысленном предприятии Кеймис потерял чуть меньше трех недель, и за это время английский отряд, оставленный им в Сан-Томе, превратился в неуправляемую толпу. Первые десять дней они еще кое-как пытались выяснить происхождение двух золотых слитков, обнаруженных в поселке, хватая и допрашивая слуг-индейцев, однако те ничего не знали. Возможно, слитки были выплавлены из золота, намытого в окрестных ручьях. Все же некоторые из англичан цеплялись за видение сказочных подземных залежей, и маленькие отряды бродили по округе в надежде наткнуться на выходы золотоносных жил. Но искали они наугад, без порядка и системы, а порой даже не трудились захватить с собой буры, взрывчатый порох и прочие потребные принадлежности рудокопов. Испанцы Градоса, разумеется, воспользовались их невежеством и беспощадно истребляли распустившийся отряд. Они нападали по ночам, устраивали засады в лесу, а затаившиеся снайперы отстреливали лесорубов. Испанцы, естественно, знавшие местность куда лучше пришельцев, ловили отбившихся от лагеря. Вскоре победители Сан-Томе совсем пали духом. Они сидели за частоколом, запуганные и голодные, а их офицеры бранились между собой, и запасы продовольствия истощались. Несколько человек взбунтовались. Они украли легкие лодки и уплыли к дельте, однако немногим из них удалось добраться до кораблей: остальные то ли утонули, то ли были убиты индейцами. Кеймис, возвратившись в Сан-Томе, обнаружил, что в последнем припадке безумия его вояки подожгли поселок. Голодные, оставшиеся без приюта англичане начали отступление. Насколько они были раздражены, показывает то обстоятельство, что, когда Кеймис предложил еще раз попробовать отыскать копи Путиймы, его собственные офицеры наотрез отказались.
Между тем Рэли, потрясенный до глубины души гибелью сына и разъяренный донесением Кеймиса, ожидал своего помощника. Испанский флот так и не показался в дельте, и английские корабли два месяца бессмысленно мотались туда и сюда, иногда заглядывая на Тринидад, чтобы Рэли мог пополнить свою коллекцию "диковинок". Письмо Кеймиса с описанием штурма Сан-Томе и смерти Уота нанесло ему жестокий удар. И когда Кеймис наконец показался на глаза вместе со своими пристыженными подчиненными, Рэли излил на него весь накопившийся гнев и горечь. На борту "Дестини" он обвинил Кеймиса в мягкотелости и трусости и не желал слушать никаких оправданий. Кеймис признавал свою вину, но оправдывался тем, что не ожидал так скоро наткнуться на Сан-Томе; что испанцы, как видно, со времени, когда он в последний раз был на Ориноко, перенесли гарнизон по меньшей мере на двадцать миль ниже по реке. Однако это была лишь попытка скрыть тот факт, что он нарушил приказ, и его объяснения не помешали Рэли ядовито напомнить, что англичане, несмотря на абсолютное превосходство в силе, не сумели выбить из форта малочисленных, оставшихся без поддержки испанцев. Вся речная экспедиция, сказал он, позор для Англии и бесчестье для Кеймиса.
Рэли был мастером сарказма и быстро сумел ввергнуть Кеймиса в глубокое раскаяние. Верный помощник старался как умел действовать в интересах Рэли и сам был подавлен полным провалом всего предприятия, так что ядовитые упреки Рэли только усилили его отчаяние. Он не в силах был вынести позора, и его окончательно добил отказ Рэли присоединиться к оправданиям, которые он собирался отослать в Англию одному из тех, кто оказывал поддержку экспедиции. "Ты погубил меня своим упрямством, - сказал Рэли Кеймису, - и я не стану ни одобрять, ни приукрашивать твои неудачи". Потрясенный Кеймис спросил, окончательно ли его решение. Когда Рэли подтвердил, капитан произнес: "Тогда, сэр, я знаю, что мне делать" - и покинул каюту Рэли. Через несколько минут раздался выстрел, и Рэли послал моряка узнать, что случилось. Посланец застал Кеймиса в его каюте с маленьким пистолетом в руках, и капитан объяснил, что выстрелил, потому что оружие долго пролежало заряженным и нуждалось в чистке. Такой ответ удовлетворил Рэли, но примерно полчаса спустя юнга, войдя в каюту Кеймиса, нашел того мертвым. Опозоренный капитан вонзил себе кинжал в сердце. Осмотр тела показал, что и выстрел был попыткой самоубийства, но легкая пистолетная пуля отскочила, разбив ребро. Как видно, в последнюю минуту Кеймис обрел решимость, которой ему так недоставало у Сан-Томе.
Рэли принял смерть Кеймиса спокойно, чуть ли не равнодушно. Его одолевали другие тревоги, и некогда было печалиться из-за самоубийства верного помощника. Смерть Уота нанесла ему куда более сильный удар, а теперь все его мысли поглощало собственное будущее и проблемы английского флота. Капитаны открыто обвиняли его в неудачах. Матросы отказывались повиноваться офицерам, опасное подспудное недовольство распространялось все шире. Власть Рэли рухнула вместе с верой в завлекательные рассказы о гвианском золоте, экспедиция разваливалась, как разваливаются клепки бочонка, когда лопнет обруч. Предложение Рэли лично возглавить второй отряд, для повторных поисков золота на берегах реки, отвергли не раздумывая. Офицер и акционеры все еще боялись появления испанского флота и торопились поскорее уйти из незащищенной дельты. Так, против желания Рэли, английский флот двинулся на север, укрывшись на безвестных и потому безопасных Подветренных островах, но и там продолжались ссоры и взаимные попреки.
Рэли был так измучен и подавлен, что даже не пытался приструнить распоясавшихся капитанов. "Мозг мой разбит, - устало признавался он в письме, сообщавшем жене о смерти их сына, - и писать для меня мука, особенно о несчастье". Бессмысленная гибель Уота внушила ему отвращение ко всему гвианскому предприятию, и сэру Уолтеру уже не было дела, как поступят другие капитаны с кораблями и командами, собранными для экспедиции. Корабли один за другим покидали "Дестини". Одни отплывали прямиком в Англию, другие становились пиратами, используя свои тяжелые орудия против слабовооруженных купцов. К концу марта Рэли остался один.
В конце концов и "Дестини" направился к дому. У его капитана не осталось выбора. Если бы он не вернулся в Англию, его жену и родных ждало бы бесчестье, а друзей - суд. Второе плавание к Золотым Антилам оказалось еще более неудачным, чем первое, и делом чести для Рэли стало ответить за все. 21 июня "Дестини" бросил якорь в Плимуте, и как знак бесповоротного конца опущенные паруса корабля отправили на берег.
Рэли вернулся в страну, где политическая обстановка не оставляла ему ни малейшей надежды на спасение. Король Яков был погружен в очень деликатные переговоры относительно брака принца Карла с испанской принцессой и не желал, чтобы Рэли своим существованием нарушал согласие. При дворе вошла в силу происпанская партия, а посланник Гондомар продолжал действовать с прежней ловкостью. Гвианская экспедиция была осуждена еще до того, как ее предводитель ступил на английскую землю. За тринадцать дней до появления "Дестини" в Плимутском заливе вышла королевская прокламация, призывающая всех, кто может свидетельствовать о "враждебном вторжении в Сан-Томе", сообщать свои показания Тайному совету, каковой вел расследование воинственного акта, совершенного "к полному неодобрению и недовольству" короля. Верховный адмирал издал приказ захватить корабль, и пока Рэли добирался до Лондона, чтобы предстать перед судом, королевские агенты, словно стервятники, слетелись распродавать корабль и его груз.
Под этим ливнем угроз Рэли поступил так же, как двадцать два года назад: он взялся за перо. Защитой и контратакой для первой гвианской экспедиции стало "Открытие". Вторая гвианская катастрофа породила "Оправдание".
История "Оправдания" достойна "Тысячи и одной ночи". Рэли арестовали в Западных графствах и препровождали под конвоем в Лондон, когда в Солсбери его путь пересекся с маршрутом летнего выезда короля в провинции. Рэли представилась непредвиденная возможность выступить перед сюзереном в свою защиту, но ему нужно было несколько дней, чтобы подготовить и предоставить доказательства. Чтобы выиграть время, Рэли притворился тяжело больным. Это была известная в политике уловка, но благодаря талантливой режиссуре Рэли она превратилась в великолепное представление. Он подкупил сопровождавшего его врача, чтобы тот доставил ему сильное рвотное, и в тот же вечер изобразил перед своим главным тюремщиком, сэром Льюисом Стакли, головокружение. Шатающийся, спотыкающийся Рэли театрально ударился головой о столб и пал наземь. На следующее утро вошедший к нему стражник застал его раздетым и стоящим на четвереньках. Он, словно обезумев, грыз устилавшую пол солому. Спешно вызванный Стакли вбежал, как раз когда его драгоценный пленник повалился в жестоких судорогах, вызванных незаметно проглоченным рвотным. Стакли был вне себя от беспокойства, опасался, что доверенный ему пленник умрет, не добравшись до Лондона. Поэтому он помог доктору уложить Рэли в постель и массировать мнимого больного, дав Рэли повод издевательски заметить впоследствии, что он сделал из своего тюремщика отменного лекаря. Выбрав удобный момент, Рэли заставил сообщника-медика дать ему мазь, от которой на лице, руках и груди выступили ужасные нарывы, большие багровые волдыри с желтыми головками. Эти отвратительные симптомы отпугнули Стакли, заподозрившего какую-то экзотическую болезнь, завезенную с Ориноко. Поспешив к епископу Винчестерскому, он заручился помощью врачей-консультантов, а эти знатоки, осмотрев Рэли, объявили, что заключенный опасно болен и его нельзя перевозить.
Таким образом Рэли выиграл четыре дня карантина. Его заперли в комнате, чтобы не дать заразе распространиться, и он, питаясь ломтиками хлеба и баранины, контрабандой полученными от подкупленного врача, сочинил свое "Оправдание".
Написанное под давлением обстоятельств, "Оправдание" не могло, конечно, оказаться столь же хорошо составленным и столь изящным, как "Открытие". Тем не менее это произведение вполне убедительно. Рэли одно за другим рассматривал и разбивал все обвинения, выдвинутые против него как руководителя гвианской экспедиции. Он указывал, что не несет ответственности за запоздалый выход флота в море, недостаточное снабжение кораблей, а также за плохую погоду и болезни, постигшие их в плавании. Впрочем, это были мелочи. Рэли понимал - как руководитель экспедиции он в конечном счете будет отвечать за все, что вызвало недовольство короля Якова. В сущности, против него выдвигалось два обвинения: первое - преднамеренные враждебные действия против испанского гарнизона на Ориноко; второе - завлекательные рассказы о золотых копях Гвианы были не более как уловкой, изобретенной, чтобы выбраться из Тауэра.
Защита "Оправдания" против первого обвинения была достаточно прямолинейной. Рэли утверждал, что испанцы из Сан-Томе сами навлекли на себя несчастье, когда их разведчики в темноте атаковали англичан, а люди Кеймиса просто защищались от неспровоцированного нападения. Это оправдание было очевидно, а Рэли еще ловко вставил, что Сан-Томе выстроен на английской территории, и его обитатели, таким образом, оказывались нарушителями границы. Поселок был основан после его первой экспедиции на Ориноко, когда он объявил Гвиану английским владением, и по международным законам Испания не имела права размещать там свой гарнизон.
Громогласные претензии на Гвиану как на английское владение были задуманы как ложный след, предназначенный вовлечь короля Якова в территориальные споры с Испанией. Гораздо более интересны для нас - поскольку показывают новый взгляд Рэли на Золотые Антилы - были доказательства того, что он отправился на Ориноко в абсолютной уверенности, что найдет там богатые залежи золота.
"Какое безумие, - писал сэр Уолтер, - подвигло бы меня предпринять это путешествие (на Ориноко), если бы не уверенность в копях?" Только сумасшедший стал бы рисковать здоровьем, уже подорванным длительным заключением, и всем состоянием ради проекта, который заранее считал бы безнадежным. Несомненно, продолжал Рэли, было бы "странной фантазией… убедить сына, которого я потерял, убедить жену, вложившую восемь тысяч фунтов… а когда они были потрачены, убедить ее продать дом в Мичеме в надежде обогатить их от копей Гвианы, если бы сам я не видел их (золотых копей) собственными глазами". Золото Ориноко, упрямо утверждал Рэли, существует в действительности. Только нерешительность Кеймиса лишила экспедицию сказочного богатства. Те, кто сомневается в Золотых Антилах, либо "последние дурни", либо "щенки".
Итак, - Рэли до конца цеплялся за веру в невиданные богатства Гвианы. Двадцать пять лет назад он ухватился за золотой миф, используя его как блестящую приманку, чтобы завлечь англичан в заморскую империю, и уже не оглядывался назад. А кончилось тем, что миф одержал победу над человеком, который пытался его использовать. Увлекшись образом Золотых Антил, он околдовал сам себя. Правда, он пережил крушение мифа об Эльдорадо, но провал поисков обещанных золотых копей был слишком удручающим. Король Яков уже не надеялся на обещанные слитки и - вот ирония судьбы - обратился к Испании за займами и финансовой помощью. Одним из достоинств задуманного брачного союза с Испанией было, с точки зрения короля, то, что этот союз облегчил бы получение испанских займов. Неотступная погоня Рэли за гвианским золотом не только оказалась тщетной, но и превратила сэра Уолтера в помеху для международной политики. Пора было от него избавиться.