- Нечего сказать, хорош купчишка! - воскликнул артиллерист. - Сперва пил с солдатами за здоровье короля, а ведь это значит, что ему по душе наш мундир! Потом мы ударили по рукам в знак того, что он завербован, а теперь он вдруг вздумал отпираться!
У Эспена затряслись руки и ноги. В эту минуту он охотно променял бы шумное общество в трактире на темную пустынную дорогу, еще недавно казавшуюся ему такой зловещей.
- Да что вы, господин военный! - простонал он чуть не плача. - Я старый человек, какой из меня солдат? К тому же у меня подагра и ноги плохо ходят.
- Это твое дело, - прогремел артиллерист, - не стану же я таскать тебя на руках!
- Говоря по правде, - вмешался барабанщик, - солдат из него и впрямь никудышный!
- Видит бог, - со слезами подтвердил Эспен, - совсем никудышный!
- Так уж, видно, придется ему выставить за себя кого-нибудь другого!
- Да, иного выхода нет, разве что он откупится деньгами!
Эспен уже начал понимать, куда клонят шведы. От этого страх его несколько поубавился, и он спросил со вздохом:
- Во сколько же мне это встанет?
- Да самое малое пятьдесят ригсдалеров серебром.
- Пятьдесят ригсдалеров серебром! - повторил купец, закатывая глаза к темному дощатому потолку. - Да я таких денег отродясь в руках не держал!
- Что ж, коли так, нашему королю Карлу будет больше пользы от доброго воина, чем от каких-то пятидесяти монет. А по тебе, купец, видно, что со временем ты станешь отличным солдатом.
- Делайте со мной, что хотите, но клянусь, нет у меня таких денег!
- Как ты полагаешь, дружище, может, снизойдя к бедности нашего купца, скостить эту сумму до тридцати ригсдалеров?
- Пожалуй, - отвечал артиллерист, - но уж больше не уступай ни одного скиллинга!
- Постойте, добрые люди! - воскликнул Эспен. - Я выслушал ваше предложение. Теперь выслушайте мое.
- Давай выкладывай!
- У меня нет таких больших денег, каких вы требуете, но сейчас я держу путь в замок Юнгсховед, что в одной миле отсюда, там живет мой приятель, который, может статься, ссудит мне эти деньги. Так что, если кто из вас согласен проводить меня в замок, он и деньги получит, и еще кое-что заработает за свой труд.
- Не худо придумано, - ответил барабанщик, поднимаясь со скамьи. - Пошли в Юнгсховед! А то ведь уже и впрямь поздно.
На какое-то мгновение Эспен заколебался. Затем, подойдя к Иверу, тронул его за плечо:
- Готовы вы идти дальше, приятель?
- Готов, - отвечал Ивер, поднимаясь с места.
- Я подожду тебя здесь, в трактире, - сказал артиллерист, располагаясь ко сну на скамье.
Эспен плотно застегнул ворот камзола, натянул на уши шапку, затем взял свою палку и вместе с барабанщиком вышел из трактира. Ивер задержался в комнате. Подойдя к трактирщику, он шепнул:
- Живо, Якоб, наполни-ка мне трехчетвертную бутыль медом и водкой - того и другого поровну. Завтра на обратном пути я с тобой расплачусь.
Трактирщик бросился к стойке.
- Не беспокойся, Ивер, - прошептал он в ответ, смешивая напитки, как его просили, - расплатишься со мной, когда сможешь.
Получив бутыль, Ивер вышел из комнаты, вытащил из-под соломенной крыши саблю и бросился догонять своих попутчиков.
Эспен заметно приободрился оттого, что теперь его сопровождал шведский солдат, который был заинтересован в его благополучном прибытии в Юнгсховед.
Ивер молча следовал за ними, размышляя о том, каким способом отделаться от барабанщика. Когда они отошли на изрядное расстояние от трактира, он вынул из кармана бутыль и крикнул:
- Прошу вас, господин купец! Отпейте глоток из этой бутыли! Очень полезно от холода!
- Эй ты, мужичье! - воскликнул барабанщик. - Ты, значит, носишь с собой водку? А ну, дай пригубить!
Ивер протянул ему бутыль.
- Ух ты! - крякнул швед, отхлебнув из бутыли сколько было можно. - Глотку жжет хуже огня, но ты верно сказал: от холода это большая подмога.
Отпив из бутылки еще несколько глотков, он заткнул ее пробкой и крикнул Иверу:
- Я сам ее понесу, чтобы тебе легче было!
Сунув бутылку в карман, он зашагал дальше. Эспен подозрительно покосился на Ивера, но тот только улыбнулся в ответ. Теперь он добился того, чего хотел.
Крепкий напиток скоро возымел свое действие. Швед все время жаловался на холод и всякий раз отпивал из бутыли большой глоток. Скоро он затянул песню и начал пошатываться, ноги у него заплетались. Эспен попытался было выманить у него бутыль, но барабанщик лишь еще отчаяннее вцепился в нее. Скоро ноги и вовсе перестали его слушаться. Его шатало из стороны в сторону, а потом он свалился на землю. Эспен тщетно пытался его поднять.
- Брось ты это, приятель! - сказал Ивер. - Шведа нам все равно на ноги не поставить.
- Это все ваша вина! - сердито отозвался купчишка. - Зачем вы дали ему бутыль?
- Нет уж, господин купец! Это твоя вина! А теперь давай потолкуем с глазу на глаз!
- О чем это вы? - спросил Эспен, весь дрожа от страха.
- Куда ты спрятал письмо, которое обещал отнести в Юнгсховед шведскому полковнику?
- Письмо? Полковнику? - пробормотал Эспен. - Нет у меня никакого письма.
- Зря отпираешься! Я ведь был в горнице, когда Тюге Хёг его писал, а потом вышел тебя проводить.
- Господи помилуй и спаси меня, бедного! - простонал купец, опускаясь перед Ивером на колени и воздевая руки к небу. - И не совестно вам возводить на меня напраслину? В Вордингборге у меня жена и трое безвинных крошек.
- Письмо! Давай письмо! - приказал Ивер, вынимая из-за пазухи пистолет.
- Да нет у меня никакого письма! - всхлипывая, уверял Эспен. - Раз уж вы слышали все, что говорилось у ленсмана, так уж, верно, знаете, что Тюге Хёг напоследок передумал и не стал посылать письмо, решив, что сам поедет в Юнгсховед завтра утром. Он сказал мне это, когда провожал меня, а сегодня я иду в Юнгсховед по своим делам.
- А ну-ка, покажи свои карманы! - распорядился Ивер, не зная, чему верить.
- Извольте! - отвечал Эспен, вытянувшись перед ним.
Ивер тщательно обыскал одежду купца, посмотрел в карманах, в рукавах, ощупал подкладку, но письма не нашел.
- Теперь вы мне верите? - спросил Эспен.
- Как видно, придется поверить, - удрученно отозвался Ивер.
Они пошли дальше, впереди - купец, а за ним - Ивер, недоумевая, куда же могло деться письмо.
- Стой! - спустя минуту окликнул он купца. - Давай-ка я загляну в твои ботинки.
- Глядите, - отвечал Эспен и, опираясь на палку, снял сначала один, затем другой ботинок,
Письма в них не было.
И снова путники зашагали дальше. И снова Ивер остановил купца:
- Я забыл осмотреть твою шапку!
Сняв шапку, Эспен протянул ее Иверу, и по губам его скользнула легкая, едва заметная улыбка. Однако острый, проницательный взгляд Ивера тут же ее уловил, - участь Эспена была решена.
За поворотом уже виднелась конечная цель их пути - замок Юнгсховед теперь отчетливо выступал на фоне леса, темной полосой тянувшегося по снежному покрывалу. Купец облегченно вздохнул; с каждым шагом он все дальше уходил от грозящей ему опасности. Он уже различал черные силуэты часовых на валах; на башенных шпилях, поскрипывая, вертелись флюгера. Путники подошли к подъемному мосту. Силы Эспена были на исходе, однако теперь он шагал шире и быстрее прежнего. И вдруг Ивера осенила догадка. Он ухватился за палку Эспена, но купчишка резко дернул ее к себе. Тогда Ивер схватил купца поперек туловища и, подняв его над перилами моста, сбросил в ров.
Он услышал сдавленный крик, затем слабый стон. С вала грянул ружейный залп, но Ивер метнулся в сторону и убежал.
Сбрасывая купца в ров, Ивер выхватил у него палку - бузинный сук. Сердцевина у него была выскоблена, и в образовавшееся отверстие Эспен спрятал письмо.
ИВЕР УБЕЖДАЕТСЯ В ПРОЖОРЛИВОСТИ КРЫС, А СВЕН ВСТРЕЧАЕТ СТАРЫХ ЗНАКОМЫХ
Неподалеку от Хёфдингсгорда стоял домишко, почти совсем скрытый холмами, обступившими его с трех сторон.
В этом домишке на чердаке, на высокой куче соломы, лежали двое. Одним из них был Там, - читатель, наверно, помнит его неудачную попытку выдать шведам Свена. Рядом с ним примостилась его жена-Головешка. Минувшей ночью ей удалось обмануть своих стражей и убежать из вордингборгской Гусиной башни.
Незадачливый Там уже некоторое время жил в этом домишке, после прихода шведов покинутом его обитателями. Он почел за благо обретаться на чердаке, во-первых, потому что на соломе было куда теплее спать, чем в комнате на глиняном полу, а во-вторых, потому что здесь надежней было спрятаться от людей, убрав стремянку и закрыв чердачный люк.
Головешка так глубоко зарылась в солому, что из нее торчала только ее голова. А Там прильнул к дыре, которую сам же проделал в соломенной крыше: отсюда он мог видеть каждого, кто прейдет до дороге мимо дома.
- Что же ты, муженек? - воскликнула Головешка, закончив свой рассказ о том, как ей хитростью удалось убежать из башенной тюрьмы. - Что же ты уставился на меня и молчишь? Ты должен бы радоваться, что я наконец вернулась к тебе!
- Да, да, конечно, - по обыкновению прошепелявил Там с выражением полного равнодушия на лице, - жаль только, что ты не прихватила с собой кусок хлеба: мне чертовски есть хочется.
- Бог знает, что ты мелешь! - насмешливо возразила ему жена. - До хлеба ли мне было, когда я только и думала, как бы выбраться из темницы и вернуться к моему дорогому муженьку! Нашел бы ты себе лучше какую-нибудь работу, вот и были бы у нас деньги на хлеб!
- Какой еще работы мне искать? - отвечал Там. - Я вот во льду прорубь здоровую пробил, поближе к берегу, а угрей как не бывало! Ну и подлая жизнь! - уныло добавил он. - Зачем я дал ввести себя в грех и согласился выдать Свена! Он как-никак кормил нас, да и сверх того кое-что перепадало!
- Греха большого тут нет, коль скоро ты мог заработать тридцать серебряных монет. Просто ты, как всегда, неловко взялся за дело. Да и что теперь из-за этого убиваться!
- Тсс-с, тише, сюда кто-то идет!
- Кто бы это? - с любопытством прошептала Головешка, высунувшись до пояса из соломы.
- Я их уже не вижу, они, должно, к самому дому подошли. Вот когда войдут в комнату, мы услышим весь их разговор. Только сама не шуми!
Между тем к дому подкатили небольшие сани, и двое приезжих принялись распрягать коня. Лицо первого было почти совсем скрыто широкой войлочной шляпой, отбрасывавшей тень на лоб и щеки. С могучих плеч свисала синяя полосатая накидка, из-под которой торчала длинная юбка. Другой был высокий мужчина в крестьянской одежде. Захоти мы повнимательней приглядеться к приезжим, лица их непременно показались бы нам знакомыми - это были Свен-Предводитель и Ивер, которые уже в новом облачении продолжали свое путешествие из Вордингборга в столицу.
Свен купил сани и женский костюм у маркитантки, торговавшей в расположении шведских войск пивом и медом.
- Медовую бочку нам лучше оставить на ночь в санях, - вполголоса проговорил Ивер. - А для другой я ужо присмотрел место.
- Где же это?
- А вон там, под соломой в хлеву.
Свен улыбнулся и, подоткнув юбку, помог Иверу отнести в хлев бочку, лежавшую сзади на санях.
- Добрый ночлег мы себе отыскали! - воскликнул Ивер, привязав лошадь в углу комнаты и вытряхнув перед ней мешок с кормом. - Я немного знаком с хозяевами этого дома. Когда здешний помещик уехал в Копенгаген, управляющий переселил их в имение, и с тех пор сюда, видно, не заглядывала ни одна душа.
- С чего ты взял, Ивер?
- Когда я распахнул дверь, по глиняному полу бегали крысы, а снег, который намело сквозь дымовую трубу, покрыл очаг ледяной коркой.
- Хорошо, что мы так скоро встретились, - сказал Свен. - А ты - глазастый, иглу в стоге сена и ту отыщешь.
- Твоя правда, - важно ответил Ивер, - господь наградил меня зоркими глазами, а цыгане научили меня ими пользоваться, когда я ребенком кочевал вместе с ними.
Он положил на стол большой холщовый мешок. Свен достал огниво и начал высекать огонь, чтобы зажечь лучину. Огонь долго не вспыхивал; когда же наконец блеснули искры, никак не удавалось зажечь лучину.
Ивер стоя следил за усилиями Свена, затем воскликнул с улыбкой:
- Эх, в этом деле я сноровистей тебя! Дай-ка мне огниво - увидишь, как это делается.
Свен протянул ему огниво. Ивер вынул из кармана еловую шишку, растер между пальцев несколько семенных коробочек и посыпал смолистым порошком кремень, на котором тотчас вспыхнуло яркое пламя.
- Этой хитрости я тоже научился от цыган, - сказал он со смехом, а сам тем временем зажег лучину и укрепил ее между плитами очага. - А не развести ли нам огонь, чтобы в доме потеплело?
- Только бы он не был виден с дороги, если кто пройдет мимо, - отвечал Свен, вынимая из мешка съестные припасы.
- Надо завесить окна. Вот моя куртка, можешь завесить ею одно окно, а я выйду во двор и нацежу из нашей бочки кувшинчик меду.
Весь этот разговор был слышен на чердаке, где примостились Там с Головешкой. Они растянулись на полу чердака, прильнув головами к неприколоченным доскам: сквозь многочисленные щели им было видно все, что происходило внизу.
- Слыхал? - прошептала Головешка, когда Ивер, шумно ступая, вышел из дома. - У них на санях бочка с медом!
- Да, а на столе роскошный ужин! - вздохнул Там. - Хоть бы кусочек заполучить!
Свен завесил оба узких окна: одно - курткой Ивера, другое - своей накидкой, а затем вышел из комнаты, желая самолично убедиться, что с дороги свет не виден. В тот же миг Головешка, привстав, отодвинула в сторону одну из чердачных досок.
- Что ты делаешь? - спросил Там. - Не забывай, моя дорогая Бодиль: если они нас обнаружат, я пропал.
- Не забудь и ты, что я должна позаботиться об ужине для нас с тобой - нищих и голодных странников!
- Позаботиться об ужине? - переспросил Там, не понимая, к чему она клонит.
Головешка вместо ответа выдернула из крыши длинный кровельный лежень, затем, растянувшись на полу чердака, просунула его в отверстие между досками и воткнула острием в хлеб.
- А вот и ужин! - удовлетворенно прошептала она, втащив на чердак краюху овсяного хлеба. - Что, мало?
Она снова просунула палку в отверстие между досками и на этот раз подцепила большой кусок говяжьей колбасы.
Онемев от удивления, Там наблюдал за ее проделками.
- Ах, Бодиль, Бодиль! - прошептал он, когда колбаса оказалась на чердаке. - Хватит! Нам с тобой не поздоровится, когда они вернутся и увидят, что ужин их куда-то исчез.
- Ничего ты не смыслишь в жизни, - зашептала в ответ Головешка. - Беднякам не приходится быть разборчивыми в средствах, и к тому же господь не каждый день посылает нам такое щедрое угощение. Ужин я уже раздобыла. Но что мы будем есть завтра?
С этими словами она так же ловко подцепила острием палки и переправила на чердак вторую краюху и головку сыра, затем снова просунула палку вниз для очередного улова, но тут за дверью послышались шаги. Головешка поспешно убрала палку и положила доску на прежнее место. В ту же секунду в комнату вошли Свен и Ивер.
Поставив на стол кувшин с медом, Ивер вскрикнул, обнаружив пропажу. На лице его отразилось глубокое изумление.
- Кто похитил наш роскошный ужин? - воскликнул он. - Ты только посмотри! На столе почти ничего не осталось. А ведь мы еще не притрагивались к еде!
Свен, разумеется, никак не мог ответить на этот вопрос. Друзья стали строить всякие предположения, чем немало потешили супругов, которые тем временем поедали свою добычу на чердаке.
- Не иначе, кто-то прокрался в комнату, пока мы были во дворе, - предположил Ивер.
- Разве он ушел бы незамеченным? - пожимая плечами, возразил Свен.
- И то верно. Впрочем, понял. Наш ужин украли крысы!
- Крысы? - повторил Свен. - Две краюхи хлеба, головку сыра и колбасу - не могли же они все это утащить!
- Но не могли же хлеб, сыр и колбаса сами сбежать со стола! Кто-то украл их у нас - не то крысы, не то домовой, но я стою за первых, потому что мне куда чаще случалось видеть крыс, чем домовых!
- Приятного им аппетита! - рассмеялся Свен. - Что ж, удовольствуемся тем, что осталось!
Ужин прошел в полном молчании. Когда же наконец Ивер вытер свой нож и засунул его за пояс, он воскликнул:
- Грех и позор нам, что мы сели за стол без молитвы, но надеюсь, господь не будет к нам чересчур строг - ведь идет война. А уж когда я улягусь спать на сене, я так или иначе его помяну. Расскажи мне теперь, что у тебя на уме: как ты думаешь доставить нашу бочку к месту назначения?
- Поедем дальше, как ехали до сих пор.
- Да, но только чем это кончится? Боюсь, нам все время будут досаждать, особенно когда пронюхают о нашей затее. Давно ли мы в пути, а уже трое узнали нашу тайну.
- Слышишь? - шепнула Головешка Таму. - У них какая-то тайна, хорошо бы нам ее выведать!
- Первый - капитан Мангеймер, с которым мы так славно потолковали в церкви. Он так старался заполучить наш клад, что, уж верно, не удовлетворится одной неудачной попыткой. Второй - ленсман Тюге Хёг, и третий - господь помилуй его душу - он там, где следовало бы быть и двум другим. Так ты какой дорогой думаешь ехать?
- Лесом мимо Юнгсховеда, - отвечал Свен, - там я назначил встречу двоим из наших людей. Затем мы поедем на запад до города Кёге и свернем чуть на север, а оттуда по льду в Копенгаген. На всем этом пути я расставил энгов: через каждые две мили нам будут приводить свежую лошадь, чтобы сани мчались быстрей. Мы должны добиться своего, Ивер, дружище, - добавил Свен, отложив в сторону нож и задумчиво уставившись в пустоту, - тому залогом моя жизнь и честь.
- Конечно, мы добьемся своего, зять мой дорогой, я ведь тоже кое-чего жду от успеха нашей затеи.
- Ты о чем?
- Видишь ли, есть у меня один замысел. Только ты носишь свой в голове, а я - в сердце.
- Вот как! - воскликнул Свен. - Видно, ты что-то новое задумал!
- Да нет, дело-то, в общем, давнее, - отвечал Ивер шутливым тоном. - С тех самых пор, как с меня сняли бесчестье, все помыслы мои об одной девушке, что живет у Хольмегорских болот. Ты улыбаешься, Свен! Да, мысли мои стелются к земле, словно ласточки в ненастье! Но как только я стану стоящим человеком, я заявлюсь к фогту, ее отцу, и попрошу отдать за меня Ингер. Если мы благополучно доставим королю деньги, ты возьмешь свою долю почестей, и это будет лучшая доля, потому что ты ведь всему нашему делу глава. Но вдруг сам король или его вельможи спросят нас, какой награды мы хотим? Королева сделала меня своим воином, а король, может статься, произведет меня в вахмистры. Тогда я пойду домой в роскошном мундире и заявлюсь женихом к отцу моей Ингер.
Когда Свен-Предводитель и Ивер на другое утро покинули хижину, над темным лесом, тянувшимся вдоль побережья, еще только вставало солнце. Небо казалось ясным, безоблачным, над полями с криком носились вороны. Впереди на санях сидел Свен в женском платье, низко надвинув на лоб войлочную шляпу. Ивер расположился на мешке с овсом, которым прикрыл стоявшую позади бочку. Издалека доносился приглушенный звон - это колокола церквей в Ставербю и Аллерслёве возвещали восход солнца.