Шестьдесят пять карт привез с собой во Францию Дюмон-Дюрвиль, много рисунков - на них были запечатлены и ландшафты, и поселения, много планов, а также портреты островитян, одежду, утварь, оружие. И великолепный гербарий - около семи тысяч растений, более десяти тысяч видов насекомых; минералогические коллекции.
Теперь надо было писать отчеты, писать воспоминания, приводить в порядок дневники, коллекции. Дюмон-Дюрвиль и займется этим в ближайшие годы.
Не так-то просто было обработать огромные материалы, собранные экспедицией, да и спешить-то, собственно, тоже было ни к чему: слишком многое следовало и восстановить, и продумать. Дюмон-Дюрвиль превосходно отдает себе отчет в значительности проделанной работы. И потом он - исследователь, исследователь широкого профиля. И все то, о чем он пишет, в сфере его собственных научных интересов.
…Вот оно передо мной, это издание. Оно называется "Путешествие на "Астролябии"" и состоит из четырнадцати томов, по 500–600 страниц каждый. Вот том, посвященный метеорологии, магнетизму, температуре моря. Его отредактировал академик Араго. А этот том посвящен ботанике. Пять томов посвящены зоологии. Том энтомологии- его написал Дюмон-Дюрвиль. Атлас, состоящий из пятидесяти трех карт и планов.
Пять томов посвящены описанию самого путешествия. Они в основном написаны Дюмон-Дюрвилем. Но он предоставляет слово и другим участникам экспедиции, приводя в приложении обширные выдержки из их дневников и записей: свидетельства очевидцев, повествующих зачастую об одних и тех же событиях.
Вы можете сравнить, вы можете уточнить, наконец, свидетельства эти просто дополняют одно другое. Очень удобно! И убедительно. И в каждом томе множество зарисовок: тысяча двести шестьдесят шесть рисунков относятся к одним лишь этнографическим описаниям.
А как сделаны эти описания! Как вдумчиво, информативно, обстоятельно все написано, какая бездна важных, интересных сведений. Вот второй том. Триста двадцать с лишним страниц в нем посвящены Новой Зеландии. Целая монография! Здесь и история открытия европейцами этого острова, и его собственная история, и детальные географические описания, и большущая глава, посвященная жителям острова - их облику, характеру, способностям, их этике, морали, политическому и общественному устройству, их образу жизни: жилищам, пище, домам, украшениям, одежде, состоянию земледелия, рыбной ловле, судам, оружию, музыке, танцам, религии, церемониям, обрядам, языкам, Всего и не перечислишь. И уж конечно, отдельные главы посвящены животному и растительному мирам и миру минералов.
Множество сведений, не потерявших своего значения и в наше время, авторитетных и нужных сведений о прошлом - бесценные свидетельства незаурядного естествоиспытателя и этнографа. И несомненно крупного географа.
"Мне всегда казалось, что это должен быть искренний и серьезный рассказ о всех приключившихся с нами делах, рассказ о всех наших наблюдениях и собранных нами в интересах науки фактах", - пишет Дюмон-Дюрвиль. И добавляет: "Груды наших предшественников почти не оставили нам места для великих открытий. Но успехи цивилизации и прогресса в самых отдаленных уголках нашего земного шара приведут - я в этом уверен - лет через сто или двести к тому, что наши работы получат высокое значение и внуки наши будут с таким же интересом читать о наших усилиях, как и мы читали о трудах и усилиях первопроходцев Земли".
В сроках он, может быть, немного ошибся: его путешествия и открытия давно уже стали классическими. Что же касается всего остального - все верно.
…Пятого января 1832 года. Заседание Парижского географического общества. Основной докладчик - Дюмон-Дюрвиль. Сообщение его посвящено общим проблемам Океании - географии, истории, происхождению местных народов. Мало кто в Европе может сравниться с ним по знанию всех этих вопросов.
…Он говорит не торопясь, иногда подходит к большой карте Океании с указкой в руке, словно школьный учитель, и, хотя доклад длится долго, Дюмон-Дюрвиля слушают с большим вниманием. Нет, он вовсе не хочет кому-либо навязывать свои убеждения. Но они - плод десятилетних исследований и наблюдений, сделанных в подавляющем большинстве случаев непосредственно на месте. Время и факты, которые соберут другие ученые, покажут, насколько соответствует истине предлагаемая им точка зрения. А она вкратце такова. Среди множества разнообразных племен и народов, населяющих Океанию, следует выделить две основные ветви, которые настолько резко отличаются друг от друга по своему физическому облику, психическому складу и прочему, что их можно считать принадлежащими к различным расам. Представители одной из них - люди среднего роста, с кожей светло-желтого оттенка, с гладкими темно-каштановыми или черными волосами. Другая раса состоит из людей с черной кожей и шерстистыми мелко вьющимися волосами. Люди, принадлежащие к негроидной расе, - это, по мнению Дюмон-Дюрвиля, изначальные насельники Океании. Люди со светлой кожей - пришельцы с востока, постепенно расселившиеся по островам Океании. К этому следует добавить, что люди, относящиеся к первой расе, в свою очередь явно подразделяются на две различные группы. К первой относятся племена, населяющие расположенные в восточной части Тихого океана острова - от Гавайев до Новой Зеландии и от островов Гонга до острова Пасхи, и они принадлежат, насколько можно судить, одному корню. Это как бы одна семья, расположившаяся на множестве отстоящих на больших расстояниях друг от друга островов. Они схожи по физическому облику и великолепно понимают друг друга. Ко второй группе следует отнести население обширной цепи маленьких островов, получивших наименование группы островов Кингзмилла, островов Гилберта, Маршалльских, Каролинских, Марианнских - до островов Пехью включительно. От своих восточных собратьев они отличаются несколько более темным оттенком кожи и удлиненными лицами; фигуры у них более стройные.
Что же касается самой Океании, то, по мнению Дюмон-Дюрвиля, ее следует по этнографическим признакам подразделить на четыре обширные области. Первая - это восточная Океания, Полинезия, область расселения первой группы людей с желтовато-светлой кожей. Вторая-Микронезия- острова, населенные представителями второй группы той же расы. Третья область - Малайзия, западная часть Океании - все острова, известные тогда как Ост-Индские. И наконец, четвертая область - Южная Океания, Меланезия - большой остров Новая Голландия и все острова - до границ Микронезии и Полинезии. Здесь проживают представители черной расы.
"Мне думается, - подчеркивает Дюмон-Дюрвиль, - что среди множества разновидностей меланезийской расы на первое место следует поставить обитателей островов Вити. У них существуют законы, ремесла, их язык богаче, чем у жителей, населяющих западные берега, а в ловкости и мастерстве в навигации они ничуть не уступают людям другой расы". "Не исключено, впрочем, - добавляет он, - что здесь отразились их обширные связи с полинезийской расой".
Он подробно рассказывает о жителях каждой из областей: их обычаях, нравах, о волнах переселенцев, о языках и языковых семьях, о материальной культуре аборигенов и о многом, многом другом, в том числе, конечно, и о гипотезах заселения Полинезии, Меланезии, Микронезии. Все сказанное он изложит впоследствии в своей книге.
Конечно, не все выводы Дюмон-Дюрвиля оказались бесспорными, тем более что речь шла о проблемах и ныне вызывающих различные суждения исследователей. Проблемы происхождения народов Океании, заселения океанических островов, проблемы появления аборигенов в Полинезии, Меланезии, в Австралии, Тасмании, Новой Зеландии в последние годы были предметом многих, подчас весьма острых дискуссий, и до окончательных выводов, пожалуй, еще далеко! Но предложенная им схема подразделения Океании по этнографическим признакам на четыре обширные области имеет своих сторонников и до сих пор, хотя принято ныне подразделять Океанию на три области: на Меланезию (западные и крупнейшие о-ва), Микронезию (мелкие о-ва к северу от Меланезии), Полинезию (все остальные о-ва). И, как и предполагал Дюмон-Дюрвиль, негроидные группы протомеланезийцев населяли Океанию издавна.
Май 1835 года. Ровно в срок, предусмотренный договорами, Дюмон-Дюрвиль закончил написание своей многотомной работы. Как и полагается в таких случаях, он отправляет рапорт морскому министру.
Следует предписание: капитану Дюмон-Дюрвилю отправиться в порт приписки и приступить к продолжению службы.
Порт приписки - Тулон. Но в городе эпидемия холеры. И не успевает Дюмон-Дюрвиль туда приехать, как заболевает его дочь. Проходит несколько дней, и безжалостная смерть уносит девочку. Ей было всего пять лет.
…Это уже второй ребенок Дюмон-Дюрвиля, умерший в детстве. Первым был сын, скончавшийся в 1824 году, восьми лет от роду.
Восемнадцать месяцев подряд Дюмон-Дюрвиль терпеливо и безропотно исполняет все то, что положено капитану корабля, стоящего на якоре в порту. Он делает это, как впоследствии не без иронии заметит сам, совершенно пунктуально и в точном соответствии с уставом, как и положено человеку, одетому в форму, где бы он ни находился.
Свободное от службы время он посвящает воспитанию единственного оставшегося у него в живых сына. И занятиям: этнографии Океании, филологии. Иногда Дюмон-Дюрвиль позволяет себе прочесть два-три новых романа. Особенно он увлекался детективами.
Но размеренная и в общем, как считал сам Дюмон-Дюрвиль, однообразная жизнь продолжалась недолго.
Недолго потому, что, во-первых, все чаще он ощущал настоятельную необходимость подкрепить те или иные свои теоретические рассуждения соответствующими данными, а для этого надо было бы вновь отправиться в просторы Океании. Во-вторых, хотя он и называл себя домоседом, хотя и нахваливал свой спокойный образ жизни, но спокойное это существование было явно не по нему. Он справедливо полагал, что еще в силах и обладает необходимой энергией для того, чтобы плавать так же успешно, как и раньше. И продолжать успешно начатые работы.
Эти тихоокеанские дали влекли человека, ни на что не похожий сказочный мир удивительных островов крепко держал его (он сам упомянул об этом в одном из своих дневников) в радостном плену.
Были и другие заботы. О них Дюмон-Дюрвиль откровенно скажет в одном из своих писем 1839 года: "Народился сын взамен покинувшей наш мир дочери, и мне представилось, что я должен пожертвовать своим отдыхом (он называл службу во Франции отдыхом!) для того, чтобы обеспечить будущее моим детям".
В январе 1837 года он пишет письмо морскому министру: капитан Дюмон-Дюрвиль готов совершить свое третье научно-исследовательское кругосветное путешествие. Проект прилагается.
Это был серьезный и вдумчивый проект опытного и знающего моряка, но одновременно и пытливого исследователя и ученого-практика, хорошо представляющего себе, что именно он собирается сделать. Его интересует и история заселения Океании, ее животный и растительный мир, и вопросы океанографии, - в какой-то степени привычный уже круг проблем.
Особое внимание Дюмон-Дюрвиль собирается, как впрочем и всегда, уделить корректировке карт, исправлению координат, а также изучению земного магнетизма.
Ответ приходит в конце февраля. Он собственноручно написан министром. Его величество король, которому был передан проект, отнесся к нему благосклонно. Но поскольку королю стало известно, что некий американский капитан-китолов якобы весьма близко подошел на своем корабле к Южному полюсу, то он выразил пожелание, чтобы в том же направлении была на двух кораблях отправлена и французская экспедиция.
Возглавить эскадру предлагается Дюмон-Дюрвилю.
Человек импульсивный и искренний, Дюмон-Дюрвиль запишет в своем дневнике: "Должен признаться, что, прочитав это предложение, я буквально остолбенел. Какое-то время я находился в нерешительности, тысячи мыслей пронеслись в моёй голове, и среди них была и такая: а не следует ли отказаться от предложенной мне чести? В самом деле, открывавшаяся передо мной карьера не соответствовала ни моим вкусам, ни моим занятиям. К тому же могло случиться и так, что из-за аварии или по какой-нибудь иной причине я был бы вынужден возвратиться во Францию и, следовательно, отказаться от тех научных изысканий, которыми я собирался заняться в малоисследованных архипелагах Океании".
И все-таки он согласился. Согласился, потому что был смелым человеком. Потому что был исследователем по натуре. Потому что, как шутливо заметит он сам, наши достоинства суть продолжения наших недостатков. Под недостатком в данном случае разумелась страсть к неизведанным землям.
Он понимал: речь идет об интереснейшей и значительнейшей проблеме. Проблеме, имеющей самое непосредственное отношение к ряду сложных и во многом нерешенных еще вопросов географического изучения Земли.
Напомним коротко. Идея о существовании в южных широтах значительной массы суши возникла давно. Ее можно найти еще у античных географов - независимо от того, считали ли они, как сторонники Птолемея, что земная суша представляет собой единый материк, или же, как сторонники Страбона, что в южном полушарии, несомненно, должен существовать - для равновесия - большой массив суши, обширная Южная Земля, Южный континент. Основополагающие открытия в области географии Земли, происшедшие в конце XV - начале XVI в., и в частности открытие Нового Света, привели к возрождению старых представлений. "Континентальная" теория Птолемея была, правда, опровергнута, но - мы об этом только что упоминали - "теория Мирового океана" Эратосфена, Посидония и Страбона тоже признавала наличие Южного континента.
Это была, так сказать, общая посылка. А вот где конкретно находится этот континент, каковы его размеры, конфигурация, конечно, никто толком не знал.
Принимали за оконечность неизвестного Южного континента - Terra Australis incognita - Огненную Землю; выдвигали гипотезу, что таковой следует считать Новую Гвинею (не знали еще тогда, что Новая Гвинея - остров). Писали, что "недалеко от островов, нареченных Соломоновыми, есть большая суша, весьма возможно, что она спускается к югу до Магелланова пролива". Верили, как, скажем, Кирос, что открытая им во время плавания в 1606 году в архипелаге Санта-Крус земля Св. Духа - это и есть та неведомая Южная Земля, которая, как он думал, простирается от Новой Гвинеи до самого Южного полюса.
Земли в том виде, в каком ее представляли себе многие путешественники и картографы того времени, не было. Во всяком случае такой, о какой, например, писал Лансело Вуазен, чей трактат "Три света" вышел в 1582 году во Франции. "Беря в расчет примерную величину этой суши и место ее расположения, следует признать, что там должно быть не меньше чудесных вещей, нежели в известных уже нам мирах. Тот, кто сумеет открыть эту землю, сравняется в славе с Колумбом и Магелланом".
К славе стремились многие. И не удивительно. Писал же в 1569 году в примечании к своей карте знаменитый картограф Меркатор, чей авторитет был достаточно высок, что существуют три континентальные массы: Старый Свет, известный еще древним, Новая Индия, то есть Америка, и Южный континент. Ему вторили другие географы, например, автор опубликованной в Венеции "Географии" Ливио Сануто.
Впрочем, будем справедливы. Южной Земли нет в "Космографии" Олиана, вышедшей в свет в 1540 году. Нет и на картах Баттисты Аньезе. Ее не пометил и Себастьян Ка-бот, знаменитый навигатор, на своей карте, относящейся к 1544 году. Правда, быть может, потому, что он отмечал только то, что было твердо известно.
Ну а с другой стороны, разве земля, открытая Колумбом, разве пролив, открытый Магелланом, были помечены на картах?
За выступ Южного материка принимают (до тех пор пока Абель Тасман в 1642 году своим плаванием не опроверг этого мнения) Новую Голландию, а позднее и Новую Зеландию. Все дальше на юг отодвигались границы Южного материка, но сама идея продолжала существовать. Продолжались и поиски загадочного континента.
В 1738 году французская Ост-Индская компания снаряжает в поисках так называемой Земли Гонневиля экспедицию Жана-Батиста Буве де Лозье. Эту землю (сообщение о ней было напечатано в 1663 году) якобы в 1503 году открыл отправившийся по следам Васко да Гамы французский капитан Гонневиль на юге Атлантического океана.
Как сейчас считает большинство историков географии, Гонневиль, очевидно, попал (если вся история с его открытием не была выдумана!) куда-то на побережье Южной Америки, возможно, в Бразилию.
Буве де Лозье спускается на юг вдоль побережья Бразилии, все дальше на юг, только на юг. Первого января 1739 года на 54-м градусе южной широты он видит снежную вершину горы. "Это - самый северный мыс континента!" - восклицает Буве. Он называет найденную землю мысом Сирконсисьон.
Земля камениста, гориста, и горы эти покрыты снегом, напишет он в своем донесении. И на подступах к ней море усеяно льдом.
Только сто пятьдесят лет спустя будет установлено, что он открыл всего-навсего небольшой остров. А искали этот остров так долго потому, что местоположение его было определено Буве неправильно!
…Terra Australis incognita - неведомая Южная Земля. Но, наверное, правильно было бы сказать - и неуловимая.
"Я называю Южной Землей все то, что лежит за пределами южной оконечности Африки, Азии и Америки, т. е. за пределами мыса Доброй Надежды, Молуккских островов, Целебеса и Магелланова пролива, и земля эта протяженностью от 8 до 14 млн. кв. миль занимает, очевидно, не менее трети нашей планеты. Ибо невозможно, чтобы на огромном пространстве к югу от Азии не было значительного массива суши, способного придать равновесие нашей планете во время ее вращения".
Это слова известного французского ученого-просветителя Шарля де Бросса, жившего в XVIII веке.
Но почти то же самое сказано и в другом документе: "Весьма похоже, что к югу от островов Св. Павла и Амстердам находится гигантский континент, куда никто еще не проникал. Капитану предписывается познакомиться с обитателями этого континента. Он должен также завязать с ними дружественные отношения. Капитан обратит внимание на то, что производится в этой стране, - на сельскохозяйственные культуры, на ее мануфактурное производство и на то, какую выгоду может тут получить французская торговля".
Это из инструкций морского министерства Франции капитану Жозсфу де Кергелен Тре-Марек. На двух судах - "Фортуна" и "Толстое брюхо" - он отправляется в 1771 году на юг. Двенадцатого февраля моряки увидели множество низко летящих птиц. Земля близка, думает Кергелен, и в самом деле, корабль приближается к темной массе суши. Это небольшой островок. Но назавтра, "в семь часов утра, когда солнце рассеяло туман, - занесет он в свой дневник, - и осветило горизонт, я явственно различил вдали цепочку протянувшихся с севера на восток земель".
Победа? Трудно сказать. Поднимается туман, усиливается течение. Когда на следующее утро туман исчез, на "Фортуне" не видят "Толстого брюха". Судьба судна так и осталась неизвестной.