Я видел, что мальчишке это в голову не приходило, и, как он ни старался, скрыть свои чувства он не смог. Он назвал Билла красноносой акулой, и меня он тоже как-то назвал, только я уже забыл.
- Подумай хорошенько, - говорит Билл, - и не забудь, что полиция схватит тебя за шиворот и обыщет, едва ты сойдешь с трапа.
- Интересно, а кока они тоже будут щекотать? - говорит Джим злобно.
- И если они найдут деньги, ты пойдешь в тюрьму, - говорит Билл и дает ему затрещину. - А там тебе придется не по вкусу, за это я тебе ручаюсь.
- Что же тебе там так не понравилось, Билл? - говорит Джим, держась за ухо.
Билл поглядел на него и пошел к трапу.
- Больше трепать с тобой языком я не намерен, дружок, - говорит он. - Я иду к капитану.
Он стал медленно подниматься, и едва он ступил на палубу, как Джим вскочил и позвал его. Билл сделал вид, будто не слышит, и мальчишка выскочил на палубу и побежал за ним следом; немного спустя они оба вернулись в кубрик.
- Ты хотел мне что-то сказать, дружок? - говорит Билл, задирая голову.
- Да, - говорит юнга и ломает пальцы. - Мы поделим деньги, если ты будешь держать пасть на замке.
- Хо! - говорит Билл. - А я-то думал, ты их выбросил за борт.
- Я тоже так думал, Билл, - говорит тихо Джим, - но когда я вернулся в кубрик, они оказались у меня в кармане штанов.
- Где они сейчас? - говорит Билл.
- Это неважно, - говорит юнга. - Тебе до них все равно не добраться. Я и сам не знаю теперь, как их взять.
- Где они? - снова говорит Билл. - Я сам их буду хранить. Тебе я не доверяю.
- А я не доверяю тебе, - говорит Джим.
- Если ты сию же минуту не скажешь мне, где деньги, - говорит Билл и снова идет к трапу, - я иду и рассказываю капитану. Они должны быть у меня в руках, по крайней мере моя доля. Почему бы не поделить их прямо сейчас?
- Потому что их у меня нет, - говорит Джим, притопнув ногой, - вот почему, и это все из-за ваших дурацких штучек. Когда вы ночью устроили мне обыск, я перепугался и спрятал их.
- Где? - говорит Билл.
- В матрасе второго помощника, - говорит Джим. - Я прибирал на корме и нашел в его матрасе снизу дырку, засунул туда деньги и затолкал их палкой поглубже.
- Как же ты думаешь достать их обратно? - говорит Билл, почесав затылок.
- Вот этого я и не знаю, ведь на корму мне теперь не разрешается, - говорит Джим. - Кому-то из нас придется рискнуть, когда мы придем в Лондон. И гляди, Билл, ежели ты попробуешь здесь смошенничать, я сам всех выдам.
Тут как раз в кубрик спустился кок, и нам пришлось прекратить разговор, но я видел, что Билл очень доволен. Он был так доволен, что деньги не выброшены за борт, что совсем упустил из виду, как же теперь до них добраться. Ну, через несколько дней он уразумел положение так же явственно, как и мы с Джимом, и тогда он мало-помалу совсем озверел и стал бегать на корму при всяком удобном случае и этим наводил страх на нас обоих.
Трап в кормовые каюты был как раз напротив штурвала, и спуститься туда незаметно было так же затруднительно, как незаметно вынуть у человека изо рта вставную челюсть. Один раз, когда у штурвала стоял Билл, Джим спустился туда поискать свой нож, который он якобы там оставил, но едва он скрылся внизу, как выскочил снова в сопровождении стюарда со шваброй в руках.
Больше мы ничего не могли придумать, и нас прямо-таки с ума сводила мысль о том, что второй помощник, маленький человечек с большой семьей, никогда не имевший за душой ни гроша, каждую ночь спит на матрасе с нашими шестью сотнями фунтов.
Мы разговаривали об этом при каждом удобном случае, причем Билл и Джим едва удерживались от взаимных грубостей. Юнга считал, что во всем виноват Билл, а Билл все сваливал на юнгу.
- Я считаю, что есть только один выход, - говорит как-то юнга. - Пускай Билла хватит солнечный удар, когда его будут сменять у штурвала, и пускай он свалится вниз по трапу и покалечится так, что его нельзя будет переносить. Тогда его поместят внизу в какую-нибудь каюту, а меня, может быть, приставят за ним ходить. Так или иначе, он-то уж будет находиться там, внизу.
- Хорошая мысль, Билл, - говорю я.
- Хо! - говорит Билл и глядит на меня так, словно готов сожрать со всеми потрохами. - А почему бы не свалиться по трапу тебе самому, если так?
- По мне, лучше, если это будешь ты, Билл, - говорит юнга. - А вообще-то мне все равно, кто из вас. Можете бросить жребий.
- Иди отсюда, - говорит Билл. - Иди отсюда, пока я чего-нибудь тебе не сделал, кровожаждущий убийца!.. У меня у самого есть план, - говорит он, понизив голос, когда юнга вылетел из кубрика. - И, ежели я не придумаю чего-либо получше, я пущу его в ход. Только гляди, ни слова мальчишке.
Ничего получше он не придумал, и однажды ночью, как раз когда мы входили в Ла-Манш, он пустил в ход свой план. Он был в вахте второго помощника, и вот он облокачивается на штурвал и говорит ему тихим голосом:
- Это мое последнее плавание, сэр.
- О, - говорит второй помощник, никогда не гнушавшийся беседой с простым матросом. - Почему же?
- Я нашел себе койку на берегу, сэр, - говорит Билл, - и я хочу попросить вас об одном одолжении…
Второй помощник буркнул что-то и отошел на шаг-другой.
- Мне нигде не было так хорошо, как на этом судне, - говорит Билл. - И остальным ребятам тоже. Прошлой ночью мы говорили об этом, и все сошлись, что это из-за вас, сэр, и из-за вашей к нам доброты.
Второй помощник кашлянул, но Билл видел, что это ему понравилось.
- И вот я подумал, - говорит Билл, - что, когда я покину море навсегда, хорошо бы унести с собой что-нибудь на память о вас, сэр. И мне пришла мысль, что, если бы я заполучил ваш матрас, я бы вспоминал о вас каждую ночь в своей жизни.
- Мой… что? - говорит второй помощник, вытаращив на него глаза.
- Ваш матрас, сэр, - говорит Билл. - Я бы предложил вам за него фунт, сэр. Мне хочется иметь что-нибудь из ваших вещей, и это был бы для меня лучший памятный подарок.
Второй помощник покачал головой.
- Мне очень жаль, Билл, - говорит он мягко, - но я не могу отдать его за такую цену.
- Я лучше дам тридцать шиллингов, чем откажусь от него, сэр, - смиренно говорит Билл.
- Я уплатил за этот матрас большую сумму, - говорит второй помощник. - Не помню, сколько именно, но сумма была велика. Ты понятия не имеешь, какой это дорогой матрас.
- Я знаю, что это хорошая вещь, иначе вы не стали бы ее держать у себя, - говорит Билл. - А пара фунтов вас не устроит, сэр?
Второй помощник мекал и экал, но Билл поостерегся набавлять еще. Со слов Джима он знал, что красная цена этому матрасу была не больше восемнадцати пенсов - для того, кто не очень брезгливый.
- Я спал на этом матрасе годы и годы, - говорит второй помощник, а сам глядит на Билла краем глаза. - Не знаю уж, смогу ли я спать на каком другом. Но, чтобы уважить тебя, Билл, я отдам его тебе за два фунта, если ты оставишь его у меня до берега.
- Спасибо, сэр, - говорит Билл, едва удерживаясь, чтобы не заплясать от радости. - Я передам вам эти два фунта, как только нас рассчитают. Я буду хранить его всю свою жизнь, сэр, на память о вас и о вашей доброте.
- Только смотри, никому ничего не рассказывай, - говорит второй помощник, которому не улыбалось, чтобы об этой сделке узнал капитан, потому что иначе ко мне начнут приставать другие желающие купить что-нибудь на память.
Билл со всем пылом пообещал ему молчать, и когда он мне об этом рассказывал, то чуть не плакал от счастья.
- И заметь, - говорит он, - я купил этот матрас, закупил его весь целиком, и к Джиму это не имеет никакого отношения. Мы с тобой уплатим по фунту и разделим то, что внутри, пополам.
Он в конце концов убедил меня, но этот мальчишка следил за нами, как кот за канарейками, и мне простым глазом было видно, что уж его надуть будет нелегко. Похоже, к Биллу он относился более подозрительно, нежели ко мне, и чуть что, все приставал к нам, как мы решили с этим делом.
Из-за встречного ветра мы четыре дня проболтались в проливе, пока нас не подцепил буксир и не привел в Лондон.
Переживания у нас напоследок были ужасные. Прежде всего нам нужно было заполучить матрас, а затем нам нужно было исхитриться и избавиться от Джима. Билл было предложил, чтобы я увел его с собой на берег. Сказал бы, что Билл-де подойдет попозже, и там удрал бы от него. Но я на это заявил, что, пока я не получу свою долю, мне не вынести расставания с Биллом хотя бы на полсекунды.
И, кроме того, Джим нипочем бы не ушел без него. Весь путь вверх по реке он торчал возле Билла и то и дело спрашивал, что же мы собираемся делать. Он так переживал, что чуть не плакал, и Билл даже испугался, как бы это не заметили остальные ребята.
В конце концов мы отшвартовались в Истиндских доках и сразу повалили в кубрик помыться и переодеться в выходную одежду. Джим все это время не спускал с нас глаз, а затем он подходит к Биллу, кусает ногти и говорит:
- Как же это сделать, Билл?
- Держись поблизости, когда все уйдут на берег, и надейся на удачу, - говорит Билл и поглядывает на меня. - Посмотрим, как пойдут дела, когда получим аванс.
Мы пошли на корму получать по десять шиллингов на карманные расходы. Я с Биллом получил раньше всех, и тогда второй помощник, незаметно подмигнув, с этаким беспечным видом вышел за нами следом и вручил Биллу матрас, завернутый в мешок.
- Вот тебе, Билл, - говорит он.
- Премного благодарен, сэр, - говорит Билл. Руки у него так тряслись, что он едва не выронил этот мешок, и он хотел сразу уйти, пока Джим не поднялся на палубу. Но болван помощник останавливает его и произносит перед нами маленькую речь. Дважды Билл порывается идти, но помощник кладет ему руку на плечо и все рассказывает, как он всегда старался ладить с командой и как это ему всегда удавалось, и вот пожалуйста - в самый разгар этого представления появляется мистер Джим.
Он весь так и задрожал при виде свертка с матрасом и широко раскрыл глаза, а затем, когда мы двинулись на нос, он взял Билла под руку и обозвал его всеми бранными словами, какие только знал.
- Ты даже молоко из блюдца у кошки готов спереть, - говорит он. - Но только знай, ты с этого судна не уйдешь, пока я не получу свою долю.
- Я хотел сделать тебе сюрприз, - говорит Билл, силясь улыбнуться.
- Можешь подавиться своими сюрпризами, Билл, мне они не по вкусу, - говорит юнга. - Где ты собираешься вспарывать его?
- Я думаю вспороть его у себя на койке, - говорит Билл. - Ежели мы понесем его через пристань, нас может остановить полиция и спросить, что там внутри. Так что пошли в кубрик, старина Джим.
- Ну да, держи карман шире, - говорит юнга и кивает ему. - А там уж вы что-нибудь придумаете, когда я останусь с вами один. Ничего, мою долю ты выбросишь мне сюда, а затем ты сойдешь с судна прежде меня. Ты понял?
- Пошел к черту! - говорит Билл.
Мы поняли, что последний шанс у нас пропал, спустились вниз, и он кинул сверток на свою койку.
В кубрике оставался только один парень. Он повозился минут десять со своей прической, кивнул нам и убрался.
Через полминуты Билл распорол матрас и принялся шарить в набивке, а я зажигал спички и приглядывал за ним. Матрас был не так чтобы очень велик, и набивки в нем было не так чтобы очень много, но мы никак не могли найти эти деньги. Билл ворошил набивку снова и снова, а затем выпрямился, посмотрел на меня и перевел дух.
- Может, помощник нашел их? - говорит он охрипшим голосом.
Мы снова перетряхнули набивку, и тогда Билл поднялся до середины трапа и тихонько окликнул Джима. Он окликнул его три раза, а затем вылез на палубу, и я следом за ним. Юнги нигде не было видно. Увидели мы только судового кока, который мылся и причесывался перед выходом на берег, да капитана, который стоял на корме и разговаривал с владельцем.
Мы никогда больше не видели этого юнгу. Он не вернулся за своим сундучком и не пришел получать жалованье. Вся остальная команда была, конечно, тут, и когда я получил свои деньги и вышел на палубу, я увидел беднягу Билла. Он стоял, привалившись спиной к стене, и пристально глядел на второго помощника, а тот с доброй улыбкой осведомлялся, как ему спалось.
Бедный парень засунул руки в карманы штанов и со всей мочи старался ответить улыбкой на улыбку. Таким я в последний раз видел Билла.
Под чужим флагом
Старший помощник капитана на нашем судне был настоящий зверь с матросами. Более грубого и жестокого человека мне еще не приходилось встречать. Он постоянно осыпал матросов самыми невероятными ругательствами и придирался ко всякой мелочи, наказывая без пощады за малейшую провинность. Но всякий понимает, что такое дисциплина на корабле, и мы все дрожали перед ним.
В особенности этот помощник невзлюбил одного из наших парней, которого звали Билль Кузенс. Билль, к несчастью, был ярко-рыжим, и помощник буквально затравил его, издеваясь над цветом его волос. Нас всех спасало отчасти только то обстоятельство, что капитан был сравнительно приличным парнем, и потому помощник мог издеваться над нами лишь в его отсутствие.
Наше судно стояло в Калькутте, и как-то вечером после ужина мы сидели все в кубрике, когда вошел Билль. По его виду мы сразу поняли, что у него только-что был "разговор" с помощником. Билль сел в сторонке и несколько минут молчал, видимо, еще не успокоившись после полученной взбучки. Затем его прорвало.
- Я изобью его в конце-концов! Помяните мои слова, - проговорил он взволнованно.
- Не будьте дураком, Билль, - сказал Джо Смит.
- Эх, если бы только я мог поймать его одного, - продолжал Билль прерывающимся голосом, - если бы только я мог побыть с ним наедине минут десять, без всяких свидетелей… Но, конечно, если я вздую его, это будет бунт.
- Вы не могли бы, Билль, если бы это и не был бунт, - сказал опять Джо Смит.
Старший помощник, следует пояснить, был здоровый парень.
- Он ходит по городу, как будто вся Калькутта ему принадлежит, - вставил Тед Хилль. - Когда ему встречаются индусы, он бросается на них, как бешеный, и колотит их своими железными кулаками, хотя они обходят его за несколько шагов, чтобы дать дорогу.
- Почему они ему не ответят тем же? - сказал Билль. - Я бы это сделал на их месте.
Джо Смит усмехнулся:
- Отчего же вы этого не делаете? - спросил он.
- Потому что я ее индус, - ответил Билль.
- Ну, что же, - сказал Джо очень серьезно, - вымажьте чем-нибудь темным лицо, руки и ноги, наденьте тюрбан и лохмотья индуса, отправьтесь на берег и повстречайтесь с ним.
- Я пойду с вами, Билль, если вы решитесь на это, - произнес один из наших, по имени Боб Поллан.
Идея эта им понравилась. Они долго обсуждали ее, и затем Джо Смит, который, видимо, принял горячее участие в деле, отправился на берег и достал для них нужную одежду и тюрбаны.
Когда они примерили индусские лохмотья, возник вопрос, чем покраситься. Уголь слишком царапался, а мазаться чернилами Билль не хотел. Тогда Тед обжег пробку и начал мазать ею нос Биллю, прежде чем она остыла. Но Биллю это не понравилось.
- Послушайте, Билль, - сказал нам корабельный плотник, - вам ничем нельзя угодить. И я вам скажу прямо - вы увиливаете.
- Это наглая ложь, черт вас возьми! - ответил ему Билль запальчиво.
- Ладно. Если так, то у меня есть в одной жестянке подходящий материал, чтобы сделать из вас настоящего индуса, - сказал плотник, - и если вы заткнете свою скверную пасть, то я сам вас выкрашу.
Билль был даже польщен этим предложением, так как плотник выше простого матроса, каким был Билль. Плотник выкрасил его так, что он стал совершенным арапом, да еще отполированным. Затем Боб Поллан сел на табуретку, и плотник вымазал его краской из той же жестянки. Когда Билль и Боб надели тюрбаны, оба стали совершенно неузнаваемы.
- Немного стягивает лицо, - сказал Билль, раскрывая и закрывая рот.
- Это пройдет, - ответил плотник. - Вы не можете не ворчать, Билль.
- Смотрите же, вздуйте его хорошенько, Билль, - сказал Джо Смит. - Вас двое, и если как следует возьмете его в переплет, он не скоро забудет этот рейс.
- И дайте ему начать первым, - напомнил Тед Хилль. - Он наверняка сам свяжется с вами, как только вы попадетесь ему на дороге. О, сколько бы я дал, чтобы увидеть, как вы начнете лупить его!
Когда стемнело, оба сошли на берег, напутствуемые самыми горячими пожеланиями успеха, а мы все уселись на баке и начали обсуждать судьбу помощника. Он еще раньше отправился на берег, и Тед Хилль с удовольствием заметил, что он особенно франтовски приоделся.
Было, должно быть, около одиннадцати часов ночи. Я сидел со Смитом у правого борта около камбуза, когда послышался шум на берегу. Это был старший помощник, возвращавшийся на корабль. Шляпы на нем не было. Галстук вылез за ухо. Рубашка и воротничок были изорваны в клочья.
Второй и третий помощники подбежали к нему, чтобы узнать, в чем дело, и пока он им рассказывал, на палубу поднялся и подошел к ним капитан.
- Неужели вы хотите сказать, м-р Фингель, - проговорил изумленным голосом капитан, - что вас так отделали эти кроткие вежливые индусы?
- Индусы, сэр! - громовым голосом вскричал старший помощник. - Конечно, нет, сэр! На меня напало пять германских матросов. Я избил их всех!
- Рад слышать это, - сказал капитан.
А второй и третий помощники погладили по спине старшего - совсем как вы погладите собаку, которую не знаете.
- Они были здоровые ребята, - продолжал старший помощник, - и мне недешево обошлось это дельце. Посмотрите на мой глаз.
Второй помощник зажег спичку и осветил его. Это, действительно, была красота.
- Надеюсь, что вы заявили полиции? - спросил капитан.
- Нет, сэр, - ответил тот, гордо выпрямившись. - Я не нуждаюсь в защите полиции. Пятеро - это большое число, но я разогнал их всех и не думаю, что они когда-нибудь затронут опять британского моряка.
- Вам надо отдохнуть, - сказал второй помощник. - Ложитесь-ка спать.
И, взяв его под руку, он повел старшего в каюту.
Когда все они ушли, мы стали обсуждать услышанное, стараясь догадаться, что произошло и как это Билль Кузенс и Боб Поллан превратились вдруг в пять германских матросов.
- Помощник врет, - сказал плотник. - Ему стыдно признаться, что поколотили его индусы.
Мы все тоже так думали, но пришлось подождать еще почти час, пока явились те двое и подтвердили нашу догадку. И громадная разница была между тем, как взошли на борт они и помощник. Они явились без всякой помпы и прокрались на судно совершенно бесшумно. Первое, что мы увидели, когда они вернулись, была босая черная пятка, показавшаяся на верхней ступеньке трапа, ведущего в кубрик, и осторожно ощупывавшая следующую ступеньку.