И еще думал Буденный, что долгое отсутствие Дундича может быть связано с двумя обстоятельствами. Мог не добраться до штаба нарочный. Или, скажем, получил Дундич приказ, но не смог его выполнить. Но больше всего его душу терзало бедовое предчувствие обхода дивизии. Может, здесь-то кадеты бьют из пушек, отвлекая внимание? И пока снаряды крушат все подряд на берегу и на улицах, генерал Павлов, собрав за ночь свою кавалерию, перешел речку в известном ему месте и ждет удобного момента, чтобы всей мощью навалиться на дивизию красных, причинивших за время рейда столько урона армиям Деникина и Врангеля, сколько они не понесли и на переднем крае.
- Ну вот что, орлята, - сказал Буденный пастушкам, - сейчас бегом за мной в леваду. А ты, - обратился к дозорному, - следи в оба. Если кадеты сунутся с того берега, давай красную ракету. Посиди немножечко один. Кого встречу - пришлю тебе в напарники.
- А если Дундич объявится?
- Я его по дороге перехвачу. Ну, а вдруг разминемся, передай: пусть подумает, как у кадетов батарею забрать.
Самое худшее предчувствие Буденного оправдалось: белые, получив подкрепление, решили, обложив дивизию, прижать ее к речке и здесь уничтожить. А чтобы красные не смогли перебраться на противоположный берег и ни при какой погоде не навели переправу, установили в прилеске батарею, а вдоль садовой ограды несколько пулеметов.
К тому времени как Буденный добежал до штаба, где уже не на шутку встревожились его отсутствием, Ока Иванович Городовиков принял решение: занять круговую оборону и держаться до темноты, которая позволит, прорвав кольцо, скрыться в степи под покровом ночи. Это был не лучший вариант, но другого в такой горячке никто не придумал. На окраины были стянуты все тачанки, полки, по левадам и балкам срочно рыли окопы.
Как и подумал Буденный, его нарочный не добрался до штаба, и потому Дундич вместе с командиром полка Стрепуховым готовился к отражению атаки конницы белых, укрытой в сосновом бору.
- Верное решение, но не до конца, - сказал Семен Михайлович, выслушав торопливый доклад своего зама. - Попробуем скрытно перебраться за речку, отбить батарею и лупануть по кадетам. Думаю поручить это Дундичу. Я к нему, ты на правый фланг, - приказал он Городовикову, а ты, Степан, палец уперся в грудь начальника штаба Зотова, бери на себя центр.
Он легко вскочил в седло, хотел было дать шпоры Казбеку, но в это время к нему бросились пастушки.
- Дяди Буденный, нам куда? - спросил чернявый, который, как успел отметить про себя Семен Михайлович, был побойчее своего дружка.
- Идите помогайте поварам, - принял он мгновенное решение, заметив под ветлой полковую кухню, попыхивающую дымком.
Дундича комдив нашел на гребне взлобка, откуда он разглядывал позиции белых. Когда тот доложил обстановку, Буденный сказал:
- Мы тут сами управимся, а ты бери своих орлов и любой ценой переправься за речку, захвати батарею и поверни ее на кадетов. В штабе два пацана сидят, они знают, где брод!
Незаметно подкатив две тачанки к зарослям терновника, Дундич приказал ударить по другому берегу, а сам с разведчиками рванулся к месту, указанному подпасками. Давняя дамба старой водяной мельницы сослужила добрую службу. Белые не могли даже представить, что красные решатся на такую дерзость и попрут прямо на их пулеметные гнезда. Но огонь двух тачанок отвлек на какое-то время их внимание от берега. Они даже подумали поначалу, что это кто-то из своих, пробившись через станицу, вышел к речке. Откуда красным известно, что именно в этом месте брод? По когда они увидели рядом с всадником в малиновой гимнастерке подростка в синей рубахе, поняли: кто-то из местных открыл красным секрет.
На колокольне заметили грозные вспышки клинков над головами всадников и срочно перенесли огонь пушек к береговой круче. Снаряды взбурлили речку, черные султаны взметнулись перед садом. Но уже ничто не могло остановить бешено скачущих коней. Поняли белые, что дали промашку, перебросив всю кавалерию на другой берег в надежде на легкий успех, который им обеспечит внезапность.
Конь Дундича в несколько прыжков вынес его прямо к пулемету, замаскированному в высокой траве под черными осокорями. И если бы пулеметчики не растерялись, нажали на гашетку, неизвестно, чем бы закончился этот дерзкий бросок. Но счастливая звезда удачи и на этот раз спасла Дундича. Теперь, оказавшись за спинами пулеметчиков, он не рубил их, не расстреливал из нагана, а лишь гнал впереди себя с поднятыми руками.
Проскакав до самого фольварка, Дундич понял, что белые оставили батарею без прикрытия. Поэтому он велел Шпитальному, Князскому и Негошу собирать пленных, а сам с остальными поскакал прямо на орудия. Прислуга, не отстреливаясь, побежала к лесу. Офицер, размахивая револьвером, что-то кричал, требовал, но солдаты обегали его, устремляясь в самую чащу.
Дундич направил своего Мишку на офицера. Тот, почуяв опасность, укрылся за щитом пушки и попытался выстрелить. Дундич, бросив коня влево, с оттягом опустил шашку. Клинок, задев плечо офицера, врезался в сталь щита. Посыпались искры, раздался скрежет металла и вопль раненого. Конец шашки отлетел к ящикам со снарядами. Досадливо сплюнув, Дундич поскакал за убегающими, призывая их остановиться.
- Не стреляй! - кричал он своим бойцам, размахивая наганом. - Стойте! Стойте!
Но прислуга жалась к стволам сосен. Наконец Иван Антонович догнал бородача и, огрев его вдоль спины ременной плеткой, свирепо приказал:
- Стой, сволочь!
Тот скорчился и присел, потянув вверх руки.
- Не решай жизни! - заканючил батареец.
Но Дундич, не обращая на него внимания, устремился дальше, требуя от остальных бросить оружие и остановиться. Когда конские морды уперлись им в спины, обдавая жаром и ошметками пены, кадеты остановились. Не дав опомниться, красный командир велел немедленно повернуть назад и занять место у пушек. Но белые, со звериной опаской глядя на разъяренных красноармейцев, не двигались с места.
- Кто старший? - спросил Дундич, соскакивая с седла. - Ты старший? - ткнул плеткой мордастого фельдфебеля.
- Их благородие, - трясущимися губами прошептал тот. - Остались там, - махнул рукой в сторону батареи.
- Их благородие вознеслись туда, - вздернул карабин к небу Николай Казаков.
Фельдфебель стянул папаху, перекрестился.
- Стало быть, я теперь.
- Тогда вертайся к пушкам, - не давал ему опомниться Дундич. - Как можешь быстро-быстро.
- Дозволь дух перевести, - осмелел батареец, видя, что красные не собираются их расстреливать.
По-человечески Дундичу было жалко этих загнанных до пота, до одышки людей. И в другое время он разрешил бы им даже присесть, прилечь. Но не теперь. Тут каждая минута могла стоить жизни. И еще - ведь Буденный очень надеялся, что Дундич захватит батарею. Развернет ее против белых.
- Нет, дядя, - решительно воспротивился этой просьбе Дундич. - Отдохнешь потом. А сейчас - давай к пушкам.
Поняли белые, чего от них добиваются, переглянулись. Тут палка о двух концах: не подчинишься - уложат на месте, цацкаться не станут, исполнишь приказ, вернется генерал - трибунал обеспечен. Тут есть над чем голову поломать.
Тяжело дыша, побрели солдаты обратно. Ноги их еле поднимались от земли. Пройдут немного и снова переглядываются: не очень ли торопимся? Кажется, раскусил их уловку Дундич, сказал:
- Стойте.
Остановились.
- В шеренгу по два становись! - скомандовал Дундич. - У кого есть фабрика или завод - два шага вперед! Нет таких? У кого конные заводы, два шага вперед. И таких нет? У кого свои хутора и поместья…
Говорил Дундич, шагая вдоль строя и внимательно вглядываясь в изумленные лица артиллеристов. Те понуро смотрели на краскома: издевается, должно быть. Нашел богатеев.
- Значит, нет среди вас эксплуататоров? - угрожающе прозвенел сердитый голос Ивана Антоновича. - Какого же черта вы так усердно служите буржуям и генералам? Я могу очень просто обойтись без вас (тут он явно схитрил: из его отряда никто не мог обращаться с пушками). Поставлю своих орлов, а вас в расход. Но если вы не добровольцы…
- Нет! Не добровольцы, - дружно загудели пленные. - Мы мобилизованные. С нас подписку взяли.
- Какую подписку?
- Если мы того, значица, - начал объяснять за всех бородач, - то наши семьи того.
Дундич понял: эта остановка может легко превратиться в бесконечный митинг, но и гнать батарейцев под дулом карабина ему не хотелось по той простой причине, что подневольный воин уже не воин. А эти черти тем более могут провести буденовцев - будут лупить в белый свет как в копеечку. К одному орудию может встать сам Дундич. Он кое-что соображает в этих панорамах и буссолях, не забыл в артиллерийских мастерских. А к другим кого поставить? Эх, знать бы, давно обучил бы ремеслу наводчика троих-пятерых. А теперь вот возись со всякой контрой.
- Вы понимаете, - укоризненно глянул на артиллеристов Дундич. - Советская власть отдает вам все. Все, что есть на земле. А вы против этой власти.
- Мы б за нее горой, да только где она, мил человек? - выдвинулся вперед бородатый. - Вы нонче - тут, завтра - там, а нам куда податься? Была у нас в хуторе Советская власть. И что же она дала мне, к примеру? Да ничего, а господин Деникин обещает в случае победы и землицы прирезать, и коровенку лишнюю дать, и от продразверстки ослобонить…
"Да, - огорченно подумал Иван Антонович, слушая откровенно казака. - Этак он не то что не перейдет на нашу сторону, еще кого из наших к себе перетянет. Ишь, корову ему пообещали…"
- А где Деникин корову для тебя возьмет? - вдруг оживился Дундич. - Может, у князя или графа какого отнимет?
Артиллерист виновато-хмуро ухмыльнулся: знает, этого не произойдет ни при какой погоде. Понял его ухмылку и Дундич.
- То-то. Борода большая, а ума мало. У твоего же брата бедняка заберет. Тебе радость будет?
Насупились батарейцы. Горько им слушать такой упрек. Что они, разбойники какие, чтоб своих односельчан грабить? А с другой стороны, куда ни кинь - везде клин. Где действительно генералы наберут столько скота, что обещают своему воинству? Тут есть над чем покумекать. Допустим, уговорил их этот добрый и неглупый горец, и они согласились встать к орудиям. Так ведь наступает не Красная Армия, а - белая. Весь донской округ в их руках, вся Кубань, к Салу идут, там до Царицына рукой подать. Бог даст, к осени и в белокаменную вступят. Нет, тут с кондачка не решишь.
- Ну, так пойдете? - еще раз спросил Дундич. - Ты что молчишь? - спросил он фельдфебеля, заметив, что все пленные косятся на него.
- Я как все, - развел руки старый служака.
- Ты не хитри, Ерофей, - сказал в сердцах стоящий за ним артиллерист. - Ты теперь наш командир. Как скажешь…
- Вот это другой разговор! - обрадовался Иван Антонович, решивший в случае чего не церемониться с фельдфебелем.
Тот, очевидно, почуял настроение красного командира, поежился и, набычась, выдавил, точно горло сжала удавка:
- Я что ж, я понимаю…
- Идешь или нет? - подкинул и поймал наган Дундич.
- Иду… - не сказал, а выдохнул младший чин, но тут же словно опомнился и попросил: - Но в случае чего вы нас не покидайте, с собой забирайте. Так я гутарю, станишники?
- Верно! Так! А как иначе, - дружно загомонил строй.
- Давай в станицу! - приказал Дундич ординарцу. - Пусть Буденный быстрее отрывается и отходит к речке.
Казаков, забравшийся на колокольню, видел, что павловцы, спешившись в полверсте, стали подходить к буденовцам скрытно. И и это время из-за реки ударила батарея. Но только по позициям спешенного белого дивизиона.
Николаю было отлично видно, как первые же снаряды огненно-дымовой завесой отгородили белых от красных. Он тут же дал новые координаты. Второй залп пришелся в основном на коней и коноводов, притаившихся в балке. Казаки бросились к лощине, ловя мечущихся коней.
Теперь буденовцы, кажется, поняли, что батарея бьет не по ним. Но, вскочив в седла, они все-таки не бросились вдогонку. Очевидно, думали: чем черт не шутит, а вдруг промашка у батарейцев? Ждали третьего залпа. И он громыхнул над цветастой, как расписная шаль, степью, отгоняя белых от станицы. Наконец-то красные окончательно поверили в свое спасение и устремились на врага.
А Казаков уже наводил артиллеристов на новые цели: белый эскадрон, прорвав цепь в центре, устремился к реке, к тому самому месту, где переправился отряд Дундича. Тут батарея ничего не могла поделать, хотя Николай отчаянно вопил сверху:
- На плотину! На плотину!
Дундич понял, чем терзается разведчик, и крикнул ему, указывая за станицу:
- Гляди туда!
Белоказаки не успели подъехать к старой затопленной дамбе, как в упор ударили три пулемета, хорошо замаскированные в садовой зелени. Теперь белые рванулись вверх по реке. Очевидно, там бы;: брод. Ведь где-то павловцы переправились ночью. Если им удастся прорваться, думал Иван, натворят они бед. Надо не допустить их к броду.
И он перенес огонь батареи на кромку берега. Снаряды разорвались впереди конников, и, поняв, что посажены на мушку, те рванулись через огороды и сады на улицы станицы, но наперерез им шел полк, ведомый Буденным. Сзади теснили белые. Ситуация была самая нелепая. Дундич ничем не мог помочь своему комдиву. Оставалось лишь ждать и надеяться, что Буденный сомнет остатки эскадрона и оторвется от преследователей хотя бы на сотню метров, дав возможность прикрыть его огнем батареи.
Схватка была короткой. Не сдержав натиск, белые рассыпались по переулкам и базам, дав возможность полку подойти к берегу. И в это же время с противоположной стороны вновь заработала батарея, рассеивая лавину белых.
Почуян поддержку артиллерии, красные все чаще бросались в контратаки, оттесняя павловцев в степь. Из края на край станицы метались тачанки, там и сям преграждая путь белым. И в каждом таком броске им помогала артиллерия.
Дундич, бегая от пушки к пушке, восторженно вопил:
- Так их! Круши контру!.. Никакой пощады врагам мировой революции!
Через полчаса фельдфебель, показывая на разбросанные порожние ящики из-под снарядов, заметил:
- В таком темпе будем крушить, скоро сами сокрушимся…
- Больше нет? - удивился Иван Антонович.
- Здесь все, что привезли с собой.
- Где есть?
- В Богаевской.
- Далеко?
- Не дюже. Но там полная дивизия Улагая, - предостерег фельдфебель, почуяв в вопросе опрометчивое желание красного командира совершить заманчивый рейд в Богаевскую.
К счастью, этих полчаса хватило на то, чтобы окончательно рассеять белогвардейские эскадроны, заставить их снова отступить в степь и дать возможность буденовцам уйти в противоположную сторону.
Когда эскадроны переправились на другой берег, Семен Михайлович подошел к батарее, крепко обнял Дундича, поблагодарил артиллеристов и с тяжелым вздохом сказал:
- Пушки придется сбросить в речку.
Батарейная прислуга приуныла. Значит, обманул их этот, в малиновой гимнастерке. Раз орудия бросят в речку, артиллеристы останутся не у дел. Конечно, кто к седлу привычный, может попроситься в кавалерию. Но таких раз, два и обчелся. Уловил их настроение Дундич и смело возразил Буденному:
- Нет, товарищ комдив, не будем бросать пушки в воду.
У Семена Михайловича даже усы вздрогнули: опять партизанщина. Мало обоза, раненых. Еще эти железяки повесить на шею.
- Они же нам помогли, - не понял Дундич раздраженности Буденного.
- Я уже сказал спасибо, - чуть возвысил голос Буденный. - Снаряды вот-вот кончатся, а тогда что с ними будешь делать?
- Семен Михайлович, - умоляюще взглянул в глаза комдиву Дундич, - я им слово дал, что не брошу.
- Батарейцев не бросим. Кто хочет, идите ко мне, - обратился Буденный к артиллеристам. - Кто не хочет, ступайте по своим куреням. Вот такая вам от меня милость.
- Не могем мы, дорогой товарищ Буденный, - высунулся из строя фельдфебель. - К седлу мы не привычные, а по куреням… Ежели б там ваша власть была… Так что ты уж нас или забирай со всеми причиндалами, или… кончай зараз.
- Ну, ну, ты… что, - опешил комдив, не найдясь, как назвать служивого с желтыми лычками на черных погонах. - Раз товарищ Дундич слово дал, как же я могу? А чтоб никому не было накладно, - хитро сощурил он насмешливые глаза, - передаю вам, пушкари, своего лучшего разведчика.
Дундич рванулся к Буденному, хотел что-то объяснить, но комдив выпадом руки остановил его и заставил молча дослушать.
- Был он моим лучшим разведчиком. Надеюсь, будет вам таким же командиром.
- Покорно благодарим! - в один голос выкрикнули артиллеристы.
- Бели уж он вас сумел заставить лупануть по своим в такой критический момент, то представляю, что вы натворите теперь, когда мы принимаем вас в нашу Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, - торжественно закончил короткую речь Буденный.
А Дундичу, который все еще стоял опешив, силясь осознать, за что он так жестоко наказан, сказал:
- Ты в дивизии, Иван. Тут всего шесть полков, двадцать четыре эскадрона. Весь на виду - какие могут быть "хочу - не хочу"? - И, отсекая лишние вопросы, подал команду: - Товарищ Дундич, готовьте батарею к переходу.
И тотчас прозвучала новая команда:
- Поэскадронно готовсь! Головным идет Ока Иванович. Замыкаю я.
Когда Семен Михайлович, стоя в тени развесистого вяза, глядел на проходившие части, он обратил внимание на горестный, прямо убитый вид Дундича. Тот ехал и как-то странно качал головой, словно убаюкивал свою боль-обиду. "Наверно, зря так сделал, - осудил себя комдив, - Он ведь признавался как-то, что милее коня для него ничего нет. И только смерть вышибет его из седла. А кого еще можно назначить? Он в ружейной мастерской, говорят, работал. Стало быть, какое-никакое понятие о железках имеет. Ну что уж так переживать? Не на веки вечные. Снаряды кончатся, сам бросит пушки где-нибудь в степи. А может, в Царицын доставит. Там-то она, эта батарея, считай, по горло нужна. Примут такой подарок с великой радостью". И эта мысль вдруг заставила его негромко окликнуть Дундича:
- Погоди, Ваня!
Дундич спрыгнул со своего рыжегривого Мишки, еще сохраняя на лице обиду, остановился возле Семена Михайловича, всем видом показывая покорность начальству.
- Слушай, браток, - заговорил Буденный, не замечая обиды новоиспеченного комбата. - Чего я надумал: привезти эту треклятую батарею в Царицын. Она ж там дороже золота.
Комдив заметил, как от его слов на бледном лице Дундича проступили пятна, а голова, опущенная на грудь, стала медленно подниматься. Значит, не зря товарищ комдив думал, как бы утешить своего лучшего разведчика. Вот ведь, на глазах оживает человек. Метко народ придумал: слово ранит, слово лечит.
- А я что предлагал? - одухотворилось лицо Дундича. - Батарейцы - красота, снаряды у кадетов отобьем.
- Вот то-то же, - нарочито-упрекающе заговорил Семен Михайлович. - Кому, кроме тебя, я мог поручить эту задачу? А ты - в амбицию! - Он помолчал, потом добавил: - Глядишь, еще награду какую-нибудь нам с тобой за пушки дадут.
- Хорошо бы шашку! - как-то само собой вырвалось у Дундича.