Лицо его побледнело, руки затряслись. Гай вынул ампулы и шприц, нашел в нагрудном кармане антискорпионную сыворотку Сарджента.
- Садитесь сюда, в тень. Снимите рубаху!
- Ох, не могу - больно, руки отнялись… Скорее!
Гай возился с ампулой. Потом присел поудобнее, выбрал место на груди и ввел под кожу иглу.
И заметил спрятанный за пазуху большой белый конверт.
Глава 3. Победители и побежденные
И снова машина бежала, петляя по склонам холмов, взбираясь все выше и выше. Наконец, вершина. Впереди - глубокая долина, оттуда поднимался обжигающий жар. На дне ее ксар - крепость с глинобитными стенами, рядом дуар - маленький оазис, несколько покрытых пылью пальм, а между ними шалаши и шатры туземцев. Дальше - уступы диких гор, невиданные зубья, серые отвесные скалы, голые красновато-желтые груды камней и между ними ущелье, уходящее далеко влево, к главным вершинам.
Еще полчаса быстрого спуска - и вот машина въехала в широко раскрытые ворота. Со всех сторон сбежались солдаты.
Гай увидел вокруг грязные, потные, расчесанные лица, украшенные широкими улыбками искренней радости.
- Откуда?
- Вы - французы?
- Старые журналы есть?
- Дайте хоть вон ту газету!
- Что нового в мире?
Вопросы сыпались со всех сторон на скверном французском языке с итальянским, немецким, славянским и бог весть еще каким акцентом. Люди лезли на подножки машины, на прицеп с вещами. В один миг расхватаны сигареты. Киноаппарат Гая вызвал шумные споры.
- Это - Дебри, американская камера, - пояснил по-немецки рыжий веснушчатый человек, мотая головой, чтобы стряхнуть капли пота с носа. - Я знаю, сам когда-то был кинооператором в Копенгагене!
Покрывая шум, кто-то крикнул:
- Братцы, Сиф идет!
- Сиф идет! Сиф! - заволновалась толпа. Прокладывая путь локтями, к автомобилю протиснулся сержант.
- Это пошему песпорядок? - с прусским выговором заорал он, поднявшись на подножку. - Штохотель? Пошель назад! Назад, доннерветтер!
Сержант прыгнул к одному солдату, к другому. Ударов не было видно: он прижимался к жертве толстым брюхом и коротким тупым толчком сбивал с ног. Одни упали, другие попятились, и сразу стало пусто вокруг машины - теперь солдаты стояли поодаль плотным кольцом, кое-кто взобрался даже на ящики, сложенные во дворе. Разговоры стихли.
Минуту сержант тяжело дышал - жирный живот и отвисшие груди бурно колыхались. Потом он щелкнул каблуками и представился Гаю:
- Сержант № 606 к вашим услугам!
- Отведите меня в комнату для приезжающих, пожалуйста. И передайте эту визитную карточку начальнику крепости.
Сиф пошел упругим и легким шагом, словно большое хищное животное. Едва Гай разложил вещи, как раздался стук в дверь. Снова Сиф.
- Господин лейтенант просит извинить его - он болен, лежит в постели. Завтра извольте пожаловать к завтраку! - и добавил: - Кстати, мсье, вы, кажется, голландец? Нужно послать вам денщика. Так хотелось бы подобрать земляка.
- Неужели здесь есть и голландцы?
- Мало. Условия непривлекательны для англичан и скандинавов, но все же попадаются: мы собираем коллекцию отбросов всех стран. Я вам пришлю сукиного сына нидерландского происхождения.
- Рядовой № 12488 к вашим услугам.
Долговязый белобрысый парень говорил по-фламандски.
- Очень приятно. Помогите мне устроиться. Вы - бельгиец?
- Был им при жизни. Теперь бывший бельгиец и бывший человек. - Солдат говорил равнодушно и с бессмысленной улыбкой. Он принялся за дело: распаковал чемодан, достал белье, разложил принадлежности туалета.
- Помыться здесь можно? - Сию минуту, мсье.
- Как мне называть вас?
- Я уже доложил вам: № 12488.
- Это длинно и непривычно. Не лучше ли по фамилии?
- В Иностранном легионе имен и фамилий иметь не положено, мсье. Подохнуть можно и под номером.
- Но все-таки…
- Зовите собачьей кличкой - Полканом или Жучкой.
- Не дурите.
- Ну, назовите меня каким-нибудь красивым словом… приятным… - Солдат на мгновенье задумался. - Например, Фрешером! Я - мсье Фрешер! Вот здорово!
- Черт побери, - удивился Гай, - но зовут же сержанта по фамилии, кажется, Сифом?
Солдат усмехнулся:
- Его прозвали Сифилисом, а сокращенно Сифом. Он очень гордится кличкой. Почти как усами. Они его радость, мсье.
- Что еще за радость?
- Радость? Это… Без нее тут не проживешь! Никак! Сейчас объясню, мсье. - Солдат работал руками быстро и ловко и так же быстро болтал, глядя на Гая все с той же неопределённой улыбкой. - Видите ли, мсье, когда человек оторвется от всего родного и останется в пустыне один… Ведь люди здесь особенные, дикари или номера, других нет… Ну, и смерть за каждым камнем… Три дня мы стоим в карауле здесь, на вышках, три дня патрулируем район, три дня отдыхаем. Патруль- это пеший взвод с пулеметами на верблюде. Растянется цепочкой и плетется по раскаленным камням, пока хватает сил в ногах. Впереди офицер, сзади капрал с пистолетом наготове. Оглядываться не приходится - сразу получишь пулю в спину! Вот и собираешь силы, все силы, какие есть, до самого крайнего предела, чтобы продержаться, дотащиться до цели, выжить. Туземцы не нападают в открытую. Идем - вдруг цок! Из-за камней, понимаете? Кто-нибудь падает… "К оружию!", "Ложись!" Разворачиваемся на выстрел. Залегаем.
Никого нет. Тихо. Жар. Камни жгут тело. Полежим полчаса - больше невмоготу… И плетемся дальше.
- А разве боя не происходит?
- Обычно нет, массовое нападение на патруль вызовет для туземцев неприятные последствия - налет авиации, артиллерийский обстрел, аресты. А главное - запрещение жить в данном районе. Проклятые дикари знают это хорошо и гробят нас поодиночке. Пару убитых всегда спишут, тут начальство не возражает, это законная убыль, усушка-утруска или амортизация - так все смотрят на смерть легионера в пустыне.
- И что же дальше?
- Кто останется в живых, тот и выиграет в этой лотерее. До следующего раза, конечно. Мы подписываем контракт на пять лет. Полгода проходим подготовку на базе, четыре года мучаемся здесь: каждый шестой день - в патруль, на ловлю арабской или капральской пули.
- А отдых?
- Сегодня ночью вы с ним познакомитесь. Потом вспомните только, что здесь ложбина и нет движения воздуха. В стенах жарче, чем на открытом месте. Ну, увидите сами.
- Так чем же вы живете?
- В складчину даем объявления во французских газетах, просим прислать нам старые книги и журналы: "Солдаты Иностранного легиона, затерянные в песках Сахары, просят сердобольных господ и дам" и т. д. Бывает, что разжалобятся и высылают, случается даже, что пошлют что-нибудь пожрать к празднику. Завязывается переписка… Обмен фотографиями… Смотришь, а потом все заканчивается женитьбой!
- Как так?
- За полгода до окончания срока солдата переводят опять на базу. Там есть школа и мастерские - парня начинают учить чему-нибудь, дают в руки ремесло. В последний день вызывают к начальству, поздравляют и спрашивают имя и фамилию.
- Ага, вот вы когда вспоминаете, как вас зовут в самом деле, мсье Свежесть!
- Нет, мы выбираем новое имя, конечно, французское, и получаем на него паспорт. Мы - люди с дурным прошлым. Зачем же его связывать с будущим? Опять начинать старую жизнь - и это после стольких мучений? Нет, нет, мсье! Мы берем новое имя и отправляемся снова в жизнь, на поиски счастья.
- А деньги?
- Нам полагаются проездные до местожительства. Ну, мы все обязательно говорим, что родились в Папаэте.
- Где же это?
- Папаэте - какой-то город или остров, никто точно не знает… Но это самая отдаленная точка отсюда - на другой стороне земного шара. Получается кругленькая сумма, мсье! Прикарманиваем денежки - ив Париж!
Гай начал мыться. Мсье Свежесть помогал и болтал, болтал без умолку, видимо, наслаждаясь возможностью поговорить на родном языке. Через десять минут Гай уже знал всю его историю: он служил коммивояжером и растратил деньги своей фирмы. Спасаясь от тюрьмы, записался в легион и теперь горько жалел об этом: "Сумма была небольшая, мне дали бы годика два-три, а здесь я буду сидеть пять, да еще задней частью на сковородке! Хуже тюрьмы, клянусь вам, во сто крат хуже!"
- Постойте, так в чем же легионерская радость?
- Ах, да… я забыл… Как вам объяснить? Наша радость - это какая-нибудь игрушка, любимец… Забвение и обман самого себя… Поняли? Здесь все медленно сходят с ума, каждый на свой манер: один разводит цветы, другой держит обезьянку, третий отращивает усы. Вместо детей, мсье, понятно? Не дай бог, если с усами что-нибудь случится - Сиф от горя сдохнет, как собака! Ей-богу! Или вот числа: у Сифа хорошее число, а у меня - нет. Если сложить, то получится - 23. Что бы это значило?
- Не знаю.
- Но зато у меня пять цифр, а пятерка - счастье! Верно ведь? Я крепко надеюсь на пятерку. Хотя… Вот в прошлом году прибыл сюда один солдат - № 3555. Замечаете, пятерка - счастье, а их у него было три. Тройка - тоже счастье, по святой троице. И что же? В патруле он захотел пить, хлебнул воды из отравленного колодца и сдох. Как же тут верить? Во что? Сахара хоть кого собьет с толку! Однако я думаю, что на него тройка не распространяется - он был турок, а в святую троицу они не верят.
- Болтун, вы уже опять сбились на другое! Скажите-ка лучше, какое у вас хобби?
Гай стоял голый в тазу, солдат, взобравшись на стул, поливал его водой из кувшина. Поскольку его неумолчная болтовня оборвалась и перестала литься вода, Гай протер глаза от мыла и обернулся.
Земляк держался за грудь, лицо его светилось блаженством.
- Вот… Здесь… - бормотал он, торопливо отстегивая пуговицу кармана. - Смотрите сюда, дорогой мсье!
Гай вытянул шею. В мокрых худых руках виднелась коробочка со стеклянной крышкой.
- И вы успели списаться? Фотография заочной невесты, что ли? Поднесите ближе, ничего не видно!
В коробочке, поджав под себя когтистые ножки, сидел паук. Гай сразу узнал подлую тварь. Доктор Паскье в Турггурте предупреждал о смертельной опасности его укуса.
Гай качнулся прочь, вылез из таза. Минуту они молча рассматривали друг друга. Корреспондент стоял на полу голый и с намыленным лицом, солдат № 12488 возвышался на стуле с кувшином в одной руке и с пауком - в другой. Лицо его сияло.
- Это моя радость! - гордо говорил он, ласково заглядывая в коробочку. - Его зовут Гай, как и вас, мсье. У него есть Женушка Марта и детки - Рауль и Луиза. Это - третье поколение. Не верите, мсье? Даю слово! Дедушка Иоганн скончался в прошлом году, папа Густав - месяца два тому назад, Умер случайно, но оба похоронены по всем правилам. Они живут у меня в большой банке, я вам ее принесу сегодня же!
Только у меня одного такая радость! Один португалец, № 10435, он уже убит, держал паука - так ведь это был простой паук, обыкновенная дрянь, хотя и очень большой, это правда. А мой - самый опасный из всех: кольнет разок, и сразу задерешь копыта! Недавно у нас один стрелок сразу же отправился на тот свет через час после укуса! Да, мсье! Я всегда ношу с собой кого-нибудь из своей семейки, даже в патруль беру, хотя - видит бог! - сколько это приносит хлопот! Два раза из-за них ребята крепко били мне морду, но ничего - я держусь и ношу их на счастье. Что вы скажете?
- Скажу, что у меня в голове уже не все в порядке.
В мрачном настроении Гай стал надевать кальсоны, коротенькие и воздушные, настоящие африканские кальсоны, когда-то всученные ему в Париже в дорогом магазине. На миг в воображении воскресла сильно напудренная продавщица с гигантским бюстом и благородным выражением лица. Она показалась теперь далекой-далекой и бесконечно милой!
Заиграла труба. Послышался торопливый топот кованых сапог по сухой земле.
- На вечернюю поверку!
- Выходи!
- Живо!
Одевшись, Гай вышел во двор. Солнце закатывалось за горы. При таком освещении они вдруг встали вокруг крепости отвесной зубчатой стеной - ярко-красной с одной стороны и серо-голубой - с другой. Там, наверху, вероятно, потянуло вечерней прохладой, но в глубокой котловине, где пряталась крепость, воздух был неподвижен и зноен, а от земли и построек шел нестерпимый жар.
Солдаты собрались на плацу у высокой мачты, на которой бессильно поник трехцветный французский флаг. Позади всех, откинув за плечи крылья алых бурнусов, в высоких алых фесках, алых мундирах и шароварах неподвижно вытянулись сувари, сахарские жандармы. Рядом с ними стояло отделение мохазни, верблюжьей кавалерии, которая поддерживала связь между крепостями; солдаты в белых чалмах и длинных синих плащах были похожи на статуи. Их узкие горбоносые лица были очень серьезны: они торжественно совершали важную церемонию, полную неведомого и потому глубокого смысла. Перед Гаем четкими рядами выстроилось отделение сенегальских стрелков. Замерли огромные статные бойцы с татуированными угольно-черными лицами, их вытаращенные глаза выражали детское усердие и свирепость, от напряженного старания губастые рты раскрылись. Впереди не спеша строились два взвода легиона. Солдаты громко смеялись и разговаривали, в ломаную французскую речь здесь и там прорывались иностранные слова. Лениво застегивая мундиры, они остервенело чесались прямо пятерней, так что лоснящиеся от пота лица и груди казались полосатыми и клетчатыми. Скверный запах густо стоял в неподвижном воздухе.
- Сиф идет!
Все стихло. Пройдя по рядам и дав пару зуботычин, сержант остановился перед гарнизоном.
- Смирррно! Гробовая тишина.
- Квартирмейстер, ко мне! Быстрый топот ног, и опять все тихо.
Вытирая рукавом пот с лица, квартирмейстер раскрывает засаленную тетрадь.
- Список солдат 10-й отдельной роты 1-го легиона, в текущем году павших за Францию. № 10784.
Люди стоят, не шевелясь.
- Здесь! - проревел Сиф.
- № 5635.
- Здесь!
- 1102.
- Здесь!
И долго еще продолжали выкликать мертвых, которые в этой церемонии незримо присутствовали вместе с живыми. Наконец квартирмейстер сменил тетрадь.
- Список низших чинов гарнизона крепости № 8.
- № 4855.
- Здесь! - отвечает голос из рядов.
Никогда Гай не видел такого кровавого заката на зубьях скал - небо и земля пылали, объятые страшным пламенем. Голова слегка кружилась.
- Все! - квартирмейстер спрятал обтрепанные тетради под мышку.
- Слушай, на караул!
Четко брякнуло оружие. Взметнулись блестящие ряды штыков. Сержат Сиф, громко стуча каблуками по твердой и бесплодной, как чугун, земле, торжественно обошел Ряды.
- Да здравствует смерть! - неожиданно прокричали солдаты, дружно и резко, как вызов.
Короткая пауза.
- Да здравствует смерть! Пауза.
- Да здравствует смерть!
Настала ночь. Но Гай не мог уснуть. Разве можно уснуть, забравшись в жарко натопленную печь и плотно закрыв за собой дверцу? Горячие и липкие капли стекали на простыню, ставшую под ним противно горячей и мокрой. Сердце колотилось часто и слабо.
Тихо. В комнате темно, лишь тоненькая полоска лунного света падает из окна на стену прямо у изголовья, узкая и яркая, зелено-голубая полоска, на которую Гай глядит из-под бессильно опущенных век, то погружаясь в забытье, то снова возвращаясь к своим мыслям. Они текут так же тяжело, как ставшая клеем кровь, тянутся, мутнея и расплываясь и вновь собираясь в туманные образы.
Вдруг Гай широко раскрыл глаза. Прямо над ним в полосе лунного света на стене сидел паук. Точно такой, как у сумасшедшего солдата. Он перебирал лапками и слегка поворачивался к свету, будто купался в прозрачных зелено-голубых волнах. Прошла минута, другая. Паук легко бегал по освещённой полоске - сначала вверх по стене, потом вниз, к потной груди Гая, и, наконец, свернул в темноту.
Крупные горячие капли бежали по простыне. Не отрываясь, Гай все еще смотрел на яркую полосу света. Из темноты снова выбежал паук, но на этот раз не один - за ним бежал другой, поменьше. Они теребили друг друга лапками и бегали взад и вперед, точно играя. Вот один, сделав резкий поворот, потерял устойчивость и сорвался со стены. Он скользнул вниз, отчаянно цепляясь за штукатурку. Гай почувствовал то место на голой груди, куда он упадет. Но паук повис на паутине головой вниз и плавно покачивался над его лицом.
Гай закрыл глаза. Прошло время. Когда снова поднял веки- пауков не было. Где они сейчас? Сердце захлебывалось густой горячей кровью. Э-э-э, все равно… Он сел на кровати, взглянул на светящийся циферблат - без четверти два. Влажными пальцами нашарил спичечный коробок, чиркнул и почувствовал, как капля пота с носа падает прямо на спичку. Снова чиркнул, задыхаясь от усилия, - теперь две капли падают ему на пальцы. Наконец слабый огонек осветил пустую комнату. Пауков не видно.
Гай зажег лампу, потом потушил. Бесполезно… Что делать? Куда пойти? К кому?
И вдруг мысль: "К Бонелли!" К человеку, который сейчас один томится на больничной койке. "Скорей! К нему… В больницу"
Гай наскоро натянул брюки и в мягких туфлях вышел под крытую галерею, тянувшуюся вокруг квадратного двора.
В окне больницы света не было. Бонелли спал…
В отчаянии Гай опустился на ящики, аккуратно сложенные вдоль стены. Подобрал босые ноги. Опустил голову на колени… "Зачем я побежал к Бонелли? Сообщить, что мне очень жарко? Стыдно! Стыдно!" - думал Гай, но стыда не было, была только противная слабость и тоска. Он задремал.
Гай не услышал решительно ничего: ни шороха, ни даже чужого дыхания. Просто почувствовал, что рядом с ним в темноте стоит человек, испуганно открыл глаза и на фоне ярко освещенного двора увидел черный силуэт. Кто-то плотный, слегка обрюзгший осторожно пробирался из больницы. Гай мог бы коснуться его рукой, едва приподнявшись с ящика.
- Ты, Дино?
Другой силуэт, долговязый и тощий, крался от домика для приезжающих.
- Здорово!
- Здравствуй, Дино. Давно уже жду твоего приезда. Получил пакет через Аллара?
- Да.
- Вот видишь! А ты не верил! У меня все готово: нужны только деньги, оружие и твое решение.
- И что тогда?
- Как - что?! Буза! Такую кашу заварим, что обе линии выйдут из строя на полгода, а то и больше!
- Так, так… - Бонелли помолчал. - Садись, Лоренцо, вот сюда. Днем я наметил место.
Черные силуэты опустились прямо у ног Гая. Затаив дыхание, он сидел на высоком ящике. Заговорщики говорили тихо, наклонившись друг к другу, и сначала Гай не разбирал отдельных слов, но потом они увлеклись и стали шептаться громче: долговязый пронзительным высоким тоном, как тонкая паровая трубочка, Бонелли по-начальнически солидно, как будто пыхтел большой паровоз на короткой остановке.
- Так вот, Лоренцо, - начал Бонелли, - я желал бы сперва выслушать твои планы и пожелания, а потом скажу кое-Что сам… Итак, выкладывай, что у тебя накопилось, и покороче - время идет.
- Что же, Дино, я тебе всегда говорил, что надо поменьше болтать и побольше делать!
- Продолжай.
- Я готов к большим делам. Аллараг-Дуа отчаянный парень. Французов ненавидит. Теперь слушай, дальше. Здесь, в крепости, всем заправляет старший сержант Сиф, немец. У меня с ним полная договоренность!
- Ты посвятил его в свои планы?