* * *
В комнате, обставленной в псевдоантичном стиле, с гипсовыми копиями древнегреческих статуй по углам и мраморными столиками и скамейками по периметру помещения друг напротив друга стояли двое. Оба смотрели исподлобья, сверля взглядом своего визави. Молчаливая дуэль наконец прервалась.
- И што мне таперича присоветуешь делать-от? - хрипло и нервно спросил высокий и поджарый, с неопрятной лопатообразной бородой, одетый в помятый купеческий кафтан и низкие сапоги из мягкой кожи. - Кулябко твой, как пить дать, проболтается об нашем с ним разговоре…
- Не суетись, Гриша, - поморщился второй как от зубной боли. Был он статен, подтянут, и выглядел как преуспевающий сановник высокого ранга, коим, собственно, и являлся. Звали его Александром Ивановичем Спиридовичем. - Твое участие в этом… инциденте еще доказать нужно.
- Да твой Николка, коли его спытают, в одночасье про меня скажет!
- Не спытают. Этот… Аленский, стрелок - дурачок идейный. Да и не знает он толком ничего.
- Но Кулябко-то?..
- А что Кулябко? Николай Николаевич - уважаемый и ответственный служака, на своем месте…
- Да у ентого Аленского пропуск им подписанный!..
- Гриша, неужто ты думаешь, что начальник Киевского охранного управления в состоянии помнить все документы, что подписывает ежедневно?..
Собеседники внимательно посмотрели друг на друга и… улыбнулись. Бородатый - с облегчением, подтянутый - с пониманием.
- Смотри, Сашка! - укоризненно погрозил Распутин пальцем. - С огнем играешь. А ну как энти пиявки полицейские за меня возьмутся?
- У тебя, Григорий Ефимович, крыша над головой такая, что и бомбой не пробить, - усмехнулся Спиридович. - Что тебе пиявки?.. А что касается… недостигнутой "цели", так ведь она никуда от нас не денется. Достанем в следующий раз. Например, на грядущих февральских торжествах…
- Твои слова, да богу в уши. - "Старец" огладил бороду и потянулся к стоящему на "греческом" столике хрустальному графину с янтарной жидкостью. - А ну, как и вдругорядь сорвется? Энтот иуда будто заговоренный - аж тринадцатый раз, и все одно вывернулся!.. Ну, да ладно. Поживем - увидим… А вот мадерца-то у тебя хороша!..
* * *
Четвертого сентября император и премьер-министр встретились, как и было оговорено, тет-а-тет. Государь был собран, порывист и деловит. Столыпин даже подумал, что император отменит разговор, поскольку куда-то торопится. Однако беседа все же состоялась, хоть и краткая.
- Петр Аркадьевич, я ознакомился со всеми вашими документами, что вы мне передали в ночь покушения. Не скажу, что в восторге от нарисованной вами картины и особенно от проекта закона о запрещении на территории Империи деятельности организаций, имеющих отношение к масонству. Но, с другой стороны, вы правы: хаос нужно остановить любой ценой, иначе государство погибнет. - Николай Александрович сделал паузу, прошелся по гостиной, увешанной охотничьими трофеями, где происходила встреча. Столыпин терпеливо ждал продолжения.
Он думал: если бы покушения не случилось, его бы следовало устроить самому, нанять каких-нибудь безумцев. Теперь, поняв, как легко он мог лишиться премьер-министра, Николай Александрович словно переменился, разногласия отступили на задний план, опасность объединила их - не всегда последовательного и решительного в поступках царя и твердого, способного идти наперекор мнению двора Столыпина. Тем более что Александра Федоровна порядком напугалась, узнав о покушении, и не отважилась молвить хоть слово во вред Петру Аркадьевичу. Опять же - телеграммы от Марии Федоровны и великих князей…
- Итак, я принял следующие решения, - сказал государь. - Закон о запрещении масонства отложить до того времени, когда будут собраны неопровержимые доказательства вреда, наносимого империи этими господами.
Столыпин кивнул. Фактически это был приказ действовать.
Затем была крошечная пауза. Петр Аркадьевич потрогал раненую руку. Странная иллюзия: кажется, будто прикоснешься пальцами к больному месту, и боль станет меньше. Царь это движение заметил.
- Деятельность военно-полевых судов в отношении террористов и прочих, подрывающих устои государства и самодержавия, возобновить в кратчайшие сроки, - сказал он. - Весь пакет агропромышленных реформ перевести в ранг закона и оформить в виде специального указа за моей подписью. Дело это важное, даже жизненно необходимое, тем более что результаты ваших нововведений налицо…
- Есть еще один вопрос, Ваше Величество, - вежливо заговорил Столыпин, воспользовавшись новой паузой, - требующий безотлагательного решения. И вытекает он как раз из произошедшего инцидента в театре…
- Я догадываюсь, что вы хотите сказать, Петр Аркадьевич, и в данном случае полностью с вами согласен. Необходимо срочно сформировать особое ведомство, неподконтрольное Департаменту полиции, которое бы профессионально занялось проблемой охраны высших сановников империи. Предлагаю подчинить новую структуру непосредственно моей Канцелярии. Я сам подберу куратора…
- Вы совершенно правы, Ваше Величество, такая структура необходима, и она будет создана в кратчайшие сроки. Я подготовлю проект указа.
- Назовите ее… Служба охраны высшей администрации. - Император улыбнулся в усы. - СОВА… А что, по-моему, неплохая аббревиатура получается?
- Верно, - посветлел лицом и Столыпин. - И даже герб придумывать не нужно - сова и будет!..
Император заложил по обыкновению руки за спину, качнулся с пяток на носки и кашлянул, глядя в окно на густые кроны отяжелевших плодами яблонь и груш.
- Петр Аркадьевич, ныне известная вам личность, имеющая некоторое отношение к моей семье, спешно отбыла за границу, кажется, в Иерусалим…
- Именно так, Ваше Величество. У этого… упыря воистину звериное чутье на опасность. Подполковник Кулябко еще не успел назвать его имя, а подлец уже выправил себе подорожную!..
- Действительно, этот человек вовремя сумел выйти из-под наблюдения Особого департамента. Однако, как только он вернется в Россию, его необходимо будет изолировать от контактов с императрицей и наследником всеми возможными способами. Для их же блага… Думаю, это будет несложно сделать с помощью сотрудников учреждаемой нами службы?
Столыпин внимательно посмотрел на государя, словно силясь обнаружить скрытый подвох в его словах. Но внутри премьера бушевала волна искренней радости. Он прекрасно понял, о ком идет речь. Наконец-то!.. Эта гнида, этот кровосос, этот растлитель душ по царскому велению попадет в его руки!
- Можете всецело положиться на меня, Ваше Величество. Одно ваше слово, и тот, о ком вы говорите, никогда больше не обеспокоит ваших близких! СОВА справится с такой несложной задачей.
- Этого не потребуется, Петр Аркадьевич. Достаточно будет устранить его присутствие в столице. К тому же Александра Федоровна на днях имела возможность убедиться в мудрости поговорки, что незаменимых людей не бывает…
- Вы имеете в виду лечение наследника, Ваше Величество? - осторожно, боясь ошибиться, уточнил Столыпин.
- Именно! - Император вздохнул с явным облегчением. - Профессору Бадмаеву удалось подобрать лекарство, и теперь надобность в… посещениях известной вам личности отпала. Так что действуйте, Петр Аркадьевич!..
Глава 1
Июль 1912 года. Москва
- Вот за что люблю "Московские ведомости", так это за ахинею, - сказал Давыдов, стоя перед зеркалом и придирчиво оглядывая себя. Одернул китель, поправил шнуры серебристого аксельбанта на правом плече - знак окончания Академии Генерального штаба, провел ладонью по сверкнувшей золочеными мечами "Святой Анне" на груди.
Из зеркала глядел плечистый офицер в расцвете лет. Так сказал бы всякий про мужчину с уверенной повадкой, которому до тридцати всего год, мальчишеской худощавости не осталось и в помине, под одеждой угадываются литые округлые мышцы, и взгляд не распахнутый, полный удивления перед причудами жизни, а с истинно мужским строгим прищуром. Хотя постоянно возникающая на губах молниеносная улыбка и выдает живой и непоседливый нрав…
- В самом деле? - откликнулся его приятель, орловский помещик Барсуков, лихорадочно копаясь в своем саквояже. Он был в одном белье, панталоны и белоснежная сорочка висели на спинке стула, а где-то в глубине квартиры камердинер утюжил фрак.
Из саквояжа вылетали, будто от разрыва гранаты, платки, носки, перевязанные лентами пакетики, мешочки; шлепнулась на пол потрепанная книжка "Искусство флирта и обольщения"; наконец вспорхнули к люстре большие домашние туфли без задников.
Барсуков на миг оторвался от своего занятия и оценивающе взглянул на Давыдова.
- Хорош!.. За что "Анну"-то схлопотал?
- За Люйшунь.
- Ух ты! Это когда там эскадру япошек на минное поле заманили?
- Ага. Славную "липу" им тогда подкинули…
- Сокол ты, Давыдов! Весь в деда… Так что ты там про "Ведомости" сказал?
- Да репортеришки ихние - сущие балаболки: где-то что-то краем уха услышат, сущую нелепицу, и сразу раздувают событие европейского масштаба, а потом из номера в номер извещают о своем расследовании. И вся Москва потешается! - усмехнулся Денис, отойдя наконец от зеркала вполне довольный собой.
- А им того и надо, - поддакнул Барсуков и вернулся к прерванному занятию - поискам запропастившихся куда-то запонок. Он сумел вырваться из имения, оставив жену с новорожденной дочкой, и примчался в столицу тратить деньги. А для этого следовало сделать из себя светского льва хотя бы на две недели. - Читал недавно про медведя?.. Да вот же они! В последний миг Катя сунула…
Разогнувшись, он показал коробочку, открыл ее, недовольно хмыкнул.
- Алеша, надень другие запонки. - Давыдов искренне посочувствовал приятелю. - Почему тебе понадобились именно яшмовые? Кто вообще тебя запонками снабжает? Это же сущий ужас!
- Жена… - вздохнул Барсуков. Он пытался одеваться не хуже столичных щеголей. Получалось плохо.
- Выбрось, право. Новые купим на Кузнецком Мосту… Так что медведь? Я не уследил - хозяин нашелся?..
Из номера в номер репортеры описывали страдания юного медведя. Сперва он был опоен водкой и отправлен из Вышнего Волочка в Москву в багажном вагоне, уложенный в кадушку и укрытый рогожей. Затем мишка проснулся слишком рано, на станции Кулицкой, вылез и произвел подозрительный шум. Станционные служители решили, что в вагоне заперт сундучный вор - мошенники наловчились сажать щупленьких парнишек в хитро устроенные сундуки и отправлять в виде багажа, чтобы за время пути воришка вылез, обчистил все ящики и чемоданы и с добычей забрался обратно. Вызвали полицию, вагон оцепили, двери раздвинули и увидели страшное чудовище. Перепуганный медведь вскидывался на задние лапы, ревел и, сказывали, едва не пробил дурной башкой вагонный потолок. Его поскорее заперли и отправили в столицу - пусть там разбираются. И вот выяснилось, что зверя уложили в кадушку по распоряжению именитого купца Бабушинского. Его управляющий привез кадушку и проследил, чтобы ее установили в углу вагона. Он же, будучи приперт к стенке, и про водку рассказал.
- Нашелся! Штраф платить не желает… Вот неплохо бы, если этот купчина вздумает дворянства добиваться, поместить ему на герб медведя в кадушке!
Давыдов рассмеялся.
- Это было бы по заслугам, - сказал он. - А вообще - недостоин наш купчина такого зверя. Геральдический медведь - это сила, ловкость и большое упрямство при защите отечества. Кажется, в гербе города Берлина он присутствует, еще какие-то европейские города его присвоили.
- Да, медведь - он такой… Это я тебе как охотник говорю. Куда опаснее льва. А львов на гербах развелось - на целую Африку хватит, и за что им такая честь? Взять хотя бы британского! На самом же деле лев - ленивая скотина, ему львицы добычу приносят.
- А на британском гербе лев-то в короне, да еще и рампант!
- Это как?
- На дыбках стоит. Вроде к прыжку приготовился. А напротив него - единорог стоит, тоже взъерепенился. - Денис откровенно развлекался, разглядывая оторопелую физиономию приятеля.
- И почему же он ерепенится? - Барсуков даже рот приоткрыл из любопытства.
- Тебя на цепь посадить, небось тоже взбрыкнешь!
- Меня?! На цепь?!.. Накось, выкуси!..
Денис не выдержал и расхохотался. Барсуков несколько секунд непонимающе смотрел на него, потом, осознав причину веселья, надулся было. Однако тут же просветлел лицом и бросил с небрежной хитринкой:
- Слушай, Давыдов, а какого черта мы собрались в концерт? На кой нам сдались эти фортепьяны и шуманы? Давай в балет!
- В концерте - приличное общество.
- А в балете - фигуранточки!.. Юбочки - вот по сих! - Барсуков стукнул себя ребром ладони по бедру, вершка на три повыше колена. - Кузьма, где ты там? Беги, добудь газету с театральной афишкой!
Денис понял: классическая музыка обнаженным ножкам не конкурентка.
Он приехал в Москву из северной столицы ради встречи с курьером, везшим ценные сведения с Дальнего Востока, где снова зашевелились японцы, очухавшиеся наконец после разгрома их флота на рейде Порт-Артура восемь лет назад. Но курьер задержался где-то, чуть ли не в Иркутске, а о причинах этого сообщил весьма туманно. В результате Давыдов получил два дня неожиданного отдыха и телефонировал в московскую квартиру Барсукова так, наудачу. И надо же - старый лакей Кузьма, оставленный охранять квартиру, наушник сразу передал хозяину.
Концерт, составленный из произведений Шумана, не был предметом первой необходимости, просто Денис пожелал сделать приятное кузине-консерваторке. Кузина была хороша собой, и невинный флирт с девушкой очень занимал Давыдова. Но, увидев в афише балет "Дон Кихот", он ни секунды не колебался. В прелестном балете Минкуса столько азарта и романтических плясок, столько ножек мельтешит, что грех не сходить, тем более балетмейстер Горский поставил вполне связное действо, а не грандиозный дивертисмент, как в Мариинке. Конечно, столичные балерины лучше, безупречнее, но в московских плясуньях больше огня, так что решено!
- Телефонируем Шереметеву! - воскликнул воспрявший Барсуков. - То-то Митька будет рад!
Дмитрий Александрович, несмотря на молодость, уже получил чин тайного советника, был женат на прелестной юной графине Домне Бобринской, но при этом оставался страстным балетоманом, имевшим в Большом театре собственную ложу, добытую, правда, не без помощи авторитета отца, генерал-майора Свиты Его Величества и руководителя Музыкально-исторического общества Санкт-Петербурга. Обычно Шереметев приглашал в Большой мужскую компанию, чтобы без помех обсуждать достоинства не только музыки и сценографии, но и фигуранток, танцовщиц, корифеек и прочих балерин. Только там можно было, вопреки восторгам газетчиков, единодушно согласиться, что "у заезжей дивы Пьерины Леньяни ноги коротковаты, икры толсты, антраша - мазня, амбуатэ - кошмар, да и вообще в ее годы пора бы уж внуков нянчить".
Заранее радуясь веселому вечеру, Барсуков кинулся к телефону, распевая во всю глотку:
Я возвращался на рассвете,
Всегда был весел, водку пил,
И на цыганском факультете
Образованье получил!
- Алеша, побойся Бога! Ты что, служил в "бессмертных"?! И где же нашли слона тебе под седло?
Менее всего, глядя на Барсукова, можно было подумать, что этот рослый и крупный мужчина хоть две недели прослужил в Александрийском гусарском полку: в гусары брали невысоких и шустрых, из них получались отменные наездники. "Бессмертными" александрийцев издавна прозвали за отвагу, черные мундиры и полковую эмблему - серебряную "мертвую голову", а их лихая застольная песня ушла в народ и исполнялась решительно всюду.
Так что поддеть располневшего и не знавшего прелестей военной службы приятеля - святое дело!
- А говорят, Бог посмотрел на гусара и придумал колесо, - отшутился Барсуков, намекая на известную кривоногость хороших наездников. В давыдовском роду их было немало, но Денис, к счастью, этой беды не унаследовал. - Барышня? Барышня, голубушка, душенька, дайте мне Эс-47-16!
Дмитрий страшно обрадовался звонку и даже предложил после балета ехать в "Яр". Да не просто так, а с молоденькими фигуранточками, которых обещал выбрать и пригласить лично. Танцорки Шереметева любили - щедр, обходителен, весел и не назойлив, да и какая дурочка откажется от приглашения в "Яр", где за соседним столиком запросто мог оказаться кто-либо из великих князей?
- Вот видишь, нас ждет прелестный вечер! - резюмировал довольный Барсуков и завертелся, требуя, чтобы Давыдов оценил, как на нем сидит новый фрак. - А вот куда можно податься завтра? Московские дамы, слыхал, составили "Общество культурных связей". Уж что они называют культурными связями, одному Богу ведомо, хе-хе… Так вот, они пригласили особу, о которой нынче галдит вся Европа. Эта дамочка - якобы беглая жрица какой-то языческой богини и исполняет восточные танцы в полнейшем неглиже! Говорят, на ней из одежды - только жемчужные бусы. Она выступает в частных домах и берет за свои пляски немалые денежки.
- Любопытно, - пробормотал Денис. - Возьмешь меня с собой?
Он уже снова стоял перед зеркалом и пальцами выкладывал завитки круто вьющихся черных волос с очаровательным белым локоном, спадавшим на лоб слева. Это было фамильное - и масть, и локон. Повелось от прадеда, в честь которого Давыдов получил свое имя. Того еще поэт Языков воспевал: "Наш боец чернокудрявый с белым локоном на лбу". К счастью, прадедова роста Денис не унаследовал, хотя и был немногим ниже, чем хотелось бы. Зато круглая физиономия, малость вздернутый нос и черные глаза - фамильные, не придерешься! При том никому бы не пришло в голову усомниться в славянской крови Давыдова - был он плечист, светлокож и румян, как ярославский детинушка.
Седым же локоном Давыдов немного гордился, но и проклинал, потому что дамы при виде этой прядки порой совершенно теряли голову и готовы были брать штурмом давыдовскую опочивальню. Почему локон производил такое действие, понять было невозможно. Но Денис стойко держал оборону и не позволял себе связей, которые грозили неприятностями.
- С превеликим удовольствием! - хмыкнул Барсуков. - Кузьма, иди-ка, поймай нам извозчика…