- Вы не правы, Адам, - со смехом остановил его генерал-полковник. - После этой войны пространство для душ, вознесшихся на небеса, сильно сократится. Не придется ли Господу Богу подумать о расширении его, как вы считаете? Может быть, ему тоже придется вторгнуться в пределы сатаны?
Адам долго смеялся.
- Однако скоро двенадцать, - поглядев на часы, сказал генерал-полковник. - Ладно, выпьем без Зейдлица и Роске. Они, вероятно, решили провести эти минуты со своими офицерами. Несите "Клико", Адам.
- Оно в снегу, эччеленца, во дворе. Я сейчас. - Адам вышел и вскоре вернулся с шампанским.
Покончив с гусем и незаметно выскользнув из пиршественного чертога, Хайн шел по пятам за Адамом. Бутылки с шампанским, замеченные Хайном, настроили его на веселый лад. Ясно, угостят и его. После гуся - шампанское! Это уж действительно настоящий пир, черт побери!
Без двух минут двенадцать Адам выстрелил в потолок пробкой, без одной минуты двенадцать Хайн помог ему разлить шампанское в бокалы. Ровно в двенадцать они поднесли шампанское к губам.
Ровно в двенадцать стены подвала дрогнули от разрывов снарядов. С потолка посыпались пыль и куски штукатурки. Раздался еще один очень близкий взрыв.
Хайн выбежал в коридор. Там, где он пировал несколько минут назад, зияла громадная дыра: снаряд, пройдя через три полуразрушенных этажа универмага, вдребезги разнес уборную. Свет в коридоре погас от взрывной волны. Люди метались в темноте. На верхних этажах, где бессменно дежурил офицерский охранный батальон, тоже началась паника. Люди отчаянно вопили, бежали стремглав вниз, кто-то стрелял, а канонада сотрясала все здание. Стреляли тяжелая артиллерия из-за Волги и все орудия, стоявшие на городском берегу, минометы и пулеметы; длинные трассирующие линии разрезали тьму ночи.
Хайн прижался к стене возле пианино, его трясло. Из комнаты командующего выбежал Шмидт и понесся в штаб Роске. Хайн ползком добрался до комнаты командующего. Тот сидел, уперев взгляд в пространство, лишь дергалось веко левого глаза. В остальном генерал-полковник походил на каменную статую. Адам говорил по телефону.
- Госпо…
- Перестань, Хайн! - Генерал-полковник поморщился. - Не кричи. Просто они готовятся к атаке. Еще к одной атаке, только и всего.
Хайн все еще дрожал.
И вдруг - это произошло на десятой минуте - все смолкло. Разом, по единой команде. Молчание было еще более жутким, чем обстрел.
- Сейчас русские пойдут в атаку, - пробормотал генерал-полковник. - Интересно, на кого они обрушатся: на нас или на Штреккера?
Он прислушался. Паника наверху утихла. Ни рева танков, ни визга пикирующих бомбардировщиков…
Стремительно вошел Шмидт.
- Они поздравили нас с Новым годом! - закричал он еще у входа. - Наши перехватили приказ командарма шестьдесят второй. - Он рухнул на стул.
Генерал-полковник вытер пот со лба.
- Командарм шестьдесят второй к тому же обладает немалой долей юмора, - с коротким и невеселым смешком заметил он. - Адам! Шампанское еще есть? Хочу выпить за своего остроумного противника. А я не догадался поздравить его подобным же образом. Вот оплошность!
Адам разлил шампанское.
- Прозит! - Генерал-полковник поднял бокал.
Все выпили. Все, кроме Шмидта.
ПАЛАЧ
Через несколько дней утром к Паулюсу явился комендант города, штандартенфюрер СС, коротконогий толстяк с расплывшимся лицом, в пенсне. Его перехватил Шмидт. Поговорив с ним, комендант постучался к командующему. Генерал-полковник сидел над картой фронта. Он был один.
- Вы вызывали меня, господин генерал-полковник? - Комендант платком вытер пот, катившийся градом: он страдал потливостью.
- Да, я вызывал вас, - сухо сказал генерал-полковник. - Прошу! - Он указал на табуретку, стоявшую по левую сторону стола.
Комендант сел, протер пенсне и водворил его на прежнее место.
- Разве так тепло на улице? - осведомился генерал-полковник, заметив непрекращающиеся попытки коменданта избавиться от пота.
- Нет, это просто так. - Комендант скомкал влажный платок и сунул в карман. - Я весь внимание. - Комендант чуть-чуть заикался - быть может, оттого, что слишком много видел всякого на своем веку.
- Скажите, в городе еще остались русские? Я подразумеваю под русскими всех, кто жил в этом городе до войны.
- Д-да, немного.
- Если вы не запамятовали, в вашем докладе месяц назад значилось, что русских мирных людей здесь нет, что все они бежали.
- Т-так точно.
- Куда и почему они бежали?
- Эт-то обычное явление, господин генерал-полковник. Они бегут от нас, как от чумы.
- Быть может, потому, что мы кажемся им чумой?
- К-коричневой, как у-утверждают большевистские комиссары, - хихикнул комендант.
- И они бегут только потому, что так нас называют комиссары?
- Н-ну, и не совсем так, господин генерал-полковник. Ев-вреи и всякая ч-чернь распускают слухи о нашем якобы н-недружелюбном отношении к м-мирным жителям.
- Замечу, что и до меня дошли эти слухи. Рейхсфюрер СС, Гиммлер то есть, ваш непосредственный верховный руководитель, при моем назначении командующим армией сказал, чтобы я уничтожал всех евреев и коммунистов. Разумеется, он шутил.
Комендант, раскрыв пухлые губы, уставился на командующего. "Или он валяет дурака, или действительно принял за шутку приказ рейхсфюрера СС!"
- Н-не думаю.
- Что не думаете?
- Шутки неуместны с марксистами и евреями, господин генерал-полковник, когда речь идет о том, чтобы полностью освободить от них Европу.
- Я не понимаю. Вы что ж, намереваетесь выселить евреев в Палестину?
"Валяет дурака!" - решил комендант.
- Палестина? Они наплодятся там и снова распространятся по всему миру.
- Значит, если я правильно понял вас, они должны быть уничтожены?
- Это в-высшая политика, господин генерал-полковник, а я лишь исполнитель.
- Исполнитель чего?
- Соответствующих п-приказов.
- Каких?
- Р-разве они не известны вам?
- Раз я спрашиваю, извольте отвечать! - резко возразил генерал-полковник.
Комендант развел руками.
- П-приказов много.
- Я спрашиваю, каких?
- Я не см-могу перечислить их.
- Извольте не паясничать! - прикрикнул на коменданта генерал-полковник. - Я вызвал вас не для того, чтобы терять время попусту. Какие приказы вы получали о евреях и мирных жителях?
- П-позвольте заметить, господин генерал-полковник, я, в сущности, не подчинен командованию ар-рмии и несу ответственность п-перед другими инстанциями.
- То есть?
- Вы уже назвали то лицо.
- Ах, вот как?
- Т-так точно.
- Значит, если я правильно понял вас, армия, оккупирующая этот район, и командование, возглавляемое мной, не в праве вмешиваться в ваши прерогативы?
- Б-более или менее.
Генерал-полковник откинулся на спинку стула и несколько мгновений молча смотрел на человека, снова принявшегося вытирать пот.
- Р-разве вас не информировали об этом? - невинными глазами глядя на командующего, спросил комендант. - Господин генерал-полковник, вы прошли со своей армией до Волги. Я далек от мысли, что вы лично истребляли марксистов и евреев, но ведь их истребляли повсюду, куда бы ни ступал германский солдат. Это его в-высшая миссия. В-ваша армия - не исключение из общего правила, и я, п-простите, никак не могу понять этого п-приступа человеколюбия к элементам, п-подлежащим уничтожению во имя блага рейха.
Генерал-полковник открыл рот, чтобы возразить, и снова закрыл его. Что возразить? Он отлично знал, что его армия, как и другие, убивала тех, кого Гиммлер называл марксистами и евреями. Будь генерал-полковник и его армия в другом положении, разговора подобного рода могло бы не случиться. Но армия в котле, в котле и ее командующий. Генерал-полковник не думал о смерти. Толстые стены подвала оберегали его от бомб и снарядов. Но он мог попасть в плен. И хотя Шмидт говорил, будто германские генералы не сдаются в плен, они сдавались и сдаются. Если верить русским, их вовсе не вешают и не пытают. Может быть, так оно и есть. Однако допроса не миновать. И не миновать разговора об уничтожении людей, тысяч и сотен тысяч людей… И ответственности за это тоже…
Нет, он не был трусом, но страх перед неизвестностью владел им постоянно. Как с ним поступят? Перед кем ему придется отвечать? И за что конкретно? Теперь, когда генерал-полковник постепенно приучил себя к мысли, что во всем решительно виноваты только фюрер и те, кто ему что-то там советуют, надо было найти виновника убийств русских мирных людей. Виноваты, разумеется, фюрер и Гиммлер. Но они далеко. Непосредственного виновника надо найти здесь. Почему бы им не быть вот этому типу, от которого гак отвратительно пахнет потом?
Командующий взглянул на сидевшего перед ним штандартенфюрера СС, на толстощекое лицо, на лоб, покрытый капельками пота.
"Есть преступники объективные и есть преступники субъективные, - размышлял генерал-полковник. - Ведь лично я никого не убил, значит, хотя, быть может, я и преступник, но преступник символический, отвечающий за все вообще. А вот этот, плавающий в поту, безусловно, преступник без всяких скидок на "вообще"!"
Не отводя сверлящего взгляда от коменданта, Паулюс сурово сказал:
- Отвечу вашими же словами. Приказов слишком много. Я не успеваю читать их. Но в одном могу заверить вас, господин полковник… Имеются ли подобные ограничения власти командующих армиями в других оккупированных районах или нет, я не знаю, но у себя в армии я не потерплю исполнения приказов об уничтожении мирных людей. С вашего разрешения, я солдат, а не палач.
- П-палачи, господин командующий, к сожалению, п-профессия, необходимая при соответствующих обстоятельствах.
- У меня в армии их нет и не будет! - выкрикнул Паулюс. - Слышите, не будет!
- Все возможно, господин генерал-полковник. - Комендант пожал плечами.
- Хорошо, оставим это. Вернемся к тому, с чего я начал. Вы сказали, что все мирные жители, за исключением немногих, покинули город. Это было до прихода моей армии сюда?
- И п-после.
- Как они могли уходить, если все входы и выходы из города закрыты?
- Их ловили, очевидно.
- Кто?
- Н-не русские же, господин командующий.
- Значит, их ловили…
- Мы. То есть действующие на оккупированных территориях группы СД.
- Но ведь группы СД, как я знаю, наблюдают за безопасностью в зоне военных действий и в тылу, разве не так? Это служба безопасности, если определить точно функции СД.
- С-совершенно верно. Но русские с их ужасно примитивным мышлением называют группы СД карателями. Может быть, потому, что СД действительно карает ослушников и врагов рейха.
- То есть заботятся об охране политической нравственности русского населения, оставшегося на оккупированных нами территориях, так, что ли? - Паулюс нагонял и нагонял на себя раздражение.
- В-в принципе, конечно. Но для этого СД и специальным группам, называемым эйзацкоманден, приходится заниматься делами не совсем приятными.
- То есть?
- Господин генерал-полковник, - взмолился комендант. - Скажите, ради бога, вы шутите или всерьез?
"Ах, вот как? - рассвирепел генерал-полковник. - Вдобавок ко всему ты подозреваешь меня в комедиантстве? Ну, поберегись!"
- Молчать! - выкрикнул он. - Я сейчас так далек от шуток, как никогда… Что вы называете не совсем приятным делом?
- Л-ликвидацию…
- Ликвидацию кого?
- Тех, кто угрожает безопасности армии, рейха и подрывает политическую н-нравственность русского населения, вверенного нашему попечению.
- Кто они?
- Н-ну, в первую очередь комиссары, потом евреи и вообще так называемые советские служащие.
- Советские служащие? То есть чиновники?
- Так точно.
- Чиновники угрожают нашей армии и рейху? Да вы что, издеваетесь надо мной? - Генерал-полковник повысил голос. - Мой отец был чиновником, и я знаю, чиновники - самые мирные и спокойные люди… Много их было а городе, когда мы вошли сюда?
- П-порядочно.
- И некоторые из них хотели покинуть город?
- Так точно.
- Слава богу, наконец мы добрались до желтка. Значит, СД и эйзацкоманден ловили мирных людей, когда они по неизвестным причинам собирались покинуть город, а их… Как вы сказали?
- Л-ликвидировали.
- Ликвидировали только за то, что они не желали оставаться в зоне военных действий и хотели спасти свои жизни?
Комендант молчал.
- Командование армией знало об этом… об этом мероприятии?
- Б-безусловно, господин командующий. Как же иначе!
- Кто мог знать об этом из моих подчиненных?
- Если этого не з-знали вы, господин генерал-полковник, то об этом н-непременно должен знать генерал-лейтенант Шмидт. То есть оп-перативная часть штаба.
"Великолепно! - со злорадством подумал Паулюс. - Значит, есть еще один виновник, и он - Шмидт! Пусть отвечает вместе с этим сукиным сыном. Уж кого-кого, а Шмидта я не пожалею!" И вслух сказал:
- Почему вы думаете, что об этом знала оперативная часть армии?
- Потому что через оперативное управление группы армий фельдмаршала Вейхса она п-подчиняется главному оперативному управлению Генерального штаба сухопутных войск, господин генерал-полковник.
- То есть генерал-лейтенанту Адольфу Хойзингеру?
- Так т-точно!
- Я знаю генерала Хойзингера, долго работал вместе с ним. Он принимал деятельное участие в составлении плана "Барбаросса"…
- Плана нападения на Советы, хотите вы сказать? - с намеком произнес комендант. Ему было известно, что Паулюс приложил руку к этому плану.
- Я сказал, что сказал, - раздраженно заметил генерал-полковник. - Но при чем генерал Хойзингер в данном случае?
Комендант снова оторопело посмотрел на сгорбившегося командующего армией.
- Да ведь именно генерал Хойзингер п-подписал директиву о том, что п-политические руководители Красной армии не считаются военнопленными и должны уничтожаться, самое п-позднее, в т-транзитных лагерях. Генерал Хойзингер прямо указывает, что самое лучшее - устранять их посредством повешения.
- Но ведь это касается только комиссаров, насколько я понимаю.
Комендант пожал плечами.
- Н-ну, не совсем так. Имеются в виду и те, кто мог бы быть обременительным свидетелем…
- Свидетелем чего?
- Наших, э-э, акций по ликвидации всех врагов рейха. А русские, см-мею заметить, почти сплошь враги рейха.
- Так и сказано в директиве Хойзингера?
- Б-безусловно, господин генерал-полковник. Он же связан с гестапо и п-полицией безопасности, а они занимаются этим же. И фюрер, н-насколько я з-знаю, очень доволен его решительностью в уничтожении врагов германской нации.
- Хорошо. Последний вопрос: чем занимаетесь вы?
- Я?
- Да, вы!
- Н-навожу порядок в городе.
- "Порядок в городе"… Разве еще остались люди, которые могли бы нарушить его?
- Они были.
- Но теперь их нет. И вы, значит, не страдаете от обилия работы?
- П-пожалуй.
- Так вот вы возьмете автомат и с этого часа будете просто солдатом. Комендантом я назначу человека, который далек от политики и очень хорошо знает, что такое мирный человек и как с ним надо обращаться. Итак…
Комендант, вспотев с ног до головы, выкрикнул:
- Я подчиняюсь не вам, а рейхсфюреру СС!
- С этой минуты вы подчиняетесь мне. Если попытаетесь уклониться от несения солдатской службы, я вас ликвидирую. Вы свободны.
Комендант, пошатываясь, вышел.
Паулюс некоторое время сидел молча. Он был потрясен. Никогда ему не думалось, что дело может зайти так далеко.
Он открыл дверь клетушки. Адам спал, но, почувствовав прикосновение руки, тотчас вскочил.
- Да, эччеленца? Простите, я заснул.
- Мне нужно поговорить с вами.
- Я слушаю вас.
- Садитесь, что вы в самом деле! - нахмурился генерал-полковник. - У меня только что был комендант города. Он наговорил черт знает что. Будто есть указания о самой зверской расправе с мирным населением. Вы знали о чем-либо подобном?
Адам посмотрел с изумлением на шефа. Нет, не притворяется.
- Разумеется, эччеленца. Разве вы не читали кое-каких документов, подписанных Кейтелем, Гиммлером и другими официальными лицами?
- До того ли мне было! Но как раз об этих документах и шел разговор с комендантом. Они есть у нас?
- Сию минуту, эччеленца. - Адам ушел и вернулся с папкой бумаг. Специальная наклейка свидетельствовала о ее сверхсекретном содержании. - Вы хотите прочитать сами или разрешите мне?
- Читайте.
- Я предложу вашему вниманию лишь выдержки.
Генерал-полковник кивнул.
- Так вот, за четыре недели до нашего выхода на территорию России Гиммлер создал части специального назначения, называемые эйзацкоманден. Им было приказано следовать за германскими армиями для пресечения любого сопротивления. В развитие этого приказа двадцать третьего июля, то есть через месяц после начала кампании, Кейтель издает следующую директиву: "Учитывая громадные пространства оккупированных территорий на Востоке, наличие вооруженных сил для поддержания безопасности будет достаточно лишь при том случае, если всякое сопротивление будет караться не путем судебного преследования, а путем создания такой системы террора и применения таких драконовских мер, которые навсегда бы искоренили у населения мысль о сопротивлении рейху".
- Так! - вырвалось у генерал-полковника.
- Теперь, эччеленца, предложу вашему вниманию высказывание рейхсфюрера Гиммлера. Он говорит буквально следующее: "Меня ни в малейшей степени не интересует судьба чеха или русского. Если явится в том необходимость, мы будем отбирать у них детей и воспитывать их в нашей среде. Вопрос о том, выживет ли данная нация или умрет с голоду, беспокоит меня лишь постольку, поскольку данная нация нужна нам в качестве рабов. В остальном судьба их не представляет для меня никакого интереса…" Читать дальше?
С угрюмым видом генерал-полковник снова мотнул головой.
- "Проблема эвакуации русских из центральных областей, из Украины и Крыма, и заселение их немцами. В будущем русским крестьянам предстоят тяжелые годы. Многие десятки миллионов людей в этих областях окажутся лишними и должны помереть от голода. Попытки спасти их от голодной смерти подорвут шансы Германии выиграть битву за господство над миром. В этом вопросе должна быть абсолютная ясность…"
- Довольно! - резко сказал генерал-полковник. Глаз его мучительно дергался. "Да, дело зашло далеко… Уничтожение голодом целых наций! О, господи!" - Хорошо, - хрипло заговорил он. - Все это бредовые теории. Но неужели они приводятся в исполнение?
- Не знаю, как на других фронтах, эччеленца, но у нас… Впрочем, недавно мы захватили несколько документов. Они, предупреждаю вас, эччеленца, тягостны для чтения …
- Тягостны для чтения! - с усмешкой повторил генерал-полковник. - Еще более тягостным будет мой ответ, если я не узнаю всего, чтобы объяснить, как это случилось. Откуда документы?
- Они русские.
- Надеюсь, не пропаганда?
- Они засвидетельствованы подписями, достоверность которых, эччеленца, не вызывает сомнений.
- Я слушаю.