Мне стало тоскливо, так тоскливо, что хоть вой. Желание наказать Пуаро пропало - хотелось лишь снова увидеть его глазки-пуговки да смешной маленький хвостик. В зале не было никого, кто бы хоть капельку меня понимал. В основном, гости сами нуждались в понимании. Особенно один докучливый тип. Он назвался Ануаром и сказал, что в наш век люди совсем потеряли вкус к жизни.
- Прозябают, просиживают впустую дни, недели, чтобы потом притащить ноги на какой-нибудь праздник. Там они напьются, как верблюды, набьют брюхо - и думают после этого, что жизнь прожита не зря. Иное дело - игра. Я играю с младых ногтей. Да, случаются неудачи, и я могу проиграться в пух и прах. Но чего стоит сам процесс! Знаете, я ужасно азартен. Из-за этого меня бросила жена. Состоятельные друзья презирают меня, но поверьте… - Он отпил из бокала. - Поверьте, ничто так не бодрит, как здоровый азарт, скажем, на скачках. Если когда-нибудь надумаете делать ставки, имейте в виду: вороной текинец Саорим - выигрышная партия. Скачет лихо и почти всегда обходит соперников. Эх, если подзаработаю деньжат, непременно поставлю на него.
Он еще долго нес околесицу и расписывал достоинства лошадиных мастей, так что, когда я, наконец, от него избавилась, то почувствовала себя даже немного счастливой. Его бесконечная болтовня вынудила меня "свернуть знамена" и ретироваться в какой-то длинный неосвещаемый коридор. Там было прохладно и тихо. И пахло старой бумагой.
- Пуаро! - на всякий случай позвала я. - Пуаро, вылезай! Трепка отменяется, слышишь?
Никто не отзывался. Тогда я наугад двинулась в темноту. И кто знает, сколько бы я так брела, если бы впереди вскоре не забрезжил свет.
Первым, что бросилось мне в глаза, была засушенная гвоздика рядом с портретом, перетянутым траурной лентой. Из камина, на котором стоял портрет, тянулась тонкая струйка дыма. У окна - кресло-качалка со смятым пледом. Из приоткрытого стрельчатого окна в комнату вливался далекий колокольный звон. Я аккуратно взяла гвоздику и повертела ее в пальцах. Аромат от нее исходил нежный, едва уловимый и совсем не цветочный. Она пахла кокосовым маслом.
"Резиденция короля Юлия полна тайн, - подумалось мне. - Если уж откуда и начинать следствие, так это с его дворца". Меня неодолимо клонило в сон, поэтому, ничтоже сумняшеся, я опустилась в кресло, укрыла ноги клетчатым пледом… и провалилась в мир грез. Произошло это столь внезапно, что я и теперь не могу с уверенностью утверждать, действительно ли описанные ниже события приключились со мной во сне. Когда я обнаружила таинственную комнату, был поздний час, весьма поздний для такой "правильной леди", как Жюли Лакруа. И вполне возможно, что я несколько переборщила с напитками, которые подавали в джазовом зале.
В "мире грез" было довольно-таки туманно. Я летела, вернее, меня несло сквозь белесую пелену со скоростью хорошего гоночного болида. Мимо прошмыгивали пушистые клубки фонарных огней, молниями вспыхивали то тут, то там какие-то диакритические знаки, возникали и распадались на тысячи осколков математические формулы. Нарастал и убывал неясный гул.
Я обгоняла века, тысячелетия. На моих глазах превращались друг в друга вещества, возводились стены, рождались и умирали целые поколения. Я промчалась мимо племени Дакота, и один индеец чуть не попал в меня томагавком. Мне довелось мельком увидеть сухопарого Лао Цзы, Александра Македонского (он с серьезным видом слушал какого-то советника), и я чуть было не пожала руку самому Виктору Гюго. Потом началась совершеннейшая галиматья. Картины океанских глубин с необыкновенной быстротой сменялись дебрями тропических джунглей и арктическими ледниками. Мне второпях показали космос - нарядные планеты беспечно играли в салки на виду у миллиардов звезд. А потом я с размаху приземлилась на голый, безжизненный взгорок. У его подножия трещала и искрилась какая-то адская машина, а рядом - в резиновых перчатках и защитной стеклянной маске - стоял Рифат. Я почему-то была абсолютно уверена в том, что это Рифат, хотя никогда раньше его не видела. Вокруг клочьями стелился туман, и я не смогла разглядеть, чем именно он был занят, зато явственно услышала низкий голос, пробирающий до мурашек: "Ты проникла в коридор, и теперь ты принадлежишь нам".
- "Нам" - это кому? - расхрабрилась я.
- Повелителям материи.
- У вас что, кружок кройки и шитья?
Мой сарказм наглым образом проигнорировали. Ну, а раз так, можно смело терять совесть. Во всяких там "временных коридорах" совесть - штука заведомо бесполезная.
- Эй, ты, Рифат! Не ты ли, часом, прячешься в твердыне Арнора?
- Мне прятаться незачем. А тебе лучше свое любопытство поумерить.
Я напыжилась.
- Сперва сам же меня сюда затащил, а теперь предлагаешь расшаркаться и будь здоров? Не на ту напал. Ты мне выложишь всё до последней капли.
Похоже, я немного переусердствовала в своем "интервью", потому как машина Рифата вдруг издала странное шипение и выплюнула на редкость прыткую шаровую молнию. Молния ощерилась на меня дикой кошкой и подлетела на угрожающе близкое расстояние. Уж не припомню, какого она была цвета. Помню только, что досталось мне изрядно, хотя я была шустрая, как электровеник. Эта полоумная молния преследовала меня, наверное, по всему "миру грез", после чего я почувствовала сильное жжение в области спины и моментально проснулась.
Надо мной, хлопая глазами, стоял какой-то оробелый светловолосый юноша. С перепугу он даже начал заикаться.
- Вы… об-обуглились, - с запинкой проговорил он.
- А вам какое дело? - нагрубила я в ответ. - Хочу - обугливаюсь, хочу - пеплом обращаюсь.
Оглядев себя в зеркале, которое мы первым делом купили после бала, я убедилась, что он был прав. Волосы мои наэлектризовались и малость почернели, на лбу, у виска, красовалось пятно сажи, а руки и ноги были сплошь в кровоподтеках. В следующий раз, решила я, если снова попаду к Рифату, тоже припасу что-нибудь эдакое, чтоб ему жизнь малиной не казалась.
- Вам бы к лекарю, - пробубнил белокурый. Вот заноза!
- Хорошо, хорошо. Сама разберусь!
Юношу звали Флорин. При дворе о нем ничего не знали, и происхождение его было столь же темным, сколь и связи. С приближенными короля он дружбы не водил, элитного общества чуждался. Поговаривали, будто бы он в одиночку бродил по пригородным полям и прямо-таки лип к твердыне Арнора. Может, Рифат и его завербовал?
Но, завербованный или нет, Флорин мне здорово досаждал. Он мог проторчать у Вековечного Клена до сумерек - без всякого умысла. Просто торчал и таращился на нас. Он следовал за мной по пятам, когда я направлялась в город. По вечерам, когда лютел морозец, он поджидал меня у одного и того же фонаря, неизменно закутанный в коричневую, с прорехами шинель. Изображал из себя попрошайку. И потом, крадучись (он полагал, что неслышно), конвоировал меня до самого дома.
Когда окончился бал и я сделалась полноправным членом общества, на меня тотчас посыпались всевозможные предложения. Оказывается, в стране Западных ветров стояла острая проблема нехватки кадров. Я согласилась на должность журналиста в местной газетенке. Журналисты вечно попадают в передряги и раскапывают невероятное. Вот и я решила раскапывать, за компанию с Пуаро. Уж мы эти их тайны на составные части разложим, по кирпичикам разберем. Да, мало-помалу я заразилась энтузиазмом непоседливого пса. И, хотя задатков у меня было куда меньше, чем у мисс Марпл, слагать оружие я не собиралась.
… В тот день мы начали возводить стены вокруг нашего волшебного жилища. Лис прибежал раньше всех и уселся поодаль, на снегу. А чуть позже пожаловал Флорин. Он тоже робко стоял в сторонке и часто-часто моргал, как будто глаза ему запорошило песком. Дора и Сара, обе крепкие, помогали мне перетаскивать доски. А Пуаро только мешался под ногами и тормозил процесс.
Целый день, с утра до полуночи, стучали молотками. Даже Арчи подключился. Где-то раздобыл и принес с виноватым видом пилу. Потом какой-то матерый плотник научил нас, как надо делать арки.
Стена вышла неказистая, но Сара сказала, что если обсадить ее по периметру жимолостью или клематисом, к следующему лету изъянов будет не видно. Утешила.
- Зачем вообще нужна эта перегородка? - недоумевал лис. - Через нее всё равно кто угодно перелезет. От воров такая стена не спасет.
- Дерево грабителей отпугивает, они сюда и близко не подступят, - сказала Дора. - Жюли об уюте заботится.
- Забочусь, - подхватила я. - А для тебя, лис, мы сделаем специальную врезную дверцу. Заходи, когда пожелаешь.
Тот проронил вежливое "благодарствую" и резво ускакал в чащу. Когда помощники и зеваки разошлись по домам, ко мне приблизился Арчи.
- Я поговорил с братьями Маден, - сухо сообщил он. - Чертежей воздухолета, подобного твоему, у них нет. Есть какие-то старые, сомнительные проекты. Лео говорит, надо обращаться в столичное географическое общество.
Воздухолет? Чертежи? Совсем память прохудилась. Я тут порядок вокруг Клена навожу, ни бед, ни забот не знаю, а на деле выходит, что проблема на проблеме сидит и проблемой погоняет. Эх, и выпало же на мою долю!
Я уже и забыла, каково это - грустить по родине.
Глава 8. Переход на сторону тьмы
Над Вековечным Кленом сгущались сумерки. Одна за другой загорались в глубоком небе звезды. Пуаро задул масляный светильник и сосредоточенно уставился на древесный ствол, у которого, сидя в кресле-качалке, я листала альбом Доры со старыми, выцветшими фотоснимками. Каждый фотоснимок сёстры снабдили краткими комментариями, что значительно упрощало мою задачу. Мне поручили написать статью об их лаборатории. Первую в жизни статью.
- Сейчас начнется, - прошептал Пуаро и, точно по его команде, кора засеребрилась мягким сиянием. А потом от макушки до корней разлилось голубое, с мерцающими искрами пламя. Я немножко отодвинулась вместе с креслом - не потому, что пламя жгло. Нет, оно лишь согревало и освещало всё вокруг. Разноцветные лампочки, которые мы развесили на нижних ветвях ко дню Звезд, зажглись сами собой.
- Красотища! - выдохнул Пуаро. - Сколько ни сияет наше дерево, никак не могу привыкнуть!
Прошел всего месяц с тех пор, как мы обосновались под Клёном. Установив вокруг ствола прочные стены и соорудив внутри несколько перегородок с изящными арками, мы решили не постилать пола - и не прогадали. Короткая зеленая травка росла у нас даже зимой, земля была теплой, а крыша (вернее, могучая крона великана) - радовала солнечно-желтой листвой, тогда как у других деревьев на поляне листья скрючивались, становились коричневыми и неприглядными. По траве я ходила босиком, умывалась чистой водицей, которая по утрам накапливалась в плошке между корнями, и простуды обходили нас с Пуаро за версту.
После праздничного бала Юлий укатил на юг, к морю Истры, и разрешил пользоваться некоторыми из его вещей. Например, креслом-качалкой. Новогодние огоньки - тоже его "подаяние". За работу в издательстве платили сущие гроши, поэтому я была благодарна друзьям за помощь с меблировкой.
Декабрь (мериламовцы зовут декабрь тимаксанием) со свирепой стужей и метелями нагрянул так внезапно, что я даже не успела обзавестись теплой одеждой. Прознав о моем затруднении, лис приволок из леса нечто отдаленно напоминающее кожух. В нем я выглядела как огородное пугало. Но и на том спасибо.
Флорин больше не показывался. Наверное, побоялся холодов. А ведь целый чароний мозолил глаза, шагу ступить не давал. Хороши всё-таки трескучие морозы!
Кроме Флорина, я свела знакомство с несколькими холеными дамочками и парой-тройкой баловней судьбы. Одним из таких баловней был филантроп Лоренс. Легкомысленный на первый взгляд, он всерьез увлекался театром и до невозможности завидовал гастролерам. Его на гастроли не пускали, хотя был он далеко не новичок. А всё из-за болезни, которую он тщательно скрывал, но которая, однако, сделала его объектом насмешек со стороны простонародья. Люди интеллигентные старались войти в его положение и не подавали виду, будто знают о недуге. Бедняга страдал лунатизмом. Какие только средства он ни перепробовал, к каким только целителям ни обращался - прогрессировала болезнь, и хоть бы что ей. В ветреные ночи, при полной луне, он бродил по скошенным крышам домов, рискуя сломать себе шею. А однажды, будучи в таком вот сомнамбулическом состоянии, набросился на блюстителя закона, сочтя его за оборотня. Лоренсу часто снились оборотни и прочая нечисть. И он признавался, что ужасно мучается из-за всего этого.
"Плохая наследственность, - говаривал он за партией в бильярд. - Мой папаша тоже любил по крышам гулять. Догулялся".
О том, что же случилось с его папашей, он умалчивал. За исключением нескольких неприятных казусов с полицейскими, Лоренс, в общем-то, был парень безобидный. В здравом уме даже комаров щадил, хотя нынешней осенью я от этих кровососов натерпелась.
Подруга Лео, Лира, утверждала, что более бестолкового и наивного чудака ей встречать не доводилось. Ей только-только исполнилось восемнадцать. А в таком возрасте люди часто судят о других превратно. Мне Лоренс бестолковым не казался. Тонко чувствующая натура - да, добрая душа - бесспорно. Но не чудак и не тупица - тут уж увольте. Разве что он не всегда попадал по бильярдным шарам.
Ума не приложу, чем Лира пленяла своих поклонников (а поклонников у нее было пруд пруди). Малость близорукая, белокурая девица, коих на своем недолгом веку я повидала с воз и маленькую тележку. Вечно носится с арфой и аккомпанирует певцам на выступлениях. Если вы вдруг заскучаете на какой-нибудь вечеринке, она тотчас примется вас развлекать, бряцая на своем "решете". И никуда вы от нее не денетесь, пока она не исполнит весь репертуар до конца.
Еще более меня удивляло, почему ею увлекся такой рассудительный и начитанный человек, как Лео. Впрочем, я взялась не за свое дело. Судить да рядить - это по части "базарных баб", над которыми, судя по всему, главенствовали Авия и Фейга. На любом народном гулянии, любом праздничном шествии они были, что называется, в первых рядах. Мне хорошо запомнился пестрый платок завистливой Авии и согбенная поза гадалки Фейги, которая, сидя за низеньким столиком, нашептывала незадачливому горожанину его судьбу. Гадким, тоненьким голоском.
Нет, меня определенно заносит не в ту степь. Надо сосредоточиться на статье. Пуаро откуда-то приволок гирлянду - и давай шуршать! Он у меня и за сигнализацию, и за телохранителя, и за домовую мышь.
- День Жвежд шкоро, - сказала "домовая мышь". Оправдывается.
- Ну, и куда ты ее вешать будешь?
Обмотал вокруг ствола. Умник.
Я подозревала, что заправлять пиром в день Звезд (а по-нашему, в Новый год) будет Лео. Всё-таки он, как-никак, специалист по звездам. Поездку в географическое общество решила отложить на потом. Желание разобраться с Рифатом и его "штучками" не оставляло меня в покое.
Когда я уже занесла карандаш, чтобы сотворить если не шедевр, то хотя бы сносную статейку, Пуаро заскребся по ножке кресла. Эту отвратительную привычку я обнаружила у него совсем недавно.
- Чего тебе?
- Тогда, на балу…
Удивительно, как этот маленький проныра еще помнит, что случилось месяц назад!
- Вёл ты себя отвратительно, - заметила я. - Одно слово - свинтус.
- Свинтус не разведал бы то, что разведал я, - фыркнул пес.
- Погреб с сосисками?
- Тайный лаз!
И он целый месяц молчал?! Дважды свинтус.
- Будешь по всяким лазам шастать - зашибут когда-нибудь, - предупредила я.
Пуаро принял многозначительный вид.
- Между прочим, я мастер конспирации. Меня зашибить не так-то просто.
Ему не терпелось снова обследовать этот лаз, но вся загвоздка состояла в том, что во дворец теперь пускали не каждого. Подозреваю, что Пуаро так и не рассказал бы мне о своем открытии, если бы ему не понадобилось содействие.
Замок Юлия в отсутствие самого Юлия служил чем-то наподобие торгового дома. Сюда пускали тех, кто располагал толстыми кошельками, и втихомолку устраивали распродажи. Король на эту "самодеятельность" смотрел сквозь пальцы. Он никого не репрессировал и ничего назад не требовал. Юлий терпеть не мог, когда в его комнатах накапливался хлам, и старался всячески от него избавиться. А довольные богачи и мшелоимцы уезжали в до отказа нагруженных экипажах, чтобы загромоздить свои гостиные ненужными статуэтками и коллекционными сервизами.
Для того чтобы попасть во дворец, достаточно было показать стражнику туго набитый кошелек. И набитый неважно чем. В свой я, не раздумывая, напихала бумаги.
- Сработало! - повиливая хвостом, сказал Пуаро, когда мы проскочили охрану. Он шевелил своими ушами, точно вместо ушей у него были локаторы. Туда-сюда.
- За мной, - внезапно скомандовал он. Я чуть было не налетела на молчаливого рыцаря. Вернее, на его блестящие доспехи. Этот полый рыцарь был намертво прикреплен к стене, но от одиночества он точно не страдал. Его сопровождала когорта бравых и таких же пустоголовых парней, как он. И их тоже хорошенько приклеили к кирпичам.
- За мной! - нетерпеливо шепнул пес. Он открыл носок огромного сабатона и протиснулся внутрь. А мне что прикажете? Упаковаться до размера ботинка?
- Эй, я же тебе не дюймовочка! Я в такую щель не пролезу.
- У него на животе доспех тоже открывается. Попробуй! - приглушенно донеслось из рыцаря.
Я попробовала - и очутилась в полной темноте. Судя по всему, здесь был тоннель. Сырой, зловонный, со скользкими стенами и полом. Из глубины тоннеля доносилось странное хлюпанье и завывание - как будто расчувствовалось какое-нибудь впечатлительное привидение. После того, как я нечаянно отдавила Пуаро лапу, он умчался вперед, шлепая по лужицам канализационной воды. Ему хорошо - у него нюх, а мне пришлось идти вслепую.
Уж не знаю, сколько продолжалось это безобразие, но вскоре я ощутила присутствие кого-то, кто был гораздо крупнее Пуаро. Попыталась вспомнить боевые приёмчики, которым меня когда-то учили на курсах джиу-джитсу. Сейчас наверняка бы пригодились… Но незнакомец оказался таким неуклюжим, что мне даже не пришлось ему помогать. Он сам виртуозно свалился в лужу.
- Эй, ты кто такой?! - крикнула я. "Такой-такой-такой!" - передразнило эхо. А вот невидимый незнакомец, судя по всему, проглотил язык. Он вскочил на ноги и бросился наутёк. Я решила не отставать - с криком "Стой! Не уйдешь!" ринулась за ним вдогонку. Еще некоторое время меня окружало хлюпанье, шлёпанье и прочие неприятные звуки, после чего пещерная сырость и вонь внезапно сменились относительной сухостью и чистотой. Тьма наконец-то уступила место свету.
- Так-так-так, - услыхала я. - Ну, что, Флорин, добровольцев привел?
Флорин?! От неожиданности у меня едва не подкосились ноги. Каков злодей! А ведь хвостом за мной таскался, шагу ступить не давал! Теперь понятно, что это за порода. ДТП - Двуличный Трусливый Перебежчик.