5. Застава старшего лейтенанта Старовойтова, хутор Волчий Перевоз Любомльского района Волынской области УССР, 21 июня 1941 года
Красноармеец Капустин шибко уважал своего старшего товарища Афанасия Третилова. В тот день Степан был в наряде и шёл против течения реки Буг на несколько шагов впереди двух пограничников. Когда он услышал крик, ринулся вперед и сразу заметил какого-то бойца, бросившегося прочь от истекавшего кровью сержанта.
Молодого солдата словно переклинило.
Он не стал, как учили, подавать команду голосом: мол, стой, стрелять буду, просто навёл свою трёхлинейку на мелькавшую впереди широкую спину и, не медля, выстрелил.
Убийца его друга упал лицом вниз.
Степан дождался товарищей по наряду и, определив их в боевое охранение, перевернул "труп" врага на спину. И вдруг тот шевельнулся, закашлялся и сплюнул кровью.
Оказывается, жив, курилка!
Капустин в мгновение вспомнил все наставления командиров и в первую очередь принялся внимательно изучать воротник незнакомца: если это диверсант, в чём он уже не сомневался, там должна быть капсула с ядом! Вскоре его рука и вправду что-то нащупала.
Солдат выхватил из рук шпиона окровавленный нож, надпорол им воротник и, вырвав с "мясом" клок материи, положил себе в карман.
На звуки выстрелов сбежалась чуть ли не вся застава. Младший политрук Андрей Андреевич Бабенко приказал радисту сообщить в штаб отряда о ЧП и запросить помощь, а сам устремился вдогонку за диверсантами - с группой пограничников поспешил за собаками, сразу взявшими след.
Уже спустя минуту радист Коля Терёхин доложил ему содержание ответной радиограммы: "Навстречу вам выслана тревожная группа во главе с капитаном Ковалёвым".
Погоня продолжалась недолго.
Бывалый разведчик Филипп Андреевич Ковалёв первым заметил врагов и дал залп сигнальными ракетами, указывая, таким образом, Бабенко точные координаты противника.
А бойкий политрук и так находился уже в сотне метров от того места.
Последний бросок - и враг окружён!
- Оружие на землю! Руки вверх!
Пятеро диверсантов сбились в кучу, не зная, что предпринять. Прекрасно обученные, физически сильные, до зубов вооружённые, они могли пройти пол-Европы и практически не встретить сопротивления, а здесь какие-то русские неучи, можно сказать недочеловеки, загнали их в глухой угол и вот-вот обезвредят! Ещё до начала похода на восток, старт которого запланировал на завтра их великий вождь!
Нет, лучше смерть, чем позор!
- Огонь! - скомандовал командир группы, и первый залёг в неглубокую ложбинку, где сразу прильнул к прицелу ручного пулемёта.
Завязался неравный бой.
Кольцо вокруг немцев, трое из которых уже пали замертво, всё сжималось и сжималось.
А ряды пограничников казались такими же монолитными и стройными. Хотя и среди них, конечно, были потери. Погиб сержант Макеенко, тяжело ранен рядовой Сушенцов…
- Приказываю сдаться! - улучив момент, ещё раз предложил капитан Ковалёв.
Немец ответил одиночным выстрелом. И промахнулся. А вот очередь из "Дегтярёва", почти сразу раздавшаяся в ответ, оказалась более точной и прошила ему снизу доверху весь левый бок.
- Добей меня, добей! - заорал лейтенант Пухарт, корчась от дикой боли.
Но последний из его подчинённых почему-то передумал умирать.
- Не стреляйте… Сдаюсь! - его вопль был полон отчаянии и безнадёги.
Лейтенант ещё попытался дотянуться до пистолета, чтобы последним выстрелом уложить предателя, но силы быстро покидали его.
Он только успел впиться зубами в ампулу.
И сразу затих, окружённый ненавистными красными воинами.
6. Любомль, районный центр Волынской области УССР, штаб 98-го погранотряда, 21 июня 1941 года
- Фамилия! - грозно пробасил Сурженко, соизволивший лично провести допрос оставшегося в живых нарушителя границы.
- Фишер…
- Значит, рыбак?
- Выходит так…
- Имя?
- Курт.
- Воинское звание! Я тебя за язык тянуть не буду!
- Рядовой…
- Не врёшь?
- Никак нет. Рядовой полка особого назначения "Бранденбург".
- Цель заброски… Ну же!
- Не допустить уничтожения мостов и переправ, по которым уже завтра пойдут войска победоносной германской армии. Минировать пути отхода, передавать координаты наиболее стойких очагов сопротивления…
- Ты чё такое несёшь, гнида? - не выдержал Ковалёв, присутствовавший при допросе.
- Объясняю для малограмотных: завтра начнётся война! - чётко чеканя каждое слово, с презрением повторил диверсант.
- Ох, ни фига себе заявочка… Георгий Георгиевич, следует немедленно доложить руководству!
- Да сколько можно, Филипп Андреевич? Разве ты не знаешь, что они ответят?
- В том-то и дело, что знаю. "Не сейте панику, товарищи командиры…"
- Вот видишь. Позвони лучше Потапову , он человек мудрый, рассудительный. Пускай приведёт войска в повышенную боевую готовность. На всякий, так сказать, случай.
- Слушаюсь, товарищ подполковник.
- А ты, Курт, говори дальше, не стесняйся. Да, кстати… Где учил русский?
- Дома. Отец воевал здесь в Первую мировую, попал в плен во время Брусиловского прорыва. Несколько лет содержался в лагере под Ковелем.
- Выходит, земляк?
- Почти.
- Фамилия командира группы?
- Не знаю.
- Как ты к нему обращался?
- Игорь.
- А он к тебе?
- Сергей.
- И всё?
- Так точно - всё.
- Сколько вас было?
- Шестеро. Одного застрелили ваши на границе.
- Кто он?
- Павел.
- Ты что, сволочь, издеваешься надо мной, да? Фамилия, звание!
- Не знаю. Ей-богу, не знаю…
- Сержант!
- Я!
Сухощавый красноармеец среднего роста с обветренным азиатским лицом мигом вырос из-за порога.
- "Рыбака" - в расход! Всё равно с него толку, как с козла молока…
- Как в расход? А закон, а конвенция?! - отчаянно взмолился пленник.
- А ты каким законом руководствовался, когда шёл на мою Родину, какой конвенцией? Диверсантов ни одна армия в плен не берёт!
- Вспомнил, господин подполковник, вспомнил!.. Павел - радист.
- Радист?
- Ну да… Я случайно услышал его разговор с командиром, как только мы переправились на ваш берег. "Где моя радиостанция?" - спросил Павел. "Много будешь знать - скоро состаришься, - ответил тогда Игорь. - Эфир - следующей ночью. А до неё ещё дожить надо!"
- Так и сказал "дожить надо"?
- Ага.
- Как в воду глядел твой командир.
- Точно… Русская народная мудрость, как всегда, оказалась права.
- Ладно, иди, а я пока с Павлом побеседую.
- Он жив?
- Любопытной Варваре на базаре нос оторвали… Товарищ сержант, уведите пленного!
- Расстрелять его, товарищ подполковник? - улыбнулся в роскошные усы красноармеец.
- Не надо. Я передумал. Пусть поживёт. До утра.
- Слушаюсь!
- Посади под замок и приведи второго!
- Есть!
7. Штаб Любомльского погранотряда, 21 июня 1941 года, спустя полчаса
- Ну как, капитан, удалось дозвониться до командарма Потапова?
- Так точно.
- И что Михайло Иванович?
- Говорит, что ему и так каждый день докладывают о перебежчиках.
- Так то ж не перебежчики - дипломированные диверсанты. Профессионалы!
- Ну и приказал отправить копии допросов. Мол, почитаю, разберусь…
- Когда разберётся-то? Завтра война!
- Товарищ подполковник, давайте доложим обстановку Белоцерковскому . Пускай выделит человечка, так сказать, для очистки совести. Сами знаете, лучше перебдедь, чем недобдеть.
- Ладно. Докладывай. А я пока с германским радистом потолкую. Сержант Причиненко!
Дверь скрипнула.
- Разрешите? - поинтересовался всё тот же усач и, не дожидаясь ответа, кивнул двум своим собратьям, крепко держащим носилки, на которых страдал молодой человек с измождённым жёлтым лицом.
- Заводите.
- Правильнее сказать - заносите!
- Делай, что тебе говорят, умник.
- Есть…
Носилки положили на стол прямо перед носом Сурженко, чтобы ему было сподручнее сверху вниз смотреть на раненого диверсанта.
- Ваша фамилия и звание?
- Рядовой Вилли Штофф.
- А Серёга утверждает, что ты офицер.
- Откуда ему знать?
- Твоя правда…
- Он сам лейтенант - никак не ниже. Как Игорь.
- Кто тебе такое сказал?
- Никто. Глаза и уши имеются.
- Поясни!
- Когда нас готовили к заброске, Штольце только с ними двумя имел дело.
- Штольце… Знакомая фамилия! - не моргнув глазом, соврал Сурженко.
- Это один из руководителей отдела, занимающегося диверсиями на Восточном фронте.
- Даже такой есть?
- Будет. С завтрашнего дня.
- Понял. Среди ваших личных вещей - шифровальный блокнот и сухие анодные батареи. А рация где?
- В тайнике.
- Проведите меня к нему.
- Мне неизвестно его месторасположение.
- А кому известно?
- Игорю.
- Ну да… Есть на кого свалить.
- Почему вы так говорите? Он что, мёртв?
- Мертвее не бывает. А ты смекалист, братец…
- Учили…
- Когда первый сеанс связи?
- В три часа ночи.
- Сегодня?
- Завтра…
- Ясно. Ключом работать сможешь?
- Так точно. Но как вы обнаружите наш тайник?
- А мы не будем даже пытаться его искать. Ты передашь нашему человеку шифры и пароли; он и свяжется с твоим руководством.
- Не выйдет. У них есть образец моего "почерка".
- Тогда сам сядешь за рацию и без фокусов отобьёшь нужный текст. Или ты не хочешь жить?
- Хочу, господин подполковник…
- Это в вашей армии есть господа, а в нашей - товарищи. Хотя какой я тебе, а ты мне, к чёрту, товарищ?.. Враги мы с тобой, братец. Кровные враги!
- Я не враг. У меня отец - рабочий. Токарь.
- Снаряды точит на наши головы?
- Нет-нет. У него мирная специализация. Сантехника. Краны, коленья.
- Бреши, да не заговаривайся! Выйдешь в эфир?
- Так точно… Однако вам придётся учесть ещё одну немаловажную деталь…
- Какую?
- Подчинённые Штольце обязательно замеряют мощность передатчика, с которого идут радиограммы в Центр, и если они не совпадают…
- Не бойся, Вилли, всё будет путём… Мы подберём тебе прибор с соответствующими параметрами! Свободен! То есть… Выносите его, товарищ сержант!
8. Там же, через четверть часа
- Разрешите, товарищ подполковник?
Это Ковалёв наконец вернулся в кабинет начальника отряда.
- Входи, Филипп Андреевич. Ну, как там наше руководство?
- Здравствует!
- Бдительность усилить не призывает?
- А как же. Призывает. Но на провокации поддаваться не рекомендует.
- Эх, вынуть бы их из тёплых кабинетов - и к нам, в блиндажи… Чтобы собственными глазами поглядели на эти, так сказать, провокации!
- Согласен. Разрешите выполнять?
Они оба рассмеялись.
- Что радист? Соглашается работать на нас?
- А куда ему деваться? - вопросом на вопрос ответил Сурженко. - Что ты всё спрашиваешь и спрашиваешь? Кто, чёрт возьми, из нас начальник? Так что давай докладывай. Как положено по уставу. Кратко, по существу!
- Есть! - улыбнулся Ковалёв, давно досконально изучивший весёлый нрав своего командира. - Пришлют к нам человека. Сегодня же.
- Кого, если не секрет?
- Капитана Ковальчука .
- А… Иван Иваныча. Знаю такого. Мужик, что надо! Кремень!
9. Там же, 20:00 21 июня
Любая машина, появляющаяся на единственной дороге, ведущей к хутору Волчий Перевоз, летом была видна издалека. Её выдавал огромный столб пыли, поднимающийся позади движущегося транспорта.
Так было и в этот раз.
Сначала - "песчаная буря", затем - автомобиль.
За его рулём - сержант госбезопасности, справа, рядом с ним - дюжий мужчина средних лет, рано начавший седеть и лысеть. В тёмно-синих петлицах шерстяного френча цвета хаки с накладными карманами - продольный серебряный жгут, на каждом из рукавов - по три шитых серебром звезды.
- Капитан госбезопасности Ковальчук, прошу любить и жаловать!
Филипп Андреевич услужливо приоткрыл дверцу машины и козырнул:
- Заместитель начальника отряда по разведке капитан Ковалёв.
Тот - капитан, и этот - капитан. Один служит в НКВД и второй - тоже, а положеньице разное. Госбезопасность - серьёзная структура, тягаться с ней тяжело даже могущественным и влиятельным погранвойскам.
- Капитан Ковальчук. Можно просто - Иван Иванович, - скромно, без лишней помпы представился приезжий. - А где Георгий Георгиевич?
- У себя в кабинете!
- Накрывает стол?
- Так точно.
- Не откажусь с дороги, не откажусь…
- Проходите… Сюда, пожалуйста… Встречайте дорогого гостя, товарищ подполковник.
- Иван Иваныч! - как лебедь раскинул в стороны длинные руки-крылья гостеприимный хозяин. - Сколько лет, сколько зим?
- Всего-навсего два года. Если мне не изменяет память, последний раз мы встречались летом тридцать девятого. На Всесоюзном совещании.
- Так точно, Ваня, так точно. Надеюсь, мы по-прежнему на "ты"?
- Конечно, дорогой Георгий Георгиевич. Как жизнь?
- Нормально.
- А служба?
- Тоже ничего… Здешний люд нам шибко помогает. Увидят чужого или заметят что-то подозрительное, сразу сигнализируют куда надо.
- Мне нравы наших людей знакомы не понаслышке. Я местный, Жора.
- Да? Извини, не знал…
- Моя родная деревня всего в пятидесяти километрах от этих мест. Кашовка , может, слыхал?
- Никак нет.
- Я слышал, - вмешался в разговор старых знакомых Филипп Андреевич. - Когда мы ездили на полигон в Повурск, то по дороге останавливались в Софьяновке и собирали грибы. А Кашовка - рядом.
- Так точно. В речке нашей купались?
- Стоходе?
- Ага.
- Нет. Не пробовал. Сентябрь уже был. Не жарко.
- Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать? - вспомнил о своей миссии Сурженко. - Ты что будешь, Ваня?
- С удовольствием выпью грамм двести нашей полесской горилки. Если есть, конечно.
- Есть, Иван Иванович. Для тебя всё есть!
Подполковник достал из шкафа выпуклую стеклянную ёмкость времён Российской империи, до краёв наполненную мутной жидкостью, и поставил её рядом с закупоренными бутылками "казёнки". На разлив, как и полагается, определили младшего по званию.
- Ну, за что пить будем? - справившись с задачей, поинтересовался Ковалёв.
- Сначала за встречу. Потом за победу…
- Какую победу? Война ещё не началась, - вставил свои "пять копеек" Филипп Андреевич.
- Затем - за прекрасных дам, - проигнорировал его реплику Ковальчук. - Та будет последней - больше трёх не пью. А относительно войны вот что я скажу, братцы. Её не избежать. Хотим мы этого или нет. А будет война - будет и победа. Наша победа!
10. Там же, ещё через полчаса
- После сытного обеда по закону Архимеда полагается поспать… - зевнул Сурженко.
- У нас был не обед - ужин. Поэтому спать сегодня вряд ли доведётся, - развил и углубил его мысль Ковальчук.
- Это точно! - уж больно кисло улыбнулся Ковалёв. - А может, всё-таки кемарнём немного? Сейчас - двадцать тридцать, эфир - в три часа ночи… Как по мне, вполне достаточно для того, чтобы отдохнуть после тяжёлого трудового дня.
- Нет. Я так не могу, - авторитетно возразил Иван Иванович. - Или восемь часов, или ничего.
- Восемь часов сна для пограничника роскошь, - стал на сторону своего зама по разведке Георгий Георгиевич. - Немного подремать - лучше думать будем.
- Я буду бодрствовать, а вы - как хотите. Только, перед тем как лечь спать, потрудитесь распорядиться, чтобы ровно в полночь сюда привели обоих диверсантов.
- Есть!