11. Там же, 22 июня 1941 года, 0 часов, 1 минута
- На каком языке вам удобнее разговаривать: на русском или немецком?
- А вам? - подозрительно покосился на чекиста Фишер.
- Естественно, на родном.
Пленные переглянулись.
- Нам тоже, - выразил общее мнение Вилли Штофф, рана которого быстро заживала. Теперь он мог уже и сидеть, а не только лежать.
- Яволь… Шпрехе Дойч… Я - капитан госбезопасности Ковальчук. Как и вы, кадровый разведчик, диверсант. Поэтому буду предельно откровенен.
- Это хорошо, - скривил рот в улыбке радист.
- Как вы думаете, не обломает ваш долбаный фюрер о матушку-Россию свои кривые зубы?
- Нет. Не обломает. Держу пари, к концу осени он будет принимать парад доблестных германских войск на Красной площади, - зло блеснул синими глазами Курт. - Поэтому вам лучше отпустить нас. Как говорят русские, зачтётся!
- Поживём - увидим. Пока сверху, на коне, я… А вы где-то там, внизу, под копытами… И за ваши жизни никто не даст ломаного гроша. Даже всемогущий Адольф Гитлер.
- Посмотрим…
- Если будете живы! А это теперь зависит исключительно от меня.
- Что вы предлагаете? - еле выдавил Вилли, который показался Ивану Ивановичу менее злобным и более сговорчивым.
- Предлагаю сделку. Вы сообщаете в Центр, что всё в порядке, и спокойно дожидаетесь, когда наши танки войдут в Берлин. Поверьте, много времени для этого не понадобится… Мы сбрасываем вашего фюрера и устанавливаем в Германии рабоче-крестьянскую власть, а вас, соответственно, устраиваем на государственную службу. Как вам такая перспектива?
- Вроде бы неплохо…
- А если всё пойдёт иначе? - засомневался Фишер. - Так, как запланировал наш, а не ваш вождь?
- Тогда вас расстреляют. Свои же.
- Вот видите!
- Но… Но сегодня хозяин положения я. И, поверьте, без малейших угрызений совести пущу по пуле в обе ваши безмозглые головы, как только вы откажетесь от сотрудничества с нами. Так что выбора у вас по большому счёту нет. Ровно в три часа ночи Вилли выйдет на связь. И если что-то пойдёт не так, вы оба - покойники. Ясно?!
- Так точно! - в один голос по-русски заверили испуганные диверсанты.
12. Там же, 22 июня 1941 года, 3 часа ночи
Вилли лихо отбарабанил пароль. В ответ донёсся слабый и поначалу не очень чёткий сигнал. Но вскоре неизвестный германский "пианист" смог перенастроить передатчик, и слышимость сразу значительно улучшилась.
Отмечая это, Терёхин, контролировавший радиообмен в эфире по своей радиостанции, поднял вверх большой палец правой руки.
Находящийся на родине немец, ничего не подозревающий о том, что его слушают нежелательные лица, основательно разошёлся и с сумасшедшей скоростью отбивал одну группу знаков за другой.
Николай еле успевал записывать.
Когда он закончил, Штофф отправил какой-то загадочный знак и только после этого отдал команду "конец связи".
Терёхина такое поведение неслыханно разозлило:
- Товарищ капитан, что-то юлит эта сволочь!
- Почему ты так думаешь?
- Сигнал. Он подал своим хозяевам какой-то сигнал.
Иван Иванович выхватил из кобуры пистолет и приставил его к виску пленника:
- Не послушал ты меня, Вилли. И себя подвёл под монастырь, и своего товарища!
- Это неправда…
- О чём ты предупреждал своих боссов, ну же…
- Ни о чём, клянусь!
- А что за знак послал в эфир?
- Когда?
- Перед самым концом связи…
- А… Это значит, что всё в порядке. Никто мной не руководит, и я не веду двойной игры.
- Коля, может такое быть?
- Так точно.
- Вот видишь, значит, напрасно мы волновались!
- Конечно, напрасно, - закивал головой Штофф. - Ведь, если бы я хотел кого-то предупредить, то сделал бы это в начале эфира.
- Брешет он. Нутром чую, - недоверчиво покачал головой Терёхин.
- Сейчас проверим. Ну-ка, Вилли, расшифруй нам эту белиберду.
- "Поздравляю с успешным выполнением задания. Ждите наши войска в заданной точке".
- Всего-то? Вон сколько он наворочал. Наверняка целую инструкцию прислал.
- Нет. Слово чести! Всё так, как я сказал.
- Ладно. Верю. А теперь, Коля, ты возьми его блокнот и попробуй разобраться, правду говорит наш друг или нет.
- Но!.. - несмело запротестовал Штофф.
Однако Коля уже сопоставлял знаки и комментировал вслух:
- "У вас новое задание. 22 июня в 12:00 вы должны выдвинуться в район озера Свитязь к урочищу Гряда и ждать нашего человека. Пароль "Штольце", отзыв "Шпеер". После чего полностью поступаете в его распоряжение. Если встреча по каким-то причинам не состоится, повторяйте попытку через каждые два часа…" Я же говорил - юлит!
- Ах, Вилли, Вилли, - Ковальчук почесал макушку своим "ТТ" и нарочито громко добавил:
- Расстрелять. Обоих!
13. Берлин, радиоцентр разведуправления, 22 июня 1941 года, 3 часа с четвертью
Полковник Штольце был взбешён. Группа, командиру которой он доверял больше остальных, не выполнила задания, не достигла цели.
Как, как доложить об этом фюреру?
Операция "Тяжёлая вода" у него под неусыпным личным контролем! И днём, и ночью!
Хорошо ещё, что радист догадался подать тайный знак, означающий, что группа разоблачена. Но, к сожалению, сделал это только после того, как ему передали приказ о новом задании… Следовательно, если враги перехватили депешу (в чём Штольце уже не сомневался), то могут послать в 12 часов на Гряду своего человека, и тогда Профессору - конец.
Впрочем, как говорят русские, и шут с ним.
Слава богу, о его существовании Гитлеру ничего не известно…
Фу… Штольце вытер пот с чела…
"Нет, о провале я докладывать не стану. Через считаные минуты начнётся война, и тогда Советам будет не до шпионов, не до Профессора и не до тяжёлой воды. Это точно.
А выполнение задачи, ранее возложенной на Пухарта, перепоручу диверсионной группе, заброшенной на территорию СССР через зону ответственности Брестского отряда. Её командир уже вышел на связь. Никаких проблем у него нет. Так что, при удачном стечении обстоятельств, и он может успеть к 12 часам. Тогда Профессор будет спасён".
- Юрген! - тихо бросил Штольце.
Один из трёх радистов поднялся с места:
- Я!
- Передайте для четвёртого шифрограмму. Текст будет тот же, что и для третьего.
- Есть!
14. Хутор Волчий Перевоз, 22 июня 1941 года, 4:00
Гитлер отводил своим полководцам ровно полчаса на то, чтобы подавить все очаги сопротивления советских пограничников.
Но, как говорят в Украине, "не так сталося, як гадалося"… Хотя в четыре часа ночи на отважных стражей наших рубежей обрушилась вся военная мощь Третьего рейха.
После двухчасовой артподготовки на позиции 8-й пограничной заставы пошёл батальон вражеской пехоты. Пётр Карпович организовал два сектора обороны. Первый, который он возглавил лично, находился в районе моста через реку Западный Буг, второй - под командованием замполита Бабенко - непосредственно возле помещения заставы.
Первая атака фашистов захлебнулась.
Но уже к восьми часам утра на мост со станции Дорохуск прибыли два немецких бронепоезда и сразу же открыли массированный огонь по мужественным советским пограничникам. Почти все защитники моста при этом погибли. Лишь пятеро уцелевших бойцов и тяжелораненый старший лейтенант Старовойтов под вражескими пулями сумели добраться до 3-го блокгауза.
Яростно отбивалась от врага и группа политрука Бабенко, противостоящая двум пехотным ротам наседающего противника. Особым упорством отличались младший сержант Малый, красноармейцы Горюнов и Яковлев, которые точными очередями из пулеметов заставили залечь вражеские шеренги. Отважно сражались также заместитель политрука Прищепа, пограничники Смолин, Хашлаков.
Но на мост, оставшийся без охраны, уже вползали немецкие танки. За ними шли два полка пехоты с артиллерией. А на заставе из 66 осталось всего лишь 20 бойцов, способных держать оружие.
Вскоре немцы выкатили три пушки для стрельбы прямой наводкой и стали расстреливать из них 1-й и 3-й блокгаузы. По 2-му, в котором находился Бабенко, огонь вели минометы. Под их прикрытием враг снова и снова поднимался в атаку.
Однако наиболее горячий бой разгорелся не здесь, а в районе 1-го блокгауза, к которому прорвалась вражеская пехота. Остановить её наши воины смогли, лишь бросившись в рукопашную контратаку!
Чуть позже немцы подобрались и к 3-му блокгаузу, к тому времени получившему значительные повреждения. Пограничники во главе со старшим лейтенантом Старовойтовым отбивались чем могли и как могли. Несмотря на три ранения, Петр Карпович постоянно улыбался и подбадривал своих подчинённых. Но гитлеровцы подползли к укрытию и забросали его гранатами. Начальник заставы погиб.
Десять уцелевших красноармейцев продолжали бой с немецким батальоном, который окружил последний 2-й блокгауз. Осколком в лицо был ранен Хашлаков, еще один осколок попал в спину Андрею Бабенко, в бедро был ранен Спиридонов, но, несмотря ни на что, все они оставались в строю и оказывали ожесточённое сопротивление вооружённому до зубов врагу.
После очередного обстрела Бабенко приказал перебраться из сруба (бойницы и смотровые щели были забиты землей) в ходы сообщения.
И, как оказалось, вовремя…
Спустя несколько минут к блокгаузу подползли два сапера и заложили взрывчатку. Мощным взрывом оборонительное сооружение было уничтожено, а лазейку, в которой укрылись последние защитники заставы, основательно забросало землёй.
Один из фашистов решил раскопать вход в траншеи и был застрелен красноармейцем Хашлаковым. Но на звук выстрела сбежалась вся гитлеровская свора.
По команде офицера солдаты стали снимать землю и сдирать деревянное перекрытие. Первым к входу спустился командир немецкой группы и сразу получил пулю из пистолета Бабенко.
Остальные принялись долбить дыру прямо над головами пограничников. Те и тут не растерялись: дружно подняли кверху стволы винтовок и дали залп по оккупантам, глядевшим в проделанное отверстие.
Так, с переменным успехом, бои длились до самой ночи. А с наступлением темноты внезапно прекратились. Фашисты просто не решались приближаться к смертоносной траншее.
Андрей Бабенко в это время решил осмотреть своё нынешнее укрытие. Один выход был полностью завален, отрыть его не представлялось возможным. У второго, расчищенного немцами, горел костер и дежурил патруль с пулеметом.
Уходить решили через дыру в перекрытии. Один за другим мужественные пограничники покинули траншею и вскоре собрались в районе столовой. Еще два часа после этого они наблюдали за заставой, надеясь найти хоть кого-то из живых товарищей, но безрезультатно. И только тогда стали пробираться к своим.
На рассвете 23 июня им встретился местный житель, показавший тропу, ведущую к деревне Гуща. Вскоре группа Бабенко вышла в зону, контролируемую бойцами 45-й стрелковой дивизии, и вместе с ними продолжила отступление до Ковеля…
Своё дело они сделали - за первый день войны силами одной заставы уничтожили свыше 400 немецких солдат и командиров.
15. Любомльский, Шацкий районы Волынской области Украины, ночь с 21 на 22 июня
Ковальчук не стал дожидаться, когда первые снаряды упадут на его родную землю, - переоделся в гражданский костюм, предоставленный схожим по комплекции подполковником Сурженко, сел в автомобиль и помчался в сторону местечка Шацк, где у него было много знакомых, среди которых в первую очередь местный участковый Владимир Тур.
К нему и направлялся наш герой.
Ровно в четыре утра с запада донёсся страшный гул. Причину его Иван Иванович не мог понять, пока над трассой, по которой бежала его машина, не появилась армада самолётов с крестами на бортах. Спустя пятнадцать минут - вторая, затем - третья.
"Это война! Не врали диверсанты!"
Нет, капитан не паниковал и совершенно не боялся за свою шкуру. Надо будет отдать жизнь за советскую власть - он сделает это без малейших раздумий!
Но, чтобы погибнуть, особого героизма не требуется.
Сначала следует сделать всё, чтобы нанести врагу как можно больший урон. Этому его учили всю жизнь.
"Я возьму этого Профессора и узнаю, что затеяли фрицы. А там - посмотрим", - решил контрразведчик.
К счастью, Владимир Михайлович Тур был дома. И, как ни странно, уже не спал, хотя на часах не было ещё и пяти утра.
- Что же это такое творится, а, Ваня? - наивно вопрошал он, указывая на чёрное от самолётов небо, - разговор происходил во дворе его дома.
- Война, братец… Страшная война пришла на нашу землю.
- Прут и прут… Аж солнца не видать. А наши, наши соколы где?
- Сам удивляюсь… Хоть бы какой истребитель взлетел, пульнул хоть раз в эту чёртову стаю, пускай даже для приличия.
- Точно.
- Но у нас с тобой другая задача.
- Какая?
- Где находится урочище Гряда, знаешь?
- Ну, ты и спросил! Это ж самое козырное место на озере Свитязь.
- К двенадцати мы должны быть там.
- Понял. Значит, выйдем в 11:30.
- Не выйдем, а выедем.
- Ты с машиной?
- Да.
- И где она?
- Посмотри направо!
- Ух ты, красавица… А за рулём кто?
- Наш человек. Сержант Пахомов. За сколько времени доедем?
- Минут за пять-десять.
- Хорошо. В 11:45 взлетаем!
16. Урочище Гряда Шацкого района Волынской области Украины, 22 июня 1941 года, 12:00
Иван Иванович посмотрел на часы. Пора! Тем более что по единственной безлюдной дороге, ведущей к озеру, уже минут пять ходил взад-вперёд высокий, ухоженный, несколько щеголеватый мужчина не старше 45 лет в элегантном светлом костюме, сразу выдававшем в нём приезжего.
Ковальчук оставил машину за поворотом, чтобы незнакомец не увидел её раньше времени, и пошёл пешком.
- Штольце…
- Шпеер!
- Очень приятно.
- Взаимно. Как ваше настоящее имя?
- Я сам его забыл.
- Отвечайте! Вы поступили в моё распоряжение, а не я в ваше! - надменно выдавил франт.
- Рудольф, - на всякий случай назвался именем Пухарта капитан.
- Я представлял вас более молодым.
- Принимайте какой есть. Что делать?
- Не торопитесь, Руди… Как я понимаю, наши… ваши войска немного застряли на границе?
- Похоже на то.
- Вы прекрасно говорите по-русски!
- Стараюсь!
- А по-немецки?
- Проверяете? Напрасно… Большевикам всё равно скоро капут… Они драпают на восток так, что только пятки сверкают. До нас им никакого дела нет. И, надеюсь, не скоро будет!
- Это правда, - улыбнулся пижон, как мысленно окрестил его Ковальчук. - Вы с транспортом?
- Да.
- Великолепно.
- Далеко ехать?
- Нет. Километра три. На другой берег.
- Слушаюсь, господин…
- Зовите меня просто - Профессор.
- Яволь!
17. Село Свитязь Шацкого района Волынской области Украины, 12:20
Профессор выбрался из машины, осмотрелся и жестом указал на лежащие впереди непролазные чащи, посреди которых петляла узкая звериная тропа:
- Сюда.
Ковальчук и Тур едва поспевали за ним.
Вскоре посреди леса выросла заброшенная хижина, огороженная очищенными от коры стволами молодой сосны, сикось-накось прибитыми по горизонтали к столбам из такого же сырья. Рядом с ней - хлев, колодезь. Всё, как полагается в полесских сёлах.
- Здесь! Здесь мы будем дожидаться подхода основных сил, - сказал, словно отрубил, Профессор, усаживаясь на свежевыкрашенную скамью, глубоко вкопанную в землю.
"Значит, тут и раньше кто-то хозяйничал, - мысленно отметил Иван. - И куда только смотрели бойцы местного отделения НКВД, ума не приложу?!"
А вслух полюбопытствовал:
- Каких таких сил?
- Не ваше дело! - грубо отрезал обладатель светлого костюма, чем окончательно вывел из себя опытного чекиста.
- Принимай клиента, Владимир Михайлович! - скомандовал капитан.
- Есть!
- Для начала как следует обыщи его.
- Что, что вы себе такое позволяете? - завизжал пижон, когда руки участкового стали шарить по его карманам.
- Заткнись, сука! - Иван Иванович слегка оттянул назад правую руку и резким, отшлифованным за долгие годы ударом заехал под дых этому "дерзкому, самовлюблённому типу" (такую характеристику он дал Профессору с первой минуты знакомства), надолго отправив наглеца в нокаут.
- Здесь только удостоверение, - сообщил участковый.
- С фотографией?
- Так точно!
- А ну-ка, давай его сюда… "Профессор Селезнёв Вениамин Сигизмундович, Киевский политехнический институт", - прочитал вслух чекист. - А что, похож! - добавил с улыбкой, мысленно наслаждаясь неожиданно созревшим в его голове хитромудрым планом.
Тур тем временем взвалил себе на плечи недвижимую тушу и поволок её в машину.
- Что делать с ним?
- Пускай пока полежит возле тебя на заднем сиденьи. До Шацка он вряд ли оклемается. Когда я выйду, пересядешь на моё место. И вперёд, через леса, на соединение с нашими войсками.
- А дальше?
- Дальше… Потребуешь встречи с командиром и передашь эту гадину в руки особистов. Те знают, что с ним делать!
- А вы, товарищ капитан? - испуганно поинтересовался сержант Пахомов, обычно немногословный и никогда не задающий лишних вопросов.
- Я остаюсь на Свитязе. Курортный сезон только начинается…