40. Деревня Свитязь Шацкого района Волынской области Украины, начало октября 1941 года
Накупавшись, Иван выбрался на берег и принялся приседать.
- Раз-два, раз-два…
- Как водичка? - поинтересовался Свирид.
- Люкс!
- А этот, этот-то смотри, что вытворяет!
Русая голова Костенко мелькала где-то в километре от берега.
- Похоже, парень давно дружит со спортом, - предположил Ковальчук.
- Да… Интересно, где его учили? Может, в разведшколе?
- Непохоже. В этом случае он бы не стал выпячивать свои способности.
- Согласен… Говорит, что жил на Днепре. Расспроси его подробнее о детстве-юности, ладно?
- Есть! А может…
- Оставить. Пусть живёт, - Свирид сложил руки рупором у рта и завопил: - Никифо-о-ор!!!
Вдали над водой поднялась рука, приветливо помахала коллегам.
- Пускай тешится, - улыбнулся Иван. - А ты пока расскажи о себе.
- Не положено… Хотя… Запомни на всякий случай - вдруг загнусь.
- Ничего с тобой не случится до самой смерти!
- А если? Тогда и передашь близким, что Свирид Семенюк честно и до конца выполнил свой долг.
- Это твоё настоящее имя?
- Да… Я родился близ Ровно в деревне с византийским названием Александрия . На Горыни .
- Знаю.
- Откуда?
- Плавал когда-то на экскурсию: от Припяти до Ивановой Долины .
- Понял. Мы жили намного выше.
- Ну, это как смотреть, если не по петляющему руслу, а напрямик, не так уж и много…
- Не спорь. Я прекрасно знаю географию!
- Есть не спорить, гер рейхскомиссар!
- В 1917 году мне исполнилось 15 лет…
- А мне - тринадцать!
- Пацан…
- Тоже мне старик нашёлся!
- Ладно. Не обижайся. После революции наша семья переехала на восток, в столицу Советской Украины - город Харьков. Там я окончил сначала университет, затем аспирантуру. В 1932 году теоретический отдел моей "альма-матер" - Украинского физико-технического института - возглавил, ты наверняка слыхал это имя - Лев Давидович Ландау; мы подружились… Через пять лет его перевели в Москву, где в то время был создан Институт физических проблем (ИФТ), следом за шефом в Белокаменную потянулась большая группа учёных-физиков с Украины, в том числе и я. В день приезда меня вызвали на Лубянку и настойчиво порекомендовали присматривать за своим научным руководителем… Сначала я отказался, причём в резких тонах, но буквально через несколько дней был вынужден согласиться - прижали меня, Ваня, к ногтю, так прижали, что не шевельнуться ни влево, ни вправо, сам знаешь, как могут в нашей организации… Вскоре институт разгромили, многих расстреляли. Меня же репрессии не коснулись. А вот с научной карьерой прошлось покончить навсегда… Ладно, потом дорасскажу - Костенко возвращается!
41. Шацкий район Волынской области Украины, начало октября 1941 года
- Эх, благодать! - прыгая на одной ноге, чтобы быстрее вышла попавшая в ухо вода, восторженно тарахтел Никифор.
- Одно слово - Родина, Отчизна! - озираясь по сторонам, поддержал его Семенюк. - Ненька-Украина!
- У нас раньше тоже богатющая природа была: леса, степи, крутые пороги… Пока Советы село не затопили. Днепрогэс, сволочи, строить надумали, мать их перетак. Дед мой - Сидор Терентьевич - уезжать не захотел, водная пучина стала ему могилой… Я, десятилетний, рыдал целую неделю… А в начале сорок первого меня призвали в армию. Решение созрело само собой: если война - сразу сдамся в плен. Так и поступил. Содержался в Луцком лагере - возле замка Любарта. Но немцы вдруг соизволили проявить милосердие и отпустить по домам всех украинцев. Знакомых у меня здесь нет, идти некуда, жрать нечего, вот я и подался в полицию…
- Молодец, сынок! - похвалил Семенюк. - Теперь вместе будем резать краснозадых.
- Вообще-то я не мстительный, не кровожадный. Но если надо - значит, надо! - неохотно согласился Никифор Костенко.
Темнело…
Стрелки часов, пристёгнутых кожаным ремешком к запястью Свирида, показывали начало восьмого.
- Ночевать где будем? - на гладком юном лице Костенко появилась тень тревоги и, пожалуй, даже испуга.
Как выяснится позже, он давно панически боялся одиночества и темноты.
- Ты - как хочешь, а мы - на девки! - быстро прочитал его мысли психолог Ковальчук.
- Братцы, не бросайте меня, пожалуйста, а? Я вам - чего хотите… Сигарет, водки…
- Ладно, будешь должен. Пошли.
- Ку-куда?
- В Шацк… Большинство наших, из тех, кто, конечно, не имеет здесь знакомых, расположились в доме старосты Левана или рядом с ним.
Уложив беднягу спать, Иван и Свирид решили продолжить начатое дело. Место, где, по воспоминаниям Ивана, чуть более трёх месяцев тому назад стоял лесной домик, было окружено колючей проволокой. Забраться за неё "полицаи" не рискнули, тем более что вдали горел прожектор, в лучах которого время от времени мелькала тень часового…
Семенюк по своим, не известным Ковальчуку каналам предупредил Шковороду о готовящейся облаве и поставил перед ним очередное задание: установить, что за объект возводят фашисты на берегу полесской жемчужины.
На следующее утро полицаи дружной толпой выдвинулись в направлении, противоположном озеру Свитязь. Именно там, за лесом, вблизи источников, которыми питается берущая неподалёку своё начало река Припять, лежала живописная деревня Кропивники, которую оккупационный режим считал бандитским гнездом, - иначе как бандитами немцы партизан не называли.
Каратели предлагали немедленно деревню сжечь, но сельскому старосте Стодону Гинайло удалось уговорить их не делать этого. Пока. Взамен он обещал оперативно вычислить имена всех "бандитов" и представить их полный список своему руководству.
Полицаи, раздобревшие от тёплого приёма и добрых новостей со всех фронтов, милостиво согласились подождать.
42. Кропивники - Шацк, в тот же день
Возвращаясь назад в приподнятом настроении (не пришлось убивать братьев-украинцев!), Семенюк и Ковальчук немного отстали от основных сил, и Свирид продолжил свою исповедь:
- После подписания "Договора о ненападении" между СССР и Германией руководство НКВД, знавшее о предстоящем разделе Польши, решило нелегально переправить меня на родину, в то время пребывавшую под властью Речи Посполитой, с перспективой переезда в Хелм и внедрения в военизированные структуры украинских националистов. Как только передовые части Красной армии вошли в Западную Украину, я "сбежал" за линию Керзона. Обретаясь среди беженцев в Хелмском лагере, завёл полезные знакомства с высокопоставленными бандеровцами и мельниковцами. Один из них по секрету сообщил мне об открытии школы диверсантов в Бадене-Венском ; вскоре я стал её курсантом.
Выпускников пристроили в полк особого назначения "Браденбург-800", в составе которого была одна украинская рота. Впоследствии почти все мои сослуживцы влились в батальон "Роланд", а я по протекции самого Мельника перешёл на службу в украинскую полицию.
Затем по распоряжению уже нашего, московского, Центра сделал всё, чтобы возглавить участок в Сельце, как я подозреваю, только для того, чтобы облегчить наш с тобой контакт. Зачем? Буду откровенен… По всей видимости, тема, которую ты случайно затронул, оказалась для руководства очень важной, и оно решило задействовать агента, хорошо разбирающегося в ядерных технологиях… Смотри, опять Никифор возле нас трётся! На шпика он не похож - идиот полный, к тому же трус; что ему от нас надо?
43. Сельцо - Кашовка, ноябрь 1941 года
Вести из Шацка пришли уже через месяц. Достаточно быстро, если учесть, что сначала радиограмма поступила в Центр и лишь потом, после скрупулёзной фильтрации данных, была спущена назад на Волынь, теперь уже в Кашовку. И то частично.
Первая новость оказалась довольно оптимистической, хотя узнать что-либо о функциях сверхсекретного германского объекта на берегу озера Свитязь партизанам не удалось. Зато они установили, что всех советских военнопленных, принимавших участие в его строительстве, фашисты расстреляли. Не пожалели и крестьян, проживавших в радиусе одного километра от того места.
Теперь никого из них и близко не подпускают к "колючке", а при попытке проникнуть за неё сразу открывают огонь на поражение.
А вот вторая новость откровенно огорчила.
Староста Гинайло сдержал своё слово и при помощи своих сподвижников вскоре выяснил фамилии почти всех участников антифашистского подполья.
Сделать это оказалось не очень сложно.
В деревне Кропивники пропала часть молодых людей, ранее состоявших на учёте в комсомольской организации. Куда они могли деваться? Ответ напрашивался сам собой: ушли в партизаны.
Стодон вызвал карателей. Те долго не церемонились: согнали в одну кучу родителей, сестёр-братьев подозреваемых и расстреляли их.
Можно только представить, какое горе и какая жажда мести поселились с тех пор в сердцах народных мстителей Бегаса, Шепели, братьев Рупинцов, Сулима, Зинчука и многих других…
Но количество штыков в отряде не уменьшилось. Напротив, вскоре к ним примкнули Фёдор Савич Кропивник, Николай Никифорович Козак, Евгения Яковлевна Боярчук, Евдоким Михайлович Редько, Моисей Иванович Копытко, Анисий Андреевич Смоляр, Ярина Марковна Смоляр, Калина Иванович Смоляр, Фёдор Илларионович Боярчук, Параска Демьяновна Шепеля и ещё, ещё, ещё…
44. Кашовка, декабрь 1941 года
Бойцы полицейских батальонов вермахта, как, например, того же 314-го, получившего за "доблесть" название Мацеевский, щеголяли в эсэсовских мундирах, а щуцполицаи получили свою форму только в начале декабря 1941 года. Германские хозяева и тут сэкономили на верных слугах - выдали им обмундирование воинов литовской армии. Жёлто-голубые повязки, напоминавшие о "вечном стремлении к государственной независимости", сменили нейтральные, белые, с надписью по-немецки "Полиция".
Каких-либо конфузов на участке, контролируемом Семенюком и компанией, не случалось. Тишь и благодать! "Контингент", то есть план по отправке в глубь рейха людей, крупного рогатого скота и продовольствия, они успешно выполняют. А больше руководство ничего и не заботило.
О советских партизанах на Ковельщине в то время пока никто и слыхом не слыхивал.
Но 5–6 декабря на фронте случилось непредвиденное. Красные войска, обессиленные, морально угнетённые, как утверждала геббельсовская пропаганда, вдруг воспрянули духом и пошли под Москвой в контратаку.
Угроза захвата советской столицы практически отпала.
Блицкриг был сорван.
Только тогда советское Главнокомандование вспомнило, что в тылу у немцев остались верные, преданные люди - подготовленные, обученные - и стало искать с ними связи…
45. Волынская - Ровненская (Ровенская) - Житомирская области Украины, июнь - декабрь 1941 года
Волынь не приняла националистически настроенных галицких лидеров. С первых дней войны здесь действовала своя повстанческая армия - "Полесская Сечь", имевшая в своём составе свыше 10 000 штыков. Причём почти все воины этого образования были местными и пользовались среди волынян непререкаемым авторитетом.
Возглавил УПА Тарас Дмитриевич Боровец, получивший в народе прозвище Бульба - за "нос картошкой".
Пока его бойцы вели непримирую борьбу с красноармейцами, которые, как уже говорилось, разбрелись по окрестным лесам и сёлам, немецкое командование всячески поддерживало сечевиков. Самого Тараса даже назначили комендантом украинской полиции Сарненского района Ровненской области. Почти сразу после этого атаман обратился к союзникам с просьбой разрешить ему сформировать вооружённый отряд из тысячи лиц и 8 августа получил "высочайшее благословение".
Но вскоре и он начал проявлять признаки самостоятельности.
На переговорах с оккупантами 9 ноября 1941 года Боровец предложил возложить на его организацию всю полноту ответственности за наведение порядка в Полесье; взамен пообещал очистить от большевистских партизан леса на Черниговщине, но гитлеровцы почему-то отвергли эти инициативы.
Последней каплей, переполнившей чашу терпения Тараса Дмитриевича Бульбы, стал приказ областной комендатуры СД, переданный ему 16 ноября гауптштурмфюрером СС Гичке с требованием немедленно "ликвидировать всех евреев в Олевске и других районах". Тарас отказал, аргументируя тем, что "Полесская Сечь" является украинским формированием и не находится под юрисдикцией немецких властей.
Понимая, что после такой выходки в отношениях с союзниками неминуемо возникнут осложнения, атаман принял решение расформировать свои военные отряды и вместе с 300 верными бойцами ушел в лес.
С тех пор он начал воевать на два фронта. Точнее, даже на три. Последний был открыт против оуновцев, всё чаще заявлявших о своём исключительноми праве на руководящую и направляющую роль в Украине.
В полиции тоже начались перестановки.
Лояльных к Бульбе щуцманов убирали с руководящих должностей, переводили в другие, более благонадёжные подразделения.
Коснулась реструктуризация и комендатуры в Сельцо. Успешный руководитель Семенюк пошёл на повышение. Но недалеко - в Ковель, откуда раз в месяц непременно приезжал в командировку. А возглавил участок Ковальчук. Не Иван - Олекса.
46. Кашовка, февраль - июль 1942 года
Зима в Кашовке прошла спокойно. А с теплом - началось! Зашевелись партизаны, прекратившие свою деятельность на период морозов. Пока только украинские. Советские дислоцировались в основном в Брянских лесах России, по всей Белоруссии или же на северо-востоке Украины. Но уже успели осуществить свой первый рейд дерзкие ковпаковцы, успешно действовали и фёдоровцы - бойцы Черниговского областного отряда и Корюковского, Перелюбского, Холминского, Рейнметаровского районных отрядов, объединившихся ещё в ноябре 1941 года.
Всего советское руководство насчитало 36 тысяч народных мстителей с Украины. При этом 3600 из них в составе 13 советских партизанских отрядов действовали на территории Белоруссии.
Для того чтобы координировать их действия, 30 мая 1942 года в Москве был создан Центральный штаб партизанского движения при Ставке Верховного главнокомандования (ЦШПД), а чуть позже и УШПД. За короткий период времени они перебросили через линию фронта 309 специалистов, в основном командиров, подрывников и связистов, со 150 радиостанциями.
Пришло время потихоньку переносить вооружённую борьбу и на Правобережную Украину.
В июне 1942 года в Житомирских лесах за триста километров от места предстоящей постоянной дислокации был десантирован отряд специального назначения "Победители". Им командовал ветеран органов госбезопасности Дмитрий Николаевич Медведев, который до этого уже дважды забрасывался в тыл противника как руководитель оперативной группы и успешно выполнил все задания командования на территориях оккупированных Смоленской, Брянской и Могилёвской областей.
А уже в начале следующего месяца в Кашовке состоялась встреча, кардинально изменившая ход истории, легшей в основу нашего повествования.
Когда вечером Ковальчук возвращался домой из Сельца, навстречу ему из леса вдруг вышел высокий и статный обер-лейтенант вермахта и ловко выбросил вперёд руку в нацистском приветствии:
- Хайль Гитлер!
- Хайль! - растерянно пробормотал Ковальчук, озираясь по сторонам. Такого чуда он ещё не видел. Немец. Офицер. Один в лесу. И первый здоровается с рядовым полицаем. Что происходит, чёрт возьми?!
- Здравствуйте, Уссурийский Тигр! - улыбнувшись, продолжил незнакомец.
- З-з-здравия желаю… Простите, не знаю, как к вам обращаться…
- Зовите меня обер-лейтенант Ниманд .
- Слушаюсь.
- Давайте отойдём в сторону, Иван Иванович.
- Давайте.
- Хочу поздравить вас с присвоением очередного воинского звания.
- Служу трудовому народу или… Советскому Союзу, забыл на радостях, как надо отвечать…
- Не важно. Профессор Селезнёв доставлен в Москву. Он дал показания о том, что на Свитязе немцы планируют добывать тяжёлую воду - один из главных компонентов для производства атомного оружия.
- Его расстреляли?
- Нет. Поместили в один из таёжных лагерей, где действует секретная лаборатория… Не перебивайте, у нас немного времени.
- Есть!
- Семенюк - по первому образованию физик-ядерщик. Сейчас мы подумываем над тем, как переправить его поближе к Шацким озёрам. Первые шаги в этом направлении уже сделаны… Быть может, Свириду Игнатьевичу как специалисту в этой отрасли удастся определить точное место нахождения фашистской лаборатории и разобраться в нюансах её деятельности.
- Понял.