- Ваше путешествие имеет огромное значение для всех стран Аравийского полуострова, - говорил мне Юсуф Ширави, руководитель "Галф Эйр". - Если вы добьетесь успеха, то напомните о нашей славной истории, связанной с мореплаванием. Мне известно, что ваш проект финансируется Оманом, но я уверен, что и другие страны, совладельцы нашей компании, охотно пойдут вам навстречу и предоставят наши услуги бесплатно, и не только вам лично, но и членам вашего экипажа. Разумеется, и транспортировка ваших грузов по воздуху вам не будет ровно ничего стоить.
Выслушав столь великодушное предложение, я вновь посчитал, что мир "Тысячи и одной ночи" все еще существует. Позже, узнав, что отец Юсуфа Ширави был в прошлом капитаном дальнего плавания, я объяснил это великодушие тем, что жители стран Аравийского полуострова, разбогатевшие на экспорте нефти, все еще помнят неукротимый "зов моря".
В странах Аравийского полуострова, современном Клондайке, где благодаря многомиллионным доходам от экспорта нефти выросли города со зданиями из стекла и бетона, а шикарные лимузины стали обычным делом, все еще сохраняется ностальгия по прежней жизни, предшествовавшей ливню из "нефтяных" долларов. Многие арабы старшего поколения полагают, что современное процветание и сопутствующие ему новшества подавили в какой-то мере прежние ценности, вековой привычный уклад. Многие нефтяные магнаты, да и другие арабские бизнесмены - выходцы из семей, члены которых были испокон веку судовладельцами или капитанами торговых судов. В молодости современные арабские бизнесмены и сами ступали на палубу корабля, и, когда я разговаривал с такими людьми, они с удовольствием делились со мной своими воспоминаниями. Столкнувшись с этим феноменом, я не раз задумывался о том, сумеет ли мой смешанный экипаж, состоявший из оманцев и европейцев, воздать должное этой памяти и вызвать ее новую, благотворную вспышку.
Начало поступать на борт нашего корабля и оборудование, предназначенное для проведения научных работ. Когда я разрабатывал свой проект, я посчитал полезным совместить шеститысячемильное путешествие с проведением научных исследований. Придя к этой мысли, я связался с несколькими университетами и научно-исследовательскими институтами, занимающимися морской проблематикой. В результате я свел знакомство с рядом специалистов, вместе с которыми разработал программу предстоящих работ. Исходя из этой программы, я зарезервировал на "Сохаре" для исследователей три места и договорился с учеными, согласившимися принять участие в путешествии, что они присоединятся к моему экипажу в удобном для них порту (из которого выйдем или в котором мы остановимся), чтобы они могли проводить научные изыскания на наиболее интересном для них отрезке нашего перехода.
Самым громоздким предметом из поступавшего на "Сохар" научного оборудования оказалась огромная пустотелая торпеда, присланная биологом, собиравшимся с ее помощью наловить морских уточек. По его первоначальному замыслу нам следовало буксировать эту торпеду, в которую охотно станут набиваться вожделенные ракообразные существа в течение всего плавания. Однако я рассудил, что столь массивный предмет замедлит ход нашего корабля, а морские уточки, если и попадутся, за время нашего плавания подохнут от старости. В результате биологу пришлось пойти на уступку, и мы получили торпеду гораздо меньших размеров. Другим предметом в числе поступившего оборудования оказались салазки (небольшие, по счастью), снабженные всасывающими подушечками, похожими на подгузники. Эти салазки предназначались для сбора нефти с водной поверхности. Ученый, собиравшийся ловить морских змей, захватил с собой упаковку противоядной сыворотки. Всего другого даже не перечислить. На борту оказались рыболовные снасти, плавучие якоря, всевозможные емкости и реторты и многие другие предметы, о назначении которых я узнал только в пути. Глядя на поступавшее оборудование, я вспоминал о том, как проходила подготовка к третьему путешествию Кука. Тогда ученые, отправлявшиеся с ним в дальнее плавание, захватили с собой такое большое количество багажа, что всерьез встал вопрос о постройке на корабле дополнительной верхней палубы. Строить такое сооружение Кук категорически отказался, мотивируя тем, что корабль потеряет остойчивость. Отказ Кука привел людей науки в негодование. Я надеялся, что исследователи, собиравшиеся стать членами моего экипажа, более уступчивы и сговорчивы.
Биолог, намеревавшийся изучать морских уточек, в конечном счете решил присоединиться к нам в Шри-Ланке, но все же попросил присланную торпеду привязать к нашему кораблю, взяв ее на буксир. Трое других его коллег отправились в путешествие из Маската. Один из них, Эндрю Прайс, интересовался морскими змеями и планктоном. Джон Харвуд из Научного центра по изучению морских млекопитающих собирался считать китов в Аравийском море, а в Индии нас оставить. Роберта Мура, морского биолога, опишу немного подробнее. Он оказался высоким и худощавым, с козлиной бородкой и карими проницательными глазами, взирающими на мир через толстые стекла очков в роговой оправе. Его худобу подчеркивали костлявые ноги, выглядывавшие из-под бежевых шорт. На плече Мура висела самодельная походная сумка замысловатой конструкции с множеством карманов и отделений, набитых пробирками, колбами и флаконами с химикалиями. Дай ему в руку сачок для охоты на бабочек, и он бы сошел за типичного профессора викторианской эпохи.
- Боюсь, что смогу погрузить на борт лишь половину вашего багажа, - сообщил я ученым, встретив их на причале и с опаской взглянув на многочисленные коробки, ящики и баулы, стоявшие у их ног. - Определите, без чего вы можете обойтись, и отошлите этот багаж. Для всего остального мы найдем место на корабле. Устраивайтесь. Полагаю, на это много времени не уйдет, а как только освободитесь, помогите матросам подготовить корабль к отплытию. Работы хватит на всех.
- Но мы - ученые, - возразил Эндрю Прайс.
- Только не на "Сохаре", - твердо пояснил я. - На нашем корабле каждый прежде всего матрос, иначе судно будет неуправляемо. Вам придется стоять на вахте и научиться управлять парусами.
Ученые пожали плечами.
Отплытие "Сохара" назначили на 23 ноября, заключительный день празднования десятой годовщины восшествия на престол султана Кабуса. В преддверии праздника в Маскате царило необычайное оживление. На дорогах возводились триумфальные арки, на домах вывешивались национальные флаги, там и сям расклеивались портреты султана, а фасады различных учреждений и офисов украшались гирляндами из электрических лампочек. В городе также установили четыре больших табло, на которых демонстрировались этапы жизни страны. На одном из табло была представлена карта Индийского океана с изображенным на ней "Сохаром". Линии, исходящие из Маската, напоминали о прежних морских путях оманского торгового флота. По ночам лента из неоновых огоньков, бежавших, стремясь обогнать друг друга, тянулась из Маската к Китаю. Хорошее предзнаменование, рассудил я.
Я также решил, что нам не следует отставать, и предложил украсить корабль. Матросы взялись за дело, и на корпусе корабля появилась нанесенная красками лента из красной, белой и зеленой полос - национальных цветов Омана, а между мачтами протянулись гирлянды из электрических лампочек, так что в тот вечер, когда производился грандиозный салют в честь национального праздника, "Сохар" занимал достойное место среди канонерских лодок и сторожевых катеров, утопавших в огнях. Я сожалел лишь о том, что мощности нашего генератора не хватало для питания ламп, и на время проведения праздника нам пришлось обзавестись другим генератором, который мы поместили в лодке, пришвартованной к кораблю.
В день, когда проводился салют, я устроил прощальный ужин для "зеленых рубашек". Щеголевато одетые, они поднялись на борт, чтобы полюбоваться салютом (при этом они, правда, содрогались от неимоверного грохота) и вкусить куриное карри с кусочками липкого пирога, покрытого бледной глазурью. На следующий день офицеры военно-морской базы пригласили наш экипаж на званый обед, после чего все изрядно повеселились. В результате кое-кто из команды вернулся на борт хромая, а кое-кто - с перевязанной головой.
Накануне отплытия нам привезли оружие, предоставленное вооруженными силами султаната. Как и во времена путешествий Синдбада, в Малаккском проливе и в Южно-Китайском море орудовали пираты, и в случае нападения им следовало дать надлежащий отпор. Гранаты со слезоточивым газом, пистолеты и три автомата Калашникова - вот на что мы рассчитывали в случае нападения. Оружие отбирал для нас Питер Доббс, которому предстояло во время плавания исполнять обязанности ныряльщика. Высокий, ростом в шесть футов и три дюйма, Питер прошел военную службу в парашютно-десантных войсках английской армии и хорошо разбирался в оружии. Посетив оружейный склад сухопутных сил султаната и вернувшись на борт, он мне восторженно сообщил:
- Мне разрешили взять все, что я захочу: пистолеты, автоматы, пулеметы, гранатометы. Я могу превратить "Сохар" в военный корабль. У нас много мешков с песком, и из них при необходимости получится бруствер по периметру всего корабля. Поэтому я отобрал лишь пистолеты и три автомата Калашникова: один российского производства, другой - китайского, третий - чешского. Мне сказали, что оружие можно не возвращать, а, когда в нем отпадет надобность, просто выкинуть его в море.
К 23 ноября "Сохар" был полностью снаряжен и готов к отплытию. Нас провожали две канонерские лодки, два сторожевых катера и даже яхта султана. Церемония проводов состоялась на военно-морской базе, куда прибыли оманские официальные лица и специально прилетевший из Пекина высокопоставленный китайский чиновник. С напутственными речами выступили Сайид Файсал и китайский гость. Затем мы получили благословение арабского религиозного лидера, который, закончив речь, вручил Камису-флотскому богато декорированный Коран, уложенный в коробку, обитую красным бархатом, и попросил Камиса вручить эту священную книгу мусульманам, живущим в Китае. Потом пожилой оманец с окладистой бородой, в прошлом капитан дальнего плавания, прочитал сочиненные им стихи, посвященные главным образом славной истории арабского мореплавания, но завершившиеся напутствием нашему кораблю. Сайид Файсал на прощание крепко пожал мне руку, а китаец выразил уверенность в том, что мы еще свидимся, когда наш корабль придет в Кантон. В заключение церемонии прозвучал гимн Омана, исполненный военным оркестром.
В 11 часов прозвучал сигнальный пушечный выстрел, гулким эхом отразившийся от утесов. Я подал команду, и на грот-мачте нашего корабля взвился алый флаг с косицами, на котором был изображен летящий феникс, а над ним по-арабски выведены слова "Во имя Аллаха, сострадательного и милосердного". Эскортные суда, с ревом запустив двигатели, вскоре построились клином вокруг "Сохара". Мы снялись со швартовной бочки, и к нам подошел сторожевой катер, взявший нас на буксир. "Сохар" двинулся из гавани к открытому морю. Когда мы прошли между мысами, буксирный трос отцепили.
- Курс зюйд-ост! - скомандовал я. - Поставить парус!
Матросы бросились к грота-шкоту и ухватились за шестидюймовый трос, приводивший в действие грот, прикрепленный к рею, верхний конец которого находился над нашими головами на высоте пятидесяти футов.
- Ah! Yallah! Ah! Yallah! - воскликнул по-арабски Камис-полицейский, и матросы потянули за шестидюймовый трос. Как и предполагалось, тонкие тросики, крепившие парус к мачте, стали лопаться один за другим от сильного натяжения, и под их треск, показавшийся мне поистине благозвучным, парус постепенно раскрывался, сначала углом, а затем и остальной частью полотнища и наконец, наполненный ветром, заполоскался.
- Yallah! Yallah! Allah 'l-mueen! Навались! Навались! С нами Аллах! - хором вскрикивали матросы, выбирая толстенный трос, чтобы придать парусу нужное положение. Из рации доносился голос английского капитана яхты, возглавлявшей эскорт. Вскоре мы прошли мимо расцвеченного флажками учебного корабля "Юность Омана", курсанты которого, одетые в желтые форменки, выстроившись на палубе, дружно приветствовали "Сохар". Им ответил Джумах. Взобравшись на планширь, он сумел извлечь из запасенной им морской раковины довольно благозвучную торжественную мелодию. На яхте заиграли волынки. Затем канонерские лодки и катера прибавили ход и прошли мимо нас, производя красочный фейерверк. "Сохар" оказался под аркой разноцветных огней. На палубу посыпались искры, и нам пришлось вооружиться огнетушителями. К счастью, они не понадобились.
Потом эскортные корабли развернулись и пошли обратно в Маскат, оставляя за собой пенящиеся кильватерные струи. "Зеленые рубашки", находившиеся на "Сохаре", пересели в следовавшую за нами старенькую дау и направились к берегу.
- До свидания, до свидания! - кричал я им вослед. - Спасибо за прекрасный корабль.
Глядя на них в бинокль, я заметил, что люди плачут.
- Привести судно в порядок! - обратился я к экипажу.
Рисунок из "Книги тысячи и одной ночи", опубликованной в 1877 г. в переводе Эдварда Уильяма Лейна
Матросы бросились бухтовать тросы и убирать палубу. Им помогали Мухаммед Исмаил, решивший дойти с нами до Индии, чтобы понаблюдать за мореходными качествами "Сохара", в строительство которого он вложил немало труда, Трондур Патурссон, снова присоединившийся к нашей команде, ибо не мог упустить возможности совершить плавание на буме, и Том Восмер, сначала превратившийся из специалиста по моделированию судов в кораблестроителя, а теперь ставший радистом.
- Надеюсь, что с рацией ничего не случится, - говорил мне Том Восмер. - если она выйдет из строя, починить ее я не сумею.
- Не отчаивайтесь, - отвечал я. - Главное, не потеряйте инструкцию. У вас будет достаточно времени, чтобы ее изучить.
"У нас у всех будет достаточно времени, чтобы познать неизвестное", - подумал я тогда про себя. Следуя по стопам Синдбада и других мореходов древности, мы шли на сшивном паруснике в Китай, куда ходили арабские искатели приключений еще тысячу лет назад.
Глава 5. Аравийское море
В плаваниях, подобных тому, в какое мы отправились, первые дни, как правило, самые трудные, насыщенные неожиданными досадными обстоятельствами. Новые тросы рвутся, узлы развязываются или оказываются излишне затянутыми, элементы бегучего такелажа выходят из строя, и уходят часы на то, чтобы найти нужную вещь, неизвестно куда убранную в спешке перед отплытием. В эти дни и команда судна находится не в лучшей форме, и экипаж "Сохара" не стал исключением. Ощущение приподнятости, вызванное праздничной церемонией проводов корабля, рассеялось, улетучилось, сменившись апатией. А тут еще качка. Люди, к ней не привыкшие, ходили пошатываясь, то и дело подходя к бортовому лееру - их тошнило. В эти первые дни на судне вроде нашего, где команда собрана из людей, в большинстве ранее никогда не встречавшихся, все присматриваются друг к другу, сознавая, что им долгое время придется делить с другими членами экипажа тесное пространство палубы.
Путешествие на "Сохаре" началось с инцидента. На следующее утро после начала плавания я сидел у себя в каюте, находившейся на корме, и заполнял вахтенный журнал. В это время на палубе затарахтел дизель-генератор - Питер Доббс собирался подзарядить батареи. Неожиданно послышались тяжелые удары о палубу, а за ними - истошный крик. Я поспешил наверх. Генератор лежал на боку, его передок был изуродован, а невдалеке валялся кусок искореженного металла. Рядом, прямо на палубе, с перекошенным от боли лицом, сидел Питер Доббс, сжимая себе ступню, из которой лилась кровь. Вокруг него замерли несколько человек. Наконец Питера посадили на палубный ящик, а Брюс Фостер побежал за корабельной аптечкой. Рана оказалась глубокой, до кости. С помощью Камиса-флотского я остановил кровь.
- Что произошло? - спросил я.
Я заводил генератор, - ответил Питер, превозмогая боль. - Когда двигатель запустился, пусковую рукоятку заклинило, и она стала, как бешеная, вращаться. Генератор свалился набок, рукоятка врезалась в палубу, и от генератора оторвался кусок металла, врезавшись мне в ступню.
Врача на "Сохаре" не было, и я опасался, что, если рану не обработать самым тщательным образом, может произойти воспаление. Поэтому я прочистил рану, как мог, вытащив оказавшиеся там металлические осколки, а Брюс наложил на рану повязку. Однако кровь продолжала сочиться. После этого я связался по радио с Нейлом Эдвардсом, руководителем группы радиолюбителей из Маската, вызвавшихся поддерживать с нами связь.
- Говорит "Сохар". На борту раненый. Срочно необходим врач.
Нейл пообещал предпринять все возможное и вскоре сообщил, что через два часа к нам отправится сторожевой катер с врачом на борту. Я назвал Нейлу примерное местонахождение нашего корабля, а затем подсчитал, что катер придет в лучшем случае через восемь часов. За это время состояние Питера могло ухудшиться. Правда, была и другая возможность вызвать врача. Мы находились в районе оживленного судоходства: здесь то и дело ходили танкеры.
- Том! - я подошел к радисту, склонившемуся над рацией. - Перейди на УКВ и попробуй связаться с каким-нибудь танкером. Сообщи, что у нас на борту раненый и нам срочно необходим врач.
На неоднократные вызовы Тома никто не откликнулся. Мы проверили рацию - в полном порядке. Выходило, что на танкерах не несли радиовахту. После полудня два танкера прошли всего в миле от нашего корабля. Видимость была превосходной: на небе ни облачка, ярко светило солнце, и мне казалось, что наши огромные белые паруса не заметить просто нельзя. Я приказал подать сигнал бедствия красными световыми вспышками. Эти огни можно было увидеть и за несколько миль от нас. Однако танкеры шли своим курсом, не замечая "Сохара".
Я получил наглядный пример беспомощности нашего парусника в случае чрезвычайного происшествия на борту. У нас было современное оборудование: рация, световые вспышки, сигнальное зеркало, мы находились в поле зрения других кораблей, однако без двигателя мы были не в состоянии сблизиться с этими кораблями. Казалось, мы находимся в пустынных водах Антарктики.