Они пошли быстрым шагом, придерживая груз за спиной обеими руками. Мой мир снова уменьшился до размеров булавочной головки – на этот раз я концентрировалась на мускулистых лодыжках проводника, что шел впереди. На нем были дешевые сандалии, но, невзирая на тяжелую ношу, он двигался с воздушной легкостью скаковой лошади. Я впала в транс, следя за его пульсирующими сухожилиями и связками, работавшими как деликатный механизм.
Преодолев последний пролет, мы прошли сквозь древние каменные ворота. Под нами лежал Мачу-Пикчу. Мне и так было нечем дышать, а увидев руины, я и вовсе лишилась остатков воздуха. Даже носильщики остановились посмотреть.
А потом со стоянки у руин отъехал автобус и двинулся вниз по склону. Остался еще только один. Если пропустим его, то придется идти до города пешком – еще три часа.
Мы сломя голову ринулись по тропе, крутой, как американские горки. Лодыжки моего проводника быстро исчезли за поворотом – носильщики торопились.
Еле дыша, я добралась до стоянки и кое-как забралась в автобус. Двери захлопнулись с таким звуком, будто мертвое тело шмякнулось оземь.
В глубине души я всегда относилась к шикарным отелям с легким презрением. Настоящие путешествия, казалось мне, должны подразумевать определенную степень дискомфорта – опаздывающий транспорт, мозоли, тучи кусачих насекомых. Но стоило мне переступить порог отеля "Пуэбло", как я словно обратилась в новую религию. Девушка в приемной была искренне рада нас видеть, невзирая на лужи грязной воды, стекавшие с нашей одежды и засаленных рюкзаков.
В комнатах были камины, обжигающе-горячая вода в неограниченном количестве и мягкие постели с пушистыми покрывалами, словно специально созданные, чтобы облегчить все недуги измученного тела. Каждая проклятая ступенька стоила того, чтобы очутиться здесь.
Как только я решила, что никогда больше не выйду из своего номера, раздался звонок. Звонили из Национального института культуры.
– Ваша просьба заночевать с палаткой на руинах Мачу-Пикчу, – сообщил строгий голос, – удовлетворена. На одну ночь.
Целая ночь в Мачу-Пикчу! Если и было такое место, где легенды об империи инков оживают, так это Мачу-Пикчу. Я могла бы карабкаться по лестницам, как инки в древние времена. Танцевать под луной вдоль древних стен. Ни туристов, ни экскурсоводов – одна я и горные боги!
– Сегодня, – добавил мой собеседник.
О нет! Моя кровать вдруг показалась мягче, а огонь в камине горячее. Все мое тело болело, словно я побывала под копытами бешеного быка.
– Разрешение можете получить у входа, в пять часов.
Я попыталась ответить бодро и благодарно:
– Я буду там.
Мы приехали ранним вечером, как раз когда первые орды туристов – из двадцати тысяч тех, что бывают в Мачу-Пикчу ежемесячно, – начинают спускаться с гор. Я, забравшись повыше, с чувством собственного превосходства принялась наблюдать, как экскурсоводы ведут стада подопечных на стоянку. Как по волшебству тучи разошлись, и на небе появилась огромная радуга. Горные боги были на моей стороне.
История обнаружения руин Мачу-Пикчу почти так же интересна, как и они сами. Строго говоря, это был уже второй раз, когда их обнаружили.
Хайрем Бингхем, тридцатипятилетний профессор латиноамериканской истории из Йельского университета, был страстным поклонником истории и фольклора инков, а также специалистом по биографии революционного лидера Симона Боливара. Во время экспедиции на мулах из Лимы в Буэнос-Айрес Хайрем услышал слух о руинах Чоккекирау, "золотой колыбели". Ему сказали, что они затеряны в горах по ту сторону могучей реки Апуримак, в местности, поросшей непроходимыми лесами. Бингхем был уверен, что речь идет о легендарных руинах Вилькабамбы, последнем оплоте инков. Но где начать поиски? Триста лет фольклорной традиции исказили правду до такой степени, что она стала почти неотличима от сказки. Пыльные рукописи авторов хроник XVI века мало что могли прояснить. "Где-то в амазонских предгорьях" – вот и все, что удалось найти Хайрему. Да еще упоминание о белой скале над ручьем с черной водой и древнем храме.
Вооруженный столь скудной информацией, он отправился на поиски.
В древней деревне инков Оллантайтамбо, в тени крепостных руин его настойчивость окупилась. Сборщики сахарного тростника поведали о месте под названием Росаспата – белой скале, нависшей над ручьем у древнего храма. Их описание в точности соответствовало тому, что говорилось в старинных текстах. Хайрем знал, что он уже близко. Дальнейшие расспросы привели его к руинам Чоккекирау, внушительной крепости, построенной на ступенчатых террасах из идеально подогнанных камней. Это было монументальное открытие, и все же, когда Хайрем вернулся и объявил, что за безупречными каменными стенами не было золота, его коллеги были разочарованы.
Однако Бингхем не сдался и собрал другую экспедицию в джунгли. Для ее финансирования ему пришлось привлечь всех своих бывших однокурсников из богатых семей и выудить деньги у дирекции Йельского университета. Бингхема по-прежнему интересовала Вилькабамба, легендарный затерянный город инков. Он знал, что город спрятан на берегу реки Апуримак, в темном и мрачном тропическом лесу, "придуманном природой, чтобы стать убежищем для гонимых".
Экспедиция стартовала в Куско и, в конце концов, достигла берегов реки Урубамба. По чистой случайности за два года до этого в джунглях проложили новую дорогу. Здешний ландшафт был не для слабонервных: отвесные утесы, откосы, резко идущие вниз, непроходимые заросли. При виде этого даже самые храбрые путешественники не осмелились бы свернуть с главной тропы.
Группа отправилась в путь. Однажды вечером Бингхем ужинал в местной таверне, и хозяин сообщил ему о хорошо сохранившихся руинах на склонах горы неподалеку. Бингхем отнесся к его словам скептически. Он уже много раз следовал таким наводкам и не находил ничего, кроме обломков крестьянских хижин. Тем не менее он предложил хозяину серебряный доллар в обмен на услуги проводника.
Рассвет 24 июля 1911 года был холодным и дождливым. Никто из коллег Хайрема не захотел сопровождать его на гору – они уже запланировали заняться обустройством лагеря. Бингхем отправился один, сопровождаемый лишь хозяином таверны и смотрителем, приставленным к нему правительством. Он переполз Урубамбу при помощи самодельного мостика, сделаного из длинных и тонких стволов деревьев, связанных вместе.
Поднявшись на две тысячи футов, группа наткнулась на крестьянскую лачугу, из которой шел дым. Хозяину таверны очень хотелось погреться у теплого очага и скоротать время в приятной беседе, поэтому он приказал своему сыну сопровождать Бингхема остаток пути. Мальчику не было и десяти лет.
Бингхем пошел дальше. И вдруг это произошло.
"Внезапно я очутился среди стен разрушенных домов с бесподобной каменной кладкой инков", – написал он позднее в своем дневнике.
Вот в чем разница между мной и Бингхемом. Я бы просто сказала "Ух ты!", а потом закричала "Ура!".
Бингхем шел по широкой площади мимо фонтанов, храма Солнца, королевского мавзолея и целого ряда домов.
"Одно изумительное открытие следовало за другим, и это было ошеломляюще", – писал он. Два огромных камня в фундаменте с тридцатью двумя углами. Многоугольный камень на вершине, где жрецы инков символически привязывали солнце, чтобы то не уходило во время зимнего солнцестояния.
"Все это казалось удивительным сном", – писал он.
До самой смерти Бингхем был уверен, что нашел легендарную Вилькабамбу. Если Мачу-Пикчу не был последним оплотом инков, то что же это был за город? Он не упоминался ни в одной из испанских хроник, так как ко времени завоевания уже был заброшен. Судя по количеству пищи, которое можно было вырастить на террасах, здесь жили не более тысячи человек. Нехватка воды была постоянной угрозой – если городской акведук пересыхал, воду приходилось таскать, спустившись к реке на две тысячи пятьсот футов. Некоторое время археологи придерживались мнения, что Мачу-Пикчу был священным городом жриц солнечного культа, поскольку восемьдесят процентов найденных скелетов были женскими. Хотя город стоял высоко на горе и был окружен с трех сторон рекой Урубамба, он не был крепостью, так как не было обнаружено серьезных укреплений, построенных рукой человека. Кроме того, было бессмысленно возводить столь изощренный с архитектурной точки зрения город в регионе, который не имел стратегической важности и вносил лишь малый вклад в сельское хозяйство страны.
Когда археологи выяснили возраст зданий, они обнаружили, что Мачу-Пикчу был построен за сто лет до появления конкистадоров, во времена Пачакути. И решили, что он был его загородной резиденцией.
Я вытаскивала оборудование из сторожки в Мачу-Пикчу, когда почувствовала первые симптомы цистита. Достав из рюкзака антибиотики, я вернулась к работе.
Через час последние туристы ушли, а жжение переросло в острую боль. Антибиотики не действовали. Я покопалась в своих вещах и нашла еще одно лекарство посильнее. Последний туристический автобус начал свой долгий спуск с горы. Мы остались одни.
Медленно прошел еще час. Пошел дождь. Джон сидел за стойкой в сторожке, постукивая пальцами, а я оккупировала туалет и ждала, когда же подействуют антибиотики. Мой мочевой пузырь был раздражен и кровоточил, поднималась температура. Я шесть недель добивалась этого разрешения, и сегодняшняя ночь была единственным шансом. Я не могла отступить и послала Джона с помощником вперед – ставить палатку.
Дождь продолжал лить, и сгущался туман. Нас ждала темная ненастная ночь. Не так я представляла себе мистическое уединение в компании горных богов. Если бы в этих каменных стенах до сих пор жили люди! Тогда бы мы поужинали дымящимся разваристым картофелем, выпили бы домашнего пива и поболтали с добродушными хозяевами у теплого очага.
Так вот, значит, в чем дело! Моему великому приключению в стране инков не хватало главного. Инков. Жители Мачу-Пикчу давно исчезли с лица земли, но я своими глазами видела город, где люди по-прежнему жили, почти как в старые времена, – Оллантайтамбо.
Следующие два дня прошли в агонии, чуть смягченной роскошным великолепием отеля "Пуэбло". Наконец я почувствовала себя достаточно здоровой, чтобы вернуться в Оллантайтамбо, на заброшенные улицы старого города, где местные жители с закопченными грязью лицами вели за поводки лам, нагруженных дневным запасом дров. По этим улицам мирно бродили быки, совсем не похожие на матерых, брызгающих слюной остророгих чудовищ, что запомнились мне по прежнему визиту. В Оллантайтамбо тротуары были не нужны. Самым крупным транспортным средством, что когда-либо перемещалось по этим улицам, была беременная лама. В каменных акведуках круглосуточно полоскали белье, купали детей и чистили картошку. Почти на каждом углу меньше чем за тридцать центов подносили пинту домашнего пива, а смех и дружеская компания и вовсе шли за бесплатно.
Я села у акведука и стала смотреть, как мимо проходят животные. Они шли по тротуарам, выложенным вручную много веков назад. Постепенно картины и звуки стали отчетливее – стук раздвоенных копыт и мягкая поступь лап. Хриплоголосые петухи предостерегали конкурентов, а соседи, что прожили бок о бок всю жизнь, дружелюбно приветствовали друг друга односложным окриком, возвращаясь с полей. Но больше всего меня поразило отсутствие некоторых звуков. Здесь не было слышно сирен – ни полицейских, ни пожарных. Телефонных звонков, сигналов факсов и микроволновок. Звуков смываемой воды в унитазе. Внутри этих простых хижин не было монотонно бубнящих телевизоров, лишь тихое потрескивание и шипение угольков в открытом очаге. Может, еще скрежет молотилки и писк морских свинок, похожий на птичий. В этом мире, если люди хотели что-то сказать друг другу, они шли в гости. Готовили еду и ели, сидя вокруг очага, по вечерам собирались вместе и пряли, ткали или просто болтали, пожевывая листья коки. Именно здесь у меня возникла мысль, что все наши приборы, призванные якобы облегчить существование, – кондиционеры, электронная почта, телевизоры и даже телефоны – прокрались в нашу жизнь как воры, лишив нас некоторой доли человечности.
Я провела рукой по шероховатому фасаду дома – как мне хотелось оказаться внутри этих стен. Я услышала вдалеке звук плывущей виниловой пластинки, заигранной до дыр. Может, где-то рядом бар и я могла бы заглянуть на огонек? Я шла на звуки музыки по темным улицам и, наконец, очутилась в узком переулке. Там была дверь, из которой, шатаясь, выходили мужчины в ярко-красных домотканых пончо, мочились у стены и заходили обратно. Это были индейцы кечуа, одетые в лучшие воскресные одежды и пьяные в стельку.
Я хотела было повернуться и пойти в другую сторону. Индейцы, как волки, остерегаются иностранцев и городских людей – причины этого кроются в том, что глубинная память о притеснениях испанцев и всех правительственных чиновников, последовавших за ними, все еще свежа. Многие их собратья погибли от европейских болезней, на войне или в гражданских беспорядках, в ходе завоеваний или на принудительных работах. Неудивительно, что они так упорно не признавали никакого языка, кроме своего собственного, и препятствовали любому вторжению в свою жизнь.
Но один из них вдруг заметил меня и указал на маленькую дверь. Я все еще колебалась. Тут кто-то позади меня сказал:
– Оле!
Это был старик, он хлопнул меня по спине и беззубо улыбнулся. Может, правильно я сделала, что выбежала тогда на ринг с быками? Я вошла в дом вслед за ним. И оказалась на свадьбе.
Жених и невеста смущенно стояли за широким столом, приветствуя новоприбывших с серьезным выражением лица – как и подобает столь торжественному событию. Они были словно неподвижные островки среди бурного потока домашнего пива, льющейся музыки, кружащихся танцоров и детей, шнырявших в этом водовороте и охотившихся за бутылочными пробками. Жених и невеста были ослепительно красивы и одеты в многослойные одежды с изящнейшей вышивкой. Когда я поздоровалась с ними на кечуа, невеста улыбнулась, и все ее лицо засияло, как небосвод при свете полной луны.
– Вам повезло, – сказала я ее мужу.
Он тоже улыбнулся, и в его улыбке было столько неприкрытой гордости, что я поняла: это брак по любви, а не по расчету.
Мы танцевали и пили за счастливую пару. Я с удивлением увидела, как они тихонько обменялись обручальными кольцами – единственный христианский обряд, который мне до сих пор удалось заметить. Однако за этим не последовало ни речи, ни церемонии; обмен кольцами был всего лишь поводом опрокинуть очередную кружку пива.
Незамужние женщины сидели вдоль одной стены, вытянувшись по струнке. Когда разговор заходил о мужчинах, они прикрывали рты ладонями. Я вспомнила ночь на руинах Мачу-Пикчу и поблагодарила судьбу за странное стечение обстоятельств, которое привело меня сюда. Можно было сколько угодно сидеть среди пустых каменных стен, но это не сравнилось бы с тем, что я увидела здесь.
Через некоторое время я попрощалась и пошла в гостиницу. Улицы Оллантайтамбо были пустынны и безмолвны, но теперь я знала, что происходит за этими стенами. Я снова провела ладонью по шероховатой каменной кладке. Сейчас даже камень казался теплее. Он казался живым, словно хранил тепло не только рук своих создателей, но и людей, что до сих пор живут по ту сторону стены.
ГЛАВА 17
Древняя жизнь в новые времена
Путевые заметки: "Кровь и сырое овечье сердце на завтрак? Что-то у меня нет аппетита".
Инки называли свою империю Тауантинсуйу – "четыре стороны света". Самая крупная часть, Кольясуйу, простиралась к югу от Куско. В нее входила территория Южного Перу, вся Боливия, андийская часть Аргентины и верхняя половина Чили до того места, где сейчас находится Сантьяго. Веками жители Кольясуйу – индейцы колья, чье имя носит регион, и аймара, на чьем языке здесь до сих пор говорят, – сопротивлялись господству инков. В 1420 году Пачакути начал кампанию с целью подчинить себе племена, населявшие земли вокруг озера Титикака. Вскоре после этого император инков Тупак построил знаменитую южную тропу, которая в результате протянулась на две тысячи сто миль к югу, до самого Чили.
После Куско тропа инков поднимается вверх, на безлюдное перуанское плато, после чего спускается вниз через болотистую равнину к "величайшему озеру в Вест– и Ост-Индии" – так называли его испанцы. Озеро Титикака, длиной восемьдесят миль и сорок шириной. Находится на высоте двенадцать с половиной тысячи футов. Это самое большое высокогорное судоходное озеро в мире.
Я вошла в Пуно, когда солнечные лучи только начали растапливать ночной иней на белых, как кости, камнях многочисленных зданий. Пуно нагонял тоску. Возможно, все дело было в недостатке кислорода, но городские постройки выглядели серыми, как недельные трупы. А может, архитекторы нарочно построили дома в тон голым скалам, колючей траве и холмам, где гуляли ветра.
А потом я увидела озеро. Словно сверкающий сапфир в свинцовой оправе, оно было таким голубым, что на него было больно смотреть, но еще больнее – отвести глаза. Это одно из тех мест, где рождаются мифы.
Легенда гласит, что первый инка, Манко Капак, прибыл на берега озера Титикака со своей женой (и сестрой) Мама Окла. В руке у него был золотой посох. Он получил указания от своего отца, бога Солнца Инти, и должен был странствовать по свету, пока не найдет такое место, где его посох полностью поглотит земля, когда он воткнет его в почву. Много дней спустя он вошел в долину, где мягкая и плодородная земля поглотила его золотой посох. На том месте он основал священный город Куско, что на кечуа означает "пуп". Куско стал центром империи инков.
Люди до сих пор спорят о том, где впервые появился Манко Капак. Одни говорят, что он вышел из пещеры на острове Солнца. Другие – что возник из вод самого озера. Есть еще одно мнение: якобы восемь инков, четыре брата и четыре сестры, были посланы Инти под землю и вышли на поверхность из пещер, расположенных вблизи Паккаритамбо, в восемнадцати милях к югу от Куско.
Власти Пуно, что неудивительно, предпочитают верить, что Манко родился из озера и впервые ступил на берег в том месте, где ныне расположена городская гавань. Каждый год эта легенда оживает во время инсценировки недельного путешествия Манко через озеро на специально построенной тростниковой лодке.
Я приехала сюда, чтобы стать свидетелем этого события.
На горизонте показалась современная моторная яхта. Я разглядела двоих величественных воинов-инков, стоявших на носу и отпихивающих дюжину фотографов. Последние нацелили объективы на шаткую тростниковую лодчонку, которая опасно бултыхалась на буксире.
Яхта пристала к островку, и современный Манко и его жена (она же сестра) сошли на берег. Операторы принялись сражаться за лучшее место. Они распихивали местных женщин, которые устилали землю перед королевской четой домоткаными коврами. Им удалось протолкнуться в самое начало процессии, прогоняя детей и протискиваясь мимо индианок, чьи лица были древнее тысячелетних деревьев.
Я покинула это удручающее мероприятие. Почва под моими ногами была пружинистой и казалась живой – я словно ступала по батуту. Остров был плавучим – медленно гниющая камышовая масса под ногами постоянно обрастала новыми побегами.