1
Школу Максим Крутогин почти не вспоминал. Разве что футбол в осеннем парке, а больше и вспоминать вроде было нечего. Он неизменно получал высший балл по всем предметам и так же неизменно - ученические награды, стоял вместе с другими отличниками и рассеянно слушал завуча. В общем, золотая медаль. Незаметно Максим оказался в институте, легко окончил его и получил диплом. Без отличия, правда, но хороший, как говорили на кафедре, крепкий диплом. С оттисками двух работ, напечатанных в специальных журналах, Максим пришел в НИИ, а через полгода уже руководил группой таких же, как он, чудо-ребят. Они тогда изо всех сил старались не походить на профессиональных ученых, держались студенческих привычек, о делах говорили неохотно, как о докучливых и совершенно пустячных заботах. Максим по-прежнему гонял мяч, много и беспорядочно читал, не пропускал концертов, но скоро почувствовал, что все это продолжение неизвестно кем затеянной игры, как и их загородные вылазки с шумными пирушками, и подчеркнутая нелюбовь к серьезным разговорам. Он бросил спорт, отдал матери абонемент в филармонию и читал теперь книги только по специальности, да иногда что-нибудь в свое удовольствие, "Тайны хеттов", например, или Агату Кристи. Между делом он защитил диссертацию и в тридцать с небольшим стал руководителем отдела. Работал Максим много, его ценили в институте, но он не забывал подшучивать и над своими успехами, и над собой - давно усвоенная привычка. Впрочем, подшучивал он немного, почти незаметно, как раз настолько, чтобы не терять душевного равновесия.
Сейчас он сидел в ресторане большого южного аэропорта, глядя на площадь, где разворачивались такси.
Отпуск, значит. Холодное винцо по утрам, пляж, ресторан на горе или кафе в порту, музыка с теплоходов, прогулки, носатые молодцы в плоских кепках, скучающие дамы… Бездарное существование, если подумать. Ладно, заберусь куда-нибудь подальше, погреюсь на солнышке, поплаваю. Никаких приключений, ничего такого.
Мать спросила вчера, где Таня, а он ответил: "Не знаю", - и тогда мать взорвалась. Ей не нравится, как он живет, она думала, что Таня - это серьезно, прекрасный ведь человек, но он эгоист, привык жить только для себя. Он сказал, вот премия, возьми деньги, но мать выкрикнула: "Нет", и он спрятал бумажник. Ей безразлично, куда уходят его премии, ее больше не радуют рассказы об его успехах и замечательных статьях. Она устала. Тут уж ничего нельзя было поделать. Он молчал, тер переносицу, и тогда она разрыдалась.
"Куда-нибудь подальше, - думал Максим, направляясь к стоянке машин. - В какую-нибудь занюханную дыру…"
- Здорово, шеф, - сказал он. - Где у вас тут нынче отдыхают?
Разомлевший от духоты шофер сонно посмотрел на Максима, зевнул.
- Здесь тьма народу. Маята, а не отдых… Лучше всего мотануть в Абхазию. - Он наблюдал за Максимом из-под тяжелых птичьих век. - Завернем к Андрону. - Шофер вдруг оживился: - Новый дом, четыре комнаты, веранда, море под боком. А?
Максим отдал чемодан водителю и полез на заднее сиденье. "Ну и отлично, - думал он, закрывая глаза и погружаясь в дремоту, - к Андрону так к Андрону".
2
Максим вторую неделю жил у моря. По утрам купался, днем спал в холодке, а вечерами играл в местном клубе на бильярде или попивал на террасе кислое вино. Когда свет на террасе гасили, Максим закуривал последнюю сигарету и еще некоторое время сидел, глядя, как на фоне залитого луной моря шевелятся под ветром языки парусинового тента.
Перед заходом солнца - это были лучшие часы - Максим усаживался на остывающих камнях, смотрел на воду, молчал или лениво переговаривался со случайными собеседниками. Он привык к этим долгим сидениям и тихим разговорам. Были еще самолеты. Они появлялись в один и тот же час, выполняли последний разворот и в розовой закатной пыли шли на посадку, огромные, с выпущенными шасси и закрылками, в блеске всех своих стекол - диковинные машины из фантастических романов, читанных в детстве.
В этот вечер все сидели на камнях, как обычно, и болтали. Речь шла об Атлантиде. "Сейчас, - с Тихим ликованием подумал Максим, - сейчас…" В институте он любил поговорить о погибших цивилизациях, хеттах, индейцах майя, космических реминисценциях в библии. Одних это раздражало, другие, напротив, находили, что серьезность, с какой Максим рассказывает байки, придает ему мальчишеское обаяние.
Он начал издалека, с китайцев, некогда открывших за океаном обширную землю Фу-Сан, потом в дело был пущен Платон, и вот уже Атлантида вставала из вод - колыбель человечества, мать цивилизаций. Красок он не пожалел. Не переводя дыхания, Максим поведал о Лемурии, затонувшем тихоокеанском континенте. Дальше - больше. Речь шла уже про остров Пасхи и само собой - про Кон-Тики.
Наступило нервное оживление: Кон-Тики, Аку-Аку, Тур Хейердал… Тут у каждого было что сказать. Все рвались в бой. Но Максим неожиданно оставил позиции: Атлантиды как бы и не было, а была легенда, сказка, миф, Платонова выдумка. Перед слушателями открылась потрясающая картина словесных потасовок между этнографами и археологами.
Максим почувствовал на себе чей-то взгляд. Он повернул голову и на расстоянии вытянутой руки увидел женское лицо. Выражение откровенного интереса, любопытства и вместе с тем осуждения было написано на нем. Женщина не отвела глаза, даже не сделала попытки отвести - спокойный, внимательный взгляд… Максим достал сигарету, закурил и продолжал говорить, но теперь главным было то, что рядом, обхватив колени руками, сидит молодая женщина, и он чувствовал на себе ее взгляд.
3
Максим лежал, завернувшись в простыню, и пытался заснуть. Верещали в листве цикады, из открытых дверей клуба долетали обрывки фраз - шел фильм. Максим долго лежал в темноте с открытыми глазами, пока вдруг не понял, что думает о ней. Он зажег свет и достал из-под кровати большую оплетенную бутыль. Она была пуста. Максим сунул ноги в шлепанцы и спустился во двор. В пристройке, где жил хозяин, горел свет.
- Прости, Андрон. Ты не спишь?
Хозяин медленно поднялся с топчана, вздохнул.
- Смотрю, у тебя света нет. В кино, думаю, подался. Завтра ведь рано вставать… Вина тебе, что ли?
Максим принес бутыль в комнату, налил стакан холодной "изабеллы" и начал одеваться.
Сеанс уже закончился, но люди не спешили расходиться, стояли под платанами, переговаривались, слышался смех. Максим медленно брел, размышляя о завтрашней рыбалке, и тут увидел ее.
"Вот оно, - подумал Максим. - На ловца и зверь…" Чувство внезапной, удивившей его радости мгновенно сменилось скукой. Но он подошел.
- Добрый вечер, - сказал он с привычной бодростью. - Я вас запомнил. Вы мне всю обедню сегодня испортили.
- А я думала, вы натешились вволю.
- Ничуть. Пришлось скомкать монолог. Охота пропала, знаете… Строгий вы человек.
- Нет. То есть не в этом дело. Просто жаль стало мальчишек, тех двух школьников. - Она произносила слова с приятным распевом, чуть нажимая на "о". - Заметили, как они сникли? Во все глаза глядели на вас, а потом сникли… Вы их разочаровали. Им так хотелось верить в Атлантиду.
- А-а… Пустяки. Они уже все забыли. Вы давно здесь? На море, я имею в виду.
- Полмесяца. Ужасно мне не повезло. Всю неделю до вас шли дожди.
- До меня?
- Ну да. Я видела, как вы приехали. Мы ведь рядом живем.
Они свернули в узенькую улочку. Женщина шла уверенно и легко, не замедляя шага. В темноте смутно белели ее руки, мягкая линия плеч и высокая шея. Максим спешил следом с неприятным напряжением, затаив дыхание и ожидая с минуты на минуту, что вот на дороге окажется камень, поваленное дерево или, не дай бог, заброшенный колодец. И еще он испытывал стыд, может, потому, что все это - молча идти за женщиной в темноте, ждать, надеяться - тоже было знакомо.
- Где мы? - спросил он, - что-то я не разберу.
- Дома. Андрон живет неподалеку, третий дом за углом.
- Вы и Андрона знаете?
- Его здесь все знают: лучшее вино.
- Послушайте, Андрон завтра собирается на ловлю форели. В двух часах ходьбы отсюда у него есть заповедная речушка. Идемте с нами.
- Форель… - она тихо рассмеялась. - Я о ней только в книжках читала.
- Вот и хорошо. Новичкам везет. Договорились, значит? В пять утра я зайду за вами. - Максим назвал себя.
- Дина, - сказала она, протягивая руку.
"Дина, - думал он, шагая в темноте. - Теперь и имен-то таких вроде нет. Дина… Так, кажется, звали у Толстого одну татарочку. Верно. Жилин и Костылин. Служили на Кавказе два офицера".
4
Черепичные крыши селения исчезли за фруктовыми деревьями. Солнце уже заметно припекало, вдоль дороги тянулись кукурузные поля, виноградники, потом пошли горы. Андрон с сыном остановились.
- Здесь, что ли? - спросил Максим. Он посмотрел на часы. - Мы свое, вроде, отмахали.
Он огляделся. Горы, густо поросшие дубняком и ольхой, словно дымились. Река тут была мутной. Сквозь ил и песок лишь изредка проглядывало устланное пестрой галькой дно.
- Малость поднимемся, - сказал Андрон. - Тогда и начнем.
По мере того как они продвигались вверх по течению, река светлела, и наконец Максим увидел первых форелей - двух серебристых рыб с пятнистыми спинами. Они висели в воде неподвижно, точно елочные украшения.
Максим достал из чехла снасть, проверил крепления удилища, снял лесу с катушки, туго натянул ее, осмотрел крючок и насадил наживку. Он давно не был на рыбалке, но пальцы, руководствуясь каким-то полузабытым опытом, двигались уверенно и легко.
- Что же вы прибеднялись, - сказала Дина. - Вон у вас как все ловко получается.
- То ли еще будет, - небрежно ответил Максим. Ему вдруг сделалось весело.
Он медленно брел мелководьем, ведя лесу против течения. Не прошло и пяти минут, как леса натянулась. Волнуясь, Максим начал выбирать ее. Удилище ходило в руках: рыба была крупной. Осторожно сняв форель с крючка, он протянул ее Дине.
- Вот и вся премудрость. Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас.
Он почти кричал. Холодные светлые струи хлестали через пороги, и над водой стоял шум. Скоро форель перестала брать.
- Узнайте, как там Андрон ловит, - крикнул Максим, - а я попробую сменить место.
Он смотал лесу и отправился за камни, где росли тенистые деревья. У него было такое чувство, будто его позвали туда, и он шел в радостной уверенности найти за камнями глубокую и тихую заводь. Когда Дина вернулась, она увидела в целлофановом мешке около дюжины прекрасных форелей.
- У них только семь штук, - сказала она растерянно. - На двоих.
- Говорил же: новичкам везет. Я, признаться, никогда не ловил форелей.
Дина смотрела на него не мигая, точно не узнавала.
5
Они сидели на опустевшей террасе.
- Как все-таки называется ваш город?
Дина ответила. Максим кивнул головой, хотя сразу не мог бы сказать, где он, этот город, в Поволжье или в Зауралье.
- Представляю: пожарная каланча, пыльная площадь, домишки, в палисадниках сирень.
- Да, - сказала она. - Но мы живем в новом районе.
- Бетон и стекло, кафе "Спутник", кинотеатр "Космос", магазин "Тысяча мелочей".
- Да, да… Только город, знаете, мало изменился. Окраины застроили, а в центре все так и осталось, как было. Те же дома, те же люди в них живут. Мне иногда кажется, что я могу встретить на старых улицах своих друзей, какими они были в детстве.
- Понимаю. Устоявшийся быт, тишина, неспешность… Но ведь скучища, наверное?
- Не знаю. В двадцать лет мне хотелось бросить все, уехать. Какое-то беспокойство было, тоска. Особенно после техникума. Смотрела, как подруги разъезжаются, плакала. А теперь вот знаю, что никуда не уеду… Я и в школу свою еще хожу, - сказала она, покраснев.
- Так вы не учительница?
- Я работаю на фабрике технического текстиля. - Она помолчала. - Пыталась представить, чем вы занимаетесь, да так ничего и не придумала… Институт какой-нибудь?
- Институт. Хитрая такая артель. Посторонним вход воспрещен.
- Да, да… Что-то мне говорило: вы из т о й жизни.
- Из т о й жизни?
- Простите. Вы, наверное, ее не замечаете. Конечно. Вы этим живете, а мы смотрим со стороны. Знаем, жизнь такая существует, но представления о ней не имеем. Только увидишь однажды какую-нибудь башню с блестящим шаром на вершине, какие-то мачты, или услышишь слова: зона, полигон, испытание… У нас на окраине построили большое белое здание. Место хорошее - луг с одуванчиками, рядом лес, сосны… И это здание. Окна забраны решетками, красивый подъезд и - ни одной вывески. Работают там приезжие, все больше молодежь. Я встречаю их на автобусной остановке. Они листают журналы, разговаривают, смеются. Привычная картина. Но все равно они кажутся чужими, непонятными, иными. Совершенно другой мир.
- Вот оно что… Я как-то не задумывался над этим.
6
Дины на пляже не было. Максим долго плавал, потом, усталый, прилег на камнях и задремал. Проснулся он со звоном в голове, совершенно разбитый. Людей на берегу почти не осталось, только неслись с воды детские голоса да под тентом из простыни четверо парней играли в преферанс. Максим ушел домой и там, в полутемной комнате, в духоте, опять валялся, пока не заснул. С горящим после сна лицом он спустился к морю и увидел Дину.
- Ну, слава богу, - сказал он. - Я уж думал, что не увижу вас сегодня. Где вы пропадали?
- Я ездила на базар. Отправила домой фруктовую посылку. У меня ведь сын… Хотите гранат?
- Спасибо. Потом. - Максим достал сигарету, размял ее, выбросил. - Знаете что? Махнем-ка в город, а ресторацию, а? Я осатанел от здешних обедов.
- Далеко.
- Какие разговоры. Мы спокойно вернемся последней электричкой или на такси.
- Такси? Нет, - сказала она. - Нет. Сегодня суббота. В ресторан мы все равно не попадем.
- Ерунда. Я знаю один хороший кабак.
- Конечно, столик для вас найдется. - Она подняла к нему бледное, напряженное лицо. - Вам и здесь лучшее вино досталось, и форелей вы наловили больше всех, и Атлантиду знаете, как это побережье.
- Что с вами? Перестаньте.
- Хорошо, - сказала она. - Едем.
Пригород с его домишками и молчаливыми садами исчез, словно его стерли одним движением - такси выскочило на залитый огнями проспект. Здесь были люди. Они гуляли под деревьями, сидели за прозрачными стенами кафе, толкались у дверей ресторана. Машина с надсадным ревом уже лезла в гору. Максим сказал шоферу: - "Здесь", - взял Дину за руку, и они быстро пошли через парк, туда, где в черной листве дробился и плавал неоновый свет. Двери ресторана были открыты. Максим рассмеялся.
- Им и швейцар теперь не нужен. Понимаешь, швейцар им сейчас без надобности. Посмотри, как они окопались.
Небольшой прокуренный зал был набит до отказа. "Вот и ладно, - подумала Дина, стоя на пороге, - вот и хорошо". Но вместе с тем она уже знала, почти была уверена, что они не уйдут. И тут она услышала: "Макс, пропащая душа, Крутогин, где ты себя похоронил?.." Два парня в белых сорочках, со съехавшими набок галстуками, пробирались между столами; из глубины зала Максиму что-то весело кричали, махали руками, а приятели все приговаривали: "Как ты? Да что ты? Да откуда ты?" - а он сказал:
- Привет. Нас двое.
Они были все здесь, его друзья, захмелевшие, с потными красными лицами, и здесь же были их жены и подруги, и подруги их жен - тоже веселые - в одной руке бокал, в другой - сигарета в самшитовом мундштуке. Они приветливо смотрели на Дину, улыбались.
Мутный свет бра, звон стаканов, табачный дым, запахи чеснока, бараньего сала, жареного лука. Вокруг снова шли разговоры, и кто-то спросил у Максима, откуда она, и Дина не слышала, что Максим ответил, только: "Нет, нет, ты молчи, Борецкий, молчи, это другой человек!" - а за столом хрустели цыплятами и разливали по рюмкам коньяк, и она заметила, что Максим ничего не ест и только грызет подсоленные орешки, а потом наклонился к ней: "Не обращай внимания, они пьяны немного. Грахов - это наш шеф, попал на зуб, вечная тема, пунктик, не обращай внимания, это возраст, заматерели все, немного злыми стали, возраст, черта, рубеж, а так они ничего, просто стих нашел".
Народ уже расходился. Оркестранты покинули эстраду, двое из них присоединились к компании, и все продолжалось: разговоры, звон бокалов, кто-то поцеловал ее, неловко, в шею, был какой-то чад. Парень из оркестра снова сел за свой музыкальный ящик, и тогда все повскакали с мест, но скоро женщины с недовольными лицами вернулись за стол, потому что это были не танцы, а какой-то ритуальный пляс, память еще, наверное, студенческих времен. Мужчины, обняв друг друга за плечи, раскачивали шаткую эстраду, выкрикивали непонятные слова, а потом Максим остался один и все плясал, наклонив голову и закусив губу, сосредоточенный, с мрачным лицом, будто вспоминал что-то и не мог вспомнить и, наконец, сел рядом, убрал со лба мокрые пряди и улыбнулся ей. Он взял протянутый Диной гранат и принялся разминать его. С этим гранатом они вышли на шоссе и стали ловить такси.
Максим неподвижно смотрел в спину шофера с выражением, которого раньше Дина не замечала. Свежий ночной ветер остудил ее лицо, она чувствовала себя немного усталой, но ощущение праздничной легкости и свободы не покидало ее.
- Тебе не холодно? - спросил он. Голос был мягкий, участливый. Выглядел Максим совершенно трезвым.
- Нет… Мне хорошо.
Они сидели за дощатым столом в саду у Андрона.
- Выпьем еще?
- Нет, лучше воды.
- Да, да, конечно, ледяной воды.
Он принес кувшин, чашки и тарелку с яблоками, достал сигарету.
- Как они тебе понравились?