- Ты ли тот несчастный, прозванный Уильямом Бонсом? Сухопутная крыса, пресмыкающееся из глухой норы?
Определённо, сумасшествие. Джон спятил от жары и повлёк за собой команду.
- Джон…
- Здесь нет никакого Джона! Ты стоишь перед Владыкой Морей!
Он поднялся во весь рост и навис надо мной, как скала над берегом.
- Что ты скажешь в своё оправдание, земляной грызун?
- Скажи сначала, в чём меня обвиняют…
- Разве ты не слышал обвинений? Ты виновен в том, что посмел считать себя морским волком, хотя на самом деле ты лишь береговая шавка. Ты виновен в том, что не чтишь морских обычаев! Ты виновен в том, что посмел посетить мои воды без жертвоприношения! Этого достаточно?!
Он поднялся во весь рост, расправив плечи и указывая на меня жезлом. Вокруг зашумели, зароптали, затопали ногами, ухая и сотрясая железками.
Тут я окончательно проснулся. Мысль обрела ясность, я начал понимать, что происходит. От сердца отлегло.
Джон выжидающе молчал. В команде стали раздаваться сдерживаемые смешки. Я перевёл дыхание. Хвала небесам, это не сумасшествие. Хотя весь этот фарс можно назвать и так. Уже уверенней я поднял голову. Осмотрелся, глубоко вздохнул свежий воздух, успокаивая стучащее от потрясения сердце. Луна склонялась к горизонту, проглядывала в паучью сеть вант правого борта. В её свете всё вокруг казалось нереальным, сказочным, волшебным. Покрытым серебром, как море. Лунная дорожка убегала вслед луне, бликами играя на спокойных волнах. И мне вдруг на миг померещилось, что это не команда "Кадогана", а действительно, Нептуново воинство поднялось на борт, чтоб убедиться - все ли достойны бродить по морям?
Наконец успокоившись, я произнёс:
- Готов искупить свою вину.
- Готов ли ты принять крещение? Готов стать Бродягой Морей?!
- Готов, о великий Нептун!
- Готов забыть о суше и отдать жизнь морю?
- Да.
- Готов обвенчаться с пеной морской, побрататься с волнами?
- Готов.
- Тогда прими в объятья море, как оно принимает тебя!
Ночь взорвалась улюлюканьем, свистом, смехом и приветственными криками. Меня подхватили на руки и, не дав опомниться, поволокли к борту. Серебристая поверхность вдруг понеслась мне навстречу, и я бухнулся о воду.
Верх и низ перемешались, я забарахтался, изрядно глотнув воды. Едва не захлебнулся. Безумие вернулось, на миг я попрощался с жизнью. Но неведомая сила, обхватив меня за пояс, повлекла наверх, к воздуху и свету.
Матросы вытащили меня за конец, обвязанный вокруг пояса. Волокомый линем, как рыба лесой, я был возвращён на палубу.
Когда я отплевался и пришёл в себя, "Нептун" возложил мне на плечо свой жезл:
- Нарекаю тебя Морским Волком, крещённый в пене и волнах экватора матрос Уильям Томас. Отныне и навек имя твоё - Билли "Косточка", и под этим именем о тебе узнает свет, от полюса до полюса, от океана к океану. Ходи по волнам с поднятой головой, как все честные моряки, заслужившие это звание.
Поздравления посыпались со всех сторон, меня хлопали по плечам и весело толкали. Джон дал хлебнуть обжигающего напитка. Так лунной ночью на экваторе, я впервые испробовал рому.
- Удачи Билли Бонсу, приятель! - сказал Джон, и крепко пожал мою руку.
Пртащили скрипку, устроили импровизированные барабаны из котелков и медных тарелок, и алеющий рассвет встретили музыкой и танцами. Капитан расщедрился на грог, пудинг, хорощий кусок козлятины и вяленую рыбу. Которую, кстати, ловили и сушили мы сами.
Редкий праздник у моряка в плавании, и уж тут мы повеселились вволю. Я так налакался ромом, что голова ходила оборотом, словно морская болезнь вернулась вывернуть наизнанку мои внутренности. Веселье завершилось после восхода солнца.
Я даже не помню, как набивали мне татуировку - трезубец Нептуна с подписью: "Попутного ветра". Данное свидетельство о морском крещении навсегда осталось на предплечье.
Часть вторая. ШТУРМАН
Глава 9. Ночной разговор
Прошло несколько лет. Мы ходили по морям, торговали. Маршрут наш составлял треугольник. В Европу - сахар, кофе и табак, В Африку побрякушки, в Новый свет слоновьи бивни, рабов и ценную древесину. "Чёрное и красное дерево" - каламбурил Хэнки Манки. Так мы и мотались, то наживая, то тратя, и в конечном итоге оставаясь при своём. За всё это время я смог накопить разве что на баржу, но уж никак не на шлюп или хотя бы барку. Рутина затягивала, и всё призрачней становилась надежда отправиться на поиски таинственного золотого берега, о котором я узнал из бумаг старого плотника. Я выучил их наизусть, как и карты мексиканского залива, и маршруты золотых караванов, и все острова, мимо коих они лежали. Все те, что были указаны на картах, доступных мне. Но ничего похожего на Око Посейдона я не находил. Этого острова словно не существовало, или он был так незначителен, что путешественники не находили нужным отметить его на своих картах.
Всё, что мне оставалось - это наметить маршрут будущего путешествия, копить деньги и ждать подходящего времени для начала поисков.
Команда менялась, одни люди уходили, их место занимали другие. Мистер Девис выделил меня как самого способного, и вскоре я стал его помощником. С его лёгкой руки я за пару дюжин месяцев вырос от юнги до помощника штурмана. Небывалый взлёт для сельского парнишки! И пусть я оставался на правах младшего матроса, но долю прибыли получал равную со всеми.
Мы с Джоном ещё больше сдружились. Я заметил, что ему как- будто тесно на этом маленьком судёнышке. Мы часто разговаривали, и Джон сознавался, что его влечёт к чему‑то большему. Более грандиозному, чем мотание туда‑сюда за товаром.
Однажды ночью, в тихую безветренную погоду, мы сидели на палубе. Спать совершенно не хотелось. Полная луна играла в волнах волшебными бликами, на небе ни тучки. Ночная прохлада казалась блаженством после дневного зноя. Мы болтали о всяком, и мало‑помалу разговор зашёл о будущем.
- Знаешь, Билли, это всё не то. Нет размаха! Что ты накопил за эти два года? Шиш да ни шиша.
- Отчего? Я скопил достаточно денег для того, чтоб поставить свой дом и обзавестись хозяйством.
- И это то, чего желает твоя душа?
Я не ответил.
- Вот именно, Билли, потому‑то ты и здесь, с нами, а не где‑нибудь в Англии копаешься в земле. Ты здесь потому, что у тебя открытая душа. Ты любишь простор, ветер, море! Потому мы сошлись, две неспокойные натуры. А другим то что надо? Надраться ромом да поваляться на берегу. Море для них - лишь возможность прокормиться, удержаться на плаву. Дай им денег - и они шагу на палубу не ступят. Нет в них свободы, нет души.
В словах Джона была правда. Большинство моряков выходило в море ради заработка, или наживы. Им скучны были чужие берега. Всё, что им нужно - это выпить и погулять, будь то грязный кабак в Лондоне или столик в тени пальм на Борнео - разницы они не заметят. Выполнил работу - и валяться в трюм или на палубу, и чтоб скорее рейс закончился, да высадиться туда, где таверны, азартные игры да распутные женщины. Порадоваться жизни, спуская денежки, да снова проситься на корабль, ибо к другому ремеслу они были неприспособленны. Они ничем не интересовались - ни навигацией, ни географией. Знали, какой шкот тянуть по команде - вот и ладно.
- При первой же возможности, Билли, я отчалю с корабля. Накоплю деньжат да открою свое предприятие. Буду ходить под своим флагом, а не горбатиться на других. Ведь что мы имеем с капитаном Скиннером? Ну да, втрое больше, чем обычные моряки на торговых судах. Да только какую прибыль мы капитану приносим? Что ни рейс, то состояние.
- Ну, Джон, он содержит корабль, закупает провиант, платит пошлины…
- Пошлины! Он живёт нашим трудом, а нам достаются объедки… Да я не об этом. Я о другом.
- О чём именно?
- Билли, я собираюсь покинуть корабль. Это последний рейс. Ты со мной?
- Куда? Что ты предлагаешь, Джон?
- Я предлагаю партнерство. Я знаю, Билли, что ты тоже откладываешь, ты ведь не пропойца, как другие. И по моим прикидкам, наших общих сбережений достаточно, чтоб зафрахтовать корабль и самим отправиться в плавание…
Я задумался. В предложении Джона имелся смысл, близкий моим стремлениям. Имея свой корабль, я смог бы наконец отправиться на поиски пропавшего галеона. И не надо накопить еще три года, собирая по монетке.
Всё время мои планы откладывались. Поначалу я хотел остаться на Гаити, где мы сдавали рабов. Но при дальнейших раздумьях я осознал, что без денег обречён прозябать в порту. Без возможности нанять даже лодчонку, не говоря уж о судёнышке. Поэтому мудро было отложить планы еще на один рейс к Чёрному континенту, и накопить достаточно хотя бы для аренды шнявы.
И потом, один бы я точно не справился, мне нужны были надежные люди для управления кораблём.
Тем временем Джон продолжил:
- Мы особенные, Билли. Понял ли ты это, или тебе ещё предстоит прозрение, но мы не такие, как все.
Как живут люди, Билли? Как они живут? Разве это жизнь? Подниматься на рассвете и идти на постылую работу, горбатиться день за днём ради куска хлеба для себя и своих голодных детей. Удваивать состояние богачам и получать за это нищенскую плату, достаточную лишь на то, чтоб не умереть с голоду и назавтра снова выйти на работу. Они мечтают накопить, собирают крохи, отказывают себе в еде, чтоб приобрести более удобное или просторное жильё, и не замечают, что жизнь проходит мимо. В один прекрасный момент они смотрят в зеркало, и не узнают того, кого видят. Перед ними старик, ещё вчера мечтавший о будущем, и они с ужасом осознают, что вот оно и пришло, будущее, но не то, о котором они грезили. И даже если есть у них лучший дом, и достаточно денег для хорошей еды, всё это оказывается ненужным. Таким пошлым, ничтожным. К чему всё, если молодость прошла, за дверью уж стоит Старик, и в его руках последние песчинки в часах отмеряют оставшееся им время. И что они видели в своей жизни? Дом, дорогу к работе, редкие скромные праздники. Они не видели рассветов и закатов над океаном, они не дышали свежим горным воздухом и не пили студёной родниковой воды. Они не наслаждались пением райских птиц и не познали вкуса сладких плодов, что дарит южная земля… Они не видят ничего, кроме добровольного рабства, и рады этому, не замечая собственной убогости среди толпы таких же несчастных, как они сами. Они живут, как все, и думают, что это правильно. Именно потому они не заслуживают участи лучше той, что уготована им с рождения…
Меня поразили его слова. Я никогда об этом не задумывался, но во мне всегда жило ощущение, что свою жизнь люди сами превращают в страдание. Что мешает подняться, расправить плечи, рискнуть пойти к новому? Страх перемен? Обычная лень, желание плыть по течению, потому что так легче? Я вспомнил старика отца. Что хорошего видел он в своей жизни? Вся его радость заключалась в том, чтоб посидеть с друзьями за бутылкой дешёвого пойла, обсуждая отсутствующих или споря о том, о чём на самом деле все за столом имели лишь смутное представление. И на этим всё светлое для него в этой жизни исчерпывалось.
Джон был особенным. Это я сразу почувствовал, ещё тогда, в таверне, когда слушал его рассказы. Манеры, слова, весь его вид так настолько не походили на привычное мне с детства, что я чувствовал себя словно в другом мире. И лишь теперь я понял, что так и было. Я был среди свободных людей, выбравших свой, особенный путь. Они плыли против течения, шли против толпы, наперекор обычаям и запретам, принятым лишь для того, чтоб держать слабых людей в том ярме, в которое они же сами добровольно впряглись. И я с гордостью ощутил, что я часть этого мира, в котором место лишь сильным, свободным, гордым людям. Товарищам, вроде нас с Джоном.
Надёжнее Джона я людей не знал. Почему до сих пор я ему не открылся? Может, пришло время?
- Знаешь, Джон… - начал я.
- Да? - он выжидающе посмотрел мне в глаза.
- Идея твоя мне нравится. Но я бы хотел кое‑что добавить. Вернее, изменить.
- Билли, ты как всегда, тянешь линь перед канатом. Говори прямо.
- Если мы арендуем корабль, нам не обязательно рисковать всем в таком длинном плавании, как Тихоокеанский переход.
- Билли, ты прям как стряпчий! Весь в идеях и цифирях, успевай только карман пошире открывать. Ты придумал иной способ заработать большие деньги за короткое время? Горю нетерпением услышать!
- Джон. Работорговля - не единственный способ обогатиться.
Джон рассмеялся.
- Неужели ты предлагаешь мне заняться морским разбоем? Уж от тебя‑то такого я не ожидал!
- Да нет, Джон, убереги от этого господь!
- Так что же?
- Я говорю о поиске… ну, о…
Я замялся. Стоит ли говорить?
- О поиске чего? Не Эльдорадо ли?
- Почти.
- Эх, Билли, мечтатель ты! Небось, приобрёл одну из тех карт, что мошенники впихивают наивным юнцам? Не верь в лёгкую удачу, Билли, она таит в себе угрозу.
Я промолчал. Почему‑то слова Джона подействовали на меня отрезвляюще, и я вдруг опомнился и решил пока не выдавать своей тайны.
Джон понял меня по своему.
- Так и есть! - расхохотался он. - Ну, давай обсудим это позже, когда у нас будет корабль. А то мы напоминаем двух охотников, деливших шкуру неубитого медведя, и оставшихся без штанов.
Он снова расхохотался, как всегда громко, никого не стесняясь и плюя на приличия.
- Ты мне просто скажи - ты согласен, ты в деле? Уйдёшь со мной?
Он протянул руку, и я не раздумывал перед тем, как плюнуть в ладонь и закрепить договор рукопожатием. Тайна моя пока оставалась тайной. Всему своё время, говорил Джон, и в этом я с ним согласен.
Глава 10. Каторжник
Однажды Джон притащил на борт птицу.
Мы пристали к берегу у большого посёлка, и свободные от вахты моряки ринулись на берег. Мы же с Джоном пошли на рынок, посмотреть местные диковинки.
Там мальчишка продавал попугая. Тот сидел на жерди, ничем не привязанный, и даже не делал попыток улететь.
Птица сразу привлекала внимание. Это был большой попугай из тех, что стаями кружат над деревьями в экваториальных широтах, оглашая воздух щебетом, свистом, криком и карканьем. Я иногда задумывался - а есть ли у попугаев собственный язык, или они только и умеют, что повторять за всеми, кого слышали однажды?
Этот попугай был особенный, сразу видать. Он деловито клевал сочный фрукт, цепко обхватив его когтистой лапкой, и не обращал никакого внимания на зевак, что разглядывали его. Лишь когда кто‑нибудь приближался слишком близко, попугай отворачивался, прикрывая собой сладкое угощение. Как жадный мальчик, что не желает делиться. Но стоило протянуть руку, как начинал щёлкать острый, загнутый клюв. Птица была не из тех, кто так просто расстаётся со своей добычей.
Ярко‑зелёный попугай с переливчатым оперением и буйным нравом пришёлся по душе Джону. Когда с угощением было покончено, Джон протянул руку к птице, позвав её, как зовут куриц в деревне. В ответ прозвучало цоканье и испанская брань. А затем попугай восславил Фердинанда. Джон расхохотался так, что за бока схватился.
- Сколько стоит твоя птица, малыш?
- Два песо, господин.
- Всего лишь?
- Да господин, птица ценная и умная.
- И чем же он такой умный?
- Птица знает, что говорит, не просто повторяет. Если к ней добром - она говорит "Родриго молодец", а если обижать - ругается.
Мы, конечно же, не поверили, но тут птаха снова запела оды на испанском, и Джон, рассмеявшись, сказал:
- Беру, раз уж она такая умная!
- Это Он, господин. Родриго. Амазонский попугай.
Мальчик открыл дверцу клетки и положил внутрь ещё один фрукт. Попугай бочком перебрался с плеча мальчишки ближе к клетке и, помогая себе клювом, забрался внутрь.
Когда клетка перешла из рук в руки, мальчишка сказал на прощание:
- Отпускайте его погулять, господин. Родриго любит гулять.
- Так он же сбежит!
- Не сбежит, Родриго плохо летает, всегда сидит.
И мальчишка убежал.
Я спросил Долговязого:
- Зачем тебе эта курица?
- Научу этого сеньйора славить Англию. - Рассмеялся Джон. - Ну что, пташка? Слава королю Георгу?
- Каброн!
Капитан Скинер спросил о том же:
- И зачем ты притащил на корабль эту курицу, Джон?
- Капитан, это особенная птица, вы только послушайте.
Но птица молчала. Родриго сидел, как надутый петух, и молчал. Когда к нему заглядывали, он попросту поворачивался задом и задирал голову.
- Курица с характером! - смеялся Джон, просовывая в клетку кусочки фруктов. Но те оставались нетронутыми.
А потом попугай показал фокус. Клетку повесили под палубой, у люка, чтоб солнечный свет радовал его птичью натуру. И вот, на глазах у нескольких матросов, попугай хитро изогнулся, просунул клюв между прутьями и поднял щеколду.
Недолго думая, зловредная птица взмахнула крыльями и была такова. Никто и с места не успел сдвинуться, чтоб помешать этому нежданному побегу. Прокричав на прощанье - "Карай! Кар‑рай", птица взлетела выше грота и устремилась прямиком к берегу.
- Вот так не летает… - только и смог пробормотать Джон.
Джон снова пошёл на рынок. Он недолго бродил. Стоило взять за грудки первого же пяньчужку, как тот выложил, где стоило искать хитрого мальца с птицей. Оказалось, попугая он продавал не впервые. Нам просто повезло, что мы не сразу снялись с якоря, а раньше успели убедиться, как не умеет летать эта птица.
А вот забрать попугая оказалось проблемой. Как только оборванец завидел Джона, как сразу же начал орать так, словно из него жилы тянули. Тут же ему на подмогу бросилась куча местных бездельников. Не вооружись Джон длинной жердью, там бы его и затоптали.
Разогнав толпу, Долговязый молча взял птицу за шею и, не обращая внимания на возмущённые хрипы, сунул в мешок.
Джон вернулся на борт злой и возбуждённый, и грозился сварить суп из глупой птицы, навлёкшей на него такие неприятности. Он вытряхнул попугая из мешка на пол, схватил за крыло и грубо затолкал обратно в клетку, а саму клетку накрыл мешком и обвязал бечевкой.
Полночи из клетки доносились возмущённый свисты и испанские ругательства. Но никто не обращал на них внимания - в нижнем трюме редко кто бывал.
В новом походе мы загрузили в трюм почти семь десятков рабов. Кстати, я узнал, что на других кораблях рабов грузили ещё и в загон на палубе. Но наш капитан поступал мудро. Он скрывал свой груз, так как разрешения на подобную торговлю не имел. Негров не покупал на рыботорговых рынках, а добывал сам. При этом риск был больше, но и прибыль соответственно.