* * *
- Приготовьтесь к проверке документов! - кричит обер-лейтенант.
Распахиваются двери смежной комнаты. Немецкий солдат выводит оттуда бледного человека. По подбородку человека течет кровь.
- Стой здесь! - коротко говорит человеку солдат. - Тебе недолго осталось ждать.
В большой комнате появляется комендант, капитан фон Юльке. Он чем-то возбужден. Монокль то и дело выскакивает из его глаза. Комендант отдает вполголоса какое-то приказание унтер-офицеру. Тот быстро уходит.
Стуча сапогами, в комнату входят двое солдат, щипавших кур на крыльце. Они на ходу вытирают руки о передники. Отбивая шаг, солдаты подходят к капитану и вытягиваются в струнку.
- Взять! - говорит им капитан, указывая на человека с окровавленным лицом. Солдаты молча откидывают передники и вынимают из ножен широкие тесаки. Они проводят окровавленного человека мимо собравшихся в зале. Маклай наблюдает эту сцену. Видно, как дергается его левая щека.
- Знай, французская свинья, что попал в руки к Гушке, - говорит высокий солдат в переднике бледному человеку. - А Гушке - это…
Шум в дверях. Расталкивая собравшихся и уже выстроившихся в очередь, к столу коменданта пробирается неправдоподобно толстый человек в мокрой от дождя одежде. Пот и капли воды струятся по его лицу.
- Я буду жаловаться! - свирепо вращая заплывшими глазами, кричит толстяк. - Лумбахская дева достойна внимания истинных германцев. А меня… меня высаживают из каждого дилижанса под предлогом, что я занимаю много места, а омнибусы переполнены. Так я никогда не попаду в Париж. Разве я виноват, что поезда не ходят. Я - солдат германской науки. Я хочу вступить в Париж вместе с войсками.
Комендант несколько озадачен.
- Позвольте… позвольте… что за Лумбахская дева? - спрашивает он у толстяка.
Толстяк блаженно закрывает глаза.
- О! - говорит он.- Я член Мюнхенского археологического общества, доктор медицины и член Баварского клуба полновесных германцев Карл Берхгаузен, открыл в древнетевтонских могильниках останки Лумбахской девы… Это - идеал чисто германской красоты.
Толстяк тяжело переводит дух.
- Венера Милосская, эта безрукая кукла в Лувре - ничто перед моей девой. У Венеры, кстати сказать, одна нога короче другой. Я пытался это доказать, и проклятые французишки дважды высылали меня из Парижа. Кощунство - говорили они.
- Это сумасшедший? - наклоняясь к Фишеру, спрашивает Маклай.
- О , нет, коллега, - отвечает Фишер. - Чисто тевтонская наука еще молода. Ее деятелям свойствен романтизм…
- Понимаю! - кивает головой Маклай. Страдальческая усмешка появляется на его лице.
- Но теперь меня ничто не остановит! - кричит толстяк. - Я солдат науки. На пушке, на лафете, на лазаретной повозке, а я вступлю в Париж! Уф-ф, - толстяк отдувается. - Из-за этих проклятых омнибусов я иду пешком от самого Оффенбурга. Я худею, и меня могут исключить из Клуба полновесных германцев… Негодяи французы! Они подкупили Рудольфа Вирхова, и тот публично заявил, что моя дева - вовсе не дева, а останки древнегерманского кретина. Вот где кощунство!
- Успокойтесь, доктор Берхгаузен, - учтиво говорит капитан. - Присядьте. Мы разберемся с вашей девой. Следующий!
Немец в тирольской шляпе боком подходит к коменданту. Офицер читает бумаги и качает головой.
- Как жаль, - говорит комендант. Он подводит немца к ближнему окну, предлагая жестом взглянуть на открывающийся вид. Клубы черного дыма поднимаются к небу. - Вот он, Страсбург, - говорит он. - Вы, конечно, можете следовать туда… Я дам вам бумагу. Но я должен вас огорчить. Вот Кельский мост. Страсбург долго нас будет помнить. Так вот, библиотека города Страсбурга, которая вас интересует, сгорела. Вы опоздали.
- Вот так и с Лувром может получиться. Мне нужно спешить, - кричит толстяк.
- Как приятно, - говорит Фишер. - Здесь столько людей науки! Коллега, - обращается он к немцу в тирольской шляпе, - над какой темой вы хотели работать в Страсбурге?
- Темой? - Немец в шляпе недоуменно смотрит на Фишера. - Мне было приказано конфисковать библиотеку и вывезти ее в Берлин. Господин капитан, я все же поеду в Страсбург. Может быть, там еще уцелел какой-нибудь музей…
Направляясь к выходу, немец в тирольской шляпе задерживается возле Маклая.
- Приношу извинения за причиненное беспокойство… Мы, люди науки… - Немец понижает голос: - Советую вам не упускать случая. Просите у коменданта голову французского лазутчика, которого сейчас вздернут. Череп француза, набитый ложными или поверхностными идеями! Какая находка для подлинного антрополога. Желаю удачи…
Немец, хрипло смеясь, идет к дверям.
- Теперь я вижу, - тихо говорит Маклай доктору Фишеру, - что немецкая наука и прусская казарма слиты воедино…
- Что? - Фишер, видимо, плохо понял сказанное. - Да, господин Маклай, война внесла свежую струю в немецкую науку.
- О, моя Лумбахская дева! - стонет толстяк, растирая рукой свои икры. В другой руке он держит какую-то бумажку, наклеенную на картон. Он долго рассматривает ее и наконец прячет в глубокий карман.
Смуглый пожилой человек во всем черном, с плоским блестящим портфелем под мышкой, окруженный толпой секретарей, входит в комнату немецкого коменданта.
- Господин Блейхрейдер! - громко возглашает секретарь.
Вновь прибывший даже не удостаивает коменданта своим вниманием. К офицеру подходит один из секретарей, держа в руках бумаги приезжего и его свиты.
- Боже мой… Какая встреча! - быстро говорит Маклаю доктор Фишер. - Иногда лица отнюдь не германского происхождения могут быть не только полезны, но и преданны тевтонской идее. Герсон Блейхрейдер - личный банкир Бисмарка, финансовый советник правительства, глава крупнейшего банка. И какой вкус, какое чутье! Я знаю его по Балканам шестидесятых годов, где мы решали дунайскую проблему. Как он встретил мою монографию о попугаях, книгу о Золотом береге… Истинные меценаты понимают нас, кабинетных ученых.
Блейхрейдер, узнав Фишера, властным знаком подзывает его к себе.
Оставшись один, Маклай рассматривает стены комнаты. Взгляд его останавливается на большой карте Европы. Он видит черные стрелы, наспех нарисованные на карте. Они концами своими направлены на Страсбург и Париж.
Блейхрейдер и Фишер стоят у окна и негромко беседуют. Шуба банкира расстегнута, на его груди виден прусский орден Красного Орла.
- Судьба Франции решена, - говорит Блейхрейдер. - В моем портфеле лежит свежая депеша. Альфонс Ротшильд на Laffit ждет моего появления. Господин Фишер, нам нужны талантливые люди. Мы, политики, и, финансисты, будем душить Францию контрибуцией. А роль людей науки? Французы будут вопить на весь мир. Кому, как не вам, говорить о неполноценности французов как нации? Вам известен пресловутый антрополог Поль Брока. Он претендует на титул создателя науки о человеке. Он мог бы быть полезен нам. Вы понимаете меня?
Блейхрейдер сжимает правую руку в кулак.
- Если я буду покупать Брока́ - он пошлет меня к черту, - продолжает банкир. - Покупать будете его вы, Фишер. Сколько нужно для того, чтобы француз сам стал говорить о превосходстве германской расы, о белокуром победителе? Подумайте.
Блейхрейдер погружается в раздумье.
- Господин советник! - Фишер задыхается от волнения. - А моя старая мечта, моя лазурная Океания, Новая Гвинея - солнечный миф Германии! Страна Офир царя Соломона. Я взываю к исполинским образам Библии… Поймите наконец меня. Помните, мы говорили…
Блейхрейдер останавливает Фишера.
Банкир показывает орнитологу перстень. Это - широкое литое кольцо из серебра. В центре перстня - изображение паука, раскинувшего тенета.
- Видите? - говорит банкир. - Вот он, истинный символ труда и терпения! Придет время, и я просто спрошу у вас: сколько нужно? Это время придет. А пока что… мы увидимся с вами в Париже.
Банкир жмет руку Фишеру.
Неправдоподобно толстый немец пробирается к Блейхрейдеру, наступая на ноги окружающим.
- Что вам нужно? - спрашивает его банкир.
- Я доктор Берхгаузен… Моя Лумбахская дева…
- О чередная глупость, придуманная вами, - перебивает его Блейхрейдер. - Я отлично помню вас по неисчислимым просьбам о субсидиях, которыми вы тревожили правительство. Помню по скандалу, который вы учинили на научном конгрессе…
- Мне нужно в Париж… Венера Милосская… - бормочет толстяк.
- Вы добьетесь того, что вас снова вышлют оттуда, но уже по приказу прусского коменданта… Все! Советую вам отправляться к вашей деве. Кстати, совершенно непонятны признаки, по которым вы установили, что она - дева.
- Нет! - визжит Берхгаузен. - Я дойду пешком, доползу до Лувра…
- Ну, это - ваше частное дело, - отвечает банкир. Фишер выходит на середину комнаты.
- Господа, - торжественно говорит он. - Господин Блейхрейдер привез нам радостную весть. Париж окружен нашими войсками!
Все встают. Военные вытягивают руки по швам.
Возбужденная, ликующая толпа поет прусский гимн. В эту минуту раздаются звуки вагнеровского "Кайзермарша". Все подходят к окнам. Мимо заставы проходит большая колонна немецкой пехоты. Зловещая дробь барабанов…
Маклай видит, как немецкий комендант подходит к вывешенной на стене карте Западной Европы и заключает Париж в черный круг. Комендант быстро чертит короткие стрелки, устремившиеся от краев круга к его центру. На карте появилось подобие черного паука…
Маклай стоит у окна, не замечая, что комната постепенно пустеет.
Капли дождя медленно скатываются по стеклу.
По пустырю, на который выходит именно это окно, проходят два солдата в передниках. Они тащат деревянный брус и начинают прибивать его между двумя близко стоящими друг к другу деревьями, потом пробуют крепость бруса, подтягиваясь к нему на руках. Особенно усердствует при этом высокий солдат.
Маклай вздрогнул. Он отвернулся от окна и увидел Фишера.
- До свиданья, коллега, - говорит Фишер. - Надеюсь, мы встретимся в Париже? Я не думал, что у вас такие плохие нервы, - продолжает Фишер, кивая на окно. - Ничего не поделаешь - расовая борьба. Ведь вы сами, кажется - поклонник Дарвина? Так до встречи в Париже?
- Нет, нам не по пути, доктор Фишер. Я, как и вы - тороплюсь.
- Ах да, - спохватывается Фишер. - Я считал нескромным спрашивать вас… Куда вы едете?
- В Новую Гвинею, - спокойно отвечает Маклай. - В бухту Астролябия, о которой вы упоминаете в своем кабинетном труде.
Фишер растерянно смотрит на Маклая.
Воздух сотрясается от звуков "Кайзермарша".
- Не думайте, господин Маклай, что вы одиноки среди этого зверья! - неожиданно раздался чей-то голос.
Маклай как бы очнулся от забытья.
Фишер уже ушел.
Перед Маклаем стоит высокий молодой человек в шляпе и плаще.
- Я все слышал и видел, - говорит он. - Чем могу быть полезным вам? Я преклоняюсь перед вашим решением. Я еду в Париж. Моя личность неприкосновенна. Я - корреспондент влиятельной европейской газеты.
Маклай быстро оглядывает незнакомца. Выражение доверия появляется на лице Маклая.
- Я совсем не знаю вас, - говорит он незнакомцу. - Но вы должны сделать следующее. Вряд ли я смогу проникнуть в осажденный Париж. А вы… вы найдете Поля Брока и передадите ему, что я отправляюсь в Новую Гвинею с целью изучить человека в его первобытном состоянии. Это - не кабинетные исследования. Брока должен знать о моем отправлении в Океанию. Если я останусь жив - я сообщу творцу науки о человеке об итогах своих исследований… Почему вы решили помочь мне?
- Я дрался под знаменами Гарибальди! - просто ответил незнакомец. - В добрый путь! А если я увижусь с Тургеневым - я передам ему поклон от вас.
Маклай отвечает незнакомцу крепким рукопожатием.
* * *
Хижина Маклая на берегу Новой Гвинеи. На полу дощатой веранды сидит с копьем в руках друг Маклая - старый папуас Туй.
Дверь хижины отворена. Видна часть комнаты: письменный стол, над столом на стене висит портрет Дарвина. Уже знакомая зрителю фотография Тургенева стоит на письменном столе.
Книги, рукописи, микроскоп, ланцеты, антропометрические инструменты.
Бледный, обросший бородой Маклай лежит в постели недалеко от стены. Над его головой на гвозде висят часы, золотой медальон и карманный компас. Три натянутых, как струны, цепочки светятся на солнце.
- Туй, ты здесь? - слабым голосом спрашивает Маклай, открывая глаза.
- Здесь, Маклай, - отвечает папуас. - Спи, я стерегу тебя.
Маклай поднимает руку и снимает со стены часы. Он считает звенья цепочки, сбиваясь со счета и начиная счет снова.
- Сколько же, сколько? - бормочет он про себя. - Пятнадцать… Помню, что на этой цепочке счет кончился. Пятнадцать приступов лихорадки. Этот приступ - шестнадцатый. Заведем новый счет!
Он берет золотой медальон и начинает пересчитывать звенья цепочки, к которой он прикреплен. Он как бы отделяет первое звено цепи, готовясь именно за него подвесить медальон на гвоздь.
Маклай уже поднимает руку с медальоном, но вдруг, видимо что-то вспомнив, сосредоточенно и медленно силится открыть при помощи ногтя крышку медальона.
Но оказалось, что усилия не нужно. Медальон не закрыт. Маклай рассматривает медальон. На его лице - выражение досады, сожаления, грусти. Портрет белокурой девушки, помещенный в овале медальона, испорчен. На его месте - неправильное пестрое пятно.
Маклай качает головой и кладет медальон на самодельный столик. На столике - неразрезанная книга. Сверху нее лежит нож с простой деревянной ручкой.
- Спаси, спаси его, Маклай! - раздается чей-то голос.
К веранде подбегает молодой папуас. Он задыхается от быстрой ходьбы. Вслед за ним бегут еще трое туземцев.
- Кабан ударил клыком охотника из нашей деревни, - быстро объясняет молодой папуас. - Вместе с кровью из него выходит жизнь… Помоги ему, Маклай!
Маклай приподнимается на постели.
- Давайте носилки! - громко говорит он. - Туй, ты останешься караулить дом. Быстрее.
Маклай с усилием встает. Он берет в руки клетчатый саквояж. Туй подходит к столу.
- Не забудь, Маклай! - говорит он.
В протянутой руке Туя - стетоскоп, который он взял со стола.
Обращаясь к молодому папуасу, Туй поясняет:
- Это - волшебная палочка Маклая. Он по ней узнает - не вышла ли жизнь из тела.
Клетчатый саквояж раскрыт. В нем - корпия, хирургические инструменты, флаконы с лекарствами. Папуасы берут прислоненные к стене носилки из пальмовых жердей, оплетенных зелеными ветвями. Маклая укладывают на них.
Он придерживает клетчатый саквояж.
Папуасы поднимают носилки.
Видно, как у молодого папуаса дрожат руки.
- Да не дрожи ты! - говорит ему Туй. - Ваш охотник будет жить. Смерть боится Маклая.
Опершись на копье, Туй смотрит с веранды за быстро удаляющимися в глубь леса людьми, мгновенно окружившими носилки Маклая.
Видно, как носилки плывут над головами толпы.
* * *
- Не будем терять времени, Каин, и займемся делом, - говорит Маклай пожилому папуасу с умным и энергичным лицом.
Маклай вынимает из сумки сложенный в несколько раз лист и развертывает его.
Маклай и Каин сидят на траве возле папуасской хижины.
Несколько папуасов-воинов, с копьями и щитами в руках, стоят на некотором расстоянии от беседующих, чтобы не мешать им.
Маклай старается расстелить как можно ровнее лист на земле.
Каин безмолвно подходит к одному из воинов и берет из его рук продолговатый щит - гладкий, покрытый пестрым узором. Он кладет его на землю и расстилает на щите бумажный лист.
- Молодец, Каин. Я бы не догадался, - говорит Маклай.
Каин обламывает колючки с ближайшего растения и при помощи их прикалывает лист к щиту.
- Чем не чертежная Адмиралтейства? - шутит Маклай. - …Ну, смотри, Каин, все ли здесь верно?
На щите - карта островов близ Берега Маклая.
Видны надписи:
"Берег Маклая".
"Архипелаг Довольных Людей" и т. д.
Каин всматривается в карту. Огромная серьга, выточенная из черепаховой кости, качается в левом ухе Каина. Каин радостно улыбается.
- Я узнаю здесь все, - говорит Каин.
Палец его скользит по очертаниям островов, заливов, береговой линии.
Видны названия:
"Остров Витязя".
"Порт Алексей".