Закончив обход, я отправился к себе в кабинет, пора прикидывать контуры нового самолета. По замыслу это было что-то вроде антоновской "Пчелки", только поменьше - двухмоторный подкосный высокоплан. По идее, этот аппарат на небольшое расстояние сможет нести полтонны бомб, а на приличное - килограмм триста. И сбросить их с пикирования, понятно, иначе он никому не нужен. Вот я и прикидывал, какая получается картина, если крыло крепить не на стойках, а просто положить сверху на фюзеляж - создадут ли в этом случае подкосы достаточную прочность? Вроде выходило, что создадут. От расчетов меня отвлек секретарь, сообщивший, что ко мне посетитель, причем его фамилию я вроде недавно слышал.
- Запускайте.
Опа, на ловца и зверь бежит. Ко мне пришел бригадир с нервюрного участка.
Я глянул в свой блокнот - да, он самый, Михеев Илья Андреевич. Он обратил на себя мое внимание, когда вдруг участок прекратил гнать брак. Более того, нервюры имели даже меньший разброс, чем требовала документация! Выяснилось, что свеженазначенный бригадир внедрил что-то вроде конвейера: каждый столяр делал одну-две операции. И еще он, помнится, говорил, что на склейку нервюр можно посадить женщин, так как они аккуратнее. Мне еще подумалось, что через некоторое время его можно двигать на повышение.
- Здравствуйте, господин Михеев. Я вас внимательно слушаю.
- Здравствуйте, господин Найденов. Тут вот какое дело… - Он слегка замялся. - В общем, я насчет оплаты труда наших женщин. Заранее прошу прощения, что лезу не в свое дело, но так нельзя. Они работают лучше многих мужчин…
- Если работают лучше, то, конечно, и получать должны больше. Какие конкретно цифры вы предлагаете?
Еще не кончив фразу, я понял, что говорю, похоже, не то - Михеев смотрел на меня с немалым изумлением. Я поинтересовался:
- В чем тут дело? Что, если они станут получать больше мужчин, это может вызвать… нежелательные настроения в бригаде?
- Так ведь они получают вдвое меньше! - выпалил Михеев.
"Вот те раз, какие интересные новости иногда приходится узнавать о своем заводе", - подумал я. Но ситуация наводила на некоторые размышления, оставалось кое-что уточнить.
- То есть вы, господин Михеев, считаете, что повышение оплаты поднимет качество работы ваших женщин? Количество ведь определяется не ими.
Михеев опустил глаза, но потом, видимо, решился:
- Нет, не поднимет. Они и сейчас работают так хорошо, как могут. Но… это несправедливо!
Ага, у человека есть чувство справедливости. Кроме того, есть организаторские способности и авторитет среди рабочих. Попробую-ка я экспромтом воплотить в жизнь одну свою задумку - ежу понятно, что на наших заводах, как и везде по России, скоро прорежется рабочее движение самых разнообразных толков. И раз уж это явление нельзя предотвратить, то, в соответствии с комсомольскими заветами моей юности, его надо возглавить. А потенциальный вожак - вот он, сам пришел.
- Скажите, господин Михеев, вам знаком термин "тред-юнион"? Или, если по-русски, "профсоюз"?
- Знаком, - насторожился он.
- Тогда подумайте вот о чем. Вопрос с вашими женщинами мы решим прямо сейчас - то есть вы скажете, сколько им надо платить, и я распоряжусь. Но это ведь не единственная… говоря вашими словами, несправедливость на нашем заводе. И администрация про многие такие вещи может просто не знать. Кроме того, эта администрация еще может считать, что так и надо - возможно, ошибочно. В принципе любой работник завода имеет возможность записаться ко мне на прием и, придя, начать качать права. - Михеев недоуменно поднял брови. "Следи за речью, осел", - мысленно сказал я себе. - …Может, но, скорее всего, не придет. Однако если явится хотя бы каждый десятый, у меня просто не хватит времени выслушать всех - раз, и их пожелания будут противоречить друг другу - два. Вы согласны?
- В общих чертах да…
- А отсюда вывод - нужен какой-то орган для защиты интересов рабочих перед администрацией. И лучше, если рабочие его сами сформируют, их же интересы, в конце концов. Например, тот самый профсоюз.
- И вы допустите появление такой организации на вашем заводе?
- Что значит "на вашем"? Мы делаем самолеты для России. Повторяю - мы! Вы вкладываете свой труд. Я - знания. Великий князь Георгий - деньги и связи. И противостояние звеньев этой цепи друг другу ни к чему хорошему не приведет. В общем, подумайте. Надумаете - дайте знать.
После ухода Михеева я вызвал одного из сотрудников шестого отдела.
- Значит, так. На заводе организуется профсоюз. Скорее всего, бригадир Михеев это сделает. Вам предстоит… э-э-э… курировать этот процесс. Наверно, для вас в заводоуправлении введем должность - секретарь по трудовым вопросом или еще как, сами подумайте. Задач две: первая - приглядывать за этим профсоюзом, чтобы его деятельность не вышла за конструктивные рамки, вторая - обеспечить ему отсутствие конкурентов. Если оные возникнут сами, внутри завода, то действовать мягко, но они должны в конце концов влиться в михеевскую структуру. А вот любые попытки извне организовать что-то подобное должны пресекаться жестко. То есть если окажется, что какой-нибудь заезжий агитатор не был в тот же день избит до полусмерти возмущенными рабочими - я этого не пойму. Да, вот еще что. В процессе сотрудничества с приезжими эти самые рабочие могут поиметь неприятности с полицией. Значит, нужно заранее озаботиться знакомствами в данной конторе. Ну и все неприятности будут тут же материально компенсированы, это понятно.
Вечером я еще поразмыслил на данную тему. Какие другие неприятности могут идти снизу? Наверное, которые с национальным привкусом. Насколько я помнил, в России бузили в основном поляки и евреи. Ладно, евреев как-то можно понять, черта оседлости и прочие подобные вещи не способствуют впадению в нирвану, но поляков вроде никто особенно не притеснял. Я сделал еще пару пометок: выяснить, есть ли сейчас какая-нибудь дискриминация поляков, и если нет, то при малейшем намеке на попытку организоваться делать оргвыводы; узнать, есть ли на заводе евреи, а коли найдутся - намекнуть, что при желании можно создать что-то вроде ма-аленького такого Бунда.
Закончив с планами по отбиванию хлеба у борцов за освобождение труда, я взял ноутбук и, вздохнув, принялся читать статью про лечение тифа. Будем надеяться, что в результате моей терапии Николай не помрет, а то неудобно получится. Весь остаток вечера я пытался, продираясь сквозь медицинские термины, понять - при каком течении болезни левомицетин следует заменять бисептолом и коим боком тут оказался преднизолон, который вообще-то вроде как мазь от нарывов. Нет, пожалуй, всякие сильнодействующие, да еще и незнакомые препараты больному Николаю лучше не подсовывать. Поливитаминов ему надо дать, от них точно вреда не будет. Тут меня осенила еще одна околомедицинская идея. Вот, предположим, приехал на завод какой-нибудь агитатор, неважно от кого, и его согласно моим указаниям надо бить. А если он будет женского пола, такое случалось, тогда что?
Я сделал в склерознике еще пару записей: "Посмотреть насчет сильнодействующих слабительных; поискать что-нибудь химическое, чтобы от него прыщи пошли по всей роже и долго не сходили".
На следующий день из Москвы, где он вел переговоры с англичанами, приехал Гоша.
- Берут, - сообщил он, - две штуки. Но не "по", а за восемнадцать тысяч, с ценой ты загнул. Я вообще удивляюсь, как они и два-то за эти деньги взяли.
- Самому надо было коммерцию вести, - огрызнулся я. - Учти, если и со штатовцами мне придется решать финансовые вопросы, я им сразу миллион назначу. У меня случаются иногда приступы неконтролируемой алчности, чтоб ты знал.
- Ладно, посмотрим. Возвращаясь к англичанам, сюда на днях пять человек от них приедут, на предмет обучения полетам. Я сказал, что за месяц научим.
- Одного.
- Почему?
- Потому что мне, во-первых, лень. Во-вторых, если умеющих летать будет два или более, они смогут одновременно и проводить войсковые испытания, и готовить своих пилотов. Не фиг, пускай по очереди этим занимаются.
- Я вообще-то уже пообещал…
- Ну и что? Не ты же их будешь готовить. А я скажу, что из этих пяти к полетам способен только один, остальные бездари, рожденные ползать. И кто оспорит мнение одного из двух лучших пилотов? Начнут возникать - привлечем Машу, она им объяснит, что таких, как они, все пятеро, к аэроплану вообще подпускать нельзя, и дальше комментарии в ее стиле.
- Кстати, хотел спросить: почему у тебя такие разные подходы? Англичанам втридорога, а Сантос-Дюмону за разумные деньги. Про Цеппелина не спрашиваю, тут все ясно, пусть дирижабли ваяет.
- Потому что Сантос-Дюмон - талантливый инженер, ему в принципе хватит того, что он и так увидел. Такому заломишь цену - еще сам чего-нибудь изобретать начнет. А у англичан сейчас никого подобного нет. И они помнят небось, какое им недавно Максим позорище вместо самолета построил - за ничуть не меньшие деньги, кстати. Так что получат они нашу этажерку и начнут себе ее копировать. А я еще их ученика напугаю до полусмерти - опущу нос чуть ниже обычного, тогда нас на первой же воздушной яме так дернет вниз, что мало не покажется. И потом на земле буду дрожащим голосом рассказывать, что самолет может летать только носом по горизонту! Чуть опустишь - сразу гроб.
- В заботе о ближнем основное - не перестараться, - философски заметил Гоша. Уже собираясь уходить, он вдруг спохватился: - Тьфу ты, чуть самое главное не забыл. Знаешь, что мы с Машей изобрели? Ни за что не догадаешься!
- Неужели прокладки?
- И субъект с таким уровнем фантазии пытается открыть человечеству дорогу в небо… Ладно, помогу. Мультипликацию!
- А чем она принципиально от кино отличается?
- Гораздо проще. Не нужно съемочной камеры. И главное - можно обойтись без пленки! Маша рисовала тушью на бумажной ленте, потом ленту покрыли парафином - и все. Мы в Москве знакомым показали - полный восторг.
- Что-то мне кажется, что такую штуку Эдисон изобрел лет десять назад, - с сомнением сказал я, - хотя… Кажись, идея. Помнишь, мы хотели устроить бомбометание по настоящему кораблю? Но корабль может выделить только твой дядя, это который гибрид генерала с адмиралом. И чтоб дяде лучше думалось на эту тему, подари-ка ты ему такую игрушку, а Машу попросим нарисовать несколько мультиков порнографического содержания. Он же не только обжора и пьянь, но еще и бабник каких мало, так что должно понравиться. Глядишь, после этого и по поводу пароходика будет попроще договориться.
- Вот люди стараются, изобретают… Затем художник мучается, ночей не спит, все думает, как донести до зрителя свое видение прекрасного. А потом приходит такой, вроде тебя, - и зритель получает свою долгожданную порнуху.
Глава 12
Как там у нас насчет обеда? Я достал из кармана часы-луковицу и в очередной раз чертыхнулся. До крайности неудобное устройство, да еще и заводить надо регулярно, а я опять забыл. Ладно, судя по солнцу, пора. Я сел на мотоцикл и потарахтел к резиденции великого князя.
- Немножко рано, - заметил Гоша. - Или аппетит прорезался, нет сил терпеть?
- Часы опять встали. Чуть забудешь завести - и стоят, собаки. И вообще, почему у вас тут наручных часов не носят?
- Потому что их еще нет. Но это ты вовремя подал идею, я тут как раз обдумываю новшество.
Гоша подал мне папку. На титульном листе значилось:
Проект
Георгиевское оптико-механическое объединение
Секретно
Я заржал, потом, в ответ на вопрошающий взгляд Гоши, уточнил:
- Все хорошо, особенно название… Проект "Гомосек" - это звучит!
- Тьфу на тебя, ты дальше читай.
- Так, некоммерческая часть - прицелы, механические вычислители, авиафотокамеры, таймеры… да, пора. Коммерческая - кинофотоаппаратура, часы… Организация собственной киностудии… Как называться будет - "Г-фильм"?
- А хотя бы. Кроме тебя, все равно никто таких аналогий проводить не будет. Блин, вот ведь, с кем поведешься, раньше бы мне и в голову не пришло задуматься, от какого слова происходит "аналогия".
- Растешь над собой, хвалю. И значит, наручные часы тоже сюда? Патент пусть Маша не забудет, ведь золотое дно. И кстати, их можно делать с автоподзаводом - от тряски через храповик какой-нибудь рычажок с грузом будет подкручивать пружину.
- Ладно, наручные часы внесем в программу. Дальше прочитал?
- Ага. Значит, радиомастерскую убрать с авиазавода и перевести в новое объединение… логично. Там же производить моторную электрику. А с чего стеклофабрика окажется аж в Лыткарине?
- Там песок нужного качества. А возить сюда заготовки несложно, объемы небольшие.
- Читаем дальше. Химзаводы один и два, так, первый… целлулоид - это пленка и линейки всякие, на втором - реактивы, только объемы уж очень внушительные. Значит, смотрим сырье - азотная и серная кислота, толуол, глицерин, аммониевая селитра… а, понятно, что там за реактивы. Свинец, натрий тоже есть… Этот где-то в стороне будет?
- На правом берегу Нары, в пяти километрах выше Георгиевска. Надо туда железнодорожную ветку проложить.
Я еще полистал бумаги, повнимательнее, потом еще…
- Гоша, я совсем ослеп на старости лет или у тебя тут действительно нет ни полслова про патефоны?
- А это еще что такое?
- Тот же граммофон, только поразумней скомпонованный.
- Нет… и граммофонов тоже нет.
- Ну вы даете… Ладно, ты с гор еще года нет как спустился, но Маша-то куда смотрела? Как можно двигаться в светлое будущее без патефона - народ не поймет. Значит, вот соберусь в две тысячи девятый, раздобуду образец, а вы уж заранее внесите его в программу. И над репертуаром надо подумать, песен там героических про летчиков и прочих насочинять. Или наадаптировать, если быть точным.
- Все-таки я до сих пор удивляюсь, сколько разных слов придумано в вашем времени для обозначения воровства! - Гоша взял папку, сделал несколько пометок и отложил. Потом вздохнул и поинтересовался: - Не подскажешь, ты когда более добрый - до обеда или после?
- Во время. До - особенно если голодный - могу послать, чтоб не откладывать процесс насыщения. А после обеда мне спать хочется, а не исходить добротой. А вообще в чем дело?
- Да просьба у меня одна есть, личного характера. Пошли, там уже стол накрыт, вот в процессе и изложу.
Пока я ел первое, Гоша внимательно наблюдал за мной, видимо пытаясь на глаз определить момент моего максимального подобрения. Похоже, у него ко мне что-то важное, совсем шуток не понимает!
- Ну ладно, не томи, что там у тебя?
- Такое имя - Антон Павлович Чехов - тебе знакомо, надеюсь?
Вот оно в чем дело, Гоша, значит, решил внести коррективы в его судьбу. А насчет "знакомо" - да. Только вот читать его с удовольствием - увы, это мне не дано. Дело в том, что в моей далекой юности он был в программе по литературе. Тогда ее преподавали не как сейчас. Вон Маша имеет пятерку, и что учила, что нет - в голове ничего не задержалось. В наше время было не так - нам преподавали на совесть, так что глубокую неприязнь ко всем изучаемым писателям я пронес через всю жизнь. Сейчас мне иногда даже обидно - ладно там Толстой или Фадеев, но Чехова-то с Достоевским какая сволочь в программу засунула?!
А подлечить Антона Павловича - дело святое, только не как Гошу, в двадцать первый век ему нельзя. Он же писатель - каково ему будет молчать? Не факт, что сможет. Но у него вроде пока еще все не так запущено, сходит разок через портал, думая, что в соседнюю комнату, потом стрептомицина примет - глядишь, полегчает. Или даже не сходит, а мы его сносим, предварительно угостив снотворным. И пусть в благодарность еще одну "Каштанку" напишет, только желательно про летчиков!
Примерно так я Гоше и сказал.
- Я в тебе и не сомневался! - обрадовался он.
А я начал мысленно прокручивать возможные последствия этого дела. Чехов - врач, и принципиальное отличие действия антибиотиков, скорее всего, поймет. И их значение тоже. А значит, этим надо пользоваться, то есть фармакологическую фабрику начинать создавать уже сейчас. Политику еще надо продумать…
- Раз уж мы будем светить антибиотики - ну не брать же с Антон Палыча обет молчания - нужно в темпе организовать лабораторию, - продолжил я. И патентовать, причем не состав или, упаси господь, способ получения, а только название и свойства. Как бы это обозвать… георгит… георгиум… да, пожалуй.
- А почему бы пенициллин не назвать пенициллином?
- Гоша, ты покушай, - ласково предложил я, - а потом подумай, не надо совмещать процессы. Его же получают из грибка "пеницилум рубрум", нельзя же прямо в названии так засвечивать способ получения!
- Слушай, а разве это допустимо - держать в секрете такое лекарство?
- От потенциальных противников? Кому надо, пусть заключает с Россией договор о ненападении лет на двадцать пять, причем жестко составленный, будем поставлять антибиотики по разумным ценам. Остальным - по десять тысяч рублей за грамм!
- Ох и спекуляция начнется…
- Это ты правильно заметил насчет спекуляции. Значит, надо в договор вносить еще беспрепятственную работу наших спецслужб по пресечению оной на территории страны-покупателя.
- Думаешь, хоть кто-нибудь согласится?
- Думаю, нет. Но в случае войны с наших самолетов полетят листовки примерно такого содержания: вот вы тут мрете по госпиталям, а ведь любого мог бы спасти грамм георгиума! Но ваше правительство отказалось его приобретать, потому что мы предлагали контроль, а им хотелось нажиться. И ведь как нажились, суки, вы только посмотрите! Ату их, гадов жирных, и мы завалим вас лекарствами, причем на халяву!
Над нами протарахтел мотор. Я глянул в окно - точно, Маша прилетела. Последнее время по маршруту Георгиевск - Москва на поезде она ездила только в дождь. Гоша выскочил встречать.
Через двадцать минут (это при том, что Маша садилась прямо под окнами, игнорируя аэродром) молодежь появилась в столовой.
- Дядя Жора, специальный заказ выполнен! - отдав честь, отрапортовала племянница. - Мультфильм "Белоснежка и семь гномов" готов! Цветной и пятисерийный, между прочим. Вечером - премьера. Детей до восемнадцати (она стрельнула глазами в Гошину сторону) даже близко подпускать нельзя! Художники - и те краснели, картинки раскрашивая.
- Вот и замечательно, - кивнул я, - а тут еще одна работенка по художественной части есть. Мы вот задумали антибиотики выпускать, и на упаковках, понятное дело, должен быть Гошин портрет. Его надо изобразить так, чтобы ни у кого и тени сомнения не возникло: если есть на свете идеал мудрости и доброты, то вот он! И чтоб еще похоже на оригинал было.
- Думаешь, получится? - усомнился Гоша.
- Дорогой, ты к себе несправедлив, - заметила Маша. - И ко мне, кстати, тоже. Конечно, получится! Я так понимаю, нужно несколько вариантов под разные способы печати?