- По чести говоря, никак, - ответил я. - Хорошо, если получается под прямым углом к ветру.
- Не идет против ветра. Ох, это худо. - Он цыкнул зубом. - Не пошел бы я вместе с вами.
Передразнивая шотландский акцент, за моей спиной вполголоса отозвался Артур:
- Ой-ой, мы все обречены. Обречены, это точно Идэн тоже не пускал уныние на порог. Мы уже были готовы выходить из Сторноуэя, когда он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и с возгласом "Забыл " выскочил на берег и побежал по пристани широким неуклюжим шагом. Мы ждали его около часа, ломая себе голову, что случилось. Наконец он примчался обратно, размахивая на бегу бумажным кульком.
- Что за важная вещь такая? - спросил его Джордж.
- А как же без нее - Тяжело дыша, Идэн прыгнул в лодку. - Немыслимо. Извините, что задержался, но я все обошел, пока не отыскал последнюю во всем Сторноуэе.
- Да что же это? - повторил Джордж.
- Бутылка "Пиммза" - ответил сияющий Идэн. - Что-то ведь нужно было припасти для смеси, чтобы мы могли делать коктейли
Наш Олуша и впрямь засек последнюю в Сторноуэе бутылку джина особого состава. А заодно надумал по секрету выращивать в лотке возле своей койки водяной кресс, чтобы была зелень для закуски. Увы, на второй день он нечаянно опрокинул заветную бутылку, так что ее липкое содержимое очутилось в трюме, а вскоре после того шальная волна захлестнула лоток с крессом, утопив единственную на "Брендане" попытку заняться комнатным садоводством.
Возвращающиеся с лова траулеры Сторноуэя весело проводили гудками "Брендан", когда он вышел из гавани и взял курс на север, и к утру 17 июня мы уже миновали Батт оф Льюис - крайнюю точку Гебридов.
Опять нас было только четверо: домашние обстоятельства вынудили Ролфа срочно вернуться в Норвегию из Сторноуэя. Я поручил Джорджу составить новое расписание вахт, поскольку он сам трудился так усердно, что никто не дерзнул бы выражать недовольство его решением. Вахты регламентировали всю нашу жизнь, они служили необходимым каркасом повседневного бытия. Каждый член экипажа строго соблюдал самодисциплину и заступал на вахту точно по графику. Поступить иначе было бы нечестно, да и мог возникнуть тот самый раздражитель, который в конечном счете рождает бешеную ссору. Все мы сознавали, что живем бок о бок в суровых условиях, как если бы нас заточили в камере размером 2,5X11 метров, причем менее четверти этой площади было защищено от стихий и относительно пригодно для жилья. В принципе возможностей для распрей и вражды было сколько угодно, и малейшее недоразумение можно было раздуть, создавая почву для ненависти. Мы прекрасно понимали, чем это чревато, и сторонний наблюдатель мог бы заметить, как мы без всяких предварительных дискуссий настроились на обязательный для малых судов лад: сам живи и другим не мешай. У каждого был свой мир, и вели мы себя соответственно. Сообща обсуждали усовершенствования в оснастке, вносили предложения технического свойства, но сугубо личных тем не касались, если сам человек о них не заговаривал, а по всем вопросам, касающимся плавания, право на окончательное решение принадлежало шкиперу. Конечно, такая форма самодисциплины может привести к тому, что затаенное недовольство прибавит человеку желчи, однако у всех нас был за плечами достаточный опыт плавания на малых судах, мы умели придерживать язык и держать себя в руках, так что "Брендан", вне сомнения, выходил в Атлантику с эффективным и слаженным экипажем.
В обычные дни мы не ощущали никакого напряжения. Главной заботой рулевого было следить за изменениями погоды, особенно ветра, и вести "Брендан" заданным курсом. Но и то большой точности не требовалось. Выполняя штурманские обязанности, я рассчитывал лишь генеральное направление нашего хода, и рулевой закреплял румпель кожаным ремнем так, чтобы отклонения не превышали двадцати градусов. "Брендан" хорошо держался курса, и при таком сносе и частых переменах ветра добиваться большей точности было пустым делом. Облегченный подход к навигации означал также, что резервному вахтенному, в чьи обязанности входило регулировать паруса, не надо было чуть что карабкаться через груды снаряжения в средней части лодки и возиться со шкотами или менять положение шверцев. Я решил, что куда лучше настроиться на средневековый лад, проникнуться терпением и никуда не спешить, позволяя "Брендану" плыть по своему усмотрению. Будет ли наше плавание на неделю другую длиннее или короче, по средневековым меркам не играло никакой роли, а отсутствие гонки было очевидным благом.
Команда вела размеренный образ жизни. Мы с Идэном по очереди стряпали посуду обычно мыли Артур и Джордж в ведре с морской водой. На умывание и бритье времени не тратили - незачем, только зряшная трата пресной воды. Кожаная обшивка и овечьи шкуры пахли куда хуже, чем мы сами, и было слишком холодно, чтобы нас прельщала перспектива омовения в морской воде. Расположение санузла зависело от погоды. Можно было свеситься за борт на корме, рискуя схлопотать холодный шлепок от волны, а при сильном волнении мы пользовались надежно укрепленным в средней части судна ведром, и все же члены команды явно старались подольше терпеть, когда дул сильный ветер и летели соленые брызги, грозя злополучной жертве холодным душем.
Каждый отвечал за свой участок. Джордж систематически проверял все снасти, особенно шкоты и фалы, которые изнашивались довольно быстро. То и дело нам приходилось извлекать на свет ремонтные аптечки, чтобы зашить прореху или заделать концы растрепавшихся тросов. Такелаж постоянно нуждался в регулировке, потому что льняные снасти, высохнув, провисали, а намокнув, делались тугими, словно железный прут. Мы пришли к выводу, что лучше всего натягивать их до предела, когда они сухие, и время от времени спрыскивать водой.
Артур значился специалистом по тросам, следил за тем, чтобы они были аккуратно уложены в удобные для работы бухты, и при нашем обилии тросов ему хватало дел. В промежутках он часами старательно чистил и смазывал камеры, которые запечатлевали жизнь на "Брендане". Артур взял на себя фотосъемку, когда Питер покинул нас из-за травмы, и младший член команды проявил себя первоклассным фотографом. Нежные камеры казались такими отчаянно хрупкими в его кулачищах, однако он обращался с ними очень бережно, и врожденный талант механика помогал ему поддерживать их в рабочем состоянии наперекор морской соли, постоянно грозившей застопорить затворы.
Штурманское дело, киносъемки и радиосвязь входили в мой круг обязанностей. Раз в сутки я включал маленькую - чуть больше портфеля - рацию и пробовал наладить связь с какой-нибудь из береговых станций. Чаще всего мои попытки венчались успехом, и, хотя слышимость была не ахти какая, мы сообщали свои координаты эти сведения затем передавались в Отдел информации лондонского Ллойда, который любезно извещал наших родных. Правда, иногда нам не удавалось связаться с берегом, и в этом не было ничего удивительного, учитывая, что мощность передатчика была сравнима с мощностью электрической лампочки, а роль антенны исполнял штырь, привязанный ремнями к рулевой раме. Даже при слабом волнении гребни волн поднимались выше штыря. Единственным источником питания были два маленьких автомобильных аккумулятора, подзаряжаемые от двух панелей с солнечными элементами, укрепленных на крыше кабины. Емкость этих панелей очень мала, так что мы могли выходить в эфир лишь на короткое время. Если в пределах четырех минут не удавалось наладить связь, я попросту выключал рацию и делал новую попытку на другой день. Успешной связью мы во многом обязаны безотказности нашей маленькой рации, а также терпению и искусству операторов береговых станций, которые составили расписание и слушали на нашей частоте в такие часы, когда эфир не был загружен.
Прокладывать курс было проще простого. После выхода из Сторноуэя я опирался на взятие высоты солнца секстантом, сверяя полученные данные с радиопеленгом. Но и тут не требовалось особенной точности. Важно было выдерживать генеральное направление в остальном мы полагались на ветры и течения. "Брендан" был слишком неуклюж, чтобы прокладывать точный курс и намечать строго определенные цели. Меня вполне устраивало, если мы сможем подойти в какую-нибудь точку островов на "ступенчатом маршруте".
Идэн, верный своей натуре, заботился о нашем увеселении. Когда он утром просыпался, об этом тотчас можно было узнать по разносившимся из конуры у фок мачты громким крикам:
- Есть хочу. Завтракать Что насчет завтрака?
Через несколько минут возникал сам Олуша и нетерпеливо совал свой длинный нос в шкафчик с провизией. Каждый день он был одет по другому. То выйдет в берете, то в вязаной шапочке, то обмотает голову шарфом. Сегодня на нем непромокаемая куртка, завтра старая вязаная фуфайка, послезавтра косматый водолазный свитер и такие же рейтузы, которые делали его похожим на огромного младенца в меховом комбинезоне. Однажды он вызвал восторженные возгласы, появившись в твидовой спортивной куртке и клетчатых брюках в другой раз вырядился на восточный лад, надев тонкую индийскую хлопчатобумажную рубашку с вышивкой и с развевающимися на ветру полами. Надо думать, он отчаянно мерз при этом, тем более что оставался - как обычно - босиком. В каком месте своего тесного спального закутка Идэн прятал столь необычный гардероб, было выше нашего разумения. А он еще ухитрялся извлекать откуда то пачки сигар, купленные со скидкой в Сторноуэе. Идэн охотно предлагал сигары товарищам по плаванию, которые малость зеленели с лица при одной мысли о куреве сам же он с шиком дымил.
И, конечно, Идэн неустанно выдавал новые прожекты, один невероятнее другого, возвещая о каждом из них с великим энтузиазмом. Не проходило дня, чтобы он не обещал приготовить нам новое блюдо, да только в последнюю минуту выяснялось, что недостает какого то важного ингредиента. Впрочем, чаще всего от нового блюда просто ничего не оставалось после того, как Идэн кончал "пробовать". Дважды в день он изобретал новую хитроумную наживку для своей удочки, которая уныло волочилась за кормой "Брендана", но за все время ему попалась лишь одна жалкая скумбрия, да и та уже успела задохнуться, когда он, к собственному удивлению, извлек из воды улов. Один раз Идэн едва не сыграл в ящик, когда с сигарой во рту ухитрился налить себе в кружку керосин вместо питьевой воды, а в другой раз беззаботно повесил сушиться на снастях самодельный вкладыш для спального мешка, да только забыл про него и вспомнил, лишь когда вкладыш сорвался с троса и заплясал на волнах точно оборвавшийся парашют, заставив нас давиться от смеха. Словом, Идэн был нашим тонизирующим средством. Его веселый нрав скрашивал нам даже самые безотрадные дни.
Артур и Олуша страстно увлекались изучением птиц, и на "Брендане" им представилась исключительная возможность предаваться своему хобби. Чем дальше на север, тем разнообразнее была пернатая фауна. Чуть ли не каждый день нам встречались какие-нибудь редкие виды, и орнитологический справочник все время был на руках. Пройдя полпути до Фареров, мы успели зарегистрировать пятнадцать различных видов, и мы часами наблюдали за поведением чаек и крачек, которые с пронзительными криками сопровождали нас или пролетали мимо, на ходу обозревая неторопливо плывущий "Брендан". Наиболее элегантными среди наших спутников были глупыши. Искуснейшие мастера высшего пилотажа, они час за часом, не шевеля крыльями, выписывали бесконечные петли и круги над самой водой, и пушистые толстые тушки придавали им сходство с огромными ночными бабочками. Почему то особое пристрастие к нам питали две полярные крачки. Они держались прямо над лодкой и обменивались тревожным писком, нервно взмахивая крыльями, когда к ним приближались другие птицы. Время от времени они оставляли свой пост, чтобы порыбачить у нас в кильватере, а однажды мы наблюдали ожесточенный воздушный бой, когда маленькие крачки вынудили отступить здоровенного поморника, посягнувшего на морскую ниву вблизи от нас. Малыши отважно пошли в атаку и с криками прогнали интервента, после чего вернулись на свое место над мачтой, и мы услышали гордое щебетание победителей. Однако торжество длилось недолго. Не прошло и десяти минут, как явилась пара поморников, и тут уже крачки обратились в бегство. Ловко маневрируя над гребнями волн, они увертывались от пикировавшего на них мощного врага.
Два дня "Брендан" неустанно шел на север. Радио продолжало слать штормовые предупреждения, но ветер оставался попутным, и, по моим расчетам, мы прошли половину пути до Фареров. Каждый день либо Джордж, либо я, просовывая пальцы в просветы деревянного каркаса, проверяли, не разрушается ли кожаная обшивка. К этому времени она совершенно пропиталась морской водой, которая мало помалу просачивалась внутрь и стекала в трюм, где постоянно плескалось от трех до пяти сантиметров трюмной воды. Но сама по себе кожа была в полном порядке, если не считать беспокоивших нас участков около Н образной рамы, расположенных симметрично по обе стороны лодки. Глядя вдоль планширя, я обнаружил, что изогнутая корма "Брендана" начала поникать, выполаживаясь и морща обшивку. Досадное обстоятельство: во первых, лодка будет хуже справляться со штормами во вторых, обшивка уже не так плотно облегала каркас, она пузырилась и собиралась в складки, как кожа на слоновьих окороках. Надавишь в этом месте пальцем - обшивка проминается, словно мягкий воздушный шар. Правда, на свойствах кожи это как будто не отразилось - наш средневековый материал держался на диво хорошо, и я подозревал, что этому содействует похолодание. "Брендан" вошел в холодные воды, а более низкие температуры, естественно, должны были тормозить возможное разложение, придавая жесткость бычьим кожам и способствуя превращению восковой смазки в твердый защитный покров. Похоже, говорил я себе, нам открывается еще одна причина, почему ирландцы предпочитали ходить в обетованную землю северным путем: пусть море здесь холодное и бурное, зато кожаная лодка в таких условиях служит дольше. В более теплых водах на южном маршруте защитную смазку могло смыть, и кожа стала бы разлагаться.
Ежедневная проверка выявила, что и деревянному каркасу достается от моря. Рулевое весло крепилось тросом к планширю на противоположной стороне, и нагрузка на этот трос была так велика, что четырехсантиметровый планширь из выдержанного дуба не устоял - появились зигзаги трещин. Джордж немедленно передвинул трос на неповрежденный участок и удвоил число найтовов, скрепляющих раму. Пробравшись потом вперед к грот мачте, чтобы проверить ее, я обнаружил, что средняя банка выгнулась вверх - видимо, под действием тех же сил, что заставили поникнуть корму. Просветы между мачтой и банкой то расширялись, то смыкались в лад колебаниям лодки, и в эти гигантские клещи лучше было не лазить пальцами - вмиг раздавят.
В раздумье я вернулся на корму. Было над чем поразмыслить. Обводы "Брендана" изменяются… Пока что это не опасно, однако вполне очевидно, что мы зависим от качества основных материалов: дерево и скрепляющие набор ремни должны быть достаточно прочными, чтобы противостоять непрестанным рывкам прогибающегося корпуса. Но главное - кожаная обшивка должна выдержать все более сильное пузырение и сминание и как бы километры льняной дратвы не лопнули от возросшей нагрузки. Подведя итог, я успокоился. Пусть средневековый судостроитель не все постиг в корабельной архитектуре - это компенсировалось качеством материалов, которые он сам придирчиво отбирал и старательно обрабатывал. Мы на борту "Брендана" усвоили это на множестве мелких примеров. Предметы нашего современного снаряжения один за другим выходили из строя. Так, сверкающий новый металлический инструмент начисто съедала ржа, несмотря на защитную смазку. Под конец первого месяца упругое пильное полотно переломилось, словно гнилая морковка рудничная лампа, взятая мной для ночного освещения, отказала. Ее металлическая сетка, рассчитанная на многолетнюю службу под землей, заросла ржавчиной, а железные заклепки рассыпались. Из всех современных материалов лишь нержавейка высшей марки, толстый пластик да синтетические тросы успешно переносили морскую стихию. Примечательно: когда ломалось или рвалось какое-нибудь современное изделие, мы обычно заменяли его самоделками из старинных материалов - дерева, кожи, льна. Постругаешь, подгонишь, зашьешь - и замена готова. Пусть наша самоделка выглядела неуклюже и некрасиво, зато исправно служила и мы могли починить ее сами. Когда же отказывал металл или пластик, за неимением мастерской на борту оставалось лишь выбрасывать поврежденную вещь за борт.
Словом, все говорило за то, что мореходы времен святого Брендана как материально, так и духовно были лучше оснащены, чем принято думать. Корабельщики раннего средневековья располагали отменными долговечными материалами, а случись что - недолго и починить с помощью простого инструмента. И одежда их прекрасно подходила к условиям морского плавания, в чем мы на "Брендане" быстро убедились. По мере того как становилось холоднее, мы сменили синтетику на старомодную шерсть, от которой разило естественным животным воском. Быть может, мы выглядели некрасиво и от нас неприятно пахло, но пропитавшиеся воском свитера, длинные шерстяные носки и похожие на клобук шерстяные шлемы по материалу не отличались от одежды времен святого Брендана.
В один безветренный день (это было 19 июня) мы получили яркое доказательство несовершенства одной из частей нашего современного снаряжения. После завтрака Джордж пробрался на нос, чтобы вытащить упаковку с дневным запасом провизии.
- Фу Вы только поглядите - с отвращением воскликнул он, держа в руке пластиковый мешок, напоминающий аквариум, наполовину заполненный липкой бурой влагой, которая просачивалась наружу в одном уголке.
В густой жиже плавали бесформенные комья.
- Жуть, - пробурчал Олуша, но тут же спохватился: - Давай откроем, может быть, что-то еще сгодится.
Джордж вскрыл мешок. Несмотря на двойную укупорку, непонятно как образовалась щелка, и к первоначальному содержимому мешка добавилось несколько литров дождя и морской воды. Джордж брезгливо стал выливать за борт зловонную смесь воды чайного цвета, намокших кусков рафинада, пакетиков с заваркой, расплывшихся коржиков и клейких комьев овсянки. Все было испорчено. Олуша с надеждой во взоре перехватил пакет, который выглядел несколько более сохранным.
- Овсяное печенье - радостно воскликнул он, откусил на пробу и поспешно выплюнул. - Тьфу Сплошная соль
- Если уж ты нос воротишь, - заметил Артур, - значит, и впрямь нельзя есть.
- Послушай, шкипер, - обратился ко мне Идэн, сообразив, чем это грозит. - Может, откроем другой мешок? А то ведь в этом есть нечего.
Я рассмеялся.
- Ладно, Олуша, откроем. Наши запасы еще не кончаются.
Вот и еще урок. Если и дальше так пойдет, может возникнуть проблема с провиантом… В самом деле, несколько других мешков тоже прохудились, и большая часть содержимого пришла в негодность. Хуже всего досталось сушеным продуктам - они жадно впитывали влагу, разбухали и превратились в зловонную кашу. Только консервы уцелели, а так как у нас не было времени покрыть банки лаком, этикетки посмывало, и приходилось играть в угадайку, подбирая ингредиенты для жюльена.