Эта пародия на церемонию церковного венчания в данном случае имела сугубо практический смысл. Каждый, кто горел желанием расквитаться с чужаком за потерянного друга - Шестеро убитых англичанином взывали к отмщению, - мог заявить о своем желании и получить шанс стать седьмым в компании покойников. Трупы пиратов спустили за борт с доски, привязав к ногам пушечные ядра. Погибшие моряки "Риа де Понтеверда" такой чести не удостоились - к их животам небрежно примотали балластные камни. Капитанский призыв вызвал тихий гул, народец принялся перетаптываться и переталкиваться. Те, чьими дружками считались погибшие от руки окаянного островитянина, обнаружили вдруг что-то интересное на носках собственных сапог, заметили какую-то редкую птаху небесную или отделались откровенными кривыми ухмылочками. Гудение остальных приобрело несколько разочарованный оттенок: пропало такое развлечение!
- Да будет так! - воскликнул капитан, выдержав приличествующую случаю паузу. - А теперь, новый брат наш, предлагаю тебе подписать Артикулы, как это сделали все мы до тебя.
Первый помощник торжественно возложил на бочку, служившую Ингленду столом, толстенный гроссбух с медными застежками. Его ассистенты поставили рядом чернильницу и песочницу, положили перо, все честь по чести. Книга в тисненом кожаном переплете служила когда-то доброму негоцианту, объеденный рыбами скелет которого уж развалился на косточки и белеет во тьме морской, а то и донным илом зарос. Страницы, исписанные изящным почерком торговца, грубо вырваны, а на первой из оставшихся рука не шибко грамотного океанского бродяги размашисто и кривовато накарябала текст пиратской присяги.
- Ты грамоте обучен, брат? - поинтересовался Ингленд. - Или прочитать тебе пункты без спешки, чтобы вник, понял и продумал, прежде чем подпишешь?
- Буквы знаю, - буркнул англичанин.
- И читаешь складно?
- Прочту.
- Гм, - несколько удивился Ингленд, ибо, кроме его помощников и пушкаря, ни один из пиратов, даже "доктор", грамоты не знал. - Тогда прочти нам, брат, чтобы все услышали. Не помешает.
Англичанин подтащил книгу ближе к фонарю.
- Сии Артикулы…
- Громче! - крикнул Ингленд. - Чтобы и эти друзья услыхали. - Он указал на "воронье гнездо" на верхушке мачты, в котором мотались на ветру двое впередсмотрящих.
- Сии Артикулы… - заорал новый "брат" что было мочи. - По доброй воле и в трезвом сознании вступаю я и торжественно клянусь. Артикул первый. Повиноваться командам капитана моего во всех делах, касаемых мореплавания, а равно бой дальнего и ближнего, под Страхом Моисеева закона, как то: сорок ударов линьком, за вычетом одного, по спине оголенной…
Всего пунктов в книге Ингленда оказалось двадцать три, главным образом вполне разумные, очевидные требования, касающиеся дисциплины. Без соблюдения таких правил Невозможна жизнь никакого судна с тех древних времен, когда началась история мореплавания. Не остались забытыми и такие бытовые детали, как курение тайком под палубами и осквернение мочой трюмного балласта. Уличенный в этом мерзавец, поленившийся в темную ночь пробраться на нос, к отведенному для отправления естественных потребностей месту, без всяких отговорок выпивал пинту той же жидкости, излитой товарищами по команде. Сурово наказывалось присвоение добычи помимо законной процедуры дележа. По сути, требования эти не отличались от принятых и на других пиратских посудинах, бороздящих просторы Индийской Карибики.
Конечно, иной корабельный устав не обходился и без причуд. Отличались своими особенностями и Артикулы Ингленда. За применение пыток, к примеру, он вешал. Уличенных в мужеложстве положено было связать вместе с зажатым между ними балластным камнем и вышвырнуть за борт. А за изнасилование - совершенно неслыханный пункт в уставе пирата! - надлежало кастрировать. Но даже это пираты терпели, ибо тяга к золоту пересиливала половое влечение, а по части вынюхивания добычи с Инглендом мало кто мог сравниться во всех морях планеты.
Свежеиспечённый "братец" добросовестно проорал все пункты, переводя дух после каждого, и добрался до конца. Далее следовали четыре четкие, вполне читаемые подписи, одну из которых вывела та же рука, что и сами пункты. Остальные имена, изображенные с разной степенью неумелости и безграмотности, чередовались с десятками, а то и сотнями крестиков, затейливых загогулин и рисунков. Рыбки, птички, слоники, обезьянки… - целый зоопарк. Явления общественной жизни представляла виселица с повешенным. Кто-то ностальгически изобразил сельский домик. В символике преобладали череп и скрещенные кости, подобным же образом расположенные мечи, шпаги, бердыши, мушкеты… Англичанин задержал взгляд на мастерски выполненном автопортрете размером с пенни, не уступающем работе лучших лондонских карикатуристов. В этом неграмотном художнике погиб несомненный талант. Погиб в буквальном смысле слова, ибо портрет и приписанное к нему, как и ко всем остальным меткам, имя аккуратно, по линеечке вычеркнула красными чернилами чья-то заботливая рука, указавшая тем же красным цветом и дату гибели. Много, много строк в списке перечеркивала узкая кровавая полоска.
Англичанин вздохнул, поднял перо, погрузил его в чернила и на мгновение замер. Англичанин он лишь наполовину. Отец его, португальский моряк, женился на англичанке и поселился в Бристоле. Сын его статью и силой удался в отца, от матери унаследовал цвет волос и кожи. Он удрал из дому в тринадцать лет, спасаясь от отцовского ремня; моряцкому ремеслу учился у других.
Отец дал ему имя Жоао де Сильва. Многие "патриоты" воротили носы от такого имени, но он не находил оснований стыдиться. В отличие от своих соотечественников, Жоао не считал иностранцев, иноверцев и иноплеменников ниже себя лишь на том основании, что они отличаются от него обличьем. Ведь в Святой Книге указано - "человек слаб", без уточнения рода и племени. А жизнь морская показывала, что главное в товарище по команде - как он себя ведет, когда разыграется стихия. И опыт научил Жоао, что в этом вопросе ни национальность, ни раса, ни вероисповедание роли не играют. Но откуда он родом, уроженец Бристоля тоже не забывал, а посему, вздохнув для верности еще разок, решительно подписался: "Джон Сильвер".
Глава 2
4 января 1749 года. Карибское море. Борт боевого судна Его Величества "Элизабет"
Капитан Спрингер с трудом сдерживал гнев.
- Лейтенант Флинт, - процедил он сквозь зубы - клянусь, если я еще раз услышу эту байку, то закую вас в кандалы.
- Ну, если так… - покачал головой Флинт, - то молю Небо, чтобы вас постигло такое же проклятие, как меня. Четыре года с Энсоном, цинга, крушение надежд и корабля, скорби и болячки… А хуже всего - глядеть, как в Лондоне выгружают тридцать два воза золота, и знать, что ни пенни тебе не обломится!
Спрингер искоса осмотрел квартердек. Мичмана и матросы себе на уме, тоже косятся, глядели исподлобья. Мистер Бонс, первый помощник Флинта, буквально поедал лейтенанта взглядом, как будто ждал от него приказаний. На душе у Спрингера кошки скребли. Бонс предан Флинту до мозга костей. Хорошо, хоть сержант морской пехоты Доусон держится капитана. И Доусон эту перебранку при команде явно не одобрял.
- Мистер Флинт, - капитан выразительно посмотрел на лейтенанта. - На пару слов.
Спрингер отвернулся и отошел к подветренному борту, где остановился, поджидая Флинта. Капитан, конечно, старый морской волк. Неуклюжий, тяжелый, уже почти старик, с брюзгливо отвисшей нижней губой и водянистыми светлыми глазами. Щетина на физиономии такая, что никакая бритва не одолеет, Флинт же - гладкий кот, смуглоликий, за итальянца можно принять. Походочка пружинистая, улыбка лучезарная. Худощав, подтянут, роста среднего, но всем кажется высоким. В общем, мастер пыль в глаза пустить, фанфарон.
Вот они друг напротив друга, сцепились JB споре. Оба в синих длинных сюртуках с начищенными до блеска латунными пуговицами.
Сюртуки - символ их положения. Поношенные, залатанные, вылинявшие на солнце, сшитые из тяжелой шерсти, не подходящей для тропиков. Но это форменная одежда А все остальное - сплошная отсебятина. Щтаны, рубахи, башмаки, а пуще всею широкополые соломенные шляпы, защищающие от солнца. Лишь по сюртукам сразу видно, что они офицеры морской службы Его Величества короля Георга Второго. "Элизабет" вышла в море с недоукомплектованной командой, они оба - единственные на борту штатные офицеры. И спорить при всех - чистой воды безумие.
- Мистер Флинт, - снова повернулся к лейтенанту Спрингер. - Остерегитесь. Если мы продолжим в том же духе, дисциплине на борту конец. Я твердо намерен выполнять приказ и следовать в Сан-Бартоломео…
- И проворонить колоссальную добычу! - завершил Флинт фразу капитана. - Мы назвали эту калошу "Элизабет", но она всегда именовалась "Изабелла ла Католика", и как была, так и осталась испанской во всем, от килях до клотика. И надо это ее обличье использовать. Мы же к любому испанцу подойдем вплотную…
- Но мы с "донами" больше не воюем, черт бы вас подрал! Уж скоро год…
- Ой, не смешите меня, сэр! - отмахнулся Флинт. - Войны, может, и нет, но мира - и подавно. А тем более здесь. Тут кто кого может, тот того и гложет. Все мы одного пошиба - англичане, "доны", французы. Все грыземся за каждую кость. А я знаю, где нашу добычу купят за наличные без всяких векселей и лишних вопросов.
-: И думать забудь! - прорычал Спрингер, но без особой уверенности. Флинт мгновенно уловил колебание и сменил тон. Чуткий, пролаза! Может обворожить, когда пожелает. Сладким голосом сирены запел он на ухо капитану:
- Слушайте, сэр, все обставим так, что комар носа не подточит, клянусь. В мои планы вовсе не входит подвести вас.
Калитан знал цену словам Флинта и не слишком им доверял, но эта бестия так мягко стелила, что старый волк решился выслушать молодую Лису.
"Ага!" - безмолвно возликовал Флинт. Он понимал, что душу капитана разъедала подавляемая жадность и что если бы нашелся способ примирить эту чувстпом долга, то задачка быстро бы решилясь.
- Дело в том, сэр… - начал Флинт, как бы колеблясь.
- Ну-ну?
- Дело в том, что из-за этого паразита Энсона я потерял свою долю величайшего приза и не хотел бы, чтобы вас постигла та же участь…
Рык Спрингера прервал воркование лейтенанта. Флинт задел не ту струну, и дальнейший разговор потерял всякий смысл.
Флинт ходил с Энсоном в знаменитое кругосветное плавание 1740–1744 годов, когда захватили манильский галеон, самый крупный приз за всю историю британского мореплавания. Но незадолго до этого "Спайдер" Флинта сел на рифы у мыса Горн, и Энсон снял команду на свой "Центурион", где офицеры "Спайдера" пребывали фактически в качестве пассажиров. По уверению Флинта, Именно поэтому они Лишились права на долю добычи. Ну да, это ужасная несправедливость, но сколько можно твердить об одном и том же!
- Мистер Флинт, - рявкнул капитан, - немедленно вернитесь к исполнению своих должностных обязанностей, иначе я за себя не отвечаю.
Спрингер резко отвернулся и крикнул сержанту Доусону:
- Людей на палубу, тысяча чертей! С боезапасом! Штыки примкнуть!.
Тут же заорал и Доусон. Во мгновение ока отряд матросов выстроился на квартердеке, поблескивая штыками, примкнутыми к мушкетным стволам.
- Мистер Бонс! Команду наверх!
- Есть, сэр! - с готовностью откликнулся мистер Бонс, и после пятнадцати минут ругани, понуканий, толкотни и топотни более полутора сотен бравых мореходов сползло с рей, просочилось из трюмов и рубок и скопилось на шкафуте. Там они и переминались с ноги на ногу, щурясь на солнце, ловя дырявую тень от парусного вооружения и рангоута, задирая головы к квартердеку.
Сверху, доверив созерцать свою спину офицерам и солдатам, к команде обратился капитан Спрингер. Он многословно напомнил команде о священном долге выполнить, приказ коммодора сэра Джона Филипса, каковой повелевал занять, укрепить и удерживать островок Сан-Бартоломео. Особо распространился капитан по поводу стратегической важности указанного острова, жемчужины британской короны. Остановился и на страшных карах отступникам и ослушникам согласно действующим законам военного времени.
Команда все это не раз слышала. Все знали и о "тайных" каперских устремлениях лейтенанта Флинта. Он не только не делал из них секрета, но и постарался донести до каждого члена экипажа. Поэтому команда понимала, что обращается капитан не к ним, а к самому себе и лейтенанту Флинту. Им обоим капитан Спрингер, очевидно, не слишком доверял и старался поминанием короля и его законов удержать себя и Флинта от искушения.
Похоже, в этот раз капитанская уловка подейсгвовала и судно Его британского Величества "Элизабет" продолжило путь из вожделенной Карибики по запланированному маршруту. Оно направлялось к точке на географической карте, соответствующей широте и долготе, которые сообщил коммодору сэру Филипсу один бедолага. Он чудом спасся от гибели во время крушения португальского барка у берегов Ямайки. "Элизабет" - довольно крупное судно. Восемь сотен тонн. Два десятка медных пушек. Корабль, конечно, старомодный - с латинским парусом. на бизань-мачте с вулингом под бушпритом на манер детского слюнявчика и с румпельным рулем вместо штурвала с тросами, - однако вовсе не запущенная посудина, а удобное и даже уютное судно. Неперегруженная, при доброй погоде в природе и в политике, "Элизабет" могла бы показаться раем земным. Так нет же!
Что касается фок-мачты, то это место команда "Элизабет" теперь считала, скорее, адом. Мистер Флинт, потерпев афронт в своих потугах соблазнить капитана, вымицал зло на подчиненных. Как старший помощник капитана он был наделен широкими полномочиями, чтобы изгадить жизнь экипажу, к тому же природа наградила его склонностью к деятельности подобного рода. Отчего ж не наказать того, кто последним свалился на палубу во время парусных учений! Или того, кто поутру последним поднялся с подвесной койки. До этого любой додумается, Но немногие сообразят, как Джо Флинт, заставить одну смену обедающих приготовить грог другой смене, а затем стоять рядом и глазеть, как те его лакают. Или обязать вахту левого борта загадить палубу правого борта - и наоборот - для последующего отскребания и оттирания.
Мистер Флинт - личность творческая. Уличив гордого владельца трехфутовой косы в таком, к примеру, преступлении, как не понравившееся господину старшему помощнику выражение лица, Флинт приговорил его к усекновению смоленой косы на… один дюйм. На следующий день, однако, он придрался к новому проступку владельца длинной косы… Наказание повторялось до тех пор, пока косу не отчекрыжили по самый затылок..
Заснувшего за вахте матроса Флинт заставил выкинуть за борт любимую обезьянку. У другого любителя тварей божьих он отобрал попугая, дабы птица не гадила на палубу. Хотя все знали, что попугай всегда отлетал от судна, чтобы справить нужду над морем. Но Флинт пожелал заиметь птицу - и все тут. И вот она уже восседала на его плече, привязанная за лапку.
Еще он придумал фокус для желающих избежать порки - заменить ее игрой во "флинтики".
- Мистер Мерри, - сурово обратился как-то Флинт к очередной жертве. - Я собственными глазами видел, как пы изволили сплюнуть табачную жвачку на спежеотдраенную палубу. Вам за это полагается две дюжины ударов плетки. Не так ли, мистер Бонс?
- Так точно, сэр! - поддакнул следовавший за Флинтом по пятам Билли Бонс. - Я распоряжусь, сэр. Пожалуйте к люку, мистер Мерри!
Джордж Мерри побледнел; остальные, кто оказался поблизости и не имел возможности удрать подальше, увлеченно занялись своими делами, избегая даже глядеть в опасную сторону и вообще стараясь стать как можно меньше и незаметнее.
- Пока не надо, - задумчиво протянул Флинт. - Может быть, мистер Мерри пожелает сэкономить кожу на спине. Ежели захочет, конечно. И если я не буду возражать.
Билли Бонс удивленно разинул пасть, а физиономия Джорджа Мерри засветилась надеждой.
- Сразимся во "флинты", мистер Мерри? Во "флинтики" сыграем? - спросил Флинт, запуская пальцы в зелень перьев попугая.
- Сыграем, сэр! - воодушевленно отозвался Мерри.
- Отлично. Прошу вас, обеспечьте бочоночек, мистер Бонс, да дрын какой-нибудь… вон, хоть тот клинышек.
Бочонок Флийт установил на попа, матроса усадил по-турецки по одну сторону, сам опустился по другую, напротив; положил увесистый дубовый шип на днище бочонка и засунул руки в карманы.
- Подходите, подходите, ребята, позабавимся, веселая игра намечается! - радушно пригласил Флинт жавшихся поодаль членов экипажа - Ну, Мерри, - улыбнулся он своему партнеру, - играем так: я держу руки в карманах, а вы, ваша милость, - на кромке бочонка.
В наступившей тишине Мерри послушно положил руки на край бочонка, согласно указанию.
- Теперь, Мерри, в любой выбранный вами момент попытайтесь схватить эту палочку. Схватите - ваша победа, и о порке забудем. Не поймаете - можем продолжать, пока вам не надоест, а ежели надоест, извольте получить обещанные две дюжины по своей уважаемой бизани.
Мерри задумался. Глянул на Флинта. Перевел взгляд на шип, покоившийся в паре дюймов от его пальцев, на дне бочонка. От напряженного раздумья он даже язык высунул…
И рванулся к палке.
Хрясь! Неведомо как оказавшийся в руке Флинта шип расквасил ноготь Мерри. Реакция и скорость лейтенанта превзошли все ожидания. За взрывом хохота зрителей никто не услышал вырвавшегося изо рта Мерри крика боли. Попугай на плече Флинта, птица порядочная и благовоспитанная, человеческих безобразий не терпевшая, заскрежетал, захлопал крыльями и разразился потоком ругательств на разных языках мира. Чтобы придать вес своим словам, попугай клюнул Флинта в ухо.