Под еще один взрыв хохота лейтенант сам разразился руганью в адрес попугал, скинул с плеча поводок и отшвынул забияку прочь. Тот взлетел повыше и уселся на рее, продолжая возмущенно бормотать.
Флинт овладел собой, улыбнулся, вернул деревяшку на днище бочонка, а руки засунул в карманы.
- Продолжим, Джордж Мерри! Или желаете подставить спину?
Мерри снова схватил… то есть попытался схватить палку, но на этот раз кровь брызнула в стороны из его большого пальца. Он снова завопил, и опять за громовым хохотом команды никто его вопля не расслышал. Еще несколько тщетных попыток, и Мерри, поняв бесполезность своих потуг и плачевность их результата, предпочел альтернативное решение. На что лейтенант милостиво согласился.
Попугай же вернулся к Флинту, потому что никто из команды не отваживался его кормить, а капитану Спрингеру, трезвому или пьяному, все равно, плевать было на "всякие мелочи". Казалось, попугай даже извинялся за свою чрезмерную чувствительность. Он опустился на плечо хозяина, захватил мощным клювом прядь длинных черных волос лейтенанта и медленно протянул волосы сквозь клюв. Впоследствии он восседал на флинтовом плече без всякой привязи, улетая, лишь когда лейтенант учинял очередные безобразия. Постепенно попугай научился заблаговременно угадывать, когда лейтенанту захочется "позабавиться". Тогда он взлетал на мачту и отсиживался там, прежде чем Флинт успевал раскрыть рот. Команда странным образом люто возненавидела невинную птицу. Ее прозвали "Капитаном Флинтом". Когда попугай покидал плечо хозяина, команда шепталась и ворчала:
- Гляди, ребята! Проклятая птица опять на рее…
Но худшего от Флинта они еще не изведали.
Наказать Джорджа Мерри следовало не как-нибудь, а в полном соответствии с уставами военного флота Его Величества, для чего полагалось получить приказ капитана. Эго всего лишь формальность, но на нее время требуется. В ожидании приказа Мерри заковали в кандалы. В утреннюю вахту на следующий после игры с Флинтом день, как водится, команду собрали, провинившегося привязали к поднятой решетке палубного люка и отполосовали на его спине положенные две дюжины ударов. Поскольку Мерри уже потерпел от Флинта во время самой игры, то и наказание перенес не стойко, как положено храбрецу, - зажав меж зубами кусок кожи, чтобы не издать ни звука, - но с воплями и стенаниями, чем еще более расстроил и без того нерадостную команду.
Мерри отвязали, унесли, палубу вымыли, и вот уже стукнуло восемь склянок. Пришло время полуденных замеров. Во время этой церемонии лейтенант Флинт требовал соблюдения полной тишины. Затем команду отослали вниз, обедать. Лучшее время дня. На подвесных столах пушечной палубы расставлены полные миски свинины с горохом, пряностями и солениями, сухари да грог.
Шумное, веселое время. Но только не для Джорджа Мерри и его сотрапезников. Джордж сидел, как кол проглотил, неестественно выпрямившись. Он был обернут компрессной бумагой с уксусом - корабельный хирург считал это первым средством для заживления разлохмаченной спины. Пальцы Джорджа перебиты ловким лейтенантом Флинтом, поэтому еду и питье подносили к его рту товарищи.
- Эй, Джордж Мерри! - раздался голос от соседнего стола. - Тебе, должно быть, не сладко?
- Да уж, в пляс не тянет, мистер Ганн, - вежливо ответил Мерри Бену Ганну. Мистер Ганн сидел за столом квартирмейстеров, людей, способных и судном управлять. Это элита команды, и к ним все всегда обращаются, добавляя "мистер".
- Ну да, болит, конечно… - задумчиво протянул 1 | Ганн.
- Угу - промычал Мерри, закусив губу.
- И думается тебе, что не по заслугам тебя отделали.
- Думается…
- Тогда послушай… И вы все послушайте, - пригласил Бен Ганн соседей Мерри и своих собственных, Бен Ганн - человек серьезный и солидный, хотя и странноватый. Его уважают, но и несколько сторонятся. Как будто разум его следует каким-то иным курсом, нежели помыслы его товарищей по команде.
- Все вы, знамо дело, слыхали от Флинта о манильском галеоне. И как его обошли при дележе, потому как он оказался в пассажирах…
- Ну… Еще бы! - отозвались сразу несколько голосов. Не одна голова боязливо обернулась, опасаясь, не подкрался ли незамеченным ужасный Флинт.
- А вот не всю вы историю знаете, ребята.
- Да ну? - присутствующие затаили дыхание.
- Да, не всю. Флинт и половины не поведал. А мне вот довелось услыхать ее полностью - от одного горемыки, который на "Спайдере" с Флинтом служил - Слушатели замерли. От других столов стал подтягиваться народ, уловив настроение соседей. - Пассажиром-то Флинт был, знамо дело. Тут не соврал он. - Бен Ганн хлопнул для подтверждения сказанного ладонью по столу. - Но Энсон и пассажира бы не обидел. Он мужик правильный, настоящий моряк и джентльмен. Если бы… Если бы не одна штука… - Слушатели сверлили его глазами, но Бен Ганн вдруг смолк, погрузившись в какие-то невидимые потоки своих мыслей.
- Что, что, мистер Ганн? Какая штука, - забеспокоились слушатели. Бен Ганн вздрогнул, очнулся.
- А, да… Да вот, что он на борту "Слайдера" выкинул… - И Бен Ганн снова замолчал.
- Что? - прошептал кто-то. - Что, мистер Ганн?
Бен Ганн вздохнул и тряхнул головой.
- Гадостная штука, жестокая. Счастье наше, что нас тогда на "Спайдере" не было, королями живем здесь, припеваючи, сами того не ценим… Но… Я знаю то, что знаю…
- Что же? Говори, говори! - > забеспокоились товарищи, заерзали, кто-то даже легонько подтолкнул Бена Ганна, чтобы Из того резвее сыпались слова..
Все видели, что Ганн борется с собой, выискивая верные слова. Не дело честного моряка поминать этакое. Ужасную задачу взвалил на свои плечи Бен Ганн, и все окрркающие молча ждали, когда он прервет молчание.
Глава 3
21 мая 1745 года. Индийский океан. Борт "Виктории"
Джон Сильвер и капитан Натан Ингленд прохаживались по квартердеку чуть ли не под ручку, никого не приглашая принять участие в их беседе. Погода стояла благоприятная, судно бежало резво, пушки принайтовлены, матросы по большей части бездельничали.
- Артикулы, Джон. Наши пункты делают нас теми, кто мы есть.
- Пиратами, - уточнил Сильвер.
- Ничего подобного. Если я пират, то и Дрейк пират, и Хокинс, и Рейли, и все остальные. А они пришли к титулам и к легальному благосостоянию.
- Но закон - закон Британии - отправит нас на виселицу, ежели нас изловят.
- Не изловят.
- Но могли бы.
- Прости, Господи, твою душу, Джон. Что ж, и королева Бесс повесила бы Дрейка, если бы он попался ей в неладное время. Повесила бы, чтобы угодить королю Испании. Она выполняла свою работу, я выполняю спою.
- Но…
- ДЖОН!!! - заорал Ингленд так, что аж паруса вздрогнули и все головы повернулись в его сторону. Физиономия капитана покраснела от гнева. - Чего уставились? Нечем заняться? Поищете - найдете. - Все тут же отвернулись и отправились искать какие-нибудь занятия.
- Во! Видал? Пираты это или свободно объединившиеся люди? - капитан махнул рукой в сторону команды. - Настоящая дисциплина - это самодисциплина, Джон. Дисциплина свободных людей. Наши Артикулы.
- Ну-ну, - поморщился Сильвер.
- Черт бы драл твою твердолобость, - горячился капитан, теряя терпение. - Вот что. - Он остановился, обдумывая пришедшую в голову мысль. - Идем-ка, я тебе кое-что покажу.
Ингленд решительно направился к корме, соскользнул вниз по трапу и ввел Джона в свой кормовой салон.
В отличие от некоторых других капитанов, командир "Виктории" использовал свой салон для работы, устраивал в нем совещания офицеров, здесь же вырабатывались планы операций. Большой стол, стулья, шкафы, ящики, карты…
- Прикрой-ка люк, - указал он Сильверу на дверь. - Не скажу, что я команде не доверяю, но все же кое-что надо держать подальше от соблазна.
Он нашарил ключ, отпер один из шкафов и указал на лежащую на полке черную книгу.
- Вот они, Артикулы! - торжественно указал он на темный кожаный том. - Теперь и твое имя там, внутри. А вот флаг, под которым мы хороним погибших - Он возложил ладонь на черную ткань. - А вот, наконец… - Он вытащил из глубины шкафа табакерку. Ничего особенного в ней не было. Ни позолоты, на эмали, ни даже резьбы. Такие не носят на виду ради хвастовства. Большая, вместительная, прочная, но простая. Из черного африканского дерева. - Глянь-ка, сынок, и скажи, что это работа кровавых пиратов. - Он протянул табакерку Сильверу.
- И что? - спросил Сильвер, принимая табакерку.
- Что, что… Открой, дубина чертов!
Сильвер расстегнул застежку, откинул крышку, заглянул внутрь. Ничего… лишь два круглых кусочка бумаги, с дюйм в поперечнике каждый, на каждом следы древесного угля или стершейся сажи.
- Пустяк, бумажонки? - спросил Ингленд и сам себе ответил: - А ведь каждая из этих бумажонок свергла капитана. Одной Летур сместил Дэвиса, другой я сам сместил Летура.
Сильвер подцепил пальцем один из кружков. Перевернул. НИЗЛОЖЕН. Единственное слово на незапачканной стороне. То же и на второй бумажонке.
- И… Что это?
- Черная метка, сынок, черная метка. Средство, которое применяет команда, чтобы снять неугодного ей капитана.
Сильвер ухмыльнулся.
- Как будто детская игра.
- Только лучше в такой игре не участвовать. Капитан, получивший метку, предстает перед судом команды. И никто не смеет тронуть вручающего черную метку, не смеет помешать ему. Никто не имеет права тронуть и того, кто черную метку готовит. Л тот, кому ее вручают, подлежит суду… будь он хоть трижды капитан.
Ингленд завладел бумажками и предъявил их Сильверу по очереди.
- Эту вручили капитану Дэнни Дэвису, жадному до добычи, до чужих доль. Его повесили на рее. А эта для капитана Френчи Летура. Он навлек на команду слишком много бед. Его мы отправили голышом к Ямайке, десять миль пешком по водице.
- И какой отсюда вывод?
- Вывод, сынок, такой: мы здесь, на борту этого судна, живем по закону. Так же точно, как на борту любого судна короля Георга Английского, короля Людовика Французского или короля Карлоса Испанского. Разные короли, разные законы. И у нас иной закон, но это закон. Наш устав, наши Артикулы. Следовательно, никакие мы не пираты.
Слова капитана звучали столь искренне, с такой убежденностью, что Сильвер кивнул, соглашаясь. Он столько раз уже слышал одни и те же доводы, что утратил способность их опровергать. Да и кому охота думать о себе плохо? Так даже здравомыслящий человек принимает слабо обоснованные гипотезы, если они способствуют его самоутверждению.
- Ну и ладно, хватит об этом, я тебя не для этого пыл пал. - Ингленд смерил Сильвера задумчивым взглядом. - Ты неплохой парень, Джон Сильвер, с командой поладил. Знаешь, как они тебя зовут?
Сильвер ухмыльнулся:
- Как не знать!
- Ну, скажи.
- Долговязый Джон.
- Точно. Долговязый Джон Сильвер. Ты и вправду самый у нас долговязый. И один из лучших, не захвалить бы. Прирожденный мореход и вояка бравый. Можешь вести за собой. Так вот, Долговязый Джон Сильвер, я задумал сделать тебя офицером. Мало того, что у тебя хватка подходящая, так ты еще читать-писать умеешь да и в арифметике силен. А это у моряков встречается не чаще, чем яйца у евнуха. Я сегодня же начну готовить тебя на третьего помощника. Что на это скажешь?
- Большое спасибо, капитан! - рука засиявшего от радости Сильвера взметнулась к шляпе в салюте.
- Ты, как я понимаю, и сейчас не лыком шит. Курс держать можешь?
- Смогу.
- Вот и покажи. Пошли к штурвалу.
Они направились на мостик. Обменялись приветствиями с вахтой, с рулевым и первым помощником.
- Дай-ка мистеру Сильверу попробовать. Курс норд-норд-вест и по возможности ближе к ветру.
Рулевой убедился, что Сильвер перехватил штурвал за торчащие из него рукоятки, и отступил назад, предоставив управление судном стажеру. Ингленд и первый помощник стояли рядом, наблюдая за действиями испытуемого.
Удержать судно на курсе - задача не из сложных, тем более что Сильвер многократно занимался этим на других судах и набил руку, навострился следить за парусами и идти по заданному курсу, не насилуя штурвал, минимальными усилиями, Однако это задача и не из самых простых, поэтому действия Сильвера вызвали одобрительные улыбки капитана и первого помощника. Команда глядела на долговязую фигуру нового рулевого.
- По парусам будут предложения, мистер Сильвер? - спросил Ингленд, слеша толкнув в бок первого помощника.
- Я бы фок-топсель выпустил, капитан, - не раздумывая, отозвался Сильвер. - Судно выдержит, а рулить легче будет.
Предложенное Сильвером выполнили, и "Виктория" действительно пошла легче, лучше слушаясь руля. Теперь уже и из команды раздались одобрительные возгласы.
- Неплохо, - сдержанно похвалил Ингленд, - Займемся теперь ходовой доской. Расскажи мне, что это за штука и с чем ее едят.
- Есть, капитан! - улыбнулся Сильвер, Так же обстоятельно, как принял, он вернул штурвал вахтенному рулевому и шагнул к колонке нактоуза, в которой размещался компас. Здесь висела на крюке деревянная плакетка с рядами расходящихся от центра отверстий, повторяющих румбы картушки компаса. Из отверстий торчали колышки, прикрепленные к доске тонкими шнурками. - Каждую четверть часа по песочным часам с кормы опускают лаг, определяют скорость судна.
- Хорошо, - кивнул Ингленд, - скажем, определили мы скорость, пять узлов. Что теперь?
- Пять узлов, четверть часа, курс норд-норд-вест… - Сильвер воткнул очередной колышек в соответствующее отверстие и глянул на капитана. - Цель этого прибора - в течение всей вахты регистрировать курс и скорость судна.
- Верно. А в конце вахты?
- В конце вахты вахтенный офицер - Сильвер повернул голову в сторону первого помощника и отдал честь, - заносит данные о скорости и курсе в таблицу. - Тут Сильвер поджал губы. - А дальше я не силен, сэр.
- Ничего, научим, - успокоил Ингленд. - Но сначала полуденные склянки…
Рында, небольшой колокол, висящий в своем особом "храме" на полубаке, издал четыре пары ударов, возвещая конец предполуденной вахты.
- Восемь склянок! Смена вахты! - заорал боцман. Застучали по палубе босые пятки, вахта правого борта сменила вахту левого, которой пришло время отдыхать. Таков порядок военного флота, и капитан Ингленд не желал иного. Тут же на мостике появился ординарец капитана с большим деревянным футляром треугольной формы. Он открыл коробку перед Инглендом.
- Сэр! - почтительно обратил на себя внимание ординарец, и Ингленд вынул из футляра сложный инструмент, конструкцию из эбенового дерева с латунными шкалами и сложной оптикой, снабженную даже крохотным телеекопчиком и всякими винтиками да барашками.
- Всем известно; Долговязый Джон, что эта штука называется квадрант, но далеко не все умеют им пользоваться. Сейчас мы с тобой начнем знакомство с этим в высшей степени полезным изобретением, а последующие уроки преподаст тебе второй помощник.
Ингленд кивнул второму помощнику, тоже державшему в руках квадрант. Вынул свой квадрант и первый помощник капитана.
- Полдень, - сказал Ингленд. - Начало судового дня, и мы сейчас… Что с тобой, парень?
Сильвер не отрывал взгляда от квадранта. И взгляд этот обеспокоил капитана. Предмет этот почему-то поверг Долговязого Джона в ужас. Видел он, разумеется, как судоводители пользуются таким инструментом, но самому прикасаться к этой походной обсерватории не приходилось. Сложность прибора буквально подавляла и вызывала панику. Есть люди, боящиеся высоты или темноты. Некоторые безосновательно трусят при виде пауков или мышей. Иные не переносят замкнутого пространства или, напротив безграничного. Долговязый Джон увидел себя на краю бездны абстрактного знания, отличного от конкретики бытия, от того, что можно потрогать, погладить или взять в руку.
- Нет, сэр, ничего. Я внимательно смотрю и слушаю. - Трусом Долговязого Джона не назовешь ни в каком смысле. Он заставил себя взять квадрант в руки, вслушивался в пояснения, послушно заглядывал, куда положено, крутил, что велено, и даже задавал вопросы.
Но все потуги были напрасными. Он так и не смог подавить в себе беспокойство. И оно перерастало в страх - Долговязый Джон боялся выказать себя неспособными опозориться перед капитаном и командой.
Позже, в капитанской каюте, когда Ингленд принялся объяснять* ему, что такое широта и долгота, как судно находит путь под куполом небесным, смятение Сильвера лишь возросло. Он вовсю пытался собрать силы, вникнуть в эти пеленги, градусы, минуты, но - никак. Голова его пухла, перегревалась, горящий обруч сжимал лоб, виски, затылок, из глаз текли слезы. А когда Ингленд, вооружившись элегантным латунным циркулем-делителем с воронеными стальными иголочками, начал объяснять счисление пути, "мертвое счисление", Долговязый Джон закачался и чуть было не рухнул замертво. Уронивший циркуль капитан едва успел подправить траекторию падения незадачливого ученика, ловко усадив его в кресло.
- Что ты, что ты, Джон? Малярия, дери ее нелегкая?
- Нет, сэр. Не могу. Не потяну я. Что угодно… За юлотом нырять… В атаку на абордаж… Что угодно…
- Погоди, погоди, не понимаю. - Капитан озадачился даже больше, чем сам осознавал. У него не было ни семьи, ни детей, а тянуло кому-то передать свой опыт, вырастить смену, что ли… Казалось, лучшего кандидата, чем этот Долговязый Джон, и не найти…
- Не могу, сэр. Ничего я в этих таблицах не понимаю.
У капитана отлегло от сердца.
- Ну, ерунда. Так каждый поначалу думает, не ты первый. Упорство и настойчивость, и все одолеешь.
И они продолжили занятия. Упорства им обоим не занимать. Они бились не одну неделю, и иногда Джону даже казалось, что он вот-вот начнет усваивать… Но на деле его обучение походило на потуги бесталанного, лишенного слуха музыканта, который пытался воспроизвести всем известную мелодию и плюхал в уши слушателей ноту за нотой, видя на лицах окружающих плохо скрываемую досаду.
- Не понимаю! - поражался капитан. - Я своими глазами видел, как ты с точностью до пенни просчитал в уме стоимость груза. Ты можешь осилить абстрактные цифры. А эту штуковину из дерева и стекла - никак.
- Груз я вижу, могу потрогать. А это же… - Сильвер в отчаянии уставился на инструмент. - Это черная магия!
Ингленд вздохнул.
- Значит, никак?
- Никак. Лучше и не пытаться.