Выспренно раскрываться - равно рисковать;
Дримы стыдливей, чем горница, где кровать:
Им априори не цвесть - проходным двором.
В душу укромную пустишь ретивую рать -
Та разворотит доверья дверной проём;
Рота сапог, распоров до святилища дом,
В храме твоём надругается над ковром.Сам не заметишь - а ворс-то завял да поник;
Дух обезбожен, как обожжённый язык.
Обезображенный дрим-то поруган, поруган……Будь изворотлив, пронырлив и многолик:
Обзаведясь артиллерией верных улик,
Уполномочься молчать омрачённо-грубым,
Уполномочься мычать, подражая трубам,
Но не пускай никого на священный родник!
Друг - самовольно, с мечом? Он казался другом.Если же был - пусть не лезет, как вор во храм,
В душеньку - хам, пировать - неопрятно-упрям.
Пусть твои дримы, что драмы, читает сам -
Не по фальшивым афишам, но по глазам.Ты, заклинаю, не мучь, не мочи мечту
Щёлочным светом, гулом по голым крыльям.
Прочь! - опорочит горячность фею бессильем,
Тем облачив обнажённую - в нищету.Очертенев - никого не пускай за черту.
…
Не фасонить мечте
в неглиже -
чересчур нежна.
Кожу воздух оближет - она зацветёт водырями.
Береги мечту, будто история искажена:
И она горит героиней в твоей же драме!
Говори: "Это Бог мне! Блаженная жизнь! Жена!" -
Прочно пряча
за недоверчивыми дверямиТам, на дне души, где душисты свечами - зонги,
Где покойно, и тихо, и чисто, где час - намолен.
Ведь твоя душа глубока, как глаза беспризорника,
Как закутанный в материн голос закат над морем.А по морю лавируют вольные каравеллы,
И на мачтах мечты раскрыляются парусами.
Сколько тех парусов? Как бы волны, кровясь,
ни ревели -
Не вместили б числа их, свечения б не описали.Там ей будет сохранно, мечте, точно в тёплой
памяти -
Лику Бога да имени слишком любимой женщины.
Только не оголяй, умоляю, не дай пораниться.
Сокровенному - веришь ли? - проще всего -
обжечься.
"Упиваться смешным превосходством - устань…"
Упиваться смешным превосходством - устань,
устань.
Безодёжно в колючем морозе - не стынь, не стой.
Нерестится ли месяц монистами звёздных стай?
Удивлённо глядишь. Больно воздух сегодня густой.Он густой, как румянец под пыльным фарфором щёк,
Точно эти глаза, сквозь меня целовавшие даль.
…Мне сегодня сказали, что мир октябрит ещё;
Удивлённо гляжу: я-то думал, теперь - февраль.Я уйду - на морозе останешься стыть одна,
Но за пыльною наледью вспыхнет небесная аль,
Стоит только назвать моим именем тёмную даль -
Ты получишь ответ и не будешь удивлена.
Снег выпал
Кто-то шепчется на снегу -
Это мои следы.
Снег сегодня выел тоску:
Слеп, как дрёма, и сед, как дым.Снег спросонья выпал, как шанс -
На дорогу, ведущую вверх…
Он укутал, бело-мышаст,
Землю в волчий мех.Принародно принарядил,
Накружившись всласть.
Я сегодня долго бродил,
Не боясь пропасть.Оттого-то теперь покрыт
Веской вязью весь -
В землю выплаканный навзрыд
Сон и сын небес.В землю выплакан - лёг на ней,
От ступней бугроват:
Я сегодня блуждал вдоль дней -
То вперед, то назад.Утомившись, присел на миг,
Как на сваленный дуб.
Слышишь, шёпотом снег дымит?
То века идут.
Friends will be friends
Сердце рёбра сдавили - столь сильно оно разрослось,
Мандариновым соком кровь потекла по жилам;
Мне свежо оттого, что по-прежнему нежно-живы
Те, с которыми встарь породниться душой довелось.
Ante
Bellaночью свит, ты явил мне свет, сальвадор;
Или даже не свет: я не в силах спасаться светом.
Сквозь небесное сито солила наш разговор
Прошлогодняя осень, какая на всё - ответом.Раззвонилась высшая просинь - по ком, по ком? -
Просыпаясь мукой
через частые звёзды-поры.…Ночь снежила снаружи, а я зимовал под замком.
Ты курил - и кудряво по камере цвёл покой,
Без которого звери, наверное, роют норы.Звери роют, а я не горю - подниматься с нар,
Мне бы - в небо глядеть, коль окно до поры прорыто.
Сквозь него ты влетел, сальвадор - соловьиный дар,
Лёг со мною серебряным телом ночной сюиты.Нам на пару синелось дыханием звёзд впотьмах;
Ночь была в потолке - васильковым оконным
квадратом.
Мы лежали на нарах - ровно, рядком, брат с братом.…Верно, пах я тюрьмой - как царевны в своих
теремах.Мы чему-то с тобой хохотали - совсем как люди.
Ты курил,
и нутро домовины полнил
дымок.
В нём я радостно знал: тут наутро меня не будет,
И, упрям, как пророк, твёрдо ждал -
ступить за порог.Ждут с подобной отвагой, что кровь превращает
в студень,
Только звери - освобождения из берлог.Прошлогодняя осень твои просолила сказки,
Был ты - тень соловьиной трели, отцветшей давно.
Я на небо глядел - в васильковость мою -
без опаски;
Снегом сытно-сиятельным сыпало в нас окно…А к утру появились Они,
скрежетнув засовом,
Затопив аритмией топота коридор.
И меня увели, как других уводили. Словом,
Ты, невидим, остался один, господин сальвадор.Растворился в дыму отгремевший по мне приговор.
Ты явил мне свободу; с нею иду на костёр.
"От ударов судьбы раскраснелась щека…"
От ударов судьбы раскраснелась щека;
Не поддамся - не отверну!
…Ты хотела бы жизнь приручить, как щенка,
Я же - выиграть, как войну.На кону - чистоумье? Коль я - на коне,
Кланом рухнет невзгод колоннада.
…Ты мечтаешь о тихом и ласковом дне,
Мне же дна - никакого не надо!Царским именем мама меня назвала,
Каждый звук его - песней налит.
Ты чураешься зол, мне - любая зола
Пламя спящее напоминает,Что однажды цвело - и распустится впредь,
Только - гуще, подруга, гуще!
Зол бежать - только преть да не петь в полный
рост.
Опираясь на трость, я стою; выбор прост:
Треснет мост - рухнет грешно-грошовая треть
Между греющим и грядущим.
Краткая хронология французской поэзии
Вийон! Вы, висельник весёлый,
всевластно взъели явь властей.
Остряк Рабле, безрубло-голый,
пообнищали-с до костей
Перед лицом планеты всей.
Считая тело - лучшей школой,
Театром храм назвали сей.Творцы! Поэты - всяким фибром!..
Столетья шли, прощаясь хмуро.
Взрастает новая фигура
На фебосклоне стихогиблом.
Верлен лавирует верлибром
В волнах вербального велюра.
Рембо ребячески мембрану
морали рвёт, мордуя мир.
Аполлинер, не ставя точек,
Шелка французских оболочек
Грызёт до ран, до вечных дыр.
Северностоличное
Петербург причастился мной, пренебрёг другими;
Утонул в его гаме я: небо пошло кругами.
Ты, столица с лицом врагини, с нутром берегини,
Вкруг меня развернулась причудливым оригами
И, прищурившись, пахнешь годами, какие погибли,
Каждой нотой в моём отцветающем детском гимне:
Пахнешь манной пургою и мамиными пирогами.Пахнешь кашей детсадовской, пахнешь кошкой
дворовой -
Столь же дымчатой, сколь и твои-то, столицыны, очи.
Дышишь в уши мне хором оравы задорно-здоровой,
Как веслом, ностальгиею - мысли, как волны,
ворочая,Ведь вторая семья называлась нашей оравой!
…Мы, ребята, рассеянны, чёртовы семена:
По Руси ребятня, как простуда, разнесена.
Я и сам-то теперь - в белокаменной, в златоглавой.Приезжаю - как рану, прошлое вскрыть захотев:
Звёзды (те, что на пиках Кремлёвских) -
сменить на треф,
На хохочущий крест якорей-то - реки да моря…
Приезжаю, верный привычке: отбывшее отымев,
Мы назад повернуть хоть однажды у времени
молим.Только страшно, Петрополь, страшно дышать тобой!..
Ты, конечно, не дым. Ты, приятель, потяжелее…
Я приехал, пожаловал гостем - теперь жалею:
Мне гостить у тебя - это, знаешь, тупая боль.Как гостить, если ты, Петербург, - мне гранитные
кости?
Если ты - мои жилы, служившие, точно часы,
Так исправно, что - стыдно и тошно?.. О судьи,
бросьте:
Питер - стан мой и стон мой. Я его… я его сын.Вновь подстреленный - маюсь, да с миной побитой
псины:
Ловит ранушка ртом губастым родимый воздух…
Зажимаю ладонью - но сволочь глубже трясины,
Знай гудит, выпуская наружу остатки силы,
Дарит городу их. А над ним - небо синее,
в звёздах…Неба взор, как у бабушки ласковой, тёмно-ясен:
Им глядят только сны да портреты пятидесятых…
Отрываюсь от Родины - мыслями, мастью, с мясом -
И блуждать улетаю осенним листиком ясеневым,
Словно страстные письма, не помнящие адресатов.
Пах насквозь продырявлен, а город… он пахнет,
пухнет,
Перенаселён
силуэтами
воспоминаний,
Полутёмными пятнами - каждое путник, путник…
Им забытое детство было заботливой няней.С завывающим пахом, разинутым нараспашку,
Уезжаю. Сколько ещё будет дурню - дыр?
…Слёзно Питер уткнулся носом в мои следы,
Словно прежде, когда-то… в отцовскую я - рубашку.
Истине
Голос спит в моей груди - тихо;
Просыпаться голосу - не с кем:
Истина погибла от тифа;
Прочее не кажется веским.То, что в сердце жило отрадой, -
Там во склепе тлеет бумажном…
Истина скончалась от рака;
Прочее не кажется важным.Прочее не кажется вечным,
Прочее не кажется прочным.
Спит мой голос тихо, как вечер -
Теменью вдоль сельских обочин.Спит мой глас и через сон помнит
Милую, родную, но - ту ли?
…Полегла на бранном ты поле,
Пала от предательской пули.Полегла, святая отрада!
Сгинула, отрадная святость…
О, моя единая правда,
Для чего ты от меня спряталась?Без тебя - трясинушка манит,
Свет и тьма не знают раздела…
Голос мой во сне обнимает
Милое холодное тело.Там, в груди, во склепе бумажном,
Вы вдвоём. Он спит, ты - почила.
Отчего ж до сей поры
я - жива?…Я умею верить в Однажды;
Думается, в этом причина.С Верою недужим мы тяжко,
А без Веры - неизлечимо.
Знаю - силы нет обмануться!
Вы в груди - и мартовский лес в ней.
Будет Пасха - из земли куцей
Вырвутся свободные песни.Голос мой захочет проснуться;
Только ты - воскресни,
Воскресни.
"Я гадала полдня на Беляево…"
Я гадала полдня на Беляево:
То ли мир - меня, то ли я - его.Резвилась радость адово,
Коса кромсала камень.
Мороз меня обгладывал
Собачьими клыками.Белым-бело, Беляево
Зевало, завывая…
Любовь моя объявлена,
Как Третья мировая.Пургою мёл перловою
С молельным умилением
В меня, темноголовую,
Безудержный миллениум.И коже было холодно,
Душе - тепло, что в храме:
Душа любовью холена,
Пришедшей к ней с дарами.Метелью, снежно брезжащей,
Москву тоска хоронит…
Душа - в бомбоубежище:
Её война не тронет.
Единица
Ничьею напраслиной мир не мерь:
Ты Богом обласкан - ему и верь.
Расхожие фразы - всеядным хлеб:
Живи, не измазан в хуле и хвале.Блаженнее голод, чем вкус дерьма;
Блаженнее холод, чем адская жарь.
Обиженный город, где только дома, -
Без неба его не жаль.Себя ты, как нытики, не лелей:
Где желчь самокритики - там елей.
Теснить и тесниться - удел нулей,
А ты - единица. Ведь так - милей?
Авель
Брела по земле я с Авелем,
Был песнею полон рот.
Но друга схватили Те Самые
И грудью - на эшафот.Клинок к кадыку приставили
И выплюнули от щедрот
Ему - обо мне: "В бесславии
Помри, или пусть поёт!.."Но тщетно руками потными
Мусолили честь палачи:
Невинные ни оробелыми
Не воют, ни обречёнными:Шептал мне Авель: "Не пой ты им…"
Очами кричал: "Молчи!"
Уста его были белыми,
Глаза его были чёрными.Под взором, под небом - сутулая,
Для светлых лелеянный гимн
Сглотнула я, трудно сглотнула я,
Чтоб он не достался другим.И комом та песня - не песнею -
Застряла в горле моём:
Казнили Авеля бестии,
Сквозь брань хохоча втроём.Один, что назвался Каином,
Мне кинул, травинку жуя:
"Достойна рукоплескания
Великая стойкость твоя".И прыснул глазами карими,
Безжалостный, как Судия.…Сутулой трое оставили
Лишь небо, что зрит в упор.
Брожу я под ним без Авеля,
Одна брожу - до сих пор.Тугой немотою мой вздыблен путь:
Ест горло проглоченный гимн…Как хочется песню выплюнуть! -
Но нет: не идёт к другим.
Диалог после поэтического вечера
Посвящается Анне Дворжецкой
- Девушка, здравствуйте! Знаете, вы прекрасны!
Вот что скажу я вам просто и без прикрас.
Только нарциссы и пресные… педерасты
Пренебрегли бы морями солёных глаз!
Видите ль, дева, хоть я не безгрешный пастор,
В Господа верую: выдумал Бог контрасты
Только как повод тухлому миру - вас
Звонко представить, а после - противопоставить.
В голосе вашем - всевластная сласть, уста ведь…
- Сударь, вы льстите.
- Вернее - попался в сети!
- Сударь, окститесь. Сударь, не окосейте!
- Дева! Ваш голос - созвездий иконостас!
Искры таланта - суть всякой из ваших песен……Влажен издышанный воздух. Глаза сухи.
Зал - словно сад, над которым закат погас;
Сад, замолчавший кустом опустевших кресел…
- Сударь, простите. Так вам по душе - стихи?
Петь - я не пела. Читала.
- Вопрос прелестен!
Только…
- Не слушали?
- Слушал!
- Да слышать - глухи.
- Девушка, что вы!.. Однако в повторный раз
Мне повторите вы стихосплетенье фраз!…Зрительный зал опустел, а закат погас.
Девушка снова читала, читала долго,
Словно на сцене, словно на Сцене Сцен.
Голос её разливался, шальной, как Волга,
Силой беря Вселенную под прицел.Кончен концерт; стих пролился лавиной по воле.
Хлынул, как ветер, - для неба и лишь для него.Не было зрителей.
Не было.
Только Двое:
Бог и Поэт отвечали за Рождество.
Письмо к Богу
Здравствуй. Неловко, но снова тебе пишу:
Лишь за последние сутки, поди, раз пятый.
Я со своими грехами - гороховый шут,
Гору каких, попотев, нагребёшь лопатой;
Нынче тебя мне напомнил сосущий шум -
Там, в голове, на минутах-гвоздях распятый.Там, в голове - ты поверишь? - кадит бедлам.
Череп - котёл, тишина - за его пределом.
Кажется, мир раскололся напополам:
Прежде был целым, а сделался - оскуделым.
Господи! Ты отлучился по важным делам;
Я отучилась лечиться любимым делом.Тик обрела, однако, на этикет:
Тик - на тактичность латентного мракобесья.
И, как назло, стала слышать всё чаще: "Нет,
Деточка, Бога! Бог - сказочен!"
Бог, посмейся!
Те, кто заврался, верят себе - во вред,
Месиво смысла предпочитая мессе,Коль разговор зашёл о приоритетах…
Бог, извини, но они с высоты сует
Смотрят при этом глазами попов отпетых,
Так что утонешь, прозревши, в созревших ответах,
Ни одного-то не дав!.. Ты, мой Отче, сед;
Те ж, кто тебя не пускает на свой банкет, -
Серы, что стены в общественных туалетах.Боже, но есть и такие - кто напролом,
Кто с топорами - в душу мне, в думы, в дом.
Кто не отягощён кандалами приличий.
Знаешь, и голос у этих - трескучий, птичий,
Голос - один на всех, понимаешь, Отче?
Тот, что впивается в мозг, точно лезвие, точен.Отче, такие толкуют без всяких "деточек",
Без мракобесно скупых экивоков морали.
Нынче - ворвались… Целую ночь проорали,
На уши ночь поставили, кверху дном.
Что - этикет? Им не надобно этикеточек!Сами ярлык навесили: "Богохульница!"
Молвили, мол, не знавали таких еретичек.
Чёрно сказали, топорно, не ставя кавычек:
"С Господом, ведьма, толкует? Годок - и скурится!..""С Богом нельзя напрямую, мол".
Надо - кривенько?!
"К пасторам топай! К алтарищу - на покаяние!"
Будто мне здесь не видать Твоего сияния!..
Будто не друг Ты мне; можно подумать - я не я!..
Чёрно сказали: "Бросай-ка свои кадрильки,
Где-нибудь только, в языческой Океании,Боги-де шастают славно в людской грязице".
Ты ж, по словам их, невидан, немыслим, далёк,
И ни за что бы со мною не стал возиться.Кончили тем, что стихи мне шепчет не Бог!
"Это, мол, акция Боговой оппозиции!.."К Фаусту - гиперссылку,
Топор - затылку;
Ой, как лезли в бутылку!..Есть ведь такие, Отче, что напролом:
Ты - по делам. А они - тут как тут. Поделом
Мне, слабосильной, которой ругаться - влом."Эту всю муть твою, веришь, нашептывал Бог?"
Верю? Нимало.
Но ведаю.
Им - невдомёк.Ведаю вдоволь; ведаю, Отче, Господи!
Ведаю, заперта в мыслях своих, в странном космосе,
Где бесполезна и самая мысль о компасе.
Череп - чертог о четыреста четырёх
Чёрных стенах. Я внутри, как в проклятом хосписе -
Тем лишь спасаясь, что мой не настанет черёд
Раньше, чем ты возвратишься. Войдёшь. И на край
Душной постели присядешь. Мой Бог! Ты, Господи,
Будешь дышать, сам душистый, как синяя рань.Я прошепчу тебе: "Боженька, все мы тут гости-де".
Ты мне ответишь: "Ну так домой - не пора ль?"
Исполин
Лето! Ты помнишь пляску её волос?
Рыжих сентябрьски, купанных в сонном утре…
Им подражая, и небо-то всласть вилось
Медным рассветом - медовым, что эти кудри.Кудри клубились, порой разлучаясь врозь
Палевыми лучами над пыльным полем;
То - колосилось. Шёл по нему Колосс,
Выше намоленных временем колоколен.Песнею детской заутреню отбренчав,
Шёл Исполин. Из полуночи шёл, величав,
Тёмное небо румяня теплом касаний:
Словно зарю с пламенистыми волосами -
Доченьку рыжую нёс Человек на плечах.