…
Мир просыпался. И приливал Восток
Кровью к щекам небесным, что за ночь остыли…
Мой Человек рассекал кораблём пустыни -
Время, в котором (как в поле!) не счесть дорог.
андалузский пёс, накошаченный глаз и странная метель. не стихи, а канитель
мне бы - вечности внутриушно.
золотушно - не худо, не бедно,
коль бездушное стало душно,
коли медленное - моментно.меж моментно и перманентно -
взмах пера, тень крыла внутриглазно…
мне бы - мира за раз, мессой нетто:
что балластно - блестит заразно.нет мне нот, а не то б - наверно -
я б не телилась голосновно.
для чего чудить внутривенно,
если можно - внутримосковно?
мама. сквозь метель, мама
Небо светлое, как мамины глаза, -
Я гляжу в тебя, как сердцем - в образа.Небо дует - и сквозит в нутро метель.
С виду - тело я, по сути - светотень.Мысли путаются, как пути - в пургу;
Отвернуться бы - себя не берегу.Не сомкнуть очей, когда пурга не вне…
Где-то мама стосковалась обо мне.
Погашенное
Пока девчонкой жизнь в бинокль
Рассматривает свой экватор,
Балконам / облакам / блокнотам
Вверяя эру альма-матер,
Эпоху утреннюю… яТебя пою, пойми, по нотам:
Как роль ролей, как мантру мантр,
Пока что в потолок плюя.Взрослеет жизнь, как всё людское:
В постель - с зарёй, встаёт - с полуднем.
Моргнув, хлебнула грогу скорби
Глазами я: привычным буднем
Экватор жизни предо мной.Тебя кричу, хриплея вскоре:
Твердь почвы зло трепещет студнем…
Креплюсь душой оплёванной.Моргну опять. Глаза открыла -
О небо! - вяжет жизнь старухой
Чехол для вечности. Чернила
Пролил мой вечер - мол, унюхай
Сквозь темень самый верный ход!..Финал. Вершина. Что отжило -
Теперь предстало повитухой:
Терзая сумрака живот,
Наружу из него течёт
Новорождённый свет. Упруги,
Вспухают молниями жилы
На коже небового брюха,
Рябого звёздами с натуги.И в том младевственном сиянье
Святеет всё. Вздохнёшь - умрёт
И страх, и старость. Только рот
В луне, как в зеркале, поёт
Осанну, точно заклинанье.Ступени пройдены. Вершина.
В былое снегом раскрошила
Я душу; снег поля покрыл
Низинные. Вперёд, вперёд!..
Уход цветёт любовью сил;
Моей любовью звёздосвод
Плюёт -
да в лестничный пролёт,
который мне дорогой был.
"Я удрала бы до Европы-то…"
Я удрала бы до Европы-то
От народного нервного ропота;
Чужестранной натурой тронута,
В ней цвела б, от своей схоронясь.Или падчерицею тропикам
Придурнулась бы, мыкаясь робко там.
Я б долой… - да стипендия пропита
И на морде не высохла грязь.Чёрт дери! Наша сырость - не Сирия;
Как скулит земля от бессилия!..
Я - лицом в неё: подкосили меня
Те, с кем сердно делила путь!..Но об этих молила, просила я
У блаженных голов Василия.
Храм бессловствовал - дура спесивая,
Я своё продолжала гнуть.И осмеяна всею Россиею
(Бита смехом, как хлыстищем - лошади!)
Вновь - на Красной со сраму площади -
Зло валилась Руси на грудь.…Я в Бразилию б иль в Малайзию,
Полонезом бы - в Полинезию
Унеслась. Да - никак! Эх, чёрта с два:
Прочно прочь кандалы не дают!..Ведь сама ж сему безобразию
Присягнула - его поэзию,
Вкус родной чернозёма чёрствого
Полюбила, как чудо чуд.Бдят терПитер и Москоу-Сити.
Бредит Родина. Рдеет стяг.
Други! Ярости не просите:
Эх, косите меня! Косите!..
К небу только не голосите -
Мне обещано: вас простят.
"Ты живешь где-то там - где тамтамы зарю стучат…"
Посвящается Ольге Усачёвой
Ты живешь где-то там - где тамтамы зарю стучат,
Где Танталовы муки восходов пестры кумачами…
Я сижу на земле; начинил, начернил меня чад:
Опорочили те, что полжизни к плечу приручали.Чад клубится, как порча, как вечность, чей край
непочат -
Это чатятся мысли - исчадья тщедушного века…
Ты теперь где-то там, но с тобою нас не разлучат -
Неделимых, как мачта и парус, как путь и вектор.Я сижу на земле… иль, быть может, я есть - земля:
Мёрзлозёмный последний лоскут полотна погостов…
А с бессонных небес надо мною смеётся заря,
Алой нежностью кутая мой обнажённый остов.А вокруг - ватно-вдовые воды трубят буран,
И по ним - корабли со слепыми глазами на рострах…
Если видишь оттуда, что жизнь моя - океан,
Дай забыть, что сама я забытый тобою остров.
Коррида
Тот город гремел, точно ратное время,
Органно гудя оголтелой толпой.
Служила орава оправой арене,
Её обступивши блокадой рябой.И рты говорили, и взоры горели:
Арену огнём нетерпения грели -
Вот-вот запылает бой!И гул расползался, как поросли сора,
По площади, жаждою зрелища сыт;
С почтением вторили нервно сеньоры -
Шальному сопрано своих сеньорит.Столпившись поодаль, как странные горы,
Глядят свысока витражами соборы,
Но чинность теряют церковную скоро:
Грядёт коррида коррид!Толпа свистит! Толпа вопит!
Людской океан гомонит-кипит!
…Изящно скор, как вздор или вор,
Вскакивает матадор -
На общее обозренье.
Ликует столпотворенье,
Волненьем рождая шторм.
Да здравствует матадор!
Да здравствует матадор!..Бравадно не опуская лица,
Герой сеньоритам кланяется;
Скрививши подобострастно рот,
Сеньорам честь отдает:
Мгновенье - вся честь отдана!
Толпа восхищеньем пьяна…А битва близка,
Люд жаждет броска
И рукоплесканий роща тесна!..
Об руку рука,
О площадь - нога:
Как топота сила громка-велика!
На бой выводят быка.Едва появился он - город замер,
Опутанный шорохом праздничных лент,
При виде исчадия древних сказаний,
Смурного - как дьявол испанских легенд.Копыта пудовы, и взгляд его вязок,
А шкура черна, точно самая тень.
Шёл медленно зверь - злом немыслимых
сказок,
Которым пугают испанских детей.И жалобно взвыли дряхлые церкви,
И стон колоколен омыл облака,
Когда заскрипели натужно цепи,
Пленившие плоть быка.Рогами
рыл
он воздух - густой
И жгучий, словно старинный настой.Но вновь загудел многолюдный рой;
И бык взревел с толпой в унисон.
Вселенскою силой свирепо он
Рванулся вперёд,
и времени ход
Стал бегом стремительным.С небом томительным
Слит колокольный стон.
Коррида! Корриду, сестрицу раздора,
Рождал исходящий силою пляс.
За стягом пунцовым тореадора
Утробная страсть по арене неслась:То бык, не закован природным законом,
Как буря, свободен от мер и мерил,
Взмывал над землёю игривым драконом
По воле упругих невидимых крыл.Взлетал на дыбы, гарцевал нарочито,
Исполненный силы, что славно слепа,
Мычал, исполняя безумные па…
И солнцем искрились лихие копыта.Но сталью сверкнуло, взметнувшись, копьё:
Исчадье, пади! - вот призванье твоё.
Пади от руки победителя,
Радетеля, повелителя!..
Пади -
да с трепещущим древком в груди.
Пади!Багрово вино;
плоть - земли черней.
Ты, горло, утробную боль пролей!…И хлынуло горе - изгрудный вой:
Бык рушится наземь, извергнув боль.Ликует народ! Овладел толпой
Поистине славный бой!..Выходит вперёд смущённый герой;
О времени ход - минуту утрой!
Неистовой бури хвалебной - минуту!..
Тщеславье - проситель, мгновение - люто:Порвалось, как волос; другому черёд…
Поклоны герой господам отдаёт,
В ответ - продолжения страстного ждёт
Грозы всенародного рукоплескания.
Знать бы грядущего тайну заранее!
Знать бы грядущего мига секрет…
Чуть загремел вожделенный ответ -
Как безвозвратным угас замиранием,
Гордою вмиг головою поник:
Воздух взрезая, безудержный крик,
Смешанный с кровью, прорвался наружу…
Чёрное тело наземь обрушив,
Духом кричал умирающий бык.Тело - что хлеб, а кровь - что кагор,
Вязок, что ладан, бездонный взор,
Смертью сгущаемый до первоздания…
Выло, давилось воем создание,
Рёвом хлестало в каждый собор -
Только б железо изжить из плоти.
Битвы итог наблюдая - поймёте? -
Кожей мороз ощутил матадор.Грохот толпы отдалился в туманы,
В них и потух, словно рыцарский пыл…
Бык умирал. Щедро ширились раны
С каждым порывистым взмахом пьяным
Драных обломков невидимых крыл.…
Вальсом конвульсий - почва от порчи падучей;
Мир аритмично сердечится от "пур фаворе"…Бык возлежал - грузной, грязною, грустной тучей,
Масляным чёрным сгустком рогатого горя.Сила смеркается, в смерти себе не верясь;
Гибель в разы розовее заката розового:Кровь кислотой выжигает глаза кабальерос,
Очи красавиц ласкает, подобно розгам…В этой крови, в этом сладком победой нектаре,
Руки умыл матадор, на колени рухнувши;
Ею же были омыты небесные дали.Ветер, как в волосы, в струны испанской гитаре
Пальцы в сердцах запустил. Облака рыдали,
Словно душа беспросветно ослепшего юноши.
"Мы сидели с другом на крыше, на самом краю…"
Другу детства. Лаэрту.
Верному товарищу Никите Турчиновичу.
Мы сидели с другом на крыше, на самом краю,
Словно в речке, нагими ногами болтая в мареве.
Снизу улица сельская гудом плела про июль,
Сверху - небо на головы липло дурманной марлей…Далью поле глядело, а кровля была горяча -
Мы сидели над миром, как на опустевшей арене…
Друг спросил меня голосом старого циркача:
"Что, взгрустнулось?" - и детской своей головой
покачал.
Я в ответ: "Ничего!.. Только долго тянется время!.."Крыша зыбилась: дом копошился под нею людьём;
В животе моём - лет куролесила чёртова дюжина…
Друг был годом прочней; помолчав, он сказал:
"Пойдём", -
А потом рассмеялся, не глядя в глаза - незаслуженно!
И нырнули мы в мир - с островка, где царили
вдвоём,
И, доплыв до калитки, простились до "после ужина".…"После" было - песок: жизнь сквозь пальцы
пёстро текла!
Голова моя сорным её сумасбродствам - улей.
Пятилетка морщиною меж бровей пролегла,
Просто - пропастью
между двумя берегами июлей.Два июля - в последний зарывшись, теперь молчу,
Тенью первого силясь душить рёвоток Ярила…
Мы - на крыше. Под нами не дышит недвижный чум:
Чумовое - причёсано, чудо - отговорило.И от кровли промозглостью пасмурит. Мы сидим
На остылой - на ней, как на старом, усталом вокзале.
Ждём? Дождём даже души свежеют в тисках груди.
Нынче - скулам свежо: не умею молчать глазами.В них ты смотришь, как в воду. Как в зеркало:
"Что, взгрустнулось?"
…Повзрослелось, родной: "Только разве что самую
малость…"
Что не толком ценилось и больно долго тянулось -
Ох, коварное время! - порвалось, родной,
порвалось…И ныряем мы вниз - с верхотур, где царили вдвоём.
И плывём до ворот. Ни следа во саду, ни сладу.
За обломки былого цепляясь, кляну водоём;
Тот - зеркалится, тихо глотая мою досаду.
"Земляника зари раскраснелась по зелени крон…"
Земляника зари раскраснелась по зелени крон;
Мы сидим визави, ты глаза мои пьёшь, как ром.
Мы умрём - но однажды; пока что - лишь лето живей.
…Если дерево пляшет - оно не щадит ветвей.Солнце - плачущий Бог; всякий луч - облакам рубец.
В нас вселилась Любовь - злополучный,
нахальный бес -
Точно ревностный вирус, который если засел -
То, конечно, не вырвется. Разве только совсем.…По зелёным кудрям - позолотой ползёт седина.
День целован, румян; ром задорно дерзнёшь - до дна?
Лейся, землю ласкай, листопад: серь - нелепый тон.
Мы проснёмся? - пускай!
Это будет потом, потом.А пока - Апокалипсис, дальше - бордовый бред:
Слава богу, покаялись - там ещё, в долгом "пред".
Мы молчим тет-а-тет по своим берегам стола;
Если вечности нет - значит, попросту отцвела.…Осень сонно вздыхает, рушась наземь спиной.
"You're my soul, you're my heart…" -
лучше "нас" только "ты со мной".
Кудри ало-багровы - в ногах обнажённых дубов:
Осень пала; над гробом рыдает солнечный Бог.Звёзды ясные слёзно по савану снега цветут.
Мы уже несерьёзные, но всё равно ещё тут.
Что, умрём, говоришь? Я не верю, и ты не верь:
Если дерево дышит - оно не щадит ветвей.
"Я видела душу, на странное море похожую…"
Я видела душу, на странное море похожую:
В подобные хочется, - но с побережья, бережно, -
Ворваться, мужаясь, мурашась тёплою кожею
О брезжащее, блаженное, неизбежное.Души надышалась я этой, не брезгуя разными,
А в некоторых, что в гостях, зависая до ночи…
Все желчные - густо с изнанки гноились язвами,
И язвы вблизи казались безмолвно стонущими.Успевшей привыкнуть "без стука - через глаза",
Мне чудится: щурятся нынче все двери - глазами.
В какие-то души я пела - как в тысячный зал;
В иные вползала - как разве что на экзамен…
И плюнула, помню, в одну, точно в ведьмин казан -
По-моему, это стряслось в районе Казани.Я по душам шаталась, будто по кабакам,
В каждой, радуя жадность, молилась местным богам.
И случалось, что лезла в те, на каких - засов,
Но по прочим - повесой, не помнящим адресов.Где-то топят по-чёрному, где-то - камин разрушенный:
Нет, не быть приручённой мне - разве что выть,
придушенной…Я чуралась зеркал, глаз своих не даря визитом:
Сорной душеньке собственной,
слишком не многословясь,
Все чужие предпочитала. В моей же - Совесть
Знай точила язык, неподкупна, что инквизитор:
Поселилась назло да назойливо стала в мой сор лезть
Натуральным - но призраком! -
нутряным паразитом.В свою не любила я бездну нырять, но в твоей
Однажды заделалась заживо завсегдатаем.
По полу - ковыль там, по стенам волной - акварель.
"Чужие заметят? Смешно: не проникнуть сюда-то им!.."В душе твоей пахло нагретым песком, сквозняком
Да дрянью, которая склеит и то, что не клеится,
Да жухлою книжкой, открытой на главке "Закон…"
(Ньютона и Любится. Ох, извините, - Лейбница).Я, верно, умею в души входить, как в раж.
Не это ли блажь? За неё вы меня отравите.
У мальчика там, в глубине - притаился гараж.
Обычный гараж, а на нём - "Здесь был Бог"
вместо граффити.
Люби
Люби - назло любому земному замку
(Плоть камня - рухнет, когда бесплотное выстоит!).
Внезапно, не завтра - люби душой наизнанку;
Люби, как весна воскресает, - всецело, воистину!..Настырно, нескладно, жадно, как напоследок,
На автопилоте, ветром из подворотен -
Люби!.. Близоруко (пожалуй, не следует - слепо),
Чтоб всё-таки видеть мир - но престранным слепком
Со строгих контуров; видеть - абсентной пародией
На сливочность плоских импрессионистских полотен.Люби!..
Голос милый
(Как пенную небь - парашютина)
Вдыхай! И полнись им, трещи по швам - я прошу тебя!..
Вдыхай! И лети мотылёчком в рассвет пожаристый;
А голос, как воздух, в себе держи - и не выдохни:
Едва опустев, обескрылишься. Помни, пожалуйста:
Всего безвыходней - с грохотом в землю, в вывихи.…В руинах былого устанешь молчать изувеченным,
Суставно повыкручен ломкой по Безрассудному…
Влюбившись - люби. Доверчиво, долговечно.
Люби - иначе иссохнешь, отцветшим веточкам
Подобно: по-доброму людям редко отлюбливается.
Любить - это как поспеть на последнее судно, на
Поезд последний в преддверии революции;
Укрыться от популяции, лиц, полиции
И сблизиться - прочно. От прочего - отдалиться,
Укрыться в Первичном - от мира, который вещен,
От смертного мира в мирке сумасбродно-мудром…Любовь - это то, как неистово поздний вечер
Сливается с добрым утром.
Сердце матери
Сердце! В тисках тоски ты пленённым зверем
Скачешь по клетке, на прутья бросаешься люто.
Бьёшься в оковах так яро, что больно звеньям:
Цепи звенят, словно струны расстроенной лютни!..Жилами пухнешь, плотью ссыхаясь всё крепче
(Не каменеешь - лишь вопреки поговоркам).
…С голоду сердце утрачивает дар речи -
Падает, корчась, горячее тело калеча,
И за решёткой рёбер взвывает волкомВ тёмной груди - обречённо, как вьюга в марте;
Волком, который гибнет, недавний воин…
Смолкни, замри да прислушайся повнимательней:
Вещее сердце моей беспокойной матери
Воет в ответ тебе сладким, неволчьим воем,Лечит овечьею лаской, почуяв неладное,
Сочной волной колокольной с далёких подворий…
Самую силу в песню посыльную вкладывая,
Так, что становится в клетке вас будто двое -Узников, двое (и это - святая явность,
Коли залог - материнская неколебимость).
Лишь бы ты, сердце иссохшее, не боялось,
Лишь бы, насытившись, с болью ровнее билось.Зова втянувши носом,
Привстать волк пытается,
Ёрзая яростно оземь сизым войлоком
Брюха. Душенька тушу по клетке волоком
Тащит к свободе агонией дикого танца.
С жизнью расстаться? В тягучую жизнь скитальца,
Словно бы в сладкую мякоть - тёплого агнца,
Сердце голодным до света вцепилось волком,Мёртвою хваткой вгрызлось, до ужаса живо…
И успокоилось. Стало дышать ровно.
Словно бы всласть надрожавшаяся пружина -
Вскоре затихло покоем. Внутриутробно -
Осоловело уснуло; каждою жилою
Славя спасительность Древнего,
чудом Дарованного…Мать моя где-то ладонь к груди приложила,
Греясь от жертвенной плоти дрожащего овна.
Зеркало
Вижу, подруженьке-то - откипелось, отбегалось…
Отгрохоталось внутриголовно, никак?
Из зазеркалья тобою любуется бледность -
Твой молчаливо-ласковый дубликат.Из-под угодливой глади (какого лешего?) -
Дева (смешливо? насмешливо? - не таи…)
Зрит в тебя, будто бы в корень лица повзрослевшего,
Зрит двоецарствием глаз, что теперь - твои.Воды застыли над ней, точно их проморозило,
Инеем - пыль расползлась по стеклу поверхности.
Сумрак окутал деву покоем глазетовым,
С нею же нежа твою обнажённую суть.