Вижу, подруженька: узницей звёздного озера
Ты отраженью - себе-то - клянёшься в верности,
Низко склонившись над круглым стареньким зеркалом…Свечку задуй. Приляг. Постарайся уснуть.
Ночность
Вечность в ночи заперлась на засов
Нежиться в чудесах:
Ведьма с крылами из двух голосов,
Со звёздами в волосах.Юркнула между зарёй и зарёй
Издревле юная мисс -
Наворожить (только глазки закрой)
Милость длиною в мысль.Веки сгустишь ты, как жалюзи,
Враз тебе - dream to feel:
Воздух, огнистый, что мон плезир,
Ярче людских текил,Небо изнанки твоей Москвы
(Точнее, запах его) -
Райство вечностной ворожбы,
Чёртово волшебство…После заката - ангельский лай
Хочет по тропке дуги.
Знаешь: гуляй, рванина, гуляй;
Беги, Лола Форест, беги!..Вечность отнежится, снежностью строф
Небо в кровь искусав…
Взор распахни в аритмии часов:
Семь утра на часах.
Травести
Поэма
Я. Ширинову
1
Друг, заклинаю: пожалуйста, не раздражайся!
Душу не режь справедливым "ты-в-этом-вся".
Я ведь по правде - до дрожи устала жаловаться,
С горя в плечо тебе скверною морося.
Мы одногодки; мне, жжённой, пора бы прожариться.
Ты же - не мясо и мыслишь, как в пятьдесят,Даром, что по восемнадцать пока нам обоим
(Знаю, звучит, как "по стопке!" - но ты не пьёшь).
Жизнь - это бар. Бармен - Бог; он душевно болен:
Пропасть в глазах его, волосы - будто рожь.
Я попросила: "Дай-ка… пожить бэд боем!"
Он - хохотать: "Эдак старою девой помрёшь".Бросилась к Богу я: вечно была упрямица! -
Лацкан Господен в костлявой смяла горсти.
И опалил ему бороду пламень румянца
Яростно раскривлявшейся травести.
Глаз его бездна плеснула: "Не страшно пораниться?"
Знаю: я не умею себя вести…Буйно во мне
сердце пойманной птицей
билось.
Я не боялась: спесью была крепка.
Бог - приколист; он чудовищно щедр на милость
К тем, кто особо заслуживает тумака.
Вскоре случилось ужасное: я влюбилась!
Горько влюбилась в гордого дурака.
2
Вообрази: наподобие истукана
С первого взгляда столбом соляным врасти.
Бог всемогущ, и метель для нутра стакана,
Бесы для рёбер и всякой другой кости -
Суть аргументы: у Господа фирменный стиль!
Стёкла плясали; я воском с висков стекала,
Плавясь под взором Всесильного Старикана,
Словно под солнцами тысячи Палестин.В Бога въедалась я мыслию: "Бог, прости!
Только из тела каменного выпусти
Бабочек рой! Им, несметным, дай вольную, барин!.."
Просьбы вползали в траншеи Его морщин
Жадно - так вечно бывает, когда молчим.
Друг! Дело было всё в том же бездонном баре
С вывеской "Жизнь" и с фасадом советской бани;
Там непродышно - что рыбе в консервной банке
После морского отплясыванья; там чин
Нищий обрящет по ходу досмертной пьянки…
Там я влюбилась - как водится, без колебаний,
Божьею куклой - в ближайшего из мужчин.Раз - и в оплёванный пол недвижимой вросла горой.
Кожа лишилась пор - так ведь, Боже, ты шутишь
порой?
Умер во мне, умер разом разум-король,
Справит поминки запертых бабочек рой.
3
Друг, мне в Дубай бы. Зарыться в дубовность Дублина,
Как головою, седою от пепла, - в песок.
Было рожденьем отсыпано вдоволь дури нам;
Друг, я пустею: осталось граммов пятьсот.
Знаешь, как любят те, чья душа не люблена? -
Ею, душою, наружу сочась из сот
Девственным мёдом, что десятирублёвая
Дрянь - вот и хлещет литрами сам собой.
…Любят такие, любовь бесстыдно выблёвывая,
Вскоре острея лицом под сердечный сбой.…Только не надо про "слушай-молчи-зарёванная",
Коли не терпишь про "скоро-помру-не-спорь".
4
Совесть пасёт меня высокородным трибуном;
Время тайком норовит повернуться вспять.
Друг,
я, не грянув бэд боем,
травлюсь рэд буллом:
Только б не спать. Понимаешь, надо не спать.Спать - это вредно, особенно если в баре,
Ломкие руки под голову подложив.
Слышал о принципе "каждой твари по харе?"
Здесь по-другому: "не выдворили - значит, жив".
Это кабак. Бог - хозяин, и он же - барин,
Все остальные - кучка взаимно чужих.
5
Друг, я провидица! Было снаружи не выше нуля,
Минус по Цельсию мерзостный, сто пудов.
Только уснула - из "Жизни" раздетую вышвырнули
(Хоть бы подохла, мол. Дескать, долой пройдох!).В снег я - ничком, точно палою звёздочкой.
Вирши мои
Жгли его лавой, горючей, что слёзы вдов.
…Я на морозе была непривычно нелишнею,
Даром, что пахла настрелянными "Давидофф".
Бросили в снег меня, тёплую, прямо из бани;
Таяла бель подо мною, смягчаясь будто бы.
Я в её млечность - намученными губами,
Морщась, мычала горечь любовного бунта.…Бог наблюдал за мной. Тенью в окне запотевшем
Бармен буробородый маячил желчно.
Друг, он бессмертен, и этим себя мы тешим:
Дескать, останется - ноченьки звёздами жечь по нам,
По падежам имена склонять, нами подержанные…Только Господь хохотал надо мною: "Где же
Дерзость твоя? Где ж мятежная, грешная женщина?"
6
Не удивляйся: Боженька - батюшка взбалмошный,
Чадушек-то повоспитывать всласть - мастак.
Бар растворялся в пурге - отходящей баржей;
Бог, затихая, бранил меня брошенкой - барышней,
Душу продавшей чёрту за четвертак.
Что же Любовь-то большая? Пропащей Любашкой,
Друг, на крыльце развалилась, как наглый моряк, -
Каркать, позоря хоромы, дескать: "Приди в чулан?"…Звёзды
россыпью взоров
вонзало придирчиво -
Небо в хребет мне. Я, гадкая гарна дивчина,
В наст нестерпимо врастала рисунком наскальным,
В снег зарывалась, руки корнями пускала в нём,
Вглубь - до ядра Земли, Вселенной, Раскаянья…Друг, я сливалась с настом. На совесть. Так,
Что становилась сама - белозвёздный наждак.
Каплею, сгустком сердцебиенья горячего,
Въелась в жёстко-снежистый крахмал простыни,
Косность костей под кислотным светом утрачивая;
Люминесцентный шёпот искрился, вкрадчивый
("Больно, красавица? Стерпится, не стони…").
7
В уши кручинится жидкая виолончель,
Спит проспиртованный воздух под пульс рябой.
Сердце твердеет околевающей птицей.Вдох. Выдыхать нельзя: потолок закоптится.
Час - не один: надо мною толпой врачей -
Многоголовое время. Гуд бай, бэд бой?
Звёзды засели в хребте. Хриплый выдох. Боль.Люминесцентное солнце. В пальцах мороз.
Чьё-то "Борись!.." До бессилия мой Невроз.
Лезвие в плоть. Образа за резьбою риз.
Бриз сновиденческий: брось, не борзей, борись!..Розовый иней узорами. Стенокартон.
Стенокардия зари за грудиной оконною.
Жизнь - это судно. (Суд, но Страшный - потом.)
Жизнь - это судно. (Бог у руля. Тритон?)
Каждый однажды окажется за бортом;
Я оказалась, устав иссыхать покорною.Воли хлебнула кривым от внезапности ртом,
Вечность сомкнулась над телом пучиной, дурача… Вой
Мира затих, этой впитан вечностной толщею…
Лишь с корабля мельчающего (утраченный,
Кажется) - голос-фонарь прожигал меня, вкрадчивый,
Солнечно-сочный, глядящий - не тараторящий…
"Что, нахлебалась солено?" - слово то ещё…
"Ладно, не дрейфь, о дрейфующая: поворачиваем!.."Голос Господень.
О, кислород для тонущей.
8
Друг, я не знаю, где прячется край земли с
Крайне ему присущими атрибутами.
Друг, я сейчас закончу - прошу, не злись!
Просто, ты знаешь, когда невозможно будто бы
Вспомнить исток (если хочешь, начало) притчи
(Кажется, вакуум занял жилплощадь памяти!) -
Стоит его положить, как любое иное начало,
Словом! Права у пустот-то, как правило, птичьи…
И говорить, словно лидер неведомой партии,
Хоть бы шептать - только так, чтоб душа кричала,
Птицею билась, поймана в горе-силки,
Плакала небом надземным, на волю вечную
выменянным…Друг, я спала, как умеют такие… сякие.
Друг, я проснулась, прорвавшись твоим именем.Друг, я проснулась - в помятой кровати, в палате
(Истинно белой - светом залеченной памяти).
Друг, я проснулась - больше не быть мне калекой.Время уходит - постылый, усталый лекарь,
Нам оставляя, расщедрившись, вечность
прижизненной…Волю исполни - нынче же окажись со мной?..
Лидером партии сольной - волю исполни
Ты, фортепьяный уже от неведомой сладости
(Тех, кто не пьёт, до такого дурманит Любовь)…Небо разверзнет губы - спросонья, бесскорбно,
Высосет сорность былого бессумрачным "Славься!.."Счастие небесовское.
Мы и Бог.Белость крыла по щеке. Осень. Оземь. Озимь.
Здравствуй, бескрайность - упавшее набок восемь.
Колдунья
В зимний вечер, ясный, погожий,
Через луг - океан заснеженный! -
Человек колеёю исхоженной
Шёл - истоптанной, поизъезженной.
Впереди-то малёвано мелом -
Эдак на холмы намело…
Цвёл закат целовально-медным,
Время было белым-бело.Человек дышал тяжкою тишью,
Словно пойманный в цепи нежные;
Вдоль дороги - деревья застывшие
Руки вскинули оцепеневшие…Солнце в мёрзлых объятиях путалось,
Между пальцев ветвистых буйствуя…
"Сколько ж, - путник глядел, - сколько же тут вас!.."
Да всё дальше - тропиною узкою -Брёл вслепую - на стынь, горе-зов,
Выдыхая паром усталость…
Ночь стекала на горизонт
С облаков. По нему разрасталасьЧёрным заревом - лесом чернильным
Гематомно томных теней…
Путник плыл: речка-ночь подчинила им
Человека, ничейного в ней.- "Бедный!.. Бледный!.. Как ты одинок!"
- "Дева! Небо, как ты мила!"
- "О, куда завела тебя воля ног?"
- "О, куда меня ночь завела?"
- "Человек! Чем навет наплетать на рок,
Ты сейчастья вдохнул бы чистого впрок,
Часу, сказочного добела!.."То пред ним - на дороге дорог
(Где ж вы, свет - неустанные сани?)
Тень - с рябыми, что дикий дрок,
Сребро-блёсткими волосами.
Мол, продрог, дорогой? Продрог,
Ты, бесконный всадник?..Тень - навстречу. Всё ближе. За
Ейной детской спиной - дальних вотчин
Брезжит быль, вожделенная цель.
Человеку глаза в глаза
Дева - пряно, прямо (по-волчьи!):
Выдыхает путнику в очи
Кутерьму-метель.В тьму утробную свода - белёсый рой мотылей;
Роем бель-мошкара задурманила трезвую темень…
Чуть вдохнувший той пляски - потерян телом
в метели;
Чуть вкусивший - с душою сошёл в карусельный
плен.
Надоело - в себе, мол? Вырвись, милок, на деле:
Тело кинь, как надел, как постылый престольный
терем…
Востро-выспрен восторг. Воспротивиться странно-лень.Рой мятущейся бели встревоженно-беспределен,
Неделим, неподделен - как всё, чем взаимно владеем…
В дебрях чуда-сейчастья не тесно ни двум неделям,
Ни распухшей до вечности ноченьке, брезжащей,
взбалмошной…С хороводом хрустальной страсти сливаясь в ветер,
Человек расплясался (оставивши тело в кювете)
Расплясался, плескаясь пургой на потеху ведьме -
Той, какую посмел окликнуть своею барышней…Той, какая цветёт волосами (о, дикий дрок!),
Деве с детским станом, с устами, к каким прирастали…Рёв пурги. Звёздный шторм. Беспредельность
бесовской стаи
Мух белёсых. Сугробы, что мёртвые горностаи,
Кверху спинами спят по брегам дороги дорог.…
Кровь рассвета разводами стынет на этих спинах:
Верно, солнце, как сердце, некто сжал в кулаке,
Позволяя нектару течь меж невидимых пальцев.
Свод светлеет, рябь наважденья всенощного скинув;
Поле бело: то ширь, не тревожимая никем,
Беспредельно спокойный простор,
непорочный панцирь.Тишь да гладь. Глядь сюда - на свежем снегу ни следа.
Он бездейственно девствен, мерцающий,
словно слюда.Ни души. Только дерево новое в стыни купается,
Средь таких же - рученьки вскинувшее навсегда.
"Вижу с балкона: ночь над Москвой…"
Вижу с балкона: ночь над Москвой
нависла, как балдахин.
Ноздри ментолово ширит мороз
(им я дышу взахлёб).
Ты становишься в городе свой,
быть утомившись глухим
(слышь его душу ворсом волос,
впитывай через лоб).
Прошлое точечно щурит в меня
иглы звёздных зрачков;
небовы крылья на плечи легли,
точно густая шаль.
Я отгуляла поминки дня,
нынче мой план таков:
рухнуть ввысь, как во снах могли
те, кому яви не жаль.Сон… В баламутную благость клонюсь
гривой оттенка "смоль".
Только милее всё-таки жизнь:
я выбираю её.
Вижу с балкона в формате News:
ночь одержима Москвой.
Что ж, как обычно: того держись,
что априори - твоё.
Искренним скопом солнечных искр,
россыпью жарких ос -
душу вышёптывают фонари
в гулкую темноту.
Быть иль не быть, вниз или ввысь -
это глупый вопрос:
если цель тебе выбор дарит -
значит, поставил не ту.Щурит МОЯ недолунный глаз,
месяцем истончав, -
бежево нежась на Божьем дне,
в звонкой звёздистой глубине,
мной умиляясь над "но" и "не"
(слёзы - по мостовой):
высью влечёт серповидный лаз,
ласков и величав.Вдох. Захлебнуться хочется не -
бом, смоляной синевой.
Вязким виссоном сгустился газ:
Ночь на моих плечах.Я на балконе. Небо во мне.
Слепь пустоты над Москвой.
Исповедь
1
Много (да разного!) Фатум ниспосылал,
Только (по счастью!) прежде хранил от такого:
Мир - мерзопакостно славный салонный зал,
Я в эпицентре - к убогим нарам прикован,
Всаженным в мякоть нутра накалённым колом
К ним пригвождён, не своей несвободы вассал.Мир - миражом, пьяным морем ржи колосится;
Я - недвижим под надёжною кожей ситца,
Плёночного целлофана, каким закулёман,
Прочно от жизни сладостной защищён…Клоун, своим обернувшийся бледным клоном,
Пленно клянущийся: "Я не хочу ещё".
Диво! Его бы (меня!) - на потеху выставить.
К этому, собственно, я тебе исподволь - исповедь.
Исповедь, самую сочность, глупую, лакомую,
Вылаканнную особо острой потребностью.
Нет, не пойми превратно порывную плату мою
За неизмерность усопшего нашего "вместе".
Нет, не мечись сердечком, не мучься ревностью.
Лучше - смейся.
2
Слушаешь, верно, нынче - и страх берёт…
Можешь не лгать, каждый сам себе - самый цензор.
Прежде, поверишь ли, было всё наоборот:
Мир был мне - Рим, я ему - соответственно,
Цезарь…
Так вот и жили. А жизнь посвежей была.
Я, баламут по природе, гулял по балам
(Это, пожалуй, прыжок в ипостась Онегина).
Конунгом книг
конно нёсся я
к ногам неги на
Срок неопределённый. Теперь же срок
Пятиминутный мотаю время от времени
На перепутьях мертвенно ровных строк,
В буквенных клеймах читая бренностность бремени.
Прежде нырял я в чтенье анахоретом,
Что со мной сталось? Когда в него, как в острог,
Стал я вползать? Эх, давай не будем об этом.Мало-помалу - младость уже немила-с:
Череп ослеп осклабленным склепом хотений.
Мысли в нём тусклою пляской; их плоские тени
Ластятся к стыни стекла незашторенных глаз.Кажется, нары мои - неразрытый курган.
Окаменелые рёбра - сродни надгробью
Старых страстей. Только сердце дурною дробью
Рвётся зачем-то обратно в постылый гамЖизни, которая вкруг моего-то ложа
Свой продолжает лживый кружить карнавал.
Парами ложе обходят - и всяк вельможа:
Каждая рожа на ту, что подле, похожа;
Вместе - ни дать ни взять, хоровод подпевал,
О запевале забывших. Смешно: я тоже
Телом и делом (грешным!) - средь них бывал.
3
Дело былое. Телу не сдвинуться с места,
Телу, что мною звалось и, наверно, являлось…
В нём замурован я, взятый под скорбный арест.
Я похоронен, но, своенравней норд-веста,
Сердце из склепа рвётся, презрев усталость…
Хочется в жизнь ему. Alea jacta est.Грудь - есть надгробье.
Кол вбит в неё, словно крест.
4
Душенька бурно - наружу, на странный бал.
Хочется ей баловаться меж пляшущих кукол…
Мир ими полон. Я накрепко кожей укутан:
Рвёт её дух мой, как твердь гордых рёбер сломал.Грудь оттрещала. В пробоину дух содержимым
Хлещет и кажется встарь заточённым джинном.
Натиск сердечный выдержать ли надгробью?..
Выпорхнул дух с оглушительно бешеной дробью.Вновь на балу я - и в исступленье ищу
Лик среди масок, которые мне противны…
Не прекращая свой хоровод рутинный,
Пляшут вельможи, подобно злому плющуПлотным сплетеньем тел запрудив пространство;
Пляшут, как мысли метели, как томные тени…
Я в их собранье - мечущийся неврастеник,
Вынужденный то продираться, то озиратьсяПо сторонам - где ты, где, о единственный лик?
Тело, слепой каземат мой, осталось на нарах.
Здесь только дух - он всевидящ,
как в сказках старых,
Силою чуда, которым в миру возник
Вновь после смерти - во имя чудесных дел.
Дух неустанно ищет. О где ты, где,
Светлых очей свеченье,
какого столь
Жадно желал я, что смог сломать заточенье?
О неужель, неужель я тебя проглядел?..Чем прогневил тебя, Фатум? Чем я?..
5
Ты.
Тебя вижу - сонмом спасённых чувств.
Ты.
И навстречу всеми ветрами мчусь.
Всеми силами,
всею возможной страстью -
Мчусь к тебе.
Здравствуй.Видишь меня? Глаза поменяли окрас.
Я только дух. Я умею только любовь.
Здесь-то
с тобой не останусь - поймёт любой;
Разве что в вечность мог бы тебя украсть -