Если у парижан ланч и правда длится два часа, размышлял я, то у них в распоряжении, как минимум, один час пятьдесят пять минут после того, как сделан заказ. И кто сказал, что это американцы придумали фастфуд?
- Так о чем ты хотел поговорить? - вернулся к вопросу Жан-Мари.
- Речь о твоем коллективе, - начал я с места в карьер и тут же исправился: - О моем коллективе…
Я долго думал, как бы помягче сказать, что не хочу работать с ними, но так и не смог найти подходящих слов.
- Я не нуждаюсь в их помощи, - продолжил я. Мне показалось, это лучше, чем если бы я сказал: "Я не хочу работать с ними". Как вам кажется, а?
Нервно усмехнувшись, Жан-Мари откинулся на спинку стула. В эту минуту подоспел официант, положив перед нами два столовых прибора, завернутых в желтое полотно салфетки. Я невольно обратил внимание на торчавшие кончики ножей. Оставалось надеяться, что Жан-Мари не вытащит сию же секунду свой нож с целью вонзить его мне в глотку.
- Не нуждаешься в них?
- Пока нет. Мне нужен человек, готовый объездить всю округу и отыскать подходящие места. Человек, способный провести анализ на основе тех отчетов, которые должен был прочитать каждый член коллектива. Мне нужен обстоятельный доклад о том, что же французы ждут от английских чайных, что они хотят там видеть, что может их заинтересовать. Нужен кто-то, кто сможет предложить достойные названия и логотипы. И это совсем не то, на что способны Бернар, Стефани и все остальные.
Жан-Мари по-прежнему раскачивался на стуле. Однако за нож не схватился. Пока обошлось. Он вздохнул:
- Рабочий процесс во французских компаниях организован иначе, чем в английских или американских…
Официант вернулся с двумя бокалами пенистого пива.
- Vous avez des frites? - спросил его Жан-Мари. Я так и не понял, слышал ли тот его вопрос. - Ты прав, - теперь Жан-Мари снова обращался ко мне, - за исключением Николь, отвечающей за все проекты как финансовый директор, и Марка, чья работоспособность вырастет, как только у нас будет свой склад и все такое, я не знаю, зачем я взял Бернара и Стефани. Я просто думал, куда их пристроить. У них есть работа, но они не полностью загружены. Однако не думай, что это умаляет важность твоего проекта. Напротив, я полагаюсь на тебя в надежде, что ты сможешь организовать их, заинтересовать. Или, если не удастся, можешь не обращать на них внимания. Они найдут чем заняться.
- Найдут чем заняться? Их зарплата заложена в мой бюджет?
Жан-Мари рассмеялся:
- Ты забавный… Стоит работнику чуть зазеваться, ты готов его уволить. Тут это не пройдет. Человек вызовет inspecteur du travail, инспектора по труду, пожалуется ему, и ты будешь обязан выплатить компенсацию, в противном случае ты станешь причиной забастовки, и тогда это полное merde. - Для пущей убедительности последнюю фразу он сказал на французском. - А Бернар и Стефани работают у нас лет десять. Знаешь, каков будет размер компенсации, если я их уволю? Даже если остальные не начнут забастовку в их поддержку. А если начнется забастовка, говядина станет источать отвратительный запах, стоит рабочим выключить холодильники.
- Я не предлагаю тебе уволить их. Только…
Как же мне это сказать? "Сделай так, чтобы я их не видел"?
На горизонте снова показался официант. В руках у него была пара тарелок с яркими листьями салата, украшенными тостами и кольцами белого сыра, поджаренного на гриле. И никаких рожек. Если парень неверно понял мой заказ, то жаловаться я не пойду. Это точно.
Поставив тарелки на стол, он пожелал нам bon appétit и удалился. Жан-Мари напомнил ему о жареном картофеле.
- Je n'ai que deux mains, monsieur, - ответил официант. "У меня только пара рук" - именно этой фразой он очень вежливо послал Жана-Мари, если, конечно, я правильно понял.
- А как насчет официанта? - решил спросить я, когда парень смылся. - Ты бы не уволил его? Он ведет себя отвратительно.
- Отвратительно?
- Да. Он же груб, мерзавец!
- А! Мерзавец! Да, знаю это слово. Ты глупый французский мерзавец… - Выудив из памяти эти слова, Жан-Мари меланхолично улыбнулся, очевидно вспомнив, как какой-то англичанин унизил его. - О! Их вечно надо подгонять во время ланча. Им прекрасно известно, что недовольный клиент оставит их без чаевых.
"Я не собираюсь нанимать всяких уродов в чайные, - подумал я про себя. - Хотя, должен признать, этот парень и правда был расторопным. Сверхбыстрый мерзавец!"
- А сегодня он обслуживает быстрее обычного, - заметил Жан-Мари с загадочной улыбкой и потянулся к приборам.
Похоже, моего шефа действительно не волновало, как его обслуживают, впрочем, как и перспектива отобедать, сидя чуть ли не посередине тротуара. От припаркованных машин нас едва отделял метр пространства. Вздумайся кому-то из прохожих плюнуть нам в тарелки, это можно было бы сделать, не поворачивая головы. И с такой же легкостью Жан-Мари мог устроить кесарево сечение кому угодно одним неосторожным движением ножа.
- Давай вернемся к вопросу о твоей команде чуть позже, - предложил Жан-Мари. - Допустим, в следующем месяце. Приятного аппетита.
- Приятного аппетита, - ответил я, несмотря на то что мой аппетит был безнадежно испорчен его предложением. "В следующем месяце" - это не входило в мои планы.
Решив не рисковать, пробуя новое блюдо, я начал с маленького кусочка, и аппетит тут же вернулся. Теперь до меня дошло, что chèvre - это козий сыр, а не умерщвленный козел. Очень вкусно. Теплый, кремовой консистенции, на хрустящем тосте. Салат, приправленный грецкими орехами, был чудесно пропитан прованской заправкой. От этой заправки внутри разливалось какое-то тепло. Я был счастлив оттого, что сидел в уличном кафе, греясь в лучах сентябрьского солнца, и мне не было дела до проезжающих мимо машин и ворчащих посетителей, не успевших занять столик на веранде. Мне больше не казалось, что внушительных размеров здания с барельефами богов и животных, с массивными основаниями, поддерживающими каменные балконы, смотрят на меня свысока. Витрины магазинов, заваленные дорогущей одеждой, уставленные бутылями шампанского и корзинами с неимоверным количеством трюфелей, также не казались мне чем-то чужеродным. Буквально за считаные секунды я имел счастье почувствовать, каково это - быть парижанином.
- В остальном на работе все в порядке? - спросил Жан-Мари. Я видел, что он искренне на это надеялся.
- Спасибо, все отлично. Ах да, есть кое-какие трудности с визиткой. - Утром я получил целую упаковку…
- И в чем дело?
Я решил не упоминать, что они исковеркали мое имя, написав его как Поль Вест. Надо было решить куда более глобальный вопрос:
- Ты знаешь, что мы не определились с рабочим названием проекта и на визитках изображен логотип головной компании, "ВьянДифузьон"?
- Так, - кивнул Жан-Мари.
- Может, во Франции это и нормально, но заглавные "VD", выделенные красным, для англичанина не несут позитива, скорее наоборот. А поскольку мы неизбежно будем работать с англичанами как с поставщиками…
Во взгляде Жан-Мари засветилась тревога: "Так что же значит "VD"?"
Я объяснил.
Нервный смех потрясенного шефа перешел в кашель: бедняга поперхнулся застрявшим в горле тостом. Сделав глоток пива, он вытер салфеткой брызнувшие из глаз слезы:
- Когда я был у вас в Лондоне, никто даже не заикнулся об этом…
"Конечно, - подумал я, - но мы все хохотали до упаду".
- Мне повезло, что хотя бы теперь я знаю об этом, - сказал Жан-Мари. - Мы начали экспортировать мясо в другие страны, и я хотел сделать логотип "VDExporters".
- Действительно повезло, - согласился я. - Так как ты считаешь, не придумать ли нам для визиток что-нибудь по-настоящему с английским уклоном? Типа "Время чаепития" или "Чай на двоих"…
- Хм, или, может, все-таки "Мой чай богат"?
На этот раз тостом подавился я.
Вернулся официант и подсунул счет под соусницу. Перед тем как уйти, он сказал что-то совсем уж непонятное для меня.
Жан-Мари усмехнулся и вытер рот салфеткой:
- Ну, началось…
- Что началось?
Оказывается, официант хотел рассчитать нас прямо сейчас, потому что, являясь членом профсоюза парижских официантов - большинство из них, как ни странно, мужчины, - он должен начать забастовку. И это во время ланча, что, согласитесь, нелепо! Повод для забастовки - чаевые. Они решили бастовать, потому как, несмотря на то что парижских кафе в счет практически всегда включены пятнадцать процентов за обслуживание, "официантам, чтобы зарплата была более-менее достойной, нужны дополнительные чаевые, тем более что с введением евро размер чаевых заметно упал". Прежде во время ланча люди оставляли десятифранковую монету, но сейчас большинство оставляет монету в один евро, эквивалентную по стоимости шести с половиной франкам. При переходе на евро все кафе, за редким исключением, округлили цены в большую сторону, но это не компенсировало, на взгляд подавальщиков, снижение чаевых.
Официант снова замельтешил у столика, ожидая получить деньги.
- Но мы еще не закончили, - раздраженно заявил Жан-Мари. - Мы закажем еще по десерту и кофе.
Парень еще раз повторил что-то о забастовке, en grève.
Я никогда прежде не видел, чтобы кто-нибудь так пожимал плечами, как это сделал Жан-Мари. Он даже переплюнул того продавца в магазинчике электротоваров. Его плечи, руки и мощная грудная клетка взмыли вверх в едином порыве выразить полнейшее безразличие.
- Это ваша проблема, - прозвучала из уст моего шефа парижская мантра. Как мне показалось, он уже начал выяснять, почему, когда дело касается обслуживания клиентов, тут же начинаются разговоры о забастовке и почему, когда речь идет об оплате счета, таких разговоров не ведут.
Официант решил не ввязываться в философские дебаты, просчитав последствия возможной катастрофы.
- Хорошо, какой будете десерт? - Он перечислил десерты со скоростью, на какую способен разве что сверхзвуковой "Конкорд". Единственное, что я уловил из списка, были crème brulee и mousse au chocolat. Не задумываясь, я выбрал последнее.
Жан-Мари остановил свой выбор на каком-то пироге. Злобно посмотрев на нас, официант удалился.
- И два кофе, - крикнул Жан-Мари ему вслед.
Наш заказ был подан спустя секунд двадцать.
Официант заполучил и деньги и чаевые. Как вы догадались, размер чаевых был один евро. Люди за соседними столиками, следуя примеру Жан-Мари, также попытались потребовать десерт, но официант либо перекрикивал их, либо делал вид, что просто не замечает подзывающих жестов.
До меня дошло, что я только что получил важный урок, который пригодится для дальнейшей жизни в Париже: не надо пытаться понравиться всем и каждому - это так по-английски. Наоборот, ты должен показать, что тебе глубоко наплевать на чужое мнение. И только в этом случае ты получишь желаемое. Пытаясь расположить людей к себе, я, оказывается, все делал не так. Если во Франции ты чересчур часто улыбаешься, тебя сочтут умственно отсталым.
Выводы напрашивались соответствующие: если мне не удалось избавиться от коллектива, значит, нужно быть с ними пожестче.
Единственная трудность состояла в том, что они были… так вежливы, черт возьми, будто исполняли некий ритуал, нарушить который было невозможно. Марк и Бернар всегда пожимали руку при встрече. Каждое утро они говорили "бонжур" и интересовались, как у меня дела, затем желали хорошего дня. Если дело было днем, мне желали хорошей второй половины дня, а если мы встречались еще позже - то хорошего завершения дня. Бывало, что впервые за весь день мы пересекались где-то около пяти часов вечера, - тогда я слышал "бонсуар" вместо "бонжур". В том случае, если кто-то из нас отправлялся домой, принято было желать друг другу хорошего вечера. Я уже не говорю о многочисленных пожеланиях хорошо провести выходные (по пятницам) и удачно отработать неделю (по понедельникам). Все это было по-восточному сложно и запутанно. Едва ли после подобных приветствий оставалось время на обсуждение вопросов о непрочитанных отчетах и непринятых решениях.
Поразмыслив обо всем, я принял решение, целью которого было показать моим сотрудникам, что времена невмешательства с моей стороны закончились.
Однажды я решил познакомиться с представителем нашего кадрового отдела, полагая, что именно с ним разрешу вопрос о печати новых визиток (Кристин сказала, что заказ визиток вне сферы ее деятельности, это прерогатива исключительно кадровиков). Я по-прежнему желал видеть свое имя именно в том варианте, в каком его писали еще мои деды и прадеды. К тому же пора было заменить логотип компании, ассоциирующийся с половыми недугами, на более приемлемый вариант - "Время чаепития".
Отыскав кабинет, я постучал в дверь. Вставка из матового стекла была закрыта жалюзи.
- Войдите, - простонал женский голосок.
Оказавшись внутри, я увидел Марианну, ту самую девушку-администратора с топорщащимися во все стороны волосами. Она сидела за столом, на котором не было ничего, кроме компьютера и горшочка с чем-то напоминающим сонную дурь, но, может, это все-таки была фиалка.
- Oh, vous êtes human resources aussi? - спросил я по-французски.
- Non.
Марианна пустилась в долгие рассуждения, суть которых, кажется, сводилась к тому, что в качестве администратора она работает с девяти до одиннадцати утра и еще какое-то время после обеда. Слушая ее, я стоял и думал о том, что специалист по кадрам не должен в принудительном порядке выполнять еще и дополнительную работу. Но была ли Марианна специалистом по кадрам? Выслушав первый поток жалоб, я уже не утруждал свой мозг переводом. Девушка выражала недовольство чьим-то возмутительным поведением, и казалось, что этому не будет конца. "Почему бы тебе не найти компанию, нуждающуюся в сварливой, вечно ноющей особе? Устройся на полный рабочий день, и никто тебя не будет дергать", - хотел сказать я, но, подозревая, что это не ускорит процесс оформления визиток, благоразумно промолчал.
Пока она говорила, я взял листок и разборчиво, печатными буквами, написал новое название: "Время чаепития".
- Хорошо, вы сможете получить их только в конце следующей недели, - сказала Марианна.
- На следующей неделе? - простонал я.
- В конце следующей недели, - уточнила она.
- Хорошо, я приду за ними в пятницу.
- Лучше в понедельник, так чтобы уж наверняка, - посоветовала Марианна, гордясь своей работоспособностью.
Ну, хотя бы частичный успех. Через десять дней у меня будет материальное подтверждение того, что я не намерен сдаваться в этой войне за логотип. С нами, бриттами, шутки плохи!
Следующим пунктом моей программы под названием "Уважение к начальству" значилась Кристин.
Утром я прибыл на работу достаточно рано, Кристин, как мне было известно, всегда приходила задолго до начала рабочего дня. Зайдя в кабинет, я поставил кофе на стол и небрежно коснулся ее губ - это было как обязательная программа соревнований. Однако, целуя ее, я чувствовал, что бужу в ней Франкенштейна. Движения языка Кристин, скользившего вдоль моего нёба, напоминали работу дантиста, изучающего ротовую полость пациента. Это был поистине французский поцелуй!
Задыхаясь от страсти, девушка выдохнула:
- Идем, - и увлекла меня за собой в дамскую комнату.
Едва успев закрыть дверь изнутри, она прильнула ко мне, и нас накрыло безумство. Мы целовались взасос, бурно лаская друг друга.
Но только в моей голове успела пронестись мысль: "Черт, почему ты не носишь с собой презервативы?" - как Кристин, только что стонавшая:
- О-о! - вдруг отпрянула. Ее милое личико исказила гримаса глубокого сожаления.
"О чем такая скорбь? - изумился я про себя. - Ведь мы еще не наделали глупостей".
- Что случилось? - произнес я вслух.
- Нам надо остановиться.
- Почему?
- J’ ai un petit ami, - ответила Кристин.
Маленький друг? Что она имеет в виду? Или это иносказательное выражение для "миниатюрное влагалище"?
Видя, что я в замешательстве, она добавила:
- Un fiancé.
"Нет проблем, - хотел сказать я, - я не ревнив. Мы уладим этот вопрос".
Но как сказать все это по-французски? Решив не ломать голову, я просто шагнул к ней ближе.
- Non, ça ne va pas, - произнесла Кристин, глядя на меня с неописуемым сожалением; при этом она вытянула руки вперед, словно собиралась оттолкнуть меня.
Произошедшее было помешательством, как она попыталась объяснить мне. Ей двадцать пять, и она хочет замуж. Хочет детей. Ее жених отличный парень, и она не готова потерять его из-за романа с англичанином, всего на год приехавшим в Париж.
- Но… - Я пытался найти доводы более убедительные, чем: "Уверяю тебя, секс с англичанином, всего на год приехавшим в Париж, никоим образом не разрушит ваши отношения" или "Не переживай, я ничего не скажу ему".
- Но почему? - в итоге выдавил я на французском, глупо размахивая руками у своих искусанных губ. Я не мог оставаться равнодушным, глядя на ее милое личико.
- Это было моей ошибкой, - сказала Кристин. - Ужасная ошибка… - Она хотела, чтобы я простил ее. - И спасибо, - добавила она.
- За что спасибо? - Я не был настолько самолюбив, чтобы вообразить, будто одним-единственным поцелуем способен довести девушку до оргазма.
- Спасибо, что ты так по-английски вел себя. Ты - настоящий джентльмен. Позволил мне поцеловать тебя без…
"Да нет же! Я не имею никакого отношения к этому чертовому английскому джентльмену", - чуть не вырвалось у меня. Если под джентльменом она имела в виду мужика, который не мечтал бы переспать с ней сию же секунду, то таких джентльменов я знаю только в лице не достигших половой зрелости юнцов, ждущих, когда у них на лобке завьется поросль. Кристин, очевидно, не догадывалась, что мы, бритты, далеко ушли в своем развитии со времен, описываемых в романах Джейн Остин. Только ее героини могли быть уверены, что застрахованы от соития, случись им дать положительный ответ на приглашение прогуляться в лесу. И даже леди Ди занималась этим, спрятавшись за дерево со своим инструктором по верховой езде, не так ли? Здесь, в кабинке женского туалета, моими поступками не руководила ни одна "джентльменская" мысль!
- Извини меня, мой англичанин, - нежно проворковала Кристин и ушла, оставив меня один на один с эрегированным дружком.